Глава семнадцатая Трагедия и традиции

Глава семнадцатая Трагедия и традиции

В середине января новая лавина скандальных заголовков моментально погребла под собой все надежды королевы на достойный грядущий год. И “Daily Mirror”, и “The Sun” выпустили компрометирующие записи телефонного разговора между Чарльзом и Камиллой, тайно записанного при загадочных обстоятельствах в декабре 1989 года, почти одновременно со злополучной Дианиной “плюшечкой”. На протяжении почти всей беседы Камилла пыталась подбодрить Чарльза (“Ну ты же умный, ты же у нас мозг!” (1) Однако публику больше интересовала сексуальная составляющая – особенно желание Чарльза перевоплотиться в тампон, чтобы “жить у тебя между ног”. Дворец снова отказался от комментариев, однако подлинность записей не вызывала сомнений, подтверждая обвинения в неверности Чарльза. Согласно опросу, опубликованному в таблоиде “Today” (2), 68% считали репутацию Чарльза испорченной, а 48% предпочли бы видеть следующим королем десятилетнего принца Уильяма.

В феврале королеве удалось немного отвлечься от скандала, когда Дэвид Эрли устроил пресс-конференцию с целью “объяснить СМИ, зачем ее величество решила платить налоги и как это будет организовано” (3). Старшие советники Елизаветы II официально не высказывались, руководствуясь принципом, что “придворных не должно быть ни видно, ни слышно” (4). Однако лорд-гофмейстер, по замыслу королевы, должен был выступить, демонстрируя готовность ее величества идти в ногу со временем и открыто отвечая от ее имени на все вопросы.

Эрли намеренно выбрал местом проведения брифинга исторический зал королевы Анны в Сент-Джеймсcком дворце с огромными портретами королей – прозрачно намекая на то, что выступает от лица многовековой истории. Он подробно разъяснил, как будут платиться налоги с личных доходов Елизаветы II, а также прироста капитала после различных вычетов, включая ассигнования принцу Филиппу и королеве-матери на официальные расходы. Пресса, прицепившись к самому главному исключению, допытывалась, почему такие активы, как Сандрингем, Балморал и герцогство Ланкастерское, освобождаются от налога на наследство при передаче преемнику.

“Разве она не такая, как мы?” – спросил один из репортеров. “Нет, не такая!” (5) – ответил Эрли и объяснил, что суверену необходимы личные источники доходов, которые нельзя разбазаривать при наследовании. После презентации Эрли ропот по поводу королевских финансов поутих – однако вопросы о размерах состояния Елизаветы II и уровне расходов на предметы роскоши вроде “Британии” остались.

В том же году после отъезда королевы в Балморал скончалась в своих покоях (6) в Букингемском дворце ее восьмидесятидевятилетняя бывшая няня и камеристка Бобо Макдональд. Она уже давно числилась на пенсии, но оставалась близка к Елизавете II, которая наняла двух сиделок (7) для круглосуточного ухода за слабеющей здоровьем Бобо. Ее величество прибыла из Шотландии (8) в Лондон на церемонию прощания, устроенную в королевской часовне Сент-Джеймсcкого дворца. Почтить память Бобо пришли и другие члены августейшей семьи, а также слуги – включая сестру покойной, Руби, тоже долго прослужившую при дворе. Бобо пестовала свою “барышню” шестьдесят семь лет, однако ее уход Елизавета II приняла с обычной сдержанностью.

Скандалы вокруг королевских детей в 1993 году прекратились, хотя Диана по-прежнему доставляла немало головной боли. С одной стороны, она вовсю занималась благотворительностью, активно помогая хосписам и умственно отсталым детям, борьбе с алкоголизмом и наркоманией, тяжелыми заболеваниями вроде СПИДа. А с другой – не забывала докладывать о своих перемещениях Ричарду Кею, аккредитованному при дворе корреспонденту “Daily Mail”, стремясь перетянуть внимание на себя и затмить Чарльза с остальной родней. Параллельно она работала с Мортоном над новой книгой.

Роман со своим бывшим берейтором Джеймсом Хьюиттом она завершила в 1991 году, когда за него слишком рьяно взялись журналисты. “Она просто перестала звонить и отвечать на мои звонки” (9), – свидетельствовал Хьюитт годы спустя. После она закрутила с женатым арт-дилером по имени Оливер Хор. Роман был бурным (10), принцесса буквально сходила с ума, досаждая домашним Хора анонимными телефонными звонками, из-за которых им пришлось обращаться в полицию. К концу 1993 года о тайном романе пронюхала пресса и начала публиковать подтверждения.

Примерно тогда же Диана с надрывом объявила, что удаляется от общественной жизни, ей нужны “свобода и время” (11), чтобы разобраться в себе и заняться сыновьями, она не в силах больше терпеть “назойливое внимание” прессы. Королева и принц Филипп советовали ей (12), если уж она решила отказаться от протокольных обязанностей и благотворительности, сделать это потихоньку, без лишнего шума. Принцесса не послушалась и устроила мелодраму, однако ее все равно пригласили на Рождество в Сандрингем вместе с остальными. Десант папарацци, прибывших снимать подъезжающую Диану, в этой накаленной обстановке (13) только рассердил королеву.

Несколько недель спустя, когда Елизавета II каталась в Сандрингеме верхом, ее конь оступился и упал. Падая, королева успела оттолкнуться, однако конь все равно придавил ее, серьезно повредив связку на левом запястье. Ехала она в тот день на Сентенниале, том самом жеребце, которого двенадцать лет назад седлали для Рональда Рейгана. Бывший президент прислал сочувственное письмо, на которое королева ответила подробным описанием случившегося, сетуя на закованную в гипс руку. “Я позволила себе отвлечься!” (14) – казнилась Елизавета II.

С рукой в гипсе она отправилась в трехнедельный тур по шести карибским странам с заходом на Бермуды в феврале – марте. Этот регион ей всегда особенно нравился. “Ей не важен цвет кожи, – утверждает давний корреспондент BBC Уэсли Керр, коренной ямаец, выросший в приемной семье в Британии. – Ямайка – четвертая по величине из ее земель, и, называя себя королевой Ямайки, она не кривит душой. На Карибах все друг другу братья” (15).

Королева знала, что у Керра на Ямайке обширная родня с девятнадцатью братьями и сестрами по отцу. “Виделись с отцом, мистер Керр? А меня он видел?” (16) – поинтересовалась она во время одной из встреч. На другой день Керр поражался ее выдержке во время прогулки по Кингстону. “На нее налетела стайка женщин и стала хватать за руки, приговаривая: “Как мы рады!” – вспоминает Керр. – Она и бровью не повела, хотя охране пришлось ее чуть ли не отбивать. Она не делала из себя фарфоровую куклу, поэтому на прикосновения не обижалась”.

Три месяца спустя – 6 июня 1994 года – она вместе со страной отмечала пятидесятую годовщину высадки союзных войск в Нормандии. Кроме того, она впервые достаточно долго общалась с сорок вторым американским президентом Биллом Клинтоном и его супругой Хиллари. Накануне празднования на нормандском побережье Елизавета II и Филипп устроили банкет в Портсмуте и пригласили Клинтонов с ночевкой на “Британию”.

Сорокасемилетнего президента, сидевшего на банкете рядом с шестидесятивосьмилетней королевой, покорила “хитроумная манера обсуждать злободневные вопросы, выведывая исподволь мое мнение, но не выпячивая свои политические пристрастия <…> Если бы судьба распорядилась по-другому, ее величество могла бы стать блестящим политиком или дипломатом. Впрочем, ей и так приходилось совмещать обе ипостаси, но только негласно” (17). Хиллари, усаженная между принцем Филиппом и Джоном Мейджором, смотрела, как королева “кивает и смеется, слушая Билла” (18). На следующий день на морском берегу в Арроманше Елизавета II “светилась от радости, глядя на марширующих ветеранов – своих сверстников, – писал Уильям Шокросс. – Дрогнувшим против обыкновения голосом она обменивалась словами признательности с ветеранами. Ее наследник, принц Чарльз, стоявший там же, был растроган не меньше” (19).

Гармония взаимопонимания между матерью и сыном разрушилась в том же месяце – когда Чарльз потряс родителей выступлением в телеинтервью с журналистом Джонатаном Димблби. Принц уже два года работал с Димблби над телепередачей и сопутствующей биографией, призванными привлечь внимание к его благотворительной деятельности в преддверии двадцать пятой годовщины провозглашения принцем Уэльским. Не менее важно для Чарльза было обелить себя и восстановить испорченную Дианой в книге Мортона и в прессе репутацию.

Родителям Чарльз обрисовал суть проекта в общих чертах, когда подготовка уже шла полным ходом, и они посоветовали не особенно откровенничать в обсуждении личных вопросов. Однако принц рассудил иначе. Вышедший 29 июня 1994 года двух с половиной часовой документальный фильм охватывал широкий спектр самых разных злободневных тем, но все они меркли (20) перед коротким эпизодом, посвященным “голословному обвинению” Чарльза в “систематических изменах” Диане “с самого начала” семейной жизни. Чарльз клялся, что “хранил верность” жене до тех пор, “пока брак не развалился окончательно, несмотря на обоюдные попытки помириться”. Камиллу он упоминал лишь как “давнего друга”, однако его связь с ней не вызывала сомнений, как и возобновление романа спустя пять лет после женитьбы на Диане.

Чарльз искренне надеялся этими подробными разъяснениями “развеять миф, будто он с самого начала не собирался становиться примерным семьянином” (21). Общественного сочувствия он все-таки добился – страданиями и готовностью признать свои ошибки. Тем не менее публичным признанием в измене Чарльз бросил тень и на Елизавету II, нарушив заодно ее кодекс конфиденциальности. Кроме того, он начал новый виток пикировки с Дианой, которая в отместку стала готовить очередное выступление на телевидении.

Два месяца спустя королеву ждал еще один удар – Чарльз, как выяснилось, передал Димблби свои дневники, письма и официальные документы. Обеспокоенный Джон Мейджор (22) сообщил Вудро Уайатту, что готов воспользоваться Законом о государственной тайне, чтобы не допустить появления выдержек из этих министерских бумаг в прессе. Просьбу матери вернуть конфиденциальные документы Чарльз исполнил, однако отношения между Елизаветой II и сыном настолько испортились, что вместо Балморала той осенью принц гостил у королевы-матери в Беркхолле.

В середине октября, когда Елизавета II отправилась в Россию с историческим четырехдневным визитом (первым для британских монархов со времен прадеда королевы, который в 1908 году встречался с царем Николаем II на яхте в российских водах), в “The Sunday Times” появился отрывок из книги Димблби. Этот опус объемом в шестьсот двадцать страниц еще глубже вбил клин между Чарльзом и родителями. Королева, если верить этой биографии, обрекла сына на несчастное детство, не участвуя в его воспитании, а отец выглядел бездушным деспотом. Елизавету II и Филиппа эти образы, по свидетельству друзей, уязвили до глубины души. Королева воздержалась от комментариев, однако оба брата и сестра Чарльза высказали свое возмущение ему в лицо. Королева-мать на вопрос о возможной подоплеке всплеснула руками и воскликнула с презрением: “Все этот Джонатан Димблби!” (23)

Пока пресса мусолила откровения Димблби, королева продолжала знакомиться с Москвой и Санкт-Петербургом, всколыхнув в памяти темные страницы истории. Царствующая династия Российской империи состояла в близком родстве с британскими королями. В 1918 году дед Елизаветы II подписал смертный приговор царской семье, расстрелянной впоследствии большевиками, отказавшись предоставить политическое убежище в Британии своему двоюродному брату Николаю II. Как ни парадоксально, КПСС (24) всегда относилась к британской королевской семье с уважением, но Елизавете II совесть не позволяла наведаться в Россию до падения Советского Союза в 1991 году.

В 1994 году русские приняли ее радушно. “Монархия несокрушима, – писали “Известия”. – Что бы ни происходило в стране, британцы знают, что есть институт, который переживет любые потрясения” (25). Первый президент демократической России Борис Ельцин, очарованный королевой не меньше, чем когда-то Хрущев, рассказывал ей, как тяжело развивать демократию после долгих лет тоталитарного гнета. Ответной откровенности ему, впрочем, добиться не удалось – при попытке выведать ее мнение (26) по этому вопросу королева направила собеседника к своему министру иностранных дел, Дугласу Херду.

На балете “Жизель” в Большом театре Елизавету II, ослепившую всех блеском бриллиантов и сапфиров в диадеме, колье и браслете, встретили десятиминутной овацией. “Кажется, с драгоценностями вышел перебор” (27), – высказала она позже свои опасения придворному ювелиру Дэвиду Томасу. “Нет-нет, мэм, всем понравилось”, – заверил ее Томас, считавший необходимым “держать марку”. По мнению Дугласа Херда, “королева пробудила ностальгические чувства” у русских, “заново открывающих собственное прошлое” (28).

По возвращении домой Елизавету II поджидала очередная встряска: Мартин Чартерис неожиданно разоткровенничался о скандалах в королевской семье в интервью журналу “The Spectator”. Как он признался позже, ему заморочила голову хорошенькая журналистка, убедив, что разговор не записывается, – “очень самонадеянно с моей стороны” (29). Чартерис высказал вслух то, о чем в королевском окружении лишь шептались: герцогиня Йоркская Сара Фергюсон – “невыносимо вульгарная”, Чарльз с Дианой “явно разведутся”, но это лишь “прояснит обстановку” и не помешает Чарльзу короноваться, когда придет время (30).

Кроме того, отставной придворный объективно отозвался о королеве, назвав ее “гораздо большей реалисткой, чем кажется”. По его словам, она намеревалась “переждать бурю”, понимая, что у монархии бывают черные полосы. Королева-мать, которую Уайатт несколько месяцев спустя попросил высказать свое мнение, заверила его, что ни она, ни остальные члены семьи ни в коей мере не держат зла на Чартериса. “Обычно у него хватает мудрости” (31), – сказала она.

В марте 1995 года Елизавета II испытала “один из самых волнующих моментов в жизни” (32), впервые почти за полвека вновь ступив на южноафриканскую землю. Принимающий ее с государственным визитом Нельсон Мандела называл гостью просто Елизаветой. (Из всех государственных руководителей только он и президент Замбии Кеннет Каунда (33) могли звать ее по имени.) С Манделой королева познакомилась в 1991 году на конференции глав Содружества в Зимбабве. ЮАР тогда еще не вернулась в Содружество, Мандела как лидер АНК выступал лишь наблюдателем и, не обладая статусом главы государства, не был приглашен на традиционный банкет к королеве. Однако Роберт Феллоуз подсказал ее величеству сделать исключение. “Конечно, давайте пригласим” (34), – тотчас поддержала Елизавета II. Тогда это было чревато осложнениями, поскольку всего четыре года назад Маргарет Тэтчер клеймила Манделу как террориста.

В апреле 1994 года его избрали президентом ЮАР на первых демократических выборах без расовых ограничений. Вскоре после этого Содружество приняло бывшего изгоя в свое лоно, и в июле королева присутствовала на посвященной этому событию службе в Вестминстерском аббатстве. Состоявшийся спустя восемь месяцев визит Елизаветы II в ЮАР вызвал большое воодушевление, особенно в черных кварталах, где люди выходили с плакатами: “Спасибо, что вернулись!” “Обе стороны получили огромный эмоциональный заряд” (35), – утверждает Дуглас Херд.

Гораздо меньше Елизавета II могла ручаться за доброжелательное отношение британских подданных. Все внимание по-прежнему перетягивала на себя Диана – новостями о телефонном преследовании Оливера Хора; книгой, подробно описывающей роман с Джеймсом Хьюиттом, которого желтая пресса окрестила “крысой”; продолжением опуса Эндрю Мортона, содержащего шокирующие подробности самоистязания Дианы, а также сенсационными заявлениями о намерении вернуться к благотворительной деятельности (36) – спустя менее года после истерического ухода с этого поприща.

В преддверии 8 мая 1995-го – пятидесятой годовщины окончания Второй мировой войны в Европе – королеву одолевали несвойственные ей сомнения. “Ее беспокоило, что рушится репутация монархии в глазах народа, – вспоминает Роберт Солсбери, лидер партии тори в палате лордов, отвечающий за организацию празднования. – Я хотел собрать у Букингемского дворца такую же толпу, как в 1945 году. Но королева, из опасений, что никто не придет, предлагала провести церемонию на Конногвардейском плацу, где помещается меньше народа. Я пообещал, что обеспечу достаточное количество и у дворца, но нервничал ужасно: если просчитаюсь, выставлю себя полным идиотом” (37).

Толпа собралась даже больше, чем в День Победы. Глядя на людское море с балкона вместе с сестрой и девяносточетырехлетней матерью (в том же составе, только еще с королем Георгом VI, они стояли на этом балконе пятьдесят лет назад), Елизавета II сохраняла каменное выражение лица, скрывая бушующие внутри эмоции. “Глаза королевы блестели от слез, – говорит одна из фрейлин. – Но она категорически не хотела, чтобы кто-то их увидел. Вернувшись в зал, она поспешно схватила и выпила залпом большой бокал джина с тоником” (38).

Как часто случалось в те годы, положительное воздействие этого душевного единения продержалось не долго. 14 ноября – в сорок седьмой день рождения принца Чарльза, что не случайно, – Диана сообщила представителям Букингемского дворца о своем намерении выступить в передаче BBC “Panorama”, посвященной общественной деятельности. Втайне даже от своего личного секретаря и пресс-секретаря она уже записала у себя в Кенсингтонском дворце пятидесятипятиминутное интервью с Мартином Баширом – малоизвестным журналистом и продюсером телерадиосети.