Вена

Вена

1

Прощание было коротким: во дворе тюрьмы группу арестантов посадили в крытый фургон типа «Черный ворон» — пользуюсь отечественным лексиконом — и повезли в Вену. Путь от Цнайма недалек — около 150 километров.

Я четырежды бывал в столице Австрии проездом — то в Хейн-бург, то в Целлерндорф. И вокзал ее каждый раз напоминал мне последний отъезд из Ленинграда в Одессу 5 февраля 1941 года, отзываясь болью в сердце. Вена — один из красивейших городов мира, но красавицей она была не для нас, которых ждала очередная тюрьма — на сей раз «Gestapo Gef?ngnis 14-te Bezirk», или «Тюрьма гестапо 14-го округа».

Оформляли долго. Наступил вечер. Только к ночи затолкали в просторную общую камеру. Под потолком горело тусклым светом ночное освещение. На полу вповалку спали такие же арестанты — 40–50 человек. Как выяснилось, здесь находились поляки и русские, греки и голландцы — собрались со всей Европы. О, Германия: гостеприимству твоему нет предела!

Мы, вновь прибывшие, стали искать глазами место для ночлега. Вдруг поднялась сонная и взъерошенная голова, и удивленный голос воскликнул:

— Дима, это ты?

— Я, Петя… — с Петей Шестаковым не виделись год. Он опять со своим неразлучным другом — Федей-парикмахером. Его все так звали, и я привык. Они оставались в лагере 17-А, когда меня увозили в Хейнбург. Через неделю меня вернули в лагерь в связи с арестом, но их уже не было.

А сейчас мне стало легче: снова рядом родные души.

В этой камере никакой мебели не водилось. Весь день проходил на ногах. Валяться днем на полу не возбранялось, и никто под наблюдением нас не держал. Все слонялись по камере, строили предположения о том, что нас ожидает.

Дни текли однообразно, но только для таких, как я, — кто имел приговор и для кого Венская тюрьма — пересыльный пункт. Для других же — допросы шли полным ходом, причем здесь гестапо «трудилось» непосредственно в самой тюрьме, и через весь город, как в Цнайме, арестантов на допрос возить не требовалось. Поэтому бить могли без всякого удержу. Так и делали. На своих ногах с допроса никто не возвращался: товарищи еле живых с разбитыми лицами носили на руках. Мы, как могли, пытались облегчить участь пострадавших. Обмывали раны водой, обрывками от белья примитивно перевязывали искалеченные места. От всего было мерзко на душе. Иногда закрадывалась мысль: а вдруг снова потащат на допрос? Моих друзей пока не вызывали. Люди ждали отправки в какие-то особые лагеря, о которых часто говорили всеведущие поляки, но об этих лагерях тол ком никто ничего не знал.

И вдруг — баня! Настоящая баня с горячей водой и эрзац-мылом. Пусть кто-нибудь скажет, что так не бывает, но предыдущая баня у меня была в Одессе за неделю до войны. Два года без бани — это срок! Кстати, следующая будет тоже через два года — в 1945 году, после освобождения.

После бани, а было это в марте 1943 года, нас вновь ожидал арестантский вагон и новый пункт назначения, похоже — на этот раз — последний. Сопровождение — венские жандармы. Поезд Вена-Линц повез нас дальше на запад.