Татьяна Конюхова: «Жизнь артиста подобна экспрессу»

Татьяна Конюхова: «Жизнь артиста подобна экспрессу»

Жора всегда был органичен и естественен. Он так «вбирал» в себя героев, что провести грань между ним самим и его персонажем, было невозможно. Просто это был Юматов, а он был героем. Все у него происходило мгновенно, сиюминутно. Жора был первокласснейшим актером, мастером высшего пилотажа и импровизации, и вера в то, что он делал в кадре, была огромной. Он всегда все делал сам. И если тот же покойный Ростоцкий-младший, исполнявший каскадерские трюки, этому серьезно учился, то Жора был самоучкой. Ведь в том же фильме «Верьте мне, люди», в котором вместо Георгия потом снялся Кирилл Лавров, сцену с волками оставили, потому что никто, кроме него, этого бы сделать не смог…

Жора никому, даже режиссерам не позволял обращаться с собой некорректно. Его могли снять с роли, он мог сорваться… Так получилось и с картиной «Верьте мне, люди», а через много лет и с «Белым солнцем пустыни». Жоре так хотелось сняться в этой роли, которую потом сыграл Толя Кузнецов…

Он чувствовал как собака. Видимо, в какой-то момент понял, что Мотыль не очень-то хочет его снимать. Поскольку на мякине его было не провести, он, простите за выражение, и нажрался. Причем, перманентно он завязывал, но стоило судьбе нанести ему очередной удар, и он запивал… И это было ужасно – то была уже болезнь. Жора все переносил очень болезненно, при этом ни на что не жалуясь и никогда ничего не просив.

То была не гордыня, а чувство достоинства, что часто попиралось, особенно в 80-е годы. Людям наносились такие удары, что некоторые, не выдержав, вслед за срывом, спивались, а кто-то мог и повеситься, и выброситься из окна…

Жизнь артиста подобна экспрессу, который несется без остановок. Кто же по молодости думает о смерти? Кинематограф высасывает человека целиком, как та обезьяна апельсин на знаменитой картине Гойи. Был и у меня случай, когда про меня известная актриса, жена одного гениального режиссера, пожимая плечиком, небрежно бросила: «А что такое Таня Конюхова?..» Так, мимоходом, словно смахивая рукой крошку со стола. А если бы подобное было сказано, скажем, в присутствии какого-нибудь важного чиновника, то запросто мог быть поставлен крест на всей моей дальнейшей карьере… Не надо забывать, насколько актеры, с одной стороны, очень гибкий, а с другой – еще и хрупкий материал. У талантливых людей нервы все время на пределе, и в быту с ними не дай бог столкнуться.

Сочувствую их близким и преклоняюсь перед ними. Бывает, что жены-актрисы, полностью растворяясь в муже, всю жизнь кладут к его ногам, как случилось у потрясающего актера Владимира Васильевича Дружникова, которого долго не снимали. Это только Ниночка, его жена, могла столько лет «держать» его в этой жизни. Сколь трагична его судьба! А ведь у такого и внешне, и внутренне роскошного мужика чего только не было в жизни – и запои, и загулы страшные… Слава его сначала вознесла до небес, а потом и бросила. Просто однажды какой-то начинающий режиссерик-задрыга сказал: «А не вижу я его в такой-то роли… Говорят, он еще и пьет? Не надо, другого найдем…» И все! Страна наша в то время была огромная.

Взять ту же Нонну Викторовну Мордюкову с картиной «Простая история». Какая она была непростая… Это только она так могла на пленуме размазать очень хорошего, великолепного режиссера, поскольку накипело, да и было за что… Тоже не без греха, он занимался тем, что со всего Советского Союза, со всех провинциальных театров ему доставляли актрис пробоваться на эту роль. И он все ждал, когда появится та, которая сможет переиграть Нонну Викторовну, для которой специально-то и писался сценарий «Простой истории».

А когда вышли на съемочную площадку, он и не знал что делать, поскольку уже подперли все сроки… Сверху сказали: «Хватит. Будешь снимать Мордюкову». Времени на раздумье не осталось – на следующий день уже были съемки. И они стояли друг против друг друга на ветру… Ой, как она все это с трибуны рассказывала, страшно было слушать. Да еще как она умела это подать! Видать, сильно наболело. А ведь это не проходит бесследно, все эти зарубки на сердце, на душе… Может, кто-то и не верит в ее существование, только недаром же испокон веков на Руси говорят: «Душа болит…» Человек и не знает, что это такое, а она терзает его. Все талантливые люди связаны с болезнью души, одни в большей степени, другие в меньшей. И все равно она болит, как она болела у того же Жоры с того момента, когда его к каким-то наградам не представляли, обижали…

Актеры не защищены. Как ответил однажды один известный артист на вопрос, почему он не ходит на благотворительные концерты со зрителями, ведь они его так любят: «Любовь на хлеб не намажешь. Деньги платите, ведь это мой труд». А то вот случилось несчастье с Брондуковым – и что? Все эти «ахи» и «охи»… О человеке поговорили и забыли. Так он и умер, хорошо, хоть рядом была любящая жена…

Жориных родственников я ни разу не видела. Знаю, что он обожал Музину мамочку и она часто в спорах и ссорах занимала его сторону… У Музы была единственно родная троица после смерти мамы: братик, его жена, которая им вертела, как хотела, и племянница. Вот и все. Но они так странно себя повели, когда умер Жора и Муза похоронила его рядом с мамой… Так этим возмутились! Конфликт неожиданно перерос в какую-то жутко драматическую историю, наподобие потрясающей пьесы Гауптмана «Перед заходом солнца», роль в которой мечтали получить самые лучшие актеры Вахтанговского и Малого театров, где она шла…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.