ВЕНЕЦИАНСКАЯ ЛЮБОВЬ ВТРОЕМ

ВЕНЕЦИАНСКАЯ ЛЮБОВЬ ВТРОЕМ

Вкусив соблазнов европейских столиц, Соблазнитель вернулся к прежней жизни: увеселения, карты, женщины, пирушки… Во время праздничной церемонии Обручения дожа с морем он познакомился с неким П. К. (так именует он нового знакомца в своих «Мемуарах». Полагают, что инициалы эти принадлежали Пьетро Капретта). Бойкий молодой человек произвел впечатление на Казанову: он инстинктивно почувствовал в нем родственную мятежную душу. П. К. занимался поставками продовольствия в армию. Вскоре он предложил Казанове войти с ним в долю и взять подряд, но венецианец предусмотрительно воздержался. Следующая встреча П. К. и Казановы состоялась при обстоятельствах и вовсе романтических. Экипаж, в котором П. К. ехал со своей любовницей, опрокинулся на мосту, женщина вылетела из него, зацепилась юбками за перила и повисла; она неминуемо сорвалась бы в воду, не подоспей на помощь Казанова, случайно ехавший в карете навстречу. Соблазнитель успел полюбоваться очаровательными кружевными панталонами и избавил их владелицу от падения в реку. Несмотря на всю пикантность положения, в котором оказалась красавица, вожделения у Соблазнителя она не вызвала. Вероятно, этому помешали панталоны, ношение которых в те времена во Франции считалось верхом неприличия. Недавно прибывший из Парижа Казанова посчитал спасенную им даму излишне провинциальной. П. К. искренне поблагодарил Казанову за спасение своей подруги от купания в холодной воде, поскольку сам он, придавленный дверцей кареты, вряд ли подоспел бы вовремя.

Рассорившийся с отцом П. К. проживал отдельно от семейства, однако поддерживал добрые отношения с матерью и четырнадцатилетней сестрой, с ними он и решил познакомить нового приятеля. В «Мемуарах» Соблазнитель именует сестру П. К. инициалами К. К. (относительно имени — Катерина — разночтений не существует, фамилии же называют две: Капретта и Кампана). Соблазнитель был старше К. К. на пятнадцать лет, поэтому не исключено, что, когда он писал свои «Мемуары», она еще была жива и он не хотел ни компрометировать, ни тревожить ее. Из этих же соображений на страницах его записок вместо полных имен часто стоят только заглавные буквы. Зачем пробуждать воспоминания у живых и ворошить прошлое усопших? На старости лет Соблазнитель стал на удивление деликатным, ведь он писал для Истории!

Юная К. К., невинная и наивная, поразила воображение Казановы, он влюбился в нее с первого взгляда. Благодаря ее брату Соблазнитель без труда получил возможность видеться с девушкой наедине и не преминул этим воспользоваться. А так как в любви венецианца всегда преобладало физическое начало, то и устремления его были на диво искренними, что не могло не растрогать неискушенную душу К. К., она с радостью подарила Соблазнителю свою невинность. Восторг Казановы был столь велик, что он решил на ней жениться и даже попросил Брагадина помочь ему получить согласие семьи девушки. Сенатор поговорил с отцом К. К., однако тот наотрез отказался выдать дочь замуж раньше, чем ей исполнится восемнадцать лет. Узнав об отказе, девушка, со всем пылом юной страсти полюбившая Соблазнителя, решила забеременеть, дабы таким образом заставить родных дать согласие на ее брак с любимым. Но долго предаваться любовным утехам К. К. не пришлось. Желая оградить дочь от нежелательных претендентов, отец поместил ее в монастырь на Мурано. Разлученный с возлюбленной, Казанова впал в отчаяние и стал изыскивать способ выкрасть девушку из монастыря.

Но вскоре ему пришлось заняться более неотложными делами, а именно поиском денег. Его финансовые затруднения были столь велики, что он даже согласился принять участие в очередной авантюре братца своей возлюбленной, а именно в покупке шелковых тканей, которые П. К. клятвенно обещал выгодно перепродать. Афера провалилась, Казанова больше не увидел ни денег, вложенных им в предприятие, ни тканей, П. К. же угодил в тюрьму за долги. Навестив П. К. в тюрьме и оставив ему немного денег, Казанова порадовался, что сравнительно дешево отделался, и… ввязался в новую авантюру. Вместе с миланцем Антонио Кроче они открыли игорный зал, где играли в фараон; банк держали Кроче и Казанова, и уже в первый день Соблазнитель заработал восемьсот цехинов. Именно Кроче научил заядлого игрока Казанову слегка подправлять Фортуну, иначе говоря передергивать; в будущем знаменитый Авантюрист не раз пользовался полученными от приятеля знаниями. Дела партнеров быстро шли в гору, но вскоре они поссорились, и прибыльному занятию (основной доход поступал из карманов одураченных иностранцев) был положен конец. Затем у Кроче, давно и небезосновательно подозреваемого в гомосексуализме, начались неприятности с властями, и ему пришлось спешно покинуть Венецию. Казанова отделался легким испугом, однако он вновь привлек к себе внимание инквизиции. До ареста дело пока не дошло, но над беспечным Соблазнителем уже нависла зловещая тень Свинцовой тюрьмы, по-итальянски Пьомби.

Тем временем К. К. нашла способ переписываться с возлюбленным, ее почтальоном стала бедная неграмотная женщина по имени Лаура, прислуживавшая в монастыре. За небольшое вознаграждение Лаура была готова служить и пансионерке, и ее любовнику. Соблазнитель щедро награждал посланницу своей «маленькой женушки», как он именовал К. К., и вскоре Лаура уже была предана влюбленным душой и телом. Именно она сообщила Казанове, что у К. К. случился выкидыш, и даже предъявила ему печальный плод их связи. Вид завернутого в тряпку бесформенного существа произвел на Соблазнителя гнетущее впечатление. В прилагаемом письме К. К. сообщала, что после случившегося несчастья у нее открылось обильное кровотечение, которое ради сохранения репутации ей необходимо скрыть. Она умоляла Казанову прислать ей побольше салфеток. Расстроенный и обеспокоенный Соблазнитель бросился в ближайшую лавку, скупил все имевшиеся там салфетки и тонкое полотно и вручил покупки Лауре, доставившей их по назначению. Репутация К. К. была спасена, благодаря подарку Казановы она даже смогла спуститься в комнату для свиданий и поговорить с матушкой.

Тревожась о здоровье возлюбленной, Соблазнитель поселился неподалеку от монастыря и стал посещать воскресные службы в монастырском соборе, желая хотя бы издали полюбоваться дорогим ему личиком. Судя по его запискам, любовь к К. К. поглотила его целиком, без остатка, в то время он не помышлял ни об интрижках, ни о публичных женщинах.

Новая страсть сама нашла его. Присутствие в церкви столь видного мужчины не прошло незамеченным, и однажды одна из сестер, выходя из собора, обронила письмо прямо ему под ноги. Соблазнитель поднял его, положил в карман и дома прочел. Неведомая ему монахиня увидела его в церкви и, почувствовав к нему сильнейшее влечение, просила его явиться на свидание либо в приемную, либо в маленький уединенный домик на Мурано, либо в такой же домик в городе. Выбор она оставляла за Казановой. Так начался роман Соблазнителя с М. М., который — наряду с путешествием в Константинополь — многие считают плодом фантазии знаменитого венецианца, не устоявшего перед искушением сочинить замысловатую любовную историю, чрезвычайно украсившую его записки. Сторонники иной версии полагают, что под таинственными инициалами М. М. скрылась знатная патрицианка Марина Мария Морозини, родившаяся 11 сентября 1731 года.

Заинтригованный таинственной незнакомкой, Соблазнитель внутренне уже был готов изменить К. К., он только хотел, чтобы она об этом не узнала, вернее, узнала как можно позже, ибо полностью сохранить в тайне новый роман он не надеялся. Как и все женщины, монахини были чрезвычайно болтливы. Приняв галантное приглашение, он решил положиться на случай, не раз выручавший его в щекотливых ситуациях, и пообещал незнакомке прийти на свидание в монастырскую приемную. В условленный час перед заинтригованным до предела Соблазнителем предстала редкостная красавица; ниспадавшее складками свободное монашеское одеяние подчеркивало гибкость ее стройной фигуры; на полускрытом капюшоном лице алели чувственные губы, обнажавшие в улыбке два ряда белоснежных зубов. Пылкий Соблазнитель покидал монастырь, переполненный любовью к загадочной незнакомке и готовый в любую секунду изменить своей дорогой К. К.

Казанова понадеялся на случай, и тот не подвел его. Милая К. К. быстро выздоравливала и писала «своему муженьку» бодрые письма. Из них он узнал, что она подружилась с монахиней, матерью М. М. Днем М. М. обучала ее французскому языку, а ночью — лесбийским играм, в которых К. К. приходилось исполнять роль «то мужа, то жены». Восхищению К. К. новой подругой не было предела, и она сожалела только обо одном — что не может разделить свою радость с любимым. Сопоставив описание новой подруги «своей женушки» и таинственную незнакомку, Соблазнитель пришел к выводу, что речь идет об одной и той же особе. Наведя справки среди знакомых, он окончательно убедился в своей правоте. М. М. была знатного рода, богата, хороша собой и подалась в монахини из чистого каприза. Однако ряса не тяготила ее, ибо по ночам она нередко надевала светское платье, покидала монастырь и отправлялась на поиски приключений. М. М. была умна, удачлива в игре, обожала театр, имела поклонников и любовников, и за несколько лет, проведенных за монастырскими стенами, сумела не нажить себе врагов среди монахинь. Иными словами, новое увлечение Соблазнителя нисколько не портило его отношений с К. К., скорее, наоборот, оно делало связующие их узы еще прочнее.

Между Казановой и М. М. завязалась переписка, еще более оживленная, чем между Казановой и К. К. Вскоре знаменитый Соблазнитель перестал довольствоваться письмами, он стал просить М. М. о новом свидании и добился своего. На этот раз из немого обожателя Соблазнитель превратился в пылкого воздыхателя. Все время, пока они были в приемной, Казанова стоял на коленях и, целуя белоснежные руки красавицы, умолял ее разделить его пылкую страсть, иначе он сгорит в ее огне. Венецианец, как всегда, был склонен к преувеличениям. Вместо ответа насмешливая М. М. сообщила ему, что у нее есть любовник, и она его обожает. Он позволяет ей поступать как вздумается и брать в любовники других мужчин, ежели они могут доставить ей удовольствие. Перспектива делить красавицу с неведомым ему великодушным кавалером не только не разочаровала, но, напротив, распалила Казанову. Его актерская натура всегда жаждала зрительского успеха, которого ему зачастую недоставало в любовных связях, которые приходилось скрывать от глаз общества. Сейчас же ему предоставлялся уникальный случай завладеть красавицей, снискав аплодисменты ее поклонника; в успехе своем Казанова не сомневался. Шутливо отбиваясь от Соблазнителя, М. М. поведала ему, что носит парик и никогда не снимает рясы. «Прекрасно, — отвечал ей Казанова, — ряса возбуждает желание, а парик я попрошу вас надевать не при мне, а заранее». Неприязнь Соблазнителя к парикам вполне понятна: он обладал роскошной черной шевелюрой, вызывавшей зависть многих. Он заботился о своих волосах, на ночь всегда надевал ночной колпак или повязывал голову фуляром. Ряса же среди светских развратников считалась одеянием возбуждающим: соблазняя монахиню или молоденького аббата, они бросали вызов Господу и лелеяли собственную гордыню. Желая возбудить своих любовников, многие знатные дамы перед интимными свиданиями облачались в монашеские одеяния; для них шили специальные рясы из тонкой мягкой шерсти, дабы грубая ткань не причинила неприятных ощущений изнеженному женскому телу. Луиза-Анна де Бурбон-Конде, прославившаяся своими дерзкими любовными похождениями, которые она совершала под именем мадемуазель де Шаролэ, специально позировала художнику в рясе монаха-кордельера. Когда портрет был закончен, она приказала сделать с него несколько копий и разослала их своим любовникам.

Соблазнитель добился своего: М. М. назначила ему ночное свидание в маленьком уединенном домике на Мурано. Однако в первую ночь желаемого он не добился: после эротических игр красавица предложила Соблазнителю поужинать. Обильная и изысканная трапеза, щедро сдобренная великолепным французским вином, сморила обоих влюбленных, и они заснули рядышком на канапе, так и не познав высот страсти. Оба проснулись утром от колокольного звона: М. М. пора было возвращаться в монастырь. А Казанову дома ожидало письмо от К. К.; «женушка» писала, что через щелку в стене наблюдала за его свиданием с М. М. в монастырской приемной и очень обрадовалась, увидев, что они с М. М. полюбили друг друга; она не ревнует его к М. М., ибо нежно любит их обоих. Соблазнитель не стал ни в чем разубеждать К. К., однако в ответном письме на всякий случай поклялся ей в вечной любви.

Следующее свидание с М. М. привело Соблазнителя к желанной цели, то есть к обладанию своей новой возлюбленной. «Я никого не любил так, как люблю тебя», — взволнованно произнес Казанова. «Это самая сладостная ночь в моей жизни», — возбужденно прошептала она в ответ.

Высокая, стремительная, с великолепной каштановой шевелюрой, нежной кожей и голубыми глазами, с дивно очерченным ртом, изящными руками и великолепной грудью, с открытым лицом и решительным взглядом, М. М. обладала изысканной внешностью, природным изяществом и аристократической раскованностью манер. Умная, превосходно образованная, отличавшаяся великолепным здоровьем, она любила и умела получать наслаждение. Успев познать все стороны любовного искусства, она с видимым удовольствием пожинала плоды своих знаний. Пылкая, не знающая удержу, она была желанной гостьей как в храме Венеры, так и на острове Лесбос. Поведение ее осталось для Соблазнителя загадкой; предаваясь любви с этой умопомрачительной красавицей, он зачастую не понимал, кого же он держит в объятиях — знатную аристократку или продажную жрицу любви. Тем не менее у М. М. и Соблазнителя было много общего: броская красота, понимание счастья, стремление к изощренным наслаждениям, страсть к игре. Но М. М. была тоньше и умнее венецианца; скорее всего, она выбрала его своим любовником исключительно за пылкий темперамент, неизменно проявляемый им в постели.

Данное предположение основано на поведении ее первого и главного любовника, тридцативосьмилетнего французского посланника Франсуа-Жоашена де Берни. Злые языки утверждали, что своей карьерой он был обязан мадам де Помпадур, чьей благосклонности он сумел добиться. Де Берни отличался своим пристрастием к женскому полу; однако любовь посланника носила не столько действенный, сколько созерцательный характер: де Берни был вуайеристом, он предпочитал не столько заниматься любовью, сколько наблюдать, как ею занимаются другие. Поэтому он не возражал, чтобы его темпераментная любовница заманивала к себе в постель других мужчин. В домике, который он снял для нее, был специально оборудованный потайной кабинет, откуда через несколько просверленных в стене дырок можно было прекрасно видеть все, что происходило в комнате и смежном с ней алькове, где стояла кровать. На глазах у невидимого де Берни М. М. и Казанова предавались любовным усладам. М. М. не сразу сказала Соблазнителю, что за ними наблюдает ее любовник. В ответ она ждала возмущения и была немало удивлена, что такового не последовало. Но как говорила знаменитая куртизанка Нинон де Ланкло, троица священна везде, даже в любви. Узнав о свидетеле, Казанова не только не рассердился, но, напротив, удвоил и утроил свои старания. Зная, что труды его оценивает зритель, он старался вовсю и за одну ночь попытался воспроизвести все тридцать пять поз, описанных в знаменитой непристойной книге Аретино[36]. Видя чрезмерное усердие любовника, она стала опасаться за состояние его здоровья. Страхи М. М. оказались напрасны: Соблазнитель был здоров как бык, и ей, равно как и де Берни, оставалось только восхищаться неутомимым венецианцем и его подвигами на любовной ниве.

Возвращаясь в монастырь после ночных приключений, М. М. имела привычку рассказывать обо всем, что с ней приключилось, своей милой подруге, юной и очаровательной К. К., таким образом, та была в курсе всех похождений своего обожаемого «муженька». Долгое время М. М. не знала, что «муженек» ее подруги и ее новый любовник — одно и то же лицо. Обнаружилось это совершенно случайно. Находясь в монастыре, К. К. попросила Казанову под каким-нибудь благовидным предлогом передать ей свой портрет. Соблазнитель заказал художнику миниатюрное изображение святой Екатерины и свое собственное, а потом отдал оба изображения ювелиру, чтобы тот вмонтировал их в кольцо вместо камня. Ювелир сделал кольцо с секретом. Знающий секрет нажимал потайную пружину, крышка с изображением святой откидывалась и под ней в углублении оказывалось изображение Казановы. Подобный подарок Казанова сделал и М. М., лишь с той разницей, что для нее он заказал медальон, на внешней крышке которого была изображена сцена Благовещения. Открывалось украшение также с помощью секретного механизма. Обе картины и оба портрета исполнил один и тот же художник, поэтому девушки, увидев друг у друга эти украшения, сразу заподозрили, что подарены они одним и тем же человеком. Желая подтвердить зародившуюся у них догадку, они открыли заветные подарки и увидели внутри портрет Казановы. Открытие это нисколько не смутило красавиц, напротив, дружба их стала еще нежней: ведь теперь их связывала общая любовь к Соблазнителю! Каждая желала ему счастья, а потому видела в подруге не соперницу, а счастливую любовницу, дарящую радость любимому человеку.

Восторженная М. М. захотела сделать Казанове подарок. Она без предупреждения решила отправить на ночное свидание в маленький домик вместо себя К. К., с которой, как ей доподлинно было известно, Соблазнитель не виделся с того самого дня, когда ее заключили в монастырь. Привыкнув каждую ночь покидать монастырские стены, она, ничего не сказав К. К. заранее, ближе к полуночи нарядила ее в свое платье и велела отправиться в маленький домик, предупредив, что к ней придет человек, о появлении которого она нисколько не пожалеет. Привыкнув во всем полагаться на подругу, К. К. не стала ее расспрашивать, а надев предложенную ей накидку, завернулась в нее и храбро села в гондолу. Ее доставили в маленький домик для свиданий, провели в гостиную, где был накрыт стол к ужину, и оставили одну. Без страха, однако недоумевая, К. К. стала ждать, что последует дальше. Подруга предупредила ее, что если в домик никто не придет, то она может поужинать и лечь спать, к утру за ней явится человек и отвезет ее обратно в монастырь. И вот, когда ожидание ей уже наскучило и Она взаправду собралась лечь спать, явился Казанова.

Удивлению обоих не было границ. Но если К. К., скорее, обрадовалась появлению любовника, то Соблазнитель, скорее, почувствовал себя обиженным. Во-первых, он понял, что, несмотря на все его старания, К. К. прекрасно знает, что он влюблен в М. М. Во-вторых, М. М. прекрасно знает, что он был любовником К. К. и до сих пор пишет ей любовные письма. Возможно, она захотела проверить его чувства, а потому прислала вместо себя К. К. Подобное предположение показалось Соблазнителю оскорбительным, и он, по-братски поцеловав прежнюю свою любовницу, разразился потоком слов, из которого та поняла, что поступок М. М. страшно оскорбил ее бывшего «муженька», и тот посчитал себя отверженным ею. Напрасно К. К. пыталась убедить Казанову, что М. М. действовала исключительно из добрых побуждений, желая доставить приятное им обоим, ибо знала, сколь долго они не виделись. Соблазнитель был непреклонен. К полуночи прислуга накрыла на стол, и К. К. с аппетитом поужинала. Казанова есть не смог: его самолюбие было уязвлено. Поверить в бескорыстие поступка М. М. его эгоистическая натура не могла; он дулся, обижался и, несмотря на всю нежность и кротость К. К., был с ней чрезвычайно холоден. Вскоре он разобиделся окончательно, отдал К. К. врученный ему М. М. ключ от дома, попросив передать его владелице, и распрощался со своей бывшей возлюбленной. На улице дул ледяной ветер, Соблазнитель был в легком маскарадном костюме Пьеро, и К. К. стала уговаривать его провести остаток ночи в доме. Но самолюбивый венецианец не стал слушать голос разума и отправился искать гондолу. С трудом отыскав гондольеров, согласившихся при таком сильном ветре отвезти его в палаццо Брагадина, Соблазнитель едва не утонул по дороге, закоченел на ветру и прибыл домой совершенно больной и разбитый. К вечеру следующего дня у него началась горячка, за ней последовал бред, а еще через день несчастный, весь в поту, он лежал в постели, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Сильнейшая простуда — такова была цена упрямства разобиженного Любовника.

Казанову навестила Лаура, она принесла письма от К. К. и М. М. Теперь обе подруги пользовались ее услугами. Из писем, доставленных Лаурой, Соблазнитель узнал, что М. М. наблюдала за его свиданием с К. К. Поняв, что у любящих его женщин нет более секретов друг от друга, он написал им обеим письма, в которых до небес превозносил их благородство. История эта завершилась к вящему удовольствию Казановы: он вновь получил в свое распоряжение ключ от домика для свиданий и, оправившись от болезни, отправился туда, предупредив об этом М. М. В полночь она явилась к нему — блистательная, усыпанная драгоценностями, благоухающая дорогими духами; ночь они провели в объятиях друг друга. Утром, одеваясь, М. М. сообщила Казанове, что друг ее желает с ним познакомиться, и они договорились вместе поужинать.

В назначенный час исполненный любопытства Соблазнитель явился в известный ему домик, где, наконец, был представлен снисходительному любовнику своей красавицы, господину де Берни. Оказалось, они уже знакомы: во время пребывания Казановы в Париже их представили друг другу на обеде у венецианского посланника. Де Берни выразил удовольствие по поводу возобновления их знакомства: теперь, когда они связаны столь тесными узами, они непременно станут добрыми друзьями. За приятной беседой время летело незаметно. Как и положено французу, де Берни отдавал должное изысканному ужину, хвалил вина, выбранные Соблазнителем, и постоянно шутил. Постепенно разговор зашел о стечении обстоятельств, благодаря которым М. М. познакомилась с Казановой. М. М. принялась расписывать достоинства К. К., без которой знакомство их вряд ли бы состоялось; де Берни внимательно слушал, а затем сказал, что неплохо бы в следующий раз пригласить на ужин К. К. Возражать Соблазнитель не стал, он понимал, что рано или поздно К. К. будет для него потеряна. Обычно он легко расставался со своими любовницами, однако предпочитал делать это по собственному желанию, а не по воле обстоятельств, и уж тем более не по инициативе самой любовницы. Самолюбивый венецианец хотел сохранить красавицу К. К. для себя одного, но отказать посланнику, обходительному, в высшей степени любезному и сулившему ему свое покровительство, было невозможно. В результате очаровательная троица договорилась следующий вечер провести вчетвером. Соблазнитель догадывался, что рассказы М. М. о его «женушке» возбудили не только любопытство посланника, и тот вряд ли довольствуется одним лишь созерцанием прелестей К. К., но предотвратить встречу он не мог. В конце концов он подумал, что соблазнить влюбленную в него красавицу будет задачей не из легких, и тем утешился.

Интимный ужин на четверых стал для К. К. своеобразным светским дебютом. Соблазнитель, бывший для нее не только любовником, но и наставником по части изысканных манер, мог гордиться «своей женушкой»: поведение ее было безупречно, смущалась она в меру, а на приветствие посланника ответила на его родном языке. Последнее тотчас было отмечено всеми собравшимися. Вечер получился прелестный. М. М. обращалась с посланником дружески, с Соблазнителем — уважительно, с К. К. — нежно и снисходительно. Де Берни внимательно слушал К. К. и при каждом удобном случае давал ей понять, сколь приятны ему ее речи. Соблазнитель, гордо взиравший на свою «женушку», время от времени задавался вопросом, не будет ли де Берни разочарован неопытностью К. К., разумеется, с его помощью она приобрела кое-какие познания в любовных делах, но до М. М. ей было еще далеко. А вдруг она разволнуется и вовсе все позабудет?! Но, завершив трапезу, посланник, а следом и обе дамы собрались уходить, и Соблазнителю оставалось только последовать их примеру. Расставаясь, все четверо с удовольствием условились о дне и часе очередного совместного ужина.

В назначенный час Казанова явился в домик для свиданий, обе подруги уже были на месте, посланника не было. Прошел час, но никто не появился. За это время Соблазнитель успел одарить нежными поцелуями обеих красавиц и похвалить их за взаимную склонность. Наконец прибыл посыльный с депешей от посланника: де Берни просил извинить его, но важные государственные дела принуждали его провести эту ночь за работой. Он изъявлял надежду, что через два дня они смогут встретиться в прежнем составе. Возражений не последовало, посыльный был отправлен сообщить своему господину вновь назначенный день и час встречи. Такой поворот событий нисколько не смутил М. М., она предложила отужинать втроем. Пока слуги сервировали ужин, подружки весело перемигивались, украдкой лаская друг друга. Глядя на них, Соблазнитель чувствовал, что в эту минуту он вряд ли мог бы сказать, которая из них пробуждает в нем большее желание. С аппетитом поужинав, М. М. решила продолжить нескромные забавы. Раздевшись и забравшись на стоящую в алькове огромную кровать, М. М. и К. К. принялись воспроизводить позы, представленные на гравюрах, изображавших любовные баталии между женщинами. Долее оставаться в стороне Соблазнитель не мог, мгновенно раздевшись, он присоединился к красавицам, и лесбийские игры мгновенно перешли в любовь втроем. К. К. была брюнетка, М. М. — блондинка, Соблазнитель хотел любить и одну, и другую, а подружки мечтали осчастливить своего общего возлюбленного. И вот, ко всеобщему удовольствию, Соблазнитель заключил в объятия сначала одну, а затем другую красавицу, и сначала одна, а потом другая вознеслись к вершине страсти. Любовник был неутомим, подруги состязались в великодушии, уступая друг другу право сражения с их милым другом на поле любовной брани, и вскоре все трое почувствовали настоятельную потребность в отдыхе. Было решено немного поспать, а затем продолжить любовные сражения до того часа, когда для подруг настанет пора возвращаться в монастырь. Утро они провели еще более бурно. «Опьяненные сладострастием и возбуждающим питьем, мы все втроем в непрестанных порывах желания производили опустошение всего, что даровала нам природа зримого и осязаемого, набрасывались на все, что появлялось перед нашими взорами, и вскоре мы позабыли, кто в нашем трио мужского пола, а кто — женского», — вспоминал об этой ночи Казанова.

Соблазнитель был уверен, что посланник специально не явился на ужин. Де Берни подарил ему эту упоительную ночь любви, чтобы бывший любовник не препятствовал ему обольщать К. К. Казанова пребывал в томительном раздумье: отговаривать К. К. от ужина с посланником казалось ему малодушным, а стать свидетелем ее любви с де Берни не позволяло самолюбие. Как всегда, помог случай. Вечером того дня, когда был назначен ужин, у сенатора Брагадина случилось дело, потребовавшее присутствия его приемного сына, и Казанова с легким сердцем отправил в заветный домик записку, где просил его извинить за вынужденное отсутствие. На следующий день ему пришла весточка от М. М. и К. К., подруги, нисколько не опечалившись, прекрасно провели ночь в обществе господина посланника, которому, разумеется, было далеко до неутомимости их милого друга, но они немало повеселились. От себя М. М. добавляла, что юная К. К. презрела условности и теперь также свободна. Из этих слов Соблазнитель сделал вывод, что его «женушка» с удовольствием предавалась любви с малознакомым ей мужчиной.

При невольном содействии де Берни Казанова окончательно расстался с мыслью жениться на К. К. С помощью посланника он приобщился к групповой любви, весьма распространенной среди аристократов, к которым знаменитый Любовник всю жизнь старался себя причислить. Новое эротическое развлечение пришлось ему по вкусу: во-первых, он бросал вызов моралистам и, во-вторых, удовлетворял свою подспудную страсть к эксгибиционизму. В дальнейшем Казанова с удовольствием принимал участие в дружеских ужинах в обществе посланника и спокойно взирал, как тот отправлялся спать в обществе К. К., оставляя ему его ненаглядную М. М. Связь К. К. с де Берни, в сущности, развязала Соблазнителю руки в его отношениях с М. М. Мысли о К. К. больше не тревожили его, и он безоглядно развлекался с чаровницей-монахиней. По ночам он часто сопровождал ее в игорные дома. Играла она в основном удачно, а выигрыш складывала в шкатулку. Соблазнитель черпал из шкатулки, а иногда даже пополнял ее. С тех пор как он стал любовником М. М., ему везло в карты.

Но везение не вечно. Неожиданно умерла мать К. К., отец девушки решил забрать ее из монастыря и выдать замуж. Сообщив об этом Казанове, К. К. заявила, что если он еще не отказался от своего намерения жениться на ней, она будет отказывать всем претендентам, ожидая, когда родные, наконец, согласятся на их брак. Соблазнитель был польщен, но так как для него вопрос о женитьбе уже не стоял, он стал уговаривать бывшую любовницу хорошенько подумать, прежде чем отказывать женихам. Продолжая клясться в вечной любви, он доказывал ей, что не может помышлять о браке, ибо не имеет ни стабильного дохода, ни положения в обществе. В «Мемуарах» он, однако, утверждает, что даже не связывая себя узами брака, он бы непременно нашел способ соединить судьбу К. К. со своею. Соблазнитель уверен, что его любовь — лучшая награда для женщины за любые неудобства…

Примерно в это же время М. М. сообщила Казанове о кончине у них в монастыре молодой монахини по имени Марта. Эта Марта, узнав, что М. М. и К. К. знаются с Казановой, стала заклинать их не доверять ему. Расспросив М. М. поподробнее, Соблазнитель понял, что Марта есть не кто иная, как Мартон, одна из двух сестер, которых он, будучи молоденьким аббатом, волею случая сделал своими любовницами и несколько лет пользовался их ласками и гостеприимством. Известие о смерти Мартон ненадолго опечалило Казанову.

Тем временем де Берни был отозван из Венеции и отправлен посланником в Вену. Прощаясь с М. М., он взял с нее слово приехать навестить его, а дабы она ни в чем не нуждалась, он подарил ей маленький домик для свиданий вместе со всем его содержимым: дорогой мебелью и множеством шкатулочек, наполненных драгоценностями. Но М. М. не удалось воспользоваться подарком щедрого любовника: она заболела. Болезнь была тяжелой, и М. М. осталась в живых только благодаря чуду. К этому времени денег у нее больше не было; она постепенно распродала оставленные ей де Берни драгоценности. Как и во время болезни К. К., Соблазнитель снял комнату на Мурано, чтобы быть поближе к своей возлюбленной.

Верная Лаура, по-прежнему служившая ниточкой, связывавшей его с монастырем, предложила ему взять в услужение свою старшую дочь — пятнадцатилетнюю Тонину. Разумеется, Соблазнитель не удержался и совратил девушку, а потом отдал ее английскому посланнику Муррею, которому она так понравилась, что тот пообещал снять ей дом и назначить приличное содержание, равно как и позаботиться о ее ребенке, ежели она окажется беременной от Соблазнителя. Тонина сначала отказывалась переезжать к посланнику, уверенная, что ее милый Джакомо женится на ней, но Соблазнитель доходчиво объяснил ей, что он не только не создан для семейной жизни, но и, в отличие от Муррея, не в состоянии обеспечить ее. Желая оказать услугу посланнику и избавиться от начавшей его тяготить девушки, он обратился за помощью к Лауре, ее матери, дабы та уговорила дочь принять предложение англичанина. Лаура, у которой на руках были еще две малолетние дочери, сочла рассуждения Соблазнителя вполне разумными и, отчитав дочь, приказала ей быстро собрать нехитрые пожитки и перебираться к Муррею. Посчитав себя облагодетельствованной, Лаура предложила оставшемуся без прислуги Казанове взять в услужение ее вторую дочь, бывшую всего на год младше Тонины. Соблазнитель согласился, и хотя Муррей не требовал от него резкого разрыва с Тониной и был готов делить с ним ласки хорошенькой девочки, он быстро осчастливил своей любовью юную Барберину. Продолжая, по его собственному признанию, любить М. М., Соблазнитель тем не менее не отказывался ни от Тонины, ни от Барберины, наведывался в игорные дома, водил компанию с темными личностями и посещал злачные места.

Если факт передачи Тонины Казановой Муррею сомнений не вызывает, то участие де Берни в истории с М. М. оспаривается рядом биографов посланника, прежде всего на основании заявления самого де Берни. «Прибыв в Венецию, я положил конец развращенным нравам, царившим в посольстве. У меня не было любовниц, и свободные вечера казались мне особенно долгими», — писал посланник в своих мемуарах. Но желчный д’Аржансон, саркастически отзывавшийся обо всех своих современниках, утверждал, что аббат де Берни был неженкой, лентяем и любителем слабого пола, в обществе коего он с удовольствием проводил ночные часы, после чего вставал с постели лишь к полудню. Если характеристика, данная д’Аржансоном де Берни, верна, значит, посланник мог скрывать свой роман с прекрасной монахиней. Недаром же М. М. долгое время не называла имя своего любовника, выспрашивая Казанову, не вращается ли он в кругах, приближенных к Государственному совету Венецианской республики. Согласно обычаю патриций, причастный к правительству, не имел права общаться с иностранцами. Ослушника ждала смертная казнь. Только после того как М. М. сообщила де Берни подлинное имя, происхождение и положение темпераментного венецианца, посланник решился с ним встретиться. Таким образом, если версия тайной интрижки де Берни верна, то не исключено, что и история М. М. не является полностью плодом фантазии престарелого Любовника. Хотя в сущности все записки Казановы являются порождением его воображения, стремлением заново пережить любовные похождения молодости, вновь почувствовать себя неотразимым, ощутить на губах вкус поцелуев, почувствовать прикосновение рук к трепетной женской груди. Так разве важно, сколько в точности женщин любил Казанова — сто, двести или целых три тысячи? Скольких он вспомнил по именам, а сколько осталось за рамками его «Мемуаров»? Главное, он всегда любил в женщине самого себя, свою щедрость, свою расточительность, свое благородство, свои капризы, и любовь эта являлась основным смыслом его жизни.

Не давалась Соблазнителю только роль верного любовника. Ведь вокруг было столько белозубых улыбок, ослепительной красоты бюстов, нежных плеч и рук, осиных талий! Ноги, по утверждению Соблазнителя, оставляли его равнодушными. Ведь эта часть тела, в отличие от груди, была скрыта длинными юбками, а искусством приподнимать юбки так высоко, чтобы видна была подвязка от чулок (постепенно передвигавшаяся вверх по ноге к середине бедра), владели преимущественно аристократки, которых среди любовниц Соблазнителя, в общем, было не так уж и много. Актрисы, горожанки — вот та среда, где в основном одерживает свои победы неотразимый венецианец.

Так, сменив очередную венецианскую квартиру, Казанова влюбился в дочь квартирной хозяйки (вспомним юную парижанку Мими Кенсон). Девушка страдала от удушья, и хирургу то и дело приходилось пускать ей кровь. Узнав, что бледная красавица, будучи совершеннолетней, еще не имела месячных, Соблазнитель решил, что лучшим лекарством для нее будет сильный и здоровый любовник. Разумеется, эту роль Соблазнитель взял на себя и блистательно с ней справился. «Я был движим любовью и желанием излечить ее», — писал он. И, как это ему свойственно, прибавляет: «Я бы женился на ней…»

Причины, помешавшие Соблазнителю связать себя узами брака, на этот раз были достаточно серьезны. Его знакомство с де Берни и Мурреем навлекло на него подозрение в шпионаже: будучи приемным сыном сенатора, он вполне мог получить доступ к кое-каким государственным секретам и торговать ими с выгодой для себя. Прямых доказательств шпионской деятельности Казановы не было, но его вечная нужда в деньгах ни для кого не была секретом, а его распутный образ жизни уже давно привлекал к Соблазнителю пристальное внимание инквизиции. Происшествие с молоденькой графиней Бонафеде также не способствовало его доброй славе. Тронувшаяся рассудком графиня выбежала на улицу в чем мать родила и с криками бросилась ему на шею, умоляя не отвергать ее. Разумеется, все сочли, что Казанова околдовал несчастную — так же, как некогда околдовал сенатора Брагадина. Хотя в случае с безумной девицей Соблазнитель был, скорее, жертвой, нежели обманщиком.

История его знакомства с семейством Бонафеде восходит ко временам ранней юности Казановы. Отец графини, тогда еще угловатой девочки-подростка в белом детском платьице, был приговорен к заключению в форте Святого Андрея. Он обратился к Казанове за советом, как можно с наибольшим комфортом (и наименьшими деньгами) устроить свою жизнь в крепости. Соблазнитель тут же надавал ему кучу советов и сделался приятелем графа. Вечно нуждавшийся граф готов был водить дружбу со всяким, от кого мог получить хотя бы пару цехинов. А Соблазнитель, всегда имевший склонность к несовершеннолетним, мгновенно влюбился в графскую дочку. На правах друга его стали приглашать в дом графа, где Соблазнитель с изумлением столкнулся не только с неприкрытой нищетой, но и вопиющей нечистоплотностью. Амурное его чувство мгновенно испарилось, и он, подарив девушке несколько цехинов, поспешил ретироваться. Увидев через несколько лет графа на улице, Казанова хотел улизнуть от него, но не успел: граф поймал его за рукав и принялся жаловаться на жизнь. Избавление обошлось Соблазнителю в десять цехинов. О графской дочке, он, разумеется, даже не помышлял. Но вскоре он столь же неожиданно встретил молодую графиню. Она не подурнела, однако на всем ее облике лежала печать нищеты. Графиня так усиленно зазывала Соблазнителя в гости, что он не смог отказаться. Приведя его в неопрятную квартирку, она бросилась ему в объятия, умоляя подарить ей минуту страсти. Казанова попытался предложить висевшей у него на шее графине деньги, но та была настойчива, и Казанова, не привыкший отказывать женщинам, скрепя сердце согласился исполнить ее просьбу. Ему пришлось отлучиться по нужде. Возвращаясь обратно, он перепутал дверь и вошел в соседнюю комнату, где обнаружил отца графини и еще двух подозрительных типов. Поняв, что его хотели заманить в ловушку, он поднял скандал, типы тотчас смылись, а следом за ними и граф, пробормотав что-то про неотложные дела. Разумеется, ни о какой любви речи идти не могло. Бросив на стол десяток цехинов, Соблазнитель, не слушая оправданий графини, гордо удалился. Вероятно, от тяжелой жизни разум молодой графини помутился, отчего она и совершила упомянутый выше поступок, а затем надолго угодила в лечебницу для душевнобольных. Впрочем, для Соблазнителя это уже значения не имело: клеймо колдуна, одурманившего девушку приворотным зельем, прочно прилипло к нему.

Возможно, все бы и обошлось, если бы обвинителем Казановы выступало, так сказать, общественное мнение, но своими дерзкими выходками Соблазнитель навлек на себя гнев вполне конкретного человека, а именно сенатора Кондульмера. Сенатор владел одним из театров, где шли пьесы весьма посредственного сочинителя аббата Кьяри. Казанова освистывал комедии аббата, отчего зрителей, желавших их посмотреть, становилось все меньше, и наоборот, бурно аплодировал пьесам столь же посредственного автора патриция Дзордзи, чьи доходы от бесплатной рекламы ощутимо возрастали. Выбор Казановы объяснялся просто: синьора Дзордзи была его любовницей. И здесь Соблазнитель тоже перебежал дорогу Кондульмеру, давно и безуспешно добивавшемуся благосклонности очаровательной синьоры. Поэтому когда сенатор стал государственным инквизитором, у него появилась прекрасная возможность отомстить своему недругу, а у инквизиции оказался под рукой человек, готовый лично заняться делом дерзкого выскочки Казановы. В это же время в городе распространился сатирический роман «Удачливый комедиант» аббата Кьяри, главный герой которого разительно напоминал Соблазнителя. Затаив злобу на аббата, Казанова решил отомстить, то есть по своему обыкновению отколотить врага палкой, однако случая как-то не представлялось. Тут Казанова получил анонимное письмо, где ему советовали забыть о мести и позаботиться о себе, ибо над головой его уже сгустились грозовые тучи.

Самолюбивый венецианец не придал значения анонимке, уверенный, что Брагадин сумеет защитить его от нападок врагов. Однако престарелый сенатор уже не обладал прежним влиянием, а родственники его имели зуб на приемного сына. Он досаждал им своим поведением, а также был претендентом на наследство. Поэтому Брагадин, узнав о письме неведомого доброжелателя, посоветовал Казанове на время покинуть город. Враг всяческого беспокойства, привыкший рассуждать как свободный человек, Соблазнитель не обратил внимания ни на слухи, ни на предупреждение и остался в городе. Дела его шли все хуже и хуже. Он проигрался, запутался в долгах и, пытаясь выйти из положения, решил заложить или даже продать бриллианты, данные ему М. М. Для этого он пригласил к себе огранщика Мануцци, который, как потом оказалось, по совместительству служил шпионом инквизиции. Расхаживая по квартире Казановы, Мануцци заметил несколько трактатов по черной и белой магии, а также руководство по общению с духами. Заявив, что он знает людей, которые готовы купить такие книги за большие деньги, Мануцци предложил Соблазнителю их продать. Сильно нуждавшийся в деньгах, Казанова согласился, и Мануцци забрал книги с собой, но через несколько дней вернул, объяснив, что покупатель передумал. На самом же деле Мануцци носил их инквизиторам. Обвинение в чернокнижии было готово, к нему присоединилось обвинение в богохульстве и атеизме; нашлось немало свидетелей, утверждавших, что, проигрывая, Казанова призывал дьявола, не соблюдал посты, в церковь ходил только на праздничные мессы и — наверняка! — был франкмасоном. В полицейских донесениях Казанову называли «литератором, склонным к интриганству», «вымогателем» (имея в виду его жизнь в доме Брагадина), развратником, игроком, растлителем несовершеннолетних, развратителем умов и завистливым критиканом (имея в виду его ехидные сатиры на аббата Кьяри). Некая синьора Меммо, с сыновьями которой Казанова был дружен, подала жалобу, утверждая, что нечестивый чернокнижник склоняет ее сыновей к атеизму.

Старый Брагадин умолял Казанову покинуть Венецию, сулил ему деньги и рекомендации.

— Уезжай, друг мой, завтра может быть уже поздно. Если тебя осудят инквизиция и Верховный суд, я ничем не смогу тебе помочь.

— Мое бегство подтвердит мою виновность, а я не чувствую за собой никакой вины. И потом, если я уеду, как знать, не приговорят ли меня заочно к вечному изгнанию?

Убедившись, что Казанова непреклонен, сенатор тяжко вздохнул и отправился помолиться за своего непутевого приемного сынка. Сердце подсказывало ему, что они больше не увидятся.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.