ГАЛОПОМ ПО ИТАЛИИ ПУТЕШЕСТВИЯ НА КОРФУ И В КОНСТАНТИНОПОЛЬ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГАЛОПОМ ПО ИТАЛИИ

ПУТЕШЕСТВИЯ НА КОРФУ И В КОНСТАНТИНОПОЛЬ

Считается, что именно в Неаполе, куда Авантюрист Казанова прибыл в сентябре 1743 года, началось его победоносное шествие по жизни. В этом городе его прекрасно приняли, обласкали. Неаполь — исходная точка нового круга странствий Джакомо. Но если Венецию покидал самолюбивый школяр, готовый из принципа идти пешком хоть на край света, то из Неаполя в дорожной карете уезжал самоуверенный Авантюрист, чьи карманы были набиты цехинами. Свое пешее безденежное странствие по городам Италии Авантюрист вспоминал со снисходительной усмешкой. Первое путешествие юного Казановы обогатило его ни с чем не сравнимым жизненным опытом. Он понял главный жизненный принцип: окружающие достойны вашего внимания в той степени, в какой они могут оказаться вам полезными.

В Неаполе Джакомо свел множество полезных знакомств, и в том числе с неким Антонио Казановой. Обаятельный молодой венецианец так понравился неаполитанскому Казанове, что он признал его своим родственником, а Джакомо не стал его в этом разубеждать. В самом деле, почему бы и нет? Для собственной пользы Джакомо был готов сочинить любую родословную. Узнав о желании родственника отправиться в Рим, чтобы сделать карьеру, Антонио в изобилии снабдил его рекомендательными письмами и деньгами, то есть помог сделать первые шаги на избранном им поприще служения церкви. За то недолгое время, что Джакомо провел в Вечном городе, он своим тонким чутьем уловил, что там неимущему аббату легче выбиться в люди, не имея у себя за спиной поддержки нескольких поколений знатных предков.

Если Неаполь можно считать родиной Авантюриста, то Рим стал местом рождения великого Соблазнителя и Любовника. До сих пор любовные победы нисколько не затрагивали струн души Казановы. Когда юные неопытные девицы, которых он так любил первым приобщать к радостям Венеры, влюблялись в обаятельного венецианца, он предпочитал этого не замечать. Но в Риме Казанова встретил красавицу, впервые заставившую трепетать его сердце, женщину, ответившую на его страсть еще большей страстью, любовницу, расставание с которой повергло его в отчаяние.

По дороге из Неаполя в Рим попутчиками Казановы стал пожилой адвокат Джакомо Кастелли, его жена Лукреция и сестра Лукреции, девушка-подросток Анджелика. Красота Лукреции произвела на венецианца столь сильное впечатление, что он на время даже лишился дара речи и долго сидел молча в углу кареты, любуясь восхитительным созданием и украдкой бросая в ее сторону наивыразительнейшие взгляды. Вскоре он заметил, что страстные взоры его не остались без ответа, и счастью его не было границ. Особенно радовало его, что Лукреция — замужняя дама, а значит, добившись успеха, можно не заботиться о возможных последствиях. Окрыленный надеждой, Казанова начал поддерживать беседу и постепенно расположил к себе попутчиков. Однако доказать Лукреции свою любовь ему никак не удавалось, даже когда в придорожном трактире всех четверых разместили на ночь в смежных комнатах. Подъезжая к Риму, Казанова забеспокоился: он не мыслил себя без обладания Лукрецией, ощущал в ней ответную страсть, однако никак не мог улучить момент и остаться с ней наедине. Они прибыли в Вечный город, так и не познав сладости любовных утех. Расставаясь, адвокат Кастелли, проникшийся за дорогу искренней симпатией к молодому аббату, попросил его не забывать своих попутчиков и дал ему адрес своей тещи, у которой они собирались остановиться. Адвокат настойчиво приглашал Казанову навестить их. Выразительный взгляд Лукреции подсказал Казанове, что теперь она будет искать для них возможность остаться наедине.

Однако пройдет еще немало недель, прежде чем влюбленным удастся на миг соединиться в карете, едва ли не на глазах у мужа и матери Лукреции. «Боже, как мы несчастны!» — шепотом произнесет Лукреция, медленно спускаясь по ступенькам кареты, дабы дать любовнику время успеть привести в порядок одежду. А вскоре семейство вместе с Казановой отправится на прогулку по окрестностям Рима, и, пока все будут осматривать красивейшую виллу Лодовизи, влюбленные убегут в окружавший виллу сад и там, наконец, в полной мере предадутся своему счастью.

«Я не знал ничего подобного! — воскликнет Казанова. — Ты — моя первая любовь!»

«А ты — моя! — ответит ему Лукреция и, помолчав, добавит: — Первая любовь души моей и последняя. Больше я уже никого не полюблю. Счастлива та, которая будет с тобой после меня. Нет, я не ревную, просто жаль, если она не сумеет любить тебя так, как я».

Шорох в кустах заставит Казанову разжать объятия: он опасливо озирается вокруг, ведь каждую минуту их могут застать гуляющие где-то рядом родные Лукреции.

«Не бойся, любимый, — говорит красавица, — это наш Гений оберегает нас».

И она указывает на притаившуюся неподалеку переливчатую змейку, уставившуюся на них своим холодным взором.

«Если она вдруг захочет укусить, я спрячу тебя в своих объятиях, — продолжает она. — Но смотри! Она уползает, подает нам знак, что сюда идут!»

Потом, в конце прогулки, Казанова спросит у матери Лукреции, боится ли ее дочь змей. «Больше всего на свете!» — ответит донна Чечилия.

После свидания в садах Лодовизи любовники еще не раз предавались запретным радостям. Однажды Лукреция, опьянев от наслаждения и желая поделиться своей радостью с дорогим ей существом, бросила в объятия Соблазнителя свою младшую сестру Анджелику, единственную свидетельницу пылких встреч влюбленных. Не смея перечить своей повелительнице, Казанова поначалу смутился, но потом, поощряемый ею, принялся ласкать растерявшуюся девушку, вошел во вкус и, наконец, посвятил девственную Анджелику в таинство чувственной любви. Это было последнее свидание Джакомо с Лукрецией. На следующий день Лукреция с мужем уехала обратно в Неаполь.

Опечаленный Казанова целый день просидел, затворившись у себя в комнате, он переживал невосполнимую, как ему тогда казалось, утрату. Но долго горевать он не умел, и водоворот жизни подхватил его и понес дальше. Впереди ему виделась скорая и блистательная церковная карьера.

Если в первый раз Казанова прибыл в Вечный город бедным пешим странником, то теперь он въезжал в карете, роскошно одетый и с набитым кошельком. Рекомендации Антонио Казановы обеспечили ему благожелательный прием в папском окружении. Покровителями его стали аббат Джорджио и остроумный португальский аббат Гама. Они представили молодого венецианца могущественному кардиналу Аквавиве. Аквавива принял его хорошо и поселил в своем дворце. Аббат Джорджио снабдил молодого прелата массой ценных советов, выхлопотал ему небольшую стипендию и нашел учителя французского языка. Хотя Джакомо читал по-французски вполне прилично, разговаривать на этом языке он еще не умел. Подготавливая Казанову к будущей карьере, его определили переписывать дипломатическую корреспонденцию, которая в те времена велась исключительно по-французски. Таким образом жизнь молодого человека в Риме поделилась надвое: одна половина была посвящена Лукреции, другая — учению и общению с окружением кардинала Аквавивы, слывшего не только человеком острого ума, но и распутником, питавшим слабость к несовершеннолетним девочкам. Кардинал благоволил к Казанове и помог ему получить аудиенцию у папы, Бенедикта XIV. Папа был человек обходительный, любивший поговорить. Слушая бойкий рассказ молоденького аббата про приключения, пережитые им по дороге Рим, папа весело смеялся, а когда рассказчик умолк, похвалил его и позволил обратиться с просьбой. Ничтоже сумняшеся Казанова попросил разрешения читать запрещенные книги, внесенные в «Index librorum prohibitorum», и из-за слабого здоровья — не соблюдать посты. Читать книги папа ему позволил, кушать скоромное по постным дням — тоже, но постоянно не соблюдать посты не советовал. Затем понтифик благословил его.

Вечный город не уставал выказывать венецианцу свое благоволение. Он приблизил его к сильным мира сего. Перед молодым прелатом открывались блестящие перспективы. Он успел перезнакомиться с бывшими и нынешними любовницами кардинала Аквавивы, сумел войти в доверие ко многим высокопоставленным церковникам. Он уже чувствовал себя при папском дворе как рыба в воде. Любой интриган и карьерист на его месте наверняка бы сделал скорую и удачную карьеру. Но в жизни Казановы все решал либо каприз, либо случай.

Однажды ночью к Джакомо явилась заплаканная молоденькая девушка, закутанная в монашескую рясу, она молила его о помощи и приюте, уверяя, что идти ей больше некуда. Узнав в просительнице Барберину, дочь своего учителя французского языка, венецианец принялся ее успокаивать. Оказалось, что Барберина беременна от своего возлюбленного, молодые люди хотели бежать, но приготовления их были обнаружены, друга ее схватили и бросили в тюрьму. Отец пожелал заточить ее в монастырь, но она сумела убежать из дома, теперь она не знает, что ей делать и куда податься. Прекрасно понимая, что если девушку обнаружат у него в комнате, карьере его конец, Джакомо все же оставил ее у себя ночевать. Она была так несчастна, что он проникся к ней искренней жалостью и даже не попытался обольстить. Желая избежать скандала и огласки, он убедил ее написать письмо кардиналу с просьбой о защите и покровительстве. Но труды их были напрасны, беглянку схватили и отправили в монастырь, а Казанову обвинили в пособничестве и совращении несовершеннолетней. Сплетни, закружившиеся вокруг Казановы, не могли не достичь ушей кардинала Аквавивы. Решив, что во всем виноват его протеже, кардинал пригласил его к себе и мягко, но настойчиво предложил покинуть и его дворец, и Рим. Но Аквавива поинтересовался, куда бы Джакомо хотел поехать. Никогда не строивший никаких планов, Казанова ответил наугад: «В Константинополь». Он хотел сказать, что ему все равно, лишь бы куда-нибудь подальше. Кардинал удивился, но возражать не стал. Перед отъездом он щедро снабдил Казанову деньгами и дал рекомендательное письмо к графу Бонвалю[24], состоявшему на службе у падишаха.

Поначалу Казанова растерялся, но постепенно путешествие в Константинополь стало казаться ему все более заманчивым. Получив деньги на дорожные расходы и спрятав во внутренний карман письмо, он без особых сожалений покинул Вечный город. В сущности, кроме приятных воспоминаний, его здесь больше ничего не удерживало: Лукреция уехала, а переписывать французские бумаги ему порядком надоело. Предстоящая поездка не налагала на него никаких обязательств, кошелек был полон, погода — прекрасна, впереди — вечность. Путь в Константинополь лежит через Венецию, где его всегда с нетерпением и радостью ждали очаровательные сестрички Мартон и Нанетта, их ласки ему пока еще не приелись. Без особых приключений Джакомо прибыл в Анкону, оттуда он морем предполагал переправиться в Венецию. Но неожиданная встреча надолго задержала его в Анконе.

В гостинице, где он для придания себе большего веса назвался секретарем кардинала Аквавивы, случай свел его с примечательным семейством, состоявшим из матери, сына-подростка, двух дочерей, двенадцати и одиннадцати лет, и молодого воспитанника, кастрата Беллино, наделенного чудесным голосом. Семейство пребывало в стесненных обстоятельствах и все надежды возлагало на ангажемент Беллино. В Папском государстве, где женщине доступ на сцену был запрещен, голоса кастратов ценились особенно высоко, ибо они исполняли все женские партии. Нежная красота Беллино навела Соблазнителя на мысль, что перед ним не кастрат, а переодетая женщина. Любопытство Казановы было столь велико, что он мгновенно позабыл о целях своей поездки и принялся усиленно добиваться расположения семейства, дабы поближе свести знакомство с Беллино. Он угощал всех его членов обедами, поил кофе матушку и вскоре стал своим человеком в снимаемых семейством апартаментах. Беспримерная щедрость Соблазнителя привела в его объятия малолетних сестричек, чрезвычайно возгордившихся, когда богатый и красивый господин сумел по достоинству оценить их совсем еще юные прелести. Сгоравший от любопытства и пробудившегося вожделения Казанова готов был даже полюбить их братца-танцора, выступавшего на сцене в женском костюме, если бы любовь эта приблизила его к Беллино. Наконец он не выдержал и, улучив момент, дерзко запустил руку между ног кастрата; каково же было его разочарование, когда он убедился, что Беллино одного с ним пола! Полная свобода нравов царила среди актеров, поэтому Беллино не обиделся на его поступок, а лишь посмеялся над незадачливым исследователем.

Все же сомнения не покидали Казанову, он хотел убедиться в своем несчастье не только руками, но и глазами, поэтому он оставался в городе и продолжал обхаживать черноглазого Беллино, лицом удивительно напоминавшим ему Лукрецию. Терпение его увенчалось успехом. Во время загородной прогулки им с Беллино пришлось заночевать в гостинице, где их по понятным причинам разместили в одной комнате. Посреди ночи спутник Казановы сам пришел к нему в постель. Зоркий глаз не подвел соблазнителя: под личиной кастрата скрывалась очаровательная девушка Тереза. Она поведала Казанове свою незамысловатую историю.

Рано пробудившееся музыкальное дарование Терезы заметил знаменитый музыкант и певец, кастрат Феличе Салимбени, он взялся обучать ее своему искусству, а потом сделал ее своей любовницей. Салимбени привязался к Терезе, но понимая, что такой талант, как у нее, скрыть нельзя, решил выпустить ее на сцену в обличье кастрата, дабы у богатых бездельников не возникало желания поволочиться за ней, как это было принято среди любвеобильных прожигателей жизни. Для придания правдоподобия ее истории он поместил девицу в семью недавно скончавшегося кастрата Беллино, и она заняла его место. Под именем Беллино Тереза должна была выйти на сцену. Чтобы она прошла проверку на пол, устраиваемую кастратам в Папском государстве, Салимбени подарил ей хитрое каучуковое приспособление, прочно прикреплявшееся между ног и не позволявшее проверяющим святым отцам усомниться в обмане. Но Салимбени внезапно умер, и Тереза-Беллино, не успев получить ангажемент, осталась в приемной семье. И теперь все они направлялись в Болонью, где, по слухам, легче было заключить контракт с каким-нибудь театром. В пути же они застряли, потому что у них кончились деньги. В Казанову Тереза влюбилась с первого взгляда, но пока не убедилась, что страсть ее не безответна, она не решалась ему открыться.

Тереза настолько вскружила голову Соблазнителю, что он сам предложил ей стать его женой, она с восторгом согласилась. Когда же Казанова, одумавшись, стал уверять ее, что жених он незавидный, она заявила, что последует за ним на край свете даже в рубище. «Мы оба свободны, у нас нет родных, способных воспрепятствовать нашему браку. Пусть у тебя нет ни денег, ни прочного положения в обществе, я привыкла довольствоваться малым. Когда же я поступлю на сцену, я смогу содержать и себя, и тебя», — отвечала она, выслушивая очередную отговорку Соблазнителя. Казанову перспектива рая с милой в шалаше не вдохновляла, но энергичная Тереза продолжала настаивать на свадьбе. Уверенная, что больше уже никогда и никого не полюбит, она полагала, что и он любит ее, а посему мнила брак естественным продолжением их страсти. Соблазнитель не разуверял ее, наслаждался ее любовью и не предпринимал никаких шагов, как обычно, полагаясь на случай. Привыкнув произносить слова ради самих слов, он никогда не задумывался над тем, что, возможно, есть еще люди, этим словам верящие.

Случай явился в образе испанского патруля, производившего проверку документов. Паспорт у Казановы был потерян, поэтому его задержали для выяснения личности и посадили на гауптвахту. Когда недоразумение разъяснилось и из Рима был прислан новый паспорт взамен утерянного, красавица Тереза была уже далеко. Она заключила контракт с театром Сан-Карло в Неаполе и уехала; перед отъездом она написала Соблазнителю письмо, в котором звала его с собой, уверяя, что теперь им хватит средств на двоих. Тот подумал — и отказался; выглядеть откровенным альфонсом ему не позволяло самолюбие. Но не желая слишком сильно огорчать возлюбленную, он пообещал приехать к ней, когда дела его поправятся, но не приехал. Красавица Тереза, настоящее имя которой было Анджиола Калори, стала выдающейся певицей и приобрела европейскую известность.

Пребывая на гауптвахте, Казанова пришел к мысли, что в смутное время (на земле Италии шла война за австрийское наследство) гораздо выгодней быть лицом военным, нежели духовным. А так как церковная карьера у него явно не задалась, он выбросил свой подрясник и облачился в бело-голубой мундир офицера испанской армии, хотя носить таковой не имел никакого права. Но расцветка мундира выгодно оттеняла красоту его смуглого точеного лица, сшит он был на заказ у лучшего портного, сидел отлично, и выглядел в нем Авантюрист великолепно. Остальное его не интересовало. В новом облачении он прибыл в родной город, где, поддавшись уговорам приятелей, записался в армию и сменил испанский мундир на форму лейтенанта Венецианской республики. Он был назначен адъютантом командующего галеасами и отбыл к месту службы — на остров Корфу, форпост Республики в Адриатическом море. Сестры Нанетта и Мартон, коих Соблазнитель не забыл посетить, горькими слезами провожали своего ненаглядного возлюбленного.

Случившаяся в пути буря, действительно, едва не лишила их милого друга. Вместе с Казановой на судне плыл священник, вскоре сделавшийся его злейшим врагом, ибо Казанова постоянно подшучивал над ним. В разгар бури священник принялся заклинать демонов, отвлекая и без того перепуганных матросов от борьбы со стихией. Чтобы призвать команду к порядку, Казанова забрался на мачту и стал кричать, что никаких демонов не существует и пора спасать корабль. В ответ священник обозвал Казанову безбожником и настроил против него матросов. Когда буря наконец утихла, один из приверженцев патера попытался вышвырнуть венецианца за борт, и тот только чудом удержался на корабле. Но порт назначения был уже близко.

Основными занятиями Казановы на Корфу были карты, застолье и разговоры. В карты ему, скорее, везло, в любви — скорее, нет. Он влюбился в Адриану Фоскарини, жену капитана одной из галер, именуемую им в «Мемуарах» мадам Ф. Впервые Соблазнитель увидел ее за общим столом и тотчас потерял голову от страсти. Чего только он ни делал, чтобы добиться расположения надменной патрицианки! Он оплачивал карточные долги ее мужа; привез из Отранто труппу комедиантов для развлечения скучающей красавицы: глотал пилюли из ее волос, сплел из этих волос удавку и носил ее на шее, по ночам, подавляя желание, с готовностью развлекал ее разговорами. Но вся его изобретательность, все мучения оказались напрасны: мадам Ф. не позволила ему вкусить вожделенной любви. Едва он проник в заветное святилище, как она с силой оттолкнула его, воскликнув: «Нет, мы можем погубить себя!» В отчаянии Соблазнитель отправился к местной куртизанке Мелуле, та утешила его и — в очередной раз — наградила дурной болезнью.

Пребывание в Константинополе, куда Казанова ездил представляться венецианскому посланнику и вручать письмо кардинала Аквавивы графу де Бонвалю, также не принесло Соблазнителю новых любовных побед. Знатный турок Юсуф, с которым его познакомил Бонваль, несколько часов беседовал с Казановой, а потом предложил ему принять магометанскую веру и жениться на его юной дочери, красавице Зельми, которой он намеревался завещать все свои богатства. Предложение было заманчивым, и Соблазнитель призадумался. Его смущали переход в магометанство и очевидная необходимость изучения турецкого языка. Тогда Казанова стал ждать указания Фортуны или хотя бы своего верного друга Случая. Указаний не было, и от щедрого дара турка пришлось отказаться. Другой знатный турок, Исмаил, устроил для Казановы пиршество для глаз, показав венецианцу вечернее омовение своих одалисок. Очарованный прелестями восточных красавиц, Казанова, будучи в доме Юсуфа, попытался соблазнить молодую жену хозяина дома. Предприятие завершилось неудачей: по неведению Казанова нанес красавице страшное оскорбление, попытавшись сдернуть с нее чадру. Умудренный годами Юсуф простил молодому венецианцу его шалость и перед отъездом щедро одарил его. Подарки Юсуфа пришлись как нельзя кстати, продав их, Казанова рассчитался с карточными долгами.

И на Корфу, и в Константинополе Казанова имел успех как занимательный рассказчик. «Если хочешь вызвать слезы, надобно плакать самому, но, желая насмешить, самому смеяться нельзя», — когда-то учил его сенатор Малипьеро, и Казанова, навсегда запомнивший эти слова, не раз имел возможность убедиться в правильности его наставлений. (К концу жизни он почти разучился смеяться сам, зато всегда умел насмешить окружающих.) Но постепенно Казанова стал замечать, что сколь бы приятным ни находили офицеры его общество, продвигать по службе его никто не собирался. Даже когда открылась вакансия, его обошли и чин достался другому. Воинская дисциплина и связанные с нею обязанности все больше тяготили Казанову: натура его не терпела даже разумного принуждения. Деньги и дары, полученные от местных поклонников своего красноречия, он проиграл в карты, любовные интрижки перестали скрашивать его существование, ибо все сколько-нибудь достойные женщины, склонные завести с ним роман, уже побывали в его постели. И Казанова подал в отставку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.