КЛЕЙСТУ ГРОЗИТ ЛОВУШКА
КЛЕЙСТУ ГРОЗИТ ЛОВУШКА
16 ноября С. К. Тимошенко в сопровождении группы генералов и офицеров прибыл в Каменск-Шахтинский, в штаб Южного фронта. Добирались поездом, так как метеорологи предсказывали нелетную погоду.
— Почему не перешли в наступление? — было первым вопросом, который задал главком командующему фронтом при встрече.
— А разве вы не получили наше донесение? — удивился генерал Черевиченко. — Видимо, вы уже были в пути, и донесение не застало вас.
Командующий фронтом доложил, что не все войска первого эшелона успели занять исходное положение. В 37-й армии на месте оказалась всего лишь одна танковая бригада. А тут непогода — дождь, туман, низкая облачность. Ни одному боевому самолету не подняться в воздух.
Далее Черевиченко сообщил, что сегодня утром командующий 12-й армией генерал Коротеев донес: немцы перешли в наступление в Донбассе. А у Коротеева нет резервов. Трудно предвидеть, как все там обернется.
— Нельзя, как мне кажется, в такой обстановке очертя голову бросаться в наступление, — сказал командующий фронтом.
Главком и сам понимал, что обстановка действительно не очень-то благоприятная, и поэтому выслушал эти доводы спокойно. Но заметил укоризненно:
— Время-то не ждет, товарищ Черевиченко. Вы думаете, что дальше легче будет? Мы не можем ждать, когда Клейст оправится и сам ударит по нас. Тогда — прощай наступление. Снова придется отбиваться… — Помолчав, он спросил: — Как дела у Коротеева?
— Положение его трудное: противник прорвал фронт и рвется на Первомайск. Судя по донесению командарма, наши дивизии, подвергшиеся удару, медленно и очень организованно, оказывая ожесточенный отпор, отходят.
— Какие меры приняты?
— Я приказал двинуть из Первомайска на помощь Коротееву двести шестьдесят первую стрелковую дивизию.
— Этого мало, — вздохнул главком. — Придется подумать о передаче ему и двести восемнадцатой.
— Но это же последний мой резерв!
— Ничего не поделаешь, — сухо заключил маршал. — Мы не можем, начиная серьезное наступление, оставлять позади себя необеспеченный тыл. Если сейчас не стабилизируем положение на стыке двух фронтов, то ударная группировка вашего фронта может оказаться между двух огней… Поэтому мы пойдем и на большие жертвы. — Повернувшись ко мне, он распорядился: — Сообщите товарищу Бодину мой приказ: кавкорпус Бычковского передать из шестой армии в двенадцатую. Надеюсь, что Малиновский сумеет продержаться и без него… Ну, с этим покончено. Продолжайте свой доклад, товарищ Черевиченко.
Командующий фронтом подошел к большой карте, висевшей на стене. Негромко, но отчетливо чеканя слова, он сообщил, что противостоящие Южному фронту войска 17-й полевой и 1-й танковой немецких армий обладают общим превосходством в силах и средствах, особенно в танках. Перед фронтом наших 12-й и 18-й армий против имевшихся у них семи стрелковых и двух кавалерийских дивизий враг только в первом эшелоне сосредоточил девять пехотных дивизий, численность которых значительно превышает численность наших войск. Так что гитлеровцы имеют здесь все возможности для наступления, и против 12-й армии они уже начали его. Удару может подвергнуться и 18-я армия. Не совсем благоприятное для нас соотношение сил складывается и на шахтинском направлении, где мы готовим наступление. Здесь против одиннадцати недостаточно укомплектованных стрелковых, четырех кавалерийских дивизий и четырех танковых бригад наших 9-й и 37-й армий Клейст пока имеет не менее шести-семи дивизий, в том числе две-три танковые. Но последние данные разведки свидетельствуют о том, что он спешно перегруппировывает свои силы к югу. А это означает, что враг отказывается от ударов на северо-восток и нацеливает войска прямо на Ростов…
— То-то и оно, — вмешался главком. — Вот почему мы и должны торопиться с наступлением. Если Клейст ударит по армии Ремезова, она может не выдержать, и Ростов окажется в руках противника.
Но Черевиченко доложил, что основные силы ударной группировки фронта еще не закончили сосредоточение в исходном районе для наступления. В полной готовности лишь 96-я и 99-я стрелковые дивизии, а 51-я и 253-я только еще подтягиваются к исходному рубежу. Из четырех танковых бригад, включенных в состав 37-й армии, готовы к наступлению лишь 3-я и 132-я. 142-я бригада еще и не прибыла в 37-ю армию, а во 2-й танковой бригаде не осталось исправных танков. Таким образом, в наступлении могли немедленно принять участие только 92 танка. Для артиллерийского обеспечения наступления 37-й армии удалось собрать всего 235 орудий*. В 18-й армии готовы поддержать действия 37-й армии две стрелковые дивизии, в 9-й армии — одна стрелковая и одна кавалерийская; во втором эшелоне ударной группы — только кавалерийский корпус генерала Хоруна и бригада НКВД. В составе 35-й и 56-й кавалерийских дивизий этого корпуса насчитывается всего три тысячи сабель, 87 пулеметов, 10 орудий и 80 минометов всех калибров…
— Да, сил маловато… — сказал главком и улыбнулся: — Но зато какие это войска! Закаленные в непрерывных боях, битые, но не сломленные… А за битого, как говаривал старик Суворов, двух небитых дают. Вы прикинули примерное соотношение сил?
— Так точно.
Черевиченко привел данные, которыми располагал его штаб. По пехоте войска нашей ударной группы будут обладать некоторым превосходством, по артиллерии наше преимущество совсем незначительное, а танков у противника больше, чем у нас. Что касается авиации, то силы примерно равные. У нас 72 истребителя, 119 бомбардировщиков и 13 штурмовиков. У противника в полосе действий нашей ударной группировки около сотни истребителей и свыше шестидесяти бомбардировщиков.
— Но приходится учитывать, — сказал генерал, — что мы собрали все, что смогли, а противник может усилить армию Клейста авиацией за счет маневра с других направлений. Как видите, наступать будет нелегко.
— Вот и потягаемся на равных! А то фашистская пропаганда продолжает на весь мир трубить о непобедимости своих войск. Посмотрим, что она запоет, когда нам удастся побить их на равных, а в танках даже меньшими силами. И нам надо сделать все, чтобы наши бойцы и командиры уяснили не только военное, но и политическое значение предстоящей операции.
Член Военного совета Южного фронта Л. Р. Корниец заверил, что политработники уже получили на этот счет указания.
— Тогда давайте уточним задачи войск ударной группы, — распорядился главком.
Полистав блокнот, командующий фронтом стал излагать основные задачи наступающих войск. 18-я армия наносит удар на своем левом фланге двумя стрелковыми дивизиями в общем направлении на Дьяково, Дмитриевку. В течение первых четырех дней эти дивизии должны выйти на реку Миус. 37-я армия всеми своими шестью стрелковыми дивизиями и тремя танковыми
— — — —
* В это число не входили 45-миллиметровые противотанковые орудия и 80-миллиметровые минометы.
бригадами наносит удар с фронта Дарьевка, Должанская в общем направлении на Больше-Крепинскую, то есть на юг. Перед этими войсками стоит задача: при содействии 9-й и 18-й армий уничтожить противостоящие силы Клейста и к концу четвертого дня наступления выйти на реку Тузлов. Слева ударной группировке будет содействовать 9-я армия; она нанесет удар силами одной стрелковой и одной кавалерийской дивизий на своем правом фланге в общем направлении Новошахтинск, Болдыревка, то есть в тыл противнику, обороняющемуся перед фронтом 37-й армии. Во втором эшелоне, за боевыми порядками 37-й армии, сосредоточены две дивизии кавкорпуса Хоруна. Как только наши наступающие войска займут рубеж Дьяково, Гринфельд, в сражение будет введен этот корпус, усиленный бригадой НКВД и танками, прямо в стыке 37-й и 18-й армий. Задача этой подвижной группы — стремительно продвигаться строго на запад и ударом во фланг чистяковской группировке противника сковать ее и тем самым обеспечить наши наступающие войска от атак с запада.
— Таким образом, — резюмировал Черевиченко, — все наши силы задействованы и в моем резерве почти ничего не остается. В этом основная наша слабость: в случае осложнений мы сможем повлиять на ход событий лишь путем маневра наступающими дивизиями.
Перечислив задачи, поставленные перед военно-воздушными силами, Черевиченко кратко доложил и о том, как спланировали наступление своих войск командармы.
Главком поинтересовался, как командование фронта организовало тыловое обеспечение наступления. Черевиченко ответил, что ударная группировка располагает необходимым количеством боеприпасов и горючего. Для подвоза грузов и эвакуации раненых 37-й армии передано 380 автомашин, 30 тракторов и 30 санитарных автомобилей. В материально-техническом отношении наступление можно считать подготовленным.
С. К. Тимошенко с удовлетворением подвел итоги совещания:
— Так что у вас, товарищи, теперь нет никаких серьезных оснований откладывать наступление. Вот завтра с восьми, а самое позднее с девяти часов утра и начинайте.
Наскоро пообедав, маршал выехал в 37-ю армию. Ее штаб располагался в 25 километрах от Каменск-Шахтинского. Не прошло и часа, как мы уже сидели в просторной комнате и слушали доклад генерал-майора А. И. Лопатина. Собрался почти весь руководящий состав армии. Я обрадовался, увидев члена Военного совета дивизионного комиссара Н. К. Попова. В этой же должности он был в 6-й, а затем в 37-й армии, оборонявшей Киев. Ему удалось благополучно пройти через все испытания, и вот теперь он снова возглавляет политическое руководство возрожденной 37-й армии. Рядом с ним начальник штаба, тоже хорошо мне знакомый полковник И. С. Варенников. Раньше он руководил штабом 26-й армии, когда ею командовал генерал-лейтенант Костенко.
Если Попову и Варенникову уже с первых дней войны пришлось стоять во главе руководства армии, то для командарма Антона Ивановича Лопатина это были первые шаги. Мне было известно, что с конца августа Лопатин заменил генерала Алексеева на посту командира 6-го стрелкового корпуса 26-й армии и вывел остатки своих войск из окружения. И вот теперь ему выпала честь возглавить армию, на которую главком возлагал все надежды в предстоящем наступлении. Лопатин успел зарекомендовать себя человеком смелым, решительным, настойчивым. А Тимошенко ценил в военачальниках прежде всего именно эти качества.
У Лопатина плотная коренастая фигура, широкие плечи. Большая голова наголо выбрита, черты лица правильные, но все кажется слишком крупным — и нос с заметной горбинкой, и красиво очерченные губы, и густые брови над большими светлыми глазами. Весь облик генерала выдавал в нем силу и волю.
Говорил Лопатин громко и не торопясь. Сказал, что, несмотря на недостаток времени, всеми видами разведки удалось получить довольно подробные сведения о противнике. Выявлена группировка его сил и средств, непосредственно противостоявших войскам армии. Захвачено и изучено 3035 солдатских и офицерских писем, 49 различных книг, 340 экземпляров немецких газет и журналов. Все это позволило создать довольно точное представление не только о боевом составе и характере обороны противостоящих вражеских частей, планах их командования, но и о настроении фашистских солдат и офицеров.
Анализ добытых сведений позволяет предполагать, что немцы не ожидают нашего наступления. Интенсивные инженерные работы, которые советские войска ведут вдоль переднего края, достигли результата: гитлеровцы считают, что мы спешно укрепляем свою оборону.
По данным разведки, в первый день наступления войскам 37-й армии могут оказать сопротивление части моторизованной дивизии СС «Викинг» и 16-й танковой дивизии, в дальнейшем следует ожидать подхода и других сил Клейста.
Генерал скрупулезно перечислил все наиболее важные опорные пункты врага, охарактеризовал командиров противостоящих немецких дивизий, указал боевую численность этих войск, предполагаемое соотношение сил сторон. Выводы его не расходились с выводами командующего фронтом.
Лопатин особо подчеркнул трудность преодоления обороны противника: придется бороться с большим количеством танков, врытых в землю. Для их уничтожения нужно много артиллерии, а удалось собрать всего 235 орудий: 104 своих и 131 придано на усиление. На километр фронта наступления получается всего лишь 10–12 стволов, и даже на главном направлении не более 18 орудий *. Так как артиллерийская плотность явно мала, командарм просил поддержать его авиацией: она должна в значительной мере восполнить недостаток артиллерии.
Местность в полосе предстоящего наступления открытая, безлесная. Это требует особой заботы о противовоздушной обороне и о маскировке. Командование и штаб армии строго следят за тем, чтобы сосредоточение и смена войск производились только ночью, причем машины движутся с потушенными фарами. Вся боевая техника тщательно маскируется.
Говоря о своих войсках, командарм посетовал на малочисленность всех четырех стрелковых дивизий, которые должны завтра первыми двинуться в наступление. Они насчитывали от 2600 до 3500 человек (вместо положенных 11 тысяч). В двух дивизиях второго эшелона очень мало артиллерии. (Надежда на получение ее из резервов Ставки не оправдалась: все резервы артиллерии и танков были брошены на формирование новых армий, предназначавшихся для контрнаступления под Москвой.)
Начальник штаба армии полковник Варенников доложил о том, как спланирована наступательная операция. Общая глубина ее 80 — 100 километров. За первые четыре дня, с 17 по 20 ноября, армия должна разгромить противостоящие вражеские силы и продвинуться в южном направлении на 50–55 километров, до реки Тузлов, далее, повернув на юго-запад, войска к исходу 23 ноября должны во всей полосе наступления выйти на реку Миус. После этого операция могла развиваться по различным вариантам, зависящим главным образом от действий противника. Если главные силы Клейста окажутся отрезанными, то намечалось организовать их разгром в котле, а если им удастся ускользнуть за реку Миус, то развивать наступление к западу от этого рубежа.
И. С. Варенников подробно рассказал о задачах каждой из стрелковых дивизий первого и второго эшелонов и особо об использовании танковых соединений. Две наиболее укомплектованные танковые бригады (3-я и 132-я) придаются 96-й и 253-й стрелковым дивизиям, наступающим на направлении главного удара, а третья, самая малочисленная (всего несколько танков), остается в резерве. Командир 96-й стрелковой дивизии приданными ему танками распорядился так: по одному танковому батальону отдал на усиление стрелковых полков первого эшелона, а остальные оставил в своем резерве. Командир 253-й стрелковой решил по-иному. Он поставил танковой бригаде самостоятельную задачу — во взаимодействии с 981-м стрелковым полком уничтожить вражеский узел сопротивления Гринфельд, где планируется ввод кавалерийского корпуса, и прикрыть конников от возможных ударов противника с юго-востока.
При развитии успеха в глубине вражеской обороны все танковые бригады будут во взаимодействии с кавалерийским корпусом использоваться для глубоких рейдов по немецким тылам.
Маршал Тимошенко одобрил общий замысел операции, но предупредил:
— Помните, товарищи, танков у нас значительно меньше, чем у Клейста, поэтому мы должны беречь их, не бросать в бой без тщательной разведки местности и системы противотанковой обороны противника. Надо, чтобы каждый танк прикрывало не менее одного-двух орудий. Поскольку оборона противника построена в виде отдельных опорных пунктов, не следует бросать танки в лобовые атаки на укрепления. Пусть танкисты избегают и столкновений с контратакующими вражескими танками. Если фашисты предпримут массированную танковую контратаку, ее надо отражать метким огнем с места из-за укрытий, а затем уже добивать врага во встречной атаке. Не забывайте — танков в резерве у нас нет, на пополнение рассчитывать не приходится. Москва сейчас сама в трудном положении и помочь нам пока не может…
Об организации артиллерийского обеспечения доложил начальник артиллерии армии. Создано несколько артиллерийских групп. В группу поддержки танков вошла часть батальонной, полковой и приданная противотанковая артиллерия полков первого эшелона. В группу поддержки пехоты выделено по одному-два артиллерийских дивизиона на каждый стрелковый полк,
— — — —
* За нормальную плотность для прорыва обороны противника на главном направлении принималось 50–60 орудий, а в конце войны она доходила нередко до 200–250 и более стволов на километр фронта.
наступающий на главном направлении. В каждой стрелковой дивизии — своя артгруппа, в составе которой гвардейские минометы («катюши») и часть дивизионной артиллерии. И наконец, в армейскую артиллерийскую группу дальнего действия были включены 266-й корпусной артполк, 8?й артиллерийский полк и звено самолетов-корректировщиков.
Таким образом, основная часть артиллерии оставалась в руках командующего армией и командиров дивизий, что облегчало маневр ею, а это при нашей бедности имело важное значение. Маршал Тимошенко полностью одобрил такое планирование. При этом он не преминул упомянуть о последнем указании Верховного Главнокомандования по вопросам боевого применения артиллерии. Опыт показал, что шрапнель при стрельбе из полковых и дивизионных пушек наносит пехоте поражение в два раза больше, чем осколочная граната. Поэтому пятую часть боекомплекта должна составлять шрапнель. Главком напомнил и о том, что шрапнельный снаряд 76?миллиметрового калибра с установкой на удар пробивает броню толщиной до 30 миллиметров.
Маршал старался вникнуть во все стороны предстоящего наступления. В частности, он много внимания уделил инженерному обеспечению операции. Нужно было обеспечить скрытность перегруппировки и сосредоточения войск, прикрыть заграждениями фланги армии и стыки между дивизиями, организовать строительство укреплений, рассчитанное на дезинформацию противника, обеспечить в ходе наступления форсирование четырех рек, разминирование дорог и мостов, прикрыть минами подступы к огневым позициям артиллерии. 12 саперных батальонов, которыми располагала армия, не в силах были справиться с таким огромным объемом работ. На помощь им пришлось выделять подразделения пехоты.
С глубокой заинтересованностью С. К. Тимошенко выслушал доклад члена Военного совета армии. Дивизионный комиссар Н. К. Попов подчеркнул, что бойцы и командиры фактически будут впервые участвовать в крупном наступлении. За короткое время нужно добиться морального перелома, зажечь в людях наступательный порыв — особенно это касается бойцов, не побывавших еще в боях, — покончить с танкобоязнью, ибо некоторые думают, что танков у фашистов видимо-невидимо. В этих целях политорганы армии выпустили десятки тысяч листовок о героях недавних боев, памятки по борьбе с фашистскими танками с указанием уязвимых мест вражеских машин. На митингах было принято обращение воинов 37-й армии к защитникам Москвы с призывом громить врага, гнать фашистскую нечисть с советской земли. В ходе обсуждения этого обращения выяснилось, что бойцы и командиры с восторгом восприняли весть о предстоящем наступлении. «Пора проучить гитлеровцев, — заявляют солдаты. — Пусть фашисты пробегутся по морозцу».
Беседа в штабе армии затянулась до ночи. По всему было видно, что главком остался доволен положением дел. Прощаясь с Лопатиным, он предупредил:
— Смотри, Антон Иванович, не промахнись — не выброси снаряды по пустому месту. Вдруг противник перехитрит нас: отведет ночью войска на несколько километров?
— Не перехитрит, — заверил командарм. — Мы на рассвете проведем разведку боем и только после этого решим, начинать артподготовку или нет.
Несмотря на поздний час, маршал проехал в штаб 9-й армии. Генерала Харитонова мы застали за работой. Он отдавал последние указания по завтрашнему наступлению.
— Ну, как у вас дела? — спросил главком.
— Все готово. Обе дивизии ждут сигнала. Семен Константинович подробно расспросил о важнейших деталях предстоящего наступления, поинтересовался настроением людей.
Харитонов обстоятельно ответил на все вопросы, сказал, что настроение бойцов и командиров бодрое, все верят в успех.
В штаб Южного фронта мы вернулись под утро. На отдых оставалось не более двух часов. Но, несмотря на огромную усталость, в девять утра все уже были на ногах.
Выглянув на улицу, генерал Черевиченко чертыхнулся: из низко нависших туч моросил мелкий дождь, вокруг густой туман. Авиацию не поднять. Придется обходиться без нее.
Маршал Тимошенко решительно махнул рукой:
— Все равно будем наступать. Не ждать же нам у моря погоды!
Из 37-й армии донесли: разведывательные отряды к половине седьмого утра продвинулись на 6–8 километров, вышли к реке Нагольная и крупному поселку Карпово-Крепинское. Здесь они были остановлены.
Черевиченко обрадовался. Разведывательные отряды сделали свое дело. Стало ясно, что подготовленная противником оборона проходит по рубежу реки Нагольная. Фашистам не удалось обмануть нас и вынудить провести артиллерийскую подготовку по пустой восьмикилометровой полосе, с которой наши разведчики только что выкурили боевое охранение немцев. Генерал Черевиченко, связавшись с командармами, подтвердил приказ: наступление не откладывать.
В 9 часов 40 минут командующий 37-й армией доложил: После 30-минутной артиллерийской подготовки 96, 253, 99 и 51-я стрелковые дивизии при поддержке 3-й и 132-й танковых бригад начали атаку». Подобные донесения поступили от генералов Харитонова и Колпакчи. Атака началась без поддержки авиации. Это осложняло дело: Клейст мог маневрировать танками и моторизованными войсками, не опасаясь нашего противодействия с воздуха.
Целиком поглощенный заботами о развертывании наступления под Ростовом-на-Дону, главком на время перестал интересоваться положением на северном крыле, куда он командировал своего заместителя. Но Ставку, видимо, этот участок продолжал волновать больше, чем наступление, начавшееся под Ростовом. И это естественно. Случись катастрофа на северном крыле Юго-Западного фронта, сразу резко ухудшилось бы положение на южных подступах к столице: Гудериан, не ощущая угрозы с юга, мог бы бросить все свои силы на Москву.
Не успели мы собрать первых сведений о результатах начавшейся атаки против войск Клейста. Как генерал Бодин передал мне по телеграфу содержание депеши, поступившей на имя главкома от начальника Генерального штаба. Сообщая о нарастающей угрозе на стыке Западного и Юго-Западного фронтов, Шапошников от имени Ставки требовал, чтобы Тимошенко нанес удар по противнику на северном крыле своих войск. Для этой цели в состав 3-й армии передавались 239-я и 299-я стрелковые и 108-я танковая дивизии. Для поддержки этого наступления начальник Генштаба настаивал на привлечении авиации Юго-Западного фронта. Это требование озадачило Тимошенко.
— Ведь я же докладывал, что большую часть авиации Юго-Западного фронта использую для обеспечения наступления под Ростовом! — Возвращая мне телеграмму, он распорядился: — Передайте Бодину, чтобы он немедленно напомнил об этом Шапошникову.
Весь день командующий Южным фронтом, которого не оставлял в покое главком, связывался с командармами и их штабами и требовал доклада о результатах наступления. Те отвечали лаконично: войска продвигаются. По опыту нам было уже известно, что такие неконкретные донесения поступают в том случае, если атака застопорилась.
А тем временем от генерала Ремезова пришло тревожное донесение: «Клейст повел наступление в стыке 317-й и 353-й стрелковых дивизий и развивает его с севера в общем направлении на Бол. Салы, Ростов».
— Этого-то я и опасался! — огорченно воскликнул Тимошенко, прочитав донесение. — Ведь не раз говорил Ремезову: укрепляйте свой правый фланг. А он все доказывал, что Клейст ударит на левом фланге, вдоль дороги Таганрог — Ростов. Вот теперь враг нажал как раз там, где у Ремезова самые слабые части. Чем теперь остановить танки Клейста? В ближайшем резерве у Ремезова всего лишь тридцать первая стрелковая дивизия и шестая танковая бригада. А этого слишком мало.
Итак, мы не успели упредить Клейста, а он, махнув на угрозу с севера, очертя голову бросился на Ростов, как голодная собака кидается на кость. Успеем ли мы схватить его за хвост и остановить? Для этого нужно стремительное продвижение 37-й армии ему в тыл. Но пока этого не получалось.
Во второй половине дня генерал Лопатин сообщил, что его дивизии продвинулись на 6 — 10 километров к югу и ведут бой за опорные пункты Гринфельд и Дарьино-Ермаковский. Это все же был успех: войска 37-й армии вклинились в оборону противника.
Менее удачно развивались события у соседей Лопатина. Дивизии 18-й армии продвинулись на 3–4 километра и уперлись в мощный опорный узел Дьяково. Все их атаки оказались безуспешными.
9-я армия тоже пока топталась на месте. Харитонов действовал довольно нерешительно. Чувствовалось, что начавшееся на его левом фланге наступление дивизий Клейста действует ему на нервы.
Главком связался по «бодо» со штабом Харитонова. Разговор был довольно резким. Маршал, не дочитав донесение командарма, сердито продиктовал телеграфисту:
«Вы не выполнили приказ на сегодняшний день. Учтите, что через несколько часов вы получите директиву, подтверждающую задачу на завтра. Не давайте покоя противнику и ночью. Укрепленные пункты обходите. Что вы уперлись в них? Захватывайте их с тыла. Учтите, что 37-я армия завтра должна занять Барило-Крепинскую, а ваша армия должна помочь ей».
После некоторой паузы последовал ответ: «Задача ясна. Сегодня овладеем Болдыревкой. Дарьевку возьмем ночью».
Таким образом, первый день наступления не принес желанного успеха, а обстановка тем временем стала резко ухудшаться. Командующий 12-й армией донес, что вражеские войска, вклинившиеся в нашу оборону в стыке 15-й и 230-й стрелковых дивизий на 15 километров, продолжают продвигаться на Первомайск. Кавкорпус Бычковского и переданная из фронтового резерва 218-я стрелковая дивизия еще не подошли к району прорыва. Поэтому положение остается угрожающим.
Еще более тревожные сведения поступили от генерала Ремезова. Он сообщал, что во второй половине дня свыше сотни вражеских танков прорвались в Большие Салы, 12 километров севернее Ростова. Правда, фашистскую пехоту удалось отсечь от танков и остановить. Ремезов заявил, что ночью он попытается уничтожить прорвавшиеся вражеские машины силами 6-й танковой бригады и групп истребителей танков.
Главком покачал головой:
— Давид сразится с Голиафом. Сотню немецких танков он надеется за ночь уничтожить тремя десятками танков! Передайте ему, что я советую выдвинуть к Большим Салам как можно больше противотанковой артиллерии и истребителей танков. Надо постараться хоть на несколько дней задержать их в этом районе, пока наши войска не выйдут в тыл Клейсту, и ему будет уже не до Ростова.
Было ясно, что для защитников города завтрашний день будет еще более тяжелым.
Тимошенко приказал Черевиченко передать командармам требование: с утра 18 ноября усилить нажим и к концу дня выйти не на реку Левый Тузлов, как предусматривалось планом, а значительно глубже, на рубеж Миллерово, Денисово-Алексеевка, Барило-Крепинская. чтобы прорваться в тыл 14-му моторизованному корпусу немцев.
А Москва, узнав, что главком по-прежнему находится на левом крыле Южного фронта, забеспокоилась. В очередной телеграмме говорилось: «Ставка требует личного Вашего вмешательства в обеспечение правого фланга и прибытия на место». Это означало: оставить наступление под Ростовом на попечение Черевиченко, а самому перебраться на северное крыло своих войск. Но Тимошенко считал, что он не может уехать, пока не определилась судьба наступления, распорядился подготовить телеграмму на имя Сталина, в которой разъяснил причины своей задержки в районе Ростова и просил разрешить остаться здесь.
Следующий день снова не внес ясности в ход сражения: наступающие войска продвигались медленно, с тяжелыми боями, подолгу задерживаясь у населенных пунктов, которые противник успел подготовить к обороне.
Левофланговые дивизии 18-й армии надолго застряли у Дьяково, обтекая его с запада и востока. Дивизии 37-й армии опять продвинулись на несколько километров к югу, а войска 9-й армии продолжали топтаться на месте. Харитонов так и не выполнил обещания овладеть в ночном бою Дарьевкой.
Опасаясь, что наступление совсем застопорится, Лопатин потребовал от командиров дивизий не задерживаться у населенных пунктов, а обходить их и брать только ударом с тыла.
А тем временем положение защитников Ростова еще больше ухудшилось. Как и предполагал главком, прорвавшиеся в Большие Салы немецкие танки ночью уничтожить не удалось. А утром одна их группа устремилась на северную окраину Ростова, а другая — в тыл дивизиям, оборонявшимся к западу от города.
Ремезов принял энергичные меры — бросил в район боя свои резервы. Противник, потеряв 35 танков, откатился в Большие Салы. Чтобы приободрить Ремезова, маршал, вызвав его к прямому проводу, рассказал, как развивается наступление ударной группы Южного фронта: «У противника завтра с утра начнется серьезный кризис. Он должен будет потянуть все на север или начать отход на запад, поэтому все зависит от вас. Схватите противника за хвост и держите. Постарайтесь сковать его авиацией. Пусть не смущает вас превосходство врага в танках».
Ремезов ответил, что авиацию, к сожалению, использовать нельзя из-за непогоды, поэтому воздействовать на танковые части Клейста он может только пехотой и артиллерией. Принимаются все меры, чтобы не допустить вражеские части в Ростов. Сейчас он перебрасывает из-за Дона 347-ю стрелковую дивизию, которая к утру 19 ноября развернется на северной окраине города.
Прорыв дивизий Клейста к Ростову обеспокоил Ставку. Теперь Шапошников уже не добивался отъезда Тимошенко с Южного фронта. Более того, 19 ноября он сообщил, что передача с Западного фронта в Юго-Западный всех тех дивизий, которые предназначались для осуществления наступления в полосе 3-й армии, отменяется, поэтому главкому незачем переезжать на северное крыло, и он может заниматься развертыванием наступления под Ростовом.
Бои становились все ожесточеннее. И главком, и командующий Южным фронтом пришли к убеждению, что нужно принимать самые решительные шаги, чтобы добиться перелома в ходе наступления.
Накануне я высказал мысль об изменении задачи кавалерийскому корпусу И. И. Хоруна. По плану он должен был наступать на запад, то есть в тыл тем дивизиям противника, которые оборонялись перед войсками 18-й армии. А нам важно было как можно скорее сломить сопротивление частей противника, которые держали нашу главную ударную силу — 37-ю армию. У меня родилась идея бросить кавкорпус не на запад, а на юго-восток, в тыл частям 14-го немецкого моторизованного корпуса, которые продолжали оказывать отчаянное сопротивление войскам 37-й армии.
Еще вчера это предложение показалось Тимошенко не совсем удачным, и он не согласился с ним. Теперь развитие событий заставило его взглянуть на дело другими глазами. И маршал решил изменить задачу кавкорпусу: вывести его в район Миллерово, Русско-Денисовский, Денисово-Алексеевка и, усилив танковой бригадой, двинуть на восток, на Барило-Крепинскую. Навстречу кавкорпусу должны были ударить по противнику 66-я кавалерийская дивизия и 142-я танковая бригада 9-й армии. Выход этих сил в тыл частям 14-го моторизованного корпуса немцев обрекал его на гибель. А для обеспечения кавалеристов от ударов с запада главком приказал ввести в стыке 18-й и 37-й армий 295-ю стрелковую дивизию.
Тимошенко начал с непреклонной настойчивостью проводить этот замысел в жизнь. Он связался по телефону с командующим 9-й армией и потребовал немедленно направить кавалерийскую дивизию и танковую бригаду на Аграфеновку. Командарм заявил, что 66-я кавдивизия и 142-я танковая бригада уже втянуты в бой. Противник перед ними очень сильный: у него много танков.
Главком не дал ему договорить:
— Не занимайтесь подсчетом сил противника, а думайте о том, как их уничтожить. Немедленно двигайте кавдивизию и танковую бригаду на Аграфеновку. В том же направлении будет действовать и кавкорпус.
— Ясно, — последовал ответ, — бросаю все на Аграфеновку.
Присутствуя при этом разговоре, я хорошо понимал настроение Харитонова. От него требовали наступать на запад, а в это время вражеские танки обходили левый фланг его армии. И командарму, естественно, хотелось двинуть кавдивизию и танковую бригаду именно туда. Бросать же их на Аграфеновку ему казалось чрезмерным риском. Но без риска на войне не обойтись.
Вслед за Харитоновым главком вызвал к прямому проводу командующего 37-й армией, разъяснил ему замысел ввода кавкорпуса с нового направления.
— Все ясно, — обрадовался командарм, — постараемся кавкорпус с наступлением темноты вывести в намеченный район, чтобы он мог оттуда нанести удар в тыл противнику. Туда же двину и двести девяносто пятую стрелковую дивизию.
Главком подумал немного и распорядился:
— Ждать темноты нет необходимости. Густой туман скроет перегруппировку. Кавкорпус и стрелковую дивизию надо двигать немедленно.
Ремезов сообщал, что бои под Ростовом не стихают. Сегодня с трудом удалось отбить атаки 14-й немецкой танковой дивизии, пытавшейся прорваться на станицу Аксайская и отрезать город с востока. Командарму приходится спешно перегруппировывать свои силы.
Почему Клейст, словно очумелый, рвется в Ростов, невзирая на смертельную для его армии угрозу, неумолимо надвигавшуюся с севера, со стороны ударной группы Южного фронта? Явно авантюрная затея. Ее можно было объяснить лишь тем, что успехи первых месяцев войны вскружили голову гитлеровским генералам.
Откровенно говоря, мы были тогда более высокого мнения и о фашистской разведке, и о полководческой зоркости немецких военачальников. И нас удивляло, что Клейст так беспечно лезет в ловушку. Лишь после войны, читая дневник начальника генерального штаба гитлеровских сухопутных войск Гальдера, я убедился, что не только Клейст, но и высшее фашистское командование не подозревало об угрозе, нависшей над немецкими войсками под Ростовом. Именно 19 ноября Гальдер благодушно записал в свой дневник: «В общем, снова благоприятный день. Танковая армия Клейста успешно наступает на Ростов». А обстановка уже не сулила армии Клейста ничего благоприятного.
В этот день замысел нашего главкома начал осуществляться. Кавкорпус и 295-я стрелковая дивизия, введенные в сражение на правом фланге 37-й армии, ломая упорное сопротивление врага, двинулись вперед, заходя в тыл немецким частям, оборонявшимся в Дьяково и по реке Нагольная.
Гитлеровцы дрались отчаянно. Тяжело было в этот день частям 96-й стрелковой дивизии. Ее правофланговый 209-й стрелковый полк отразил три вражеские контратаки, в каждой из которых участвовало до двух десятков танков. В бою за высоту Писаная геройски сражались артиллеристы батареи лейтенанта Шатровского, которые выкатили орудия на прямую наводку, приняли на себя удар шестнадцати танков и девять из них уничтожили.
Вражеские контратаки замедляли продвижение дивизий 37-й армии. Тогда Лопатин решил ввести в бой два полка своей последней резервной 216-й стрелковой дивизии. Но положение изменилось, лишь когда в районе Миллерово появились кавалеристы генерала Хоруна, сопровождаемые танками. Их стремительное продвижение в тыл фашистских частей заставило гитлеровцев дрогнуть. Отступающего противника преследовала наша авиация. Сумевшая в этот день сделать около 400 самолето-вылетов.
Начавшийся развал обороны в полосе 14-го немецкого корпуса не отрезвил Клейста. Он бешено рвался в Ростов. Стремясь отрезать войскам генерала Ремезова пути отступления, Клейст бросил 20 ноября три крупные группы танков — на станицу Аксайская, на северную окраину Ростова и на Красный Город-Сад. Фашисты потеряли треть своих боевых машин, но прорвались в город. В руках немецкой мотопехоты оказался железнодорожный вокзал. Ремезов сообщил, что его армия рассечена надвое: отряд артиллерийского училища, 68-я кавалерийская и остатки 317-й стрелковой дивизии с боями отходят на Новочеркасск, а 343-я, 353-я и остатки 31-й стрелковой дивизии ведут бои в городе, прокладывая путь к переправам через Дон. Командарм вместе с Военным советом и штабом находятся с этой группой. Шапошников прислал ему радиограмму с требованием организовать круговую оборону и держаться до конца.
Фашистское верховное военное командование, стремясь сковать наши резервы и тем самым облегчить Клейсту захват Ростова, усилило натиск на других участках. 19 ноября гитлеровцы захватили город Тим. Упорно лезли они на Первомайск. Не ослабевал нажим противника на стыке нашего и Западного фронтов. Это вынудило главкома временно взвалить на генерала Черевиченко все заботы по продолжению наступления, а самому возвратиться в штаб Юго-Западного фронта.
К утру 21 ноября мы были уже в Воронеже. Здесь я узнал, что мой верный боевой товарищ полковник Захватаев, проделавший вместе со мной весь путь от границы в качестве моего заместителя, убыл в Москву. Мне было жаль потерять такого незаменимого помощника, но я рад был за него: он поехал принимать штаб 19-й армии. Перед ним открывался широкий путь.
Приехав в Воронеж, Тимошенко связался по телефону с командующим 40-й армией генералом Подласом.
— Как случилось, что противник захватил Тим? — спросил маршал. — Разведка ваша, видимо, плохо работает.
— Сильным быть на всем фронте невозможно, — пытался оправдаться командарм. — Мы в одном месте укрепимся, а противник бьет в другом, вот и случаются такие неожиданности.
— Пассивных всегда бьют, — возразил главком. — Вы ждете, когда вас ударят, а нужно самому бить первым.
Затем Семен Константинович часа два вел переговоры с генералом Костенко. Тот его успокоил, что положение на стыке с Западным фронтом несколько упрочилось.
Во второй половине дня Военный совет детально обсудил общие перспективы развития боевых действий на нашем направлении. В результате обмена мнениями было принято решение еще до завершения нашего наступления под Ростовом приступить к подготовке новой наступательной операции на северном фланге Юго-Западного фронта, которая должна преследовать две важные цели: задержать продвижение войск южного фланга Гудериана на Москву и одновременно прочно прикрыть наше правое крыло от обхода с севера. Так появились первые наметки операции, о которой мы будем вести речь в дальнейшем.
А пока вернемся к событиям на ростовском направлении. В 16 часов 21 ноября генерал Ремезов донес, что его войска оставили город и переправились по льду на южный берег Дона. Эта весть опечалила всех. Мы были уверены, что Клейсту недолго придется торжествовать победу, что он сам скоро окажется в ловушке, но то, что «жемчужина Дона» — Ростов-на-Дону оказался в руках врага, заставляло горестно сжиматься сердце. На фоне этой беды несколько померк успех, достигнутый войсками 37-й армии, которые продвинулись еще на 15 километров вперед. Когда главкому доложили об этом, он лишь махнул рукой.
— Опоздали! Клейст уже в Ростове… — Но тотчас же стукнул кулаком: — Но мы ему еще покажем, где раки зимуют!
И действительно, Клейсту радоваться было нечему. Ворвавшись в Ростов, он уподобился тому охотнику, который схватил медведя и теперь не знает, как от него отделаться: с северо-запада с нарастающей силой наваливалась ударная группа Южного фронта, а с востока по-прежнему противостояла наша 56-я армия, которая тоже в любой момент могла нанести контрудар.
Что же предпримет фашистское командование в такой обстановке? Если Клейст будет сидеть в Ростове, то ловушка захлопнется и у фюрера станет на одну танковую армию меньше…
Опасаясь, что фашисты опомнятся и, бросив город, побегут на запад, Тимошенко отдал приказ генералу Черевиченко все силы 37-й армии бросить на Большекрепинскую, ускорить продвижение на юг. О повороте на Ростов в тот день и речи не было: главком не верил, что Клейст настолько глуп, что будет покорно ожидать, когда ловушка захлопнется. Положение армии Ремезова нас не беспокоило — наступать на нее в такой обстановке мог решиться только сумасшедший, тем более что Ставка, несмотря на тяжелое положение под Москвой, приняла в этот день решение отдать Ремезову три свежие стрелковые дивизии и три стрелковые бригады. Маршал был недоволен. Он считал — и совершенно справедливо, — что резервы следовало бы ввести в полосе наступления ударной группировки Южного фронта. Это имело бы для армии Клейста более губительные последствия.
А фашистское военное командование трубило на весь мир о своей «новой великой победе». Гитлер удостоил Клейста за захват Ростова высокой награды, и тот старался оправдать ее. Как в ставке Гитлера, так и в генеральном штабе немецких сухопутных войск пребывали в уверенности, что у Клейста дела идут хорошо. Нашему наступлению там не придавали особого значения. Об этом убедительно свидетельствует запись в дневнике Гальдера: «По-видимому, особой опасности для наших войск не существует, однако немецкое командование и войска будут достойны высокой оценки, если им удастся устоять под этим натиском и достигнуть излучины Дона».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.