Заграничная командировка. Ирак

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Заграничная командировка. Ирак

Мы вошли в самолет и заняли свои места в гражданском авиалайнере, летящем в Багдад. Мы – это я, жена и пятилетняя дочь (сын остался дома в Москве). Почти две недели перед этим были заполнены беседами с различными офицерами в одном из управлений Генерального штаба, получением заграничных паспортов, покупкой гражданской одежды, всевозможными хлопотами...

Судьба вновь бросила меня в далекую страну с весьма почетной и сложной миссией – теперь я советник командующего ВВС Ирака по безопасности полетов. На душе немного тревожно. Как я справлюсь с этим?

После часовой остановки в Стамбуле самолет снова в воздухе. До сих пор смотреть вниз было приятно: зеленые поля, голубые реки, синее море. Но вот под самолетом поплыла бескрайняя серо-желтая равнина – это почти безлюдная Аравийская пустыня. Потом вдали показался большой город, и самолет пошел на посадку. Вот и приземление – мы в сказочном Багдаде, «городе 1001 ночи». Открывается выходной люк, мы спускаемся и как будто попадаем в раскаленную сауну. Даже в туркменском Кызыл-Арвате, про который летчики шутят: «На небе есть ад, а на земле Кызыл-Арват», я не испытывал такой жары. Градусов 45, не меньше!

В здании аэропорта мы проходим пограничный и таможенный контроль. Вежливые работники быстро выполняют все формальности, и мы входим в зал прилета. Слышна русская речь: «С прилетом!» – это встречают нас представители военной миссии, офицер и переводчик в штатском. Садимся в машину и едем. Впереди крепостные стены, мы смотрим и не верим своим глазам. На стенах висят повешенные. Офицер объясняет:

– Был заговор против президента, но неудачный. Вот результат: повешены на всеобщее обозрение...

В военной миссии нас встречает помощник главного военного советника полковник Владлен Астремский. Сам главный военный советник, генерал Лебедев, – в какой-то поездке. Астремский кратко вводит нас в курс дела, затем приглашает в машину и везет в четырехэтажную гостиницу под названием «Шикерчи». Заходим внутрь, нас встречает хозяин – невысокий араб, который приветствует нас на русском языке и ведет в отведенные апартаменты: двухкомнатный номер, кухня, ванна с туалетом. Во дворике бассейн, кругом пальмы. В гостинице живут в основном русские специалисты, работающие в иракских ВВС. Несколько летчиков, обучающих иракцев полетам на самолетах МиГ-21 и Су-7, другие – штатские, работают на авиационном заводе и также заняты обучением иракцев. Они быстро устанавливают с нами контакт, затем ведут в соседние лавочки и помогают купить все необходимое.

На другой день утром к 9 часам я иду в военную миссию. Астремский подробно рассказывает о ее работе и прикрепляет ко мне переводчика – молодого выпускника военного института. Договорившись со штабом ВВС Ирака, он сообщает, что завтра нас там примет начальник штаба. Я начинаю понимать, что главное действующее лицо, главный организатор здесь именно Астремский. Ну, тем лучше: он бывший летчик, а летчики всегда хорошо понимают друг друга.

Утром следующего дня мы едем в штаб. У входа часовой. Астремский говорит два слова: «Хабара, руси», – и часовой козыряет, пропуская нас. С тех пор эти слова: «Хабара, руси» (что значит «русский специалист») везде служили мне пропуском.

Когда мы входим в приемную начальника штаба, адъютант сразу проводит нас в его комнату. Мы здороваемся с высоким стройным полковником. Астремский представляет меня, говорит, что я работник Службы безопасности полетов ВВС, что до этого воевал с американцами в Корее и сбил 15 самолетов. Начальник штаба оживляется и приветливо пожимает мне руку еще раз. Отдав распоряжение, он предлагает выпить чашечку чая, и в этот момент входит вызванный офицер. Это оказывается начальник службы безопасности полетов ВВС Ирака, которого зовут Дмитрий. Я должен помочь ему организовать в ВВС службу безопасности полетов.

Летный парк военной авиации в Ираке составляют в основном советские самолеты: истребители МиГ-21, штурмовики Су-7б, бомбардировщики Ту-16, транспортные самолеты Ан-12 и Ан-26, вертолеты Ми-4. Есть и французские «Миражи». За прошлый год, перед моим приездом, произошло 10 летных происшествий. Для сравнительно небольшого количества самолетов в ВВС это большая потеря. Дмитрий сразу поясняет мне:

– Поэтому мы и запросили советского специалиста по безопасности. Надеемся, что вы нам поможете снизить аварийность.

Отступать нельзя, и я говорю: «Буду стараться!», а сам думаю – справлюсь ли?

Первое время я изучаю материалы аварийности в кабинете Дмитрия. Большинство из них по вине летного состава: из-за ошибок в технике пилотирования и эксплуатации самолетов. Время приближается к 12, когда в комнату входит солдат с подносом, на котором небольшие стаканчики с ароматным, очень приятным чаем. Дмитрий улыбается: «У нас обязательное средство против жары – чай, а затем кофе». Действительно, часа через полтора входит буфетчик с кофейником и наливает в небольшие чашечки густой темно-зеленоватый напиток, чуть больше столовой ложки. Я пью, и усталость спадает, появляется бодрость. Дмитрий спрашивает: «Хорошо?» Отвечаю: «Очень». На этом рабочий день в штабе заканчивается. Дмитрий говорит, что завтра мы едем в Хаббанию, где находятся истребители, – будем знакомиться с ними. Выделенный мне шофер (солдат по имени Хасан) увозит меня в гостиницу. Мы едем по широкой улице, много машин, а светофоров нет ни одного. Машины разъезжаются, чуть не касаясь друг друга, но столкновений нет. Оказывается, каждый перекресток – это небольшая круглая площадь, и машины, становясь в круг, ухитряются избегать столкновений.

У дверей гостиницы нас встречает привратник Али, очень вежливый и услужливый парень. Через полгода, когда у него был день рождения, наши специалисты собрали ему подарок: довольно значительную сумму, чуть ли не двухмесячное жалованье. А на другой день Али не было – вместо него появился другой юноша. Мы спрашиваем, где Али, и на это следует неожиданный ответ: «Али отдыхает, он нанял меня вместо себя».

Жара стоит большая, но в гостинице прохладно, работают водяные кондиционеры, в которых испаряется вода и, охлаждаясь сама, охлаждает воздух. Очень простое и довольно эффективное устройство. К тому же оно повышает влажность чрезвычайно сухого, пустынного воздуха, что полезно для здоровья. И вот по такой жаре после обеда нужно идти в штаб военной миссии на занятия – изучать руководящие документы. Нагретые камни мостовой чуть ли не обжигают ноги. У нас семичасовой рабочий день: наверное, можно было протестовать, но все предпочитали не «бунтовать» против установленного порядка.

Жители Багдада после обеда располагались на отдых по домам или на специальных качалках в тенистых садах и там предавались беседам или дремали до вечера. Вечером весь Багдад оживал. Усаживаясь за столики многочисленных кафе, толпы людей заполняли набережную Тигра – реки, протекающей через Багдад. Вдоль набережной было много небольших бассейнов, где плавали довольно большие рыбы. Желающие подкрепиться подходили и указывали хозяину на понравившуюся рыбу. Ее немедленно вытаскивали из бассейна, оглушали ударом по голове и затем разрубали начиная со спины, очищали от внутренностей и ставили боком к огню небольшого костра. После небольшого прожаривания рыбу клали чешуей на раскаленные угли, накладывали резаные помидоры, различные приправы и пряности, и минут через 20—30 подавали ожидающим посетителям. Впрочем, большинство предпочитали заказывать чай и различные сладкие напитки.

На следующий день на автомашине выехали на авиационную базу Хаббания, которая была километрах в 100 от Багдада. Погода была солнечная. К счастью, ветра почти не было: сезон «хамсинов» (пустынных ветров), поднимающих песчаные бури, еще не наступил.

Летчики в классе готовились к предстоящим полетам. Многое мне было интересно, но кое-что вызывало недоумение. Скажем, на голове у одного из летчиков был черный обруч, и на мой вопрос, что это означает, Дмитрий объяснил, что этот летчик совершил «хадж», то есть путешествие в Мекку в знак благодарности за спасение Аллахом его жизни. Во время полетов он столкнулся с другим самолетом: тот летчик погиб, а он на поврежденном самолете сумел сесть и остался живым. После этого он и ходил в Мекку – благодарить Аллаха.

На другой день состоялись полеты. Многое делалось совершенно правильно, но кое-что нужно было подправлять. Все мои замечания я высказал Дмитрию, он согласился со мной, сказал: «Да, надо исправлять», – но время проходило, и ничего не менялось. Так повторилось еще несколько раз: замечания делались, а недостатки не исправлялись. Тогда я решил создать курсы по безопасности полетов, собрал все требования по обеспечению безопасности и ознакомился с имевшимися в штабе английскими наставлениями по безопасности полетов. Обобщив все это, я написал наставление ВВС Ирака по безопасности полетов, после чего предложил Дмитрию попросить начальника штаба собрать в две очереди командиров эскадрилий, а затем их заместителей для проведения курса занятий по безопасности полетов. К моему удивлению, Дмитрий горячо поддержал мое предложение, и через неделю начались занятия с первой группой руководящего летного состава.

Выяснилось, что иракцы очень любят заниматься, узнавать что-то новое, поэтому занятия имели большой успех. Потом эти летчики оказывали мне большую помощь в наведении порядка. К тому же я перестал указывать Дмитрию на недостатки и давать рекомендации по их устранению. Я понял, что он, как вообще и все иракские офицеры, очень самолюбив и поэтому даваемые мною указания воспринимал чуть ли не как личное оскорбление. Тогда я изменил тактику и стал говорить, что на такой-то базе видел вот то-то. Подобное, дескать, было и в Советском Союзе, но там провели такие вот мероприятия, и результат получился очень хороший! Через несколько дней Дмитрий подходил ко мне и сообщал, что для устранения недостатков и замечаний на такой-то базе он совершил проверку. Оказалось, что этот недостаток действительно есть, и для его исправления он дал указания провести такие-то мероприятия: довольно часто за основу бралось именно рассказанное мной. После этого мои отношения с Дмитрием наладились, а самое главное – положение дел улучшилось: удалось устранить большинство недостатков, ведших к летным происшествиям. Да и руководящий летный состав, прошедший краткий курс безопасности полетов, стал понимать полезность проводимых мною мероприятий и начал сам выявлять и устранять то, что как-то могло привести к летным происшествиям.

Результатом было резкое уменьшение аварийности. За год в авиации Ирака произошла лишь одна катастрофа, когда пилот самолета МиГ-15, пристраиваясь к ведущему на большой скорости, опасно сблизился с ним и, чтобы избежать столкновения, резко рванул ручку управления на себя. Самолет резко увеличил угол атаки и начал вращаться. Вместо того чтобы начать выводить самолет из штопора или катапультироваться, летчик растерялся и, нажав (видимо, машинально) на кнопку радио, начал молить Аллаха о спасении. К сожалению, самолет из штопора не вышел и летчик погиб. Это происшествие показало недостаточность подготовки летчиков к действиям в особых условиях полета. Тренировки были усилены, и случаев срыва в штопор больше не было.

Во-вторых, поломка самолета МиГ-21 произошла из-за самоуверенности летчика и пренебрежения им тренировками в кабине. На авиабазу пришли новые самолеты МиГ-21. Их отличием от других «МиГов» было наличие на ручке управления двигателем специальной защелки, которая не давала летчику убрать обороты двигателя до холостого хода. В воздухе летчик изменял обороты от максимальных до почти малых, а после приземления, нажав на защелку, убирал обороты до минимальных – так называемых холостых, когда тяга почти нулевая.

Командир базы, прекрасный летчик, решив полетать на новом типе самолета, сел в кабину, не слушая советов техника, запустил двигатель, вырулил, прекрасно взлетел и произвел полет. Но после посадки скорость пробега из-за больших оборотов двигателя уменьшалась очень медленно: самолет пробежал всю полосу, попал в поднятую сетку заграждения, прорвал ее и, поломав шасси, остановился. При осмотре кабины было установлено, что ручка оборотов двигателя была убрана только до защелки.

Курсы безопасности помогли мне и в поднятии моего авторитета. Установились хорошие отношения с командующим ПВО, молодым энергичным офицером. Однажды он пригласил меня участвовать в инспекции самой западной авиабазы страны, и мы летели в самолете над Аравийской пустыней. Я рассматривал расстилавшееся подо мной море песков и заметил внизу какие-то черные точки. Не понимая, что это такое, я обратился к нему с вопросом:

– Господин полковник, не скажете ли мне, что это за черные точки в этой пустыне? Не большие ли скалы?

– Нет, мистер Сергей. – К этому времени все командование стало называть меня по имени. – Это шатры кочевников, бедуинов, – сказал он и добавил: – А ведь мой дед был бедуином и жил в таком шалаше...

Это поразило меня. Насколько я знал, бедуины были беднейшим и одним из низших слоев в арабском обществе. Поэтому я, не удержав своего удивления, воскликнул:

– Не может быть! Вы, один из высших руководителей иракской армии, вместе с тем внук бедуина? Мне это кажется невероятным!

– Да, это так, мистер Сергей. Дед был бедуином, в ссоре он убил своего одноплеменника. Суд старейшин постановил изгнать его из племени. Его обрекли на смерть, – ведь в пустыне нет ни укрытия от солнца, ни воды. Человек может выжить там всего несколько дней. А до ближайшего поселения, Багдада, было километров двести – это неделя пути.

– Ну и как он спасся? – снова задаю вопрос я.

– Ему повезло: на второй день пошел дождь. Дед смог напиться, запасся водой и благополучно добрался до Багдада. Бездомный, бедный, он устроился подметальщиком улиц, построил халупу и женился на такой же бедной, как он. У них родился сын. Когда он подрос, началась война с турками. Его забрали в армию, на фронте он отличился, стал сержантом. После войны он остался в армии. Женился он уже на богатой девушке, и родился я. Сержанты, как и офицеры, имеют право отдавать детей в военные училища. Я поступил в летное. Окончил, летал прекрасно. Стал офицером и постепенно продвигался в должностях. Вот, мистер Сергей, сейчас у нас дорога вверх всем открыта.

– Очень рад, господин полковник, – с чувством ответил я. – Желаю вам еще долго служить Родине!

* * *

Через некоторое время в моей работе возникло затруднение. Дело в том, что в ВВС имелось управление контрразведки, которое возглавлял капитан Али. Сначала перед каждым моим выездом на аэродромы он вызывал меня к себе и расспрашивал, куда я поеду и что там буду делать. Поняв, что за каждым моим шагом внимательно следят, я начал сам заходить к нему и сообщать, что на такой-то базе отмечены такие-то недостатки и мне необходимо поехать туда, чтобы выяснить причину их возникновения и провести мероприятия по их предупреждению. После нескольких таких посещений Али стал относиться ко мне с большим доверием. Однажды после обычного доклада Али спросил меня:

– Мистер Сергей, ты коммунист?

Такая прямота вопроса и ошеломила, и обрадовала меня. Али явно начал доверять мне, поэтому я ответил:

– Знаешь, Али, я коммунист.

Али ответил:

– Конечно, знаю, но ты не знаешь, что я коммунистов расстреливал.

Это меня совершенно ошеломило. Признаваться в таком не каждый решится. Я спросил:

– Почему же, Али, ты так делал? Ведь видишь, что коммунисты – хорошие люди и во всем помогают вашей стране.

– Да, я вижу, но тогда я был молодой курсант военного училища. Ночью наш взвод подняли, дали винтовки, патроны. Вывезли за город к каким-то зданиям: там у вырытой ямы стояли несколько человек. Нас поставили против них, приказали стрелять. Мы стреляли, и они упали.

– Понимаю, Али, что ты не мог иначе. А сейчас что ты будешь делать?

– Теперь я вижу, что коммунисты – хорошие люди, и больше такого не повторится.

Видимо, доверие Али ко мне возросло так, что он стал изливать мне свою душу. Однажды он сказал:

– Ты знаешь, Сергей, я учился на техника по авиационному вооружению у вас, в Луговой, и там встретил и полюбил одну девушку.

– Очень хорошо, Али, наши девушки очень красивые! Ты женился на ней?

– Нет, Сергей, мне было нельзя, меня бы уволили или сослали в отдаленный гарнизон. Наши офицеры могут жениться только на иракских девушках...

Видимо, Али хорошо отозвался обо мне своему начальнику, потому что однажды он сообщил мне, что меня приглашают завтра вечером на набережную Тигра, а его товарищи, как он мне сказал, «хотят со мной познакомиться». Это меня озадачило – устанавливать неслужебные контакты нам не рекомендовалось. Поэтому я уклонился от ответа, сказав, что завтра вечером наш советник проводит совещание и я должен там присутствовать. Али выразил сожаление, но больше встретиться с товарищами не предлагал.

Через неделю после возвращения из поездки в Хаббанию я должен был зайти к начальнику оперативного отдела ВВС Ирака и доложить результаты своей поездки по различным вопросам. Подойдя к его кабинету, я увидел, что дверь закрыта. Подождав приезда Дмитрия, я спросил у него, где начальник оперативного отдела. Ответ последовал неожиданный: «В тюрьме. Арестован за шпионаж в пользу англичан». Через неделю я узнал, что состоялся суд, который за длительное сотрудничество с англичанами и передачу им секретных сведений об авиации Ирака приговорил его к смертной казни и что приговор уже приведен в исполнение. В этой стране офицерам предоставлены большие льготы, но и требования к ним высокие.

Немного коснусь и бытовой стороны пребывания в Ираке. Багдад действительно был красив: множество улиц, мечетей. Правда, в одну из них, в самую красивую Золотую мечеть, меня с женой так и не пустили. По-английски нас спросили: «Мусульмане?» Хотя я был атеистом, но ответил: «Нет, христиане». Тогда нам объяснили, что нам вход запрещен.

В городе были целые торговые улицы. Мне запомнилась специальная Золотая улица, где в мастерских изготавливали золотые украшения, которые продавали тут же, в магазинах, а иногда и прямо в мастерских. Огромный багдадский базар занимал несколько кварталов. Бесчисленные ряды лавочек, где продавалось все, что могло быть продано: от простой воды до импортных (обычно английских) тканей и костюмов. Итальянская и польская посуда, датский сыр и масло, немецкие ножи, кофеварки... Словом, товары со всего мира. Нам, приехавшим из Москвы, где такого изобилия не было, все это было в диковинку.

Разговор с продавцами шел на смеси различных языков. Начинался он с приветствия: «Салям алейкум!» Сразу шел ответ: «Алейкум салям». Иногда знакомым продавцам говорилось: «Шленек зен», – что значило что-то вроде: «Хороши ли дела?» Ответ был обычно: «Зен, зен». Продавец вскакивал, прекращал пить чай или играть в нарды, усаживал гостей, предлагал им чашечки с чаем, начинал показывать товары. Перебиралось и показывалось множество. Покупателя в магазинах ткани обвертывали различными материалами, в обувных – обували на ноги различную обувь, и каждый раз выражалось восхищение и шло неизменное: «Зен», то есть хорошо, красиво. В конце концов мы не выдерживали и что-нибудь да покупали.

Узнав такую тактику продавцов, мы старались не заходить в лавочки и только смотрели с улочек. Тогда начиналось новое привлечение покупателей. К нам подходили симпатичные молодые люди, спрашивали по-английски или по-русски, что нам нужно, и, узнав, вели к знакомым продавцам, помогали покупать товары, приговаривая: «Дорого – мило, а дешево – гнило».

Рядом с гостиницей был красивый двухэтажный дом с зеленым газоном и финиковыми пальмами. Во дворе хлопотали три женщины и бегало с десяток ребятишек. Иногда там показывался хорошо одетый пожилой араб. Как-то одна из наших женщин разговорилась с соседкой и потом сообщила нам, что дом принадлежит доктору, а женщины – три его жены. На мой вопрос, как же они мирно уживаются друг с другом, и рассказ о том, что в России жены не терпят соперниц, арабка ответила, что у них мужчина может иметь четырех жен – лишь бы их обеспечивал. Одна занимается детьми, другая убирает дом, третья готовит еду, и ссорятся они, лишь когда одной из жен муж покупает украшения, а другим нет, поэтому их муж старается угождать всем трем. Правда, потом я узнал, что в армии многоженство не приветствуется и иракские офицеры имеют только по одной жене. Но у многих, особенно у пожилых арабов, многоженство еще существует. Так, утром к нашей гостинице пожилой араб на ослике всегда привозил молоко. Однажды он пришел без ослика, но с двумя женщинами, которые несли бидоны. Оказалось, что ослик заболел, и его жены принесли молоко на себе.

В гостинице был небольшой бассейн, примерно метров 6 на 6. Почти весь день в нем купались дети специалистов, а вечером освежались и взрослые. Рассказывали, что один живший в гостинице финн, привыкший купаться в холодной воде, привозил и бросал в бассейн куски льда и так и плавал между льдин. Уже при нас отец двух японских мальчишек учил их плавать. Он бросал мальчишек в воду, и когда они, захлебываясь и крича от страха, кое-как добирались до края бассейна, он хватал их и снова бросал в воду. Когда мальчишки совсем изнемогали и начинали тонуть, он вытаскивал их и укладывал отлеживаться. На третий день такого «обучения» мальчишки стали плавать и уже через месяц плавали как рыбы.

День свержения колониального английского ига и установления республики отмечался военным парадом и всенародным праздником. Парад начинался с показа авиационной техники: иракские летчики показывали одиночный и групповой пилотаж. Затем командир вертолетной эскадрильи показывал пилотаж на английском вертолете. К моему ужасу, двигатель вертолета вдруг зачихал в верхней части восходящей фигуры (это было что-то вроде боевого разворота с вращением вертолета) и, кажется, вот-вот готов был остановиться. Видимо, не сработала система подачи топлива, не рассчитанная на такие фигуры. К счастью, летчик моментально перевел вертолет на пикирование, и двигатель снова заработал. После парада я спросил этого летчика, как он рискнул выполнять такую акробатику да еще перед президентом Ирака и министром обороны? Он ответил, что раньше он тренировался и у него хорошо получалось и мотор работал прекрасно, но на показе он увлекся и допустил зависание вертолета в перевернутом положении. Мне осталось только поздравить его с быстрым исправлением допущенной ошибки во время в целом прекрасного пилотажа.

Парад закончился прохождением военных колонн и особенно красивым пробегом верблюжьего эскадрона. В Москве на парадах прохода кавалерийских полков по Красной площади в мое время уже не было, поэтому вид рядов бегущих верблюдов сразу привлек мое внимание. Никогда прежде я не видел такой картины: верблюды не бежали рысью, а скорее неслись или плыли как лебеди! Вытянутые вперед длинные шеи только усиливали их сходство с этими красивыми птицами.

Праздник закончился торжественным обедом. Обилие блюд, различных плодов и фруктов поражало взгляд, но общее внимание привлекали зажаренные на вертелах барашки, мясо которых, видимо, пропитанное какими-то специями, ели с помощью одних рук, и оно было необычайно вкусным.

Отношения со строевыми иракскими летчиками у меня были самые дружественные. Я часто рассказывал им о проведенных воздушных боях с немецкими и американскими самолетами. Многое из того, что я рассказывал, они использовали при учебных боях. Но обычно, кроме чисто летных, задавались вопросы и о жизни в Советском Союзе, об обычаях и много других вопросов. Но меня огорошил вопрос одного командира транспортной эскадрильи, когда мы с ним пили чай после полетов:

– Мистер Сергей, вы верующий?

Я растерялся. Удобно ли мне, не верящему в бога, сообщать это верующему мусульманину? Но решив не лукавить, я сказал:

– Нет, я атеист и в бога не верю.

Последовал новый вопрос:

– Но как же вы, Сергей, можете жить, ведь человек должен во что-то верить. Без веры жить нельзя!

Подумав, я понял, что он прав, какая-то цель жизни и опора должна быть. И я ответил:

– Вы правы, я верю в Ленина. И живу, чтобы рай был не на небе, а на земле!

Мой собеседник подумал немного, а потом сказал:

– Да, это тоже вера, но ваши намерения не осуществятся...

* * *

Год моего пребывания в Ираке заканчивался. Новым главным военным советником был генерал Ржечицкий. В беседе со мной он сказал, что иракское командование довольно моей работой и что он дал шифровку начальнику штаба ВВС маршалу Силантьеву с просьбой поощрить меня за успешную работу по снижению аварийности в иракских ВВС. К этому он добавил, что иракское командование попросило прислать уже четырех специалистов по боевой подготовке и безопасности полетов.

Жаль было расставаться с иракским офицерами, со многими из которых были установлены самые хорошие отношения, жаль было покидать прекрасный город Багдад с его величественными башнями, мечетями и минаретами. Прощай, красивейший восточный город, прощай, приветливый и дружелюбный народ Ирака!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.