Глава вторая. У ГОРЫ СИНАЙ.

Глава вторая. У ГОРЫ СИНАЙ.

Итак, уважаемый читатель, мы с вами подошли к тому самому «водоразделу», к той незримой черте, где проходит граница между религиозным человеком и атеистом.

Невозможно быть иудеем, христианином или мусульманином и не верить в Синайское откровение — в то, что у горы Синай Бог явил себя стоявшим возле нее почти двум миллионам евреев и произнес там Десять речений — «Асара диброт», получивших на русском языке название Десяти заповедей и составляющих основу нравственного кодекса человечества.

С точки зрения иудаизма, да и любой другой монотеистической религии, Синайское откровение является главным событием или, по меньшей мере, одним из главных событий в истории нашей цивилизации, служащим доказательством существования Бога. Никогда — ни до этого, ни после — такое огромное число людей не бывали свидетелями Божественного откровения и одновременно не общались бы с Господом. Невозможно, говорят религиозные евреи, чтобы такое множество людей одновременно стали бы шизофрениками, слышавшими при этом один и тот же Голос, произносивший одни и те же слова. Невозможно, чтобы два миллиона человек одновременно подпали бы под массовый гипноз, стали жертвами хитроумных трюков своего вождя, или у всех у них была бы одна и та же массовая галлюцинация. Да еще вдобавок ко всему столь убедительная, что ни у кого из них не осталось ни малейшего сомнения в ее истинности, и память о ней на протяжении тысячелетий передается от одного поколения другому, и за верность которой тысячи и тысячи евреев на протяжении всей истории с готовностью жертвовали жизнями.

Одновременно Синайское откровение является контрапунктом и между теми верующими и атеистами, которые убеждены, что Моисей был вполне реальной исторической личностью. Для первых Моисей — это прежде всего величайший из всех живших на земле пророков; единственный, кто общался с Богом «лицом к лицу» и был исключительно проводником Его воли и ревностным передатчиком Его учения. Для вторых Моисей — это, возможно, выдающийся военный и политический лидер, некий образец вождя нации и одновременно гениальный философ, создавший религиозное учение, в значительной степени определившее ход человеческой истории — но не более (хотя и не менее) того.

Вчитываясь в текст Пятикнижия, повествующий о Синайском откровении, исследователи, придерживающиеся атеистического мировоззрения, находили веские, с их точки зрения, доказательства того, что события у горы Синай носили вполне объяснимый с точки зрения логики и законов природы характер.

К примеру, один из основоположников «вулканической теории» Синайского откровения французский ученый Ш. Бек, выдвинувший ее в 1873 году, обратил внимание на то, как в Пятикнижии описывается гора Синай накануне Божественного откровения.

«И было — на третий день, когда наступило утро, загремели громы, и засверкали молнии, и облако густое скрыло гору, и шофар затрубил очень громко, и содрогнулся весь народ, который был в стане. И вывел Моше народ навстречу Всесильному из стана, и встали у подножия горы. А гора Синай дымилась вся от того, что сошел на нее Бог в огне, и восходил дым от нее, как дым из печи, и сильно содрогалась вся гора. И звук шофара становился все сильнее. Моше говорил, а Всесильный отвечал ему голосом...» (Исх. 19:16—19).

По мнению Ш. Бека (сам он к концу жизни отрекся от своей гипотезы) и его последователей, перед нами — не более чем... великолепное и вполне реалистическое описание действующего вулкана, к которому Моисей и привел свой народ. Из такой горы не только может восходить дым, напоминающий «дым из печи», но и доноситься различные звуки, которые можно принять то за трубление гигантского бараньего рога — шофара, то за чей-то громовой, внушающий ужас голос.

Так как время от времени такая гора изрыгает из себя потоки камней, с бешеной скоростью несущихся по ее склонам и способных с легкостью убить человека, то вроде бы становится понятным и то указание, которое получает Моисей от Бога:

«Проведи границу для народа кругом, говоря, остерегайтесь восходить на гору и прикасаться к краю ее — всякий, кто прикоснется к горе, неминуемо умрет. Не рукою он будет убит, но камнями будет он побит или сброшен вниз; скот ли, человек не останется в живых...» (Исх. 19:12—13).

Этой же версии вроде бы соответствует тот факт, что услышавших голос Бога евреев охватил панический ужас, и они попросили Моисея, чтобы Всевышний больше не говорил с ними напрямую, а общался только с Моисеем, а тот бы уже сообщал им Его заповеди.

3. Фрейд, к примеру, как уже писалось, был сторонником версии, что поначалу евреи поклонялись у горы Синай местному богу вулкана, который, как они верили, жил в ее глубинах. И все жертвоприношения, и прочие ритуалы служения в Храме, по версии Фрейда, начали складываться именно в период отправления евреями «вулканического культа».

И. Великовский, убежденный, что события Исхода происходили в момент столкновения Земли с кометой, видит подтверждение своей версии и в последующих событиях, описываемых Пятикнижием. Метеоритные дожди с неба и тучи пыли внешнего происхождения, по его мнению, вполне могли вызвать появление тех самых «облачного» и «огненного» столпов, которые сопровождали евреев во время их странствий по пустыне.

Самого непосредственного столкновения Земли с кометой, утверждает далее Великовский, не произошло, однако в момент, предшествующий их максимальному сближению, неминуемо должны были начаться мощные землетрясения и столь же мощные приливы и отливы. Во время одного из таких отливов и произошло «чудо рассечения моря». Текст, выбитый на египетской усыпальнице из черного гранита в Эль-Арише, по мнению Великовского, говорит все о том же событии на море: «Теперь, когда великий Ра-Хамашиса сразился со злодеями на этом озере, в месте водоворота, злодеи не одержали победу над Его Величеством. Его Величество прыгнул в так называемый водоворот. Его Величество нашел... на этом месте, называемом Пи-Кироф».

Пи-Кироф, по Великовскому, и есть тот самый библейский Пи-Гахирот (только в египетском произношении), у которого произошло чудо рассечения моря — уж слишком созвучны эти названия. То, что гигантские приливы и отливы, вызванные приближением кометы, неминуемо должны были сопровождаться нагревом морской и речной воды, мощными землетрясениями и вулканическими извержениями, по Великовскому, очевидно — ведь, подчиняясь закону всемирного тяготения, внутренняя оболочка нашей планеты должна была при этом как бы «рваться наружу».

Подтверждение этому Великовский находит как в псалмах Давида («Когда вышел Израиль из Египта, море увидело и побежало, горы прыгали, как овны, и холмы, как агнцы... Пред лицом Господа трепещи, земля!»), так и в письменных памятниках других народов. Так, в «Зенд-Авесте» утверждается, что «море кипело, и все берега океана кипели, и середина его кипела». В преданиях индейцев Северной Америки также утверждается, что кипел океан: «Он стал очень горячим, многие животные стали прыгать в воду, чтобы спастись, но вода начала кипеть...»

Не удивительно, пишет далее Великовский, что в момент перехода через Чермное море, согласно раввинистическим источникам, «Бог сражался против египтян в столпе туч и огня. Грязь была нагрета до кипения от огненного столпа», то есть дно моря, которое евреи переходили посуху, было горячим.

Однако Великовский на этом не останавливается, а идет дальше. Как уже указывалось, он считал принятую расшифровку египетской хронологии ошибочной и относил события Исхода к более раннему времени — периоду завоевания Египта гиксосами. Гиксосы, кочевники-семиты, то есть народ, родственный евреям, называвшиеся также аму, по версии Великовского, потревоженные космическими катастрофами, двинулись из пустыни в сторону Египта именно тогда, когда евреи оттуда выходили. И это нашествие гиксосов, по версии Великовского, происходило не около 1675 года до н. э., как считает большая часть авторитетных египтологов, а в 1495 году до н. э., то есть в год, который египтология определяет как промежуточный между правлением Тумоса I и Тутмоса II и о котором ничего определенного сказать не может.

Но если один большой народ выходил из страны, а другой народ входил в нее, то они... должны были где-то встретиться. «Безусловно! — отвечает на это Великовский. — И в Библии четко обозначено место, где произошла эта встреча: "И пришел Амалек воевать с Израилем"...»

Таким образом, Великовский отождествляет амалекитян с гиксосами — вопреки распространенной версии, что именно при гиксосах произошло возвышение Иосифа и расселение евреев как дружественного народа в Египте. Далее Великовский приводит свидетельства и египетских, и арабских историков, согласно которым гиксосы отличались каким-то немыслимым варварством, кровожадностью и жестокостью — настолько жуткими, что современные историки считают эти далекие свидетельства явным преувеличением. Но те, кто помнит зверства немецких нацистов, знают, до каких поистине немыслимых пределов может дойти человеческая жестокость. Гиксосы-аму, по Великовскому, были настоящим кошмаром не только для египтян и евреев, но и для всех окрестных народов. Однако только евреи объявили им поистине беспощадную войну, и именно первые еврейские цари Саул и Давид нанесли по гиксосам-аму-амалекитянам столь сокрушительный удар, что практически уничтожили их как народ, и египтяне смогли освободиться от их гнета.

Ирония истории, по мнению Великовского, заключается в том, что из-за близости языков, а возможно, и из-за внешнего генетического сходства египтяне путали евреев и гиксосов. Отсюда, считал он, и берет свое начало мировой антисемитизм, иррациональная ненависть к евреям — вместо того чтобы испытывать к евреям чувство благодарности как к освободителям Ближнего Востока, египтяне, а затем и другие народы перенесли на них свою ненависть к гиксосам.

Не менее любопытна и версия Великовского о том, что же произошло у горы Синай. В тот момент, когда евреи подошли к Синаю, писал он в своей книге «Столкновение миров», комета приблизилась к Земле настолько, что между ее ядром и земной атмосферой начали возникать сильные электрические разряды. Это могло привести как к извержению вулканов, так и к землетрясению, а заодно вызвать целый ряд небесных эффектов, которые неминуемо должны были повергать простых пастухов в ужас и трепет. Причем не исключено, что в день Синайского откровения ядро кометы по своему местоположению находилось как раз над горой Синай, что неминуемо должно было эти эффекты усиливать. Именно этим Великовский объясняет известное еврейское устное предание, согласно которому гора Синай в момент дарования Десяти заповедей поднялась над евреями и нависла над ними, угрожая раздавить всех, если они откажутся принять их, и в то же время евреи в тот момент не могли уверенно стоять на ногах и поддерживались в воздухе некой неведомой силой. По Великовскому, и ощущение «поднимающейся горы», и некой поддерживающей евреев силы были «шутками» силы тяготения из-за подошедшего необычайно близко к Земле ядра кометы.

Отсюда уже недалеко до объяснения Великовским того, что именно евреи приняли за «глас Божий».

«В дни Исхода, когда мир сотрясался и качался, все вулканы извергали лаву, и все континенты встряхивало, земля стонала почти беспрерывно, — пишет он. — На первой стадии катастрофы, по еврейским источникам, Моисей в молчании пустыни услышал звук, который он истолковал как "Я есть Сущий" (Исход, 3:14). "Я есть Яхве", — услышал народ в ту самую страшную ночь у горы Законоположения (Исход, 20:2). "И вся гора сильно колебалась", и "звук трубный становился все сильнее и сильнее" (Исход, 19:18—19). "Весь народ видел громы и пламя, и звук трубный, и гору дымящуюся; и увидев то, народ отступил и внимал вдали" (Исход, 20:18).

Это было наилучшее положение для того, чтобы различить слова в ревущем голосе природы. Вдохновенный вождь переводил слова, которые он слышал в протяжных громоподобных раскатах. Земля стонала: уже не одну неделю все ее пласты смешались, орбита была нарушена, оси сбиты, ее океаны обрушились на континенты, ее моря превратились в пустыни, ее горы сдвинулись, ее острова затонули, ее реки потекли вспять — мир, залитый лавой, засыпанный метеоритами, с зияющими безднами, с горящей нефтью, извергающимися вулканами, качающейся землей, мир, окутанный дымом и паром.

Перемещение слоев земли и появление гор, землетрясения и извержения вулканов соединялись в дьявольском грохоте. Этот голос звучал не только в пустыне Синая; весь мир должен был слышать его. "Небо и земля гремели... Горы и холмы сдвигались", — говорится в мидраше. "Громок был рев небес, и земля отвечала ему эхом", — говорится в эпосе о Гильгамеше. У Гесиона огромная земля стонала, когда Зевс поразил Тифона своими громами: "Земля издавала ужасный грохот, как и бескрайнее небо над ней".

Сближение двух заряженных тел могло также производить трубные звуки, варьирующиеся по мере возрастания или уменьшения разделяющей их дистанции. Кажется, что это явление описано у псевдо-Филона как "перекличка труб между звездами и их Владыкой". Здесь мы можем проследить происхождение пифагорейского понятия "музыка сфер" и мысли о том, что звезды рождают музыку. Согласно мидрашиму, трубный звук на горе Синай имел семь различных ступеней высоты (или нот), а раввинская литература говорит о "небесной музыке", услышанной в момент явления: "При первом звуке небо и земля сдвинулись с места, моря и реки повернулись вспять, горы и холмы покачнулись на своих основаниях".

Гомер описывает подобную же ситуацию следующим образом: "Бескрайние просторы земли и небеса над ними звучали, как голос трубы". "Мир весь сгорает в звуках рога", — говорится в Волуспе.

Согласно еврейским преданиям, все народы слышали гром законоположительной речи...»

Таким образом, Великовский, как, впрочем, и многие другие сторонники подобной версии Синайского откровения, отнюдь не спешит записать Моисея в фокусника, сумевшего ввести в заблуждение целый народ и внушить ему свои идеи. Нет, Моисей, дескать, и сам искренне верил, что слышит голос Бога, то есть наравне со всеми другими подвергся религиозной экзальтации.

Однако при всей своей любопытности гипотеза Великовского имеет и немало слабых сторон. К примеру, все историки убеждены, что колесницы на вооружении египетской армии появились именно при гиксосах, а так как Библия утверждает, что фараон преследовал евреев именно на колесницах, то значит, исход все же происходил позже вторжения гиксосов.

А потому давайте все же обратимся к той картине происходящего, которую рисует сама Библия. Тем более что картина эта, как верно замечают и еврейские, и христианские теологи, содержит множество деталей, которые до сих пор не в состоянии объяснить ни один из исследователей-атеистов.

Пятикнижие предельно четко обозначает дату прихода евреев к горе Синай — 1 сивана 2448 года по еврейскому летосчислению, то есть спустя два с половиной месяца после того, как они покинули Египет, примерно в начале июня. Для самого Моисея это было одновременно исполнением и того, что обещал ему Всевышний во время Своего первого явления в пламени Неопалимой купины, и одновременно выполнением взятого на себя обязательства. Все, что говорил ему Бог тогда, во время их первого разговора, сбылось, и вот он снова здесь, у таинственной горы Синай, на этом «святом месте».

Очевидно, еще во время движения по пустыне Моисей направил посланцев в Мадиам к своему тестю Иофору и обозначил ему гору Синай как место будущей встречи. Кто знает, что творилось в душе Исфора, после того как он получил письмо от Моисея, какие мысли роились в его голове? Он прощался с зятем, когда тот, по меньшей мере внешне и по общественному статусу, был простым пастухом, а теперь ему предстояла встреча с великим вождем, человеком, за которым идут тысячи людей и который опирается на собственную армию...

Как тот примет его после столь чудесного превращения? Признает ли он его дочь в качестве супруги, а двух сыновей, Гершома и Элиэзера — как законных наследников? Однако уже первые минуты встречи рассеяли все сомнения — Моисей не только показал, что не собирается отрекаться от своей семьи из Мадиама, но и наоборот, всячески демонстрируя почтение к тестю и любовь к жене и детям, постарался подчеркнуть, что он остался прежним Моисеем, и гордыня совершенно не коснулась его.

«И пришел Итро, тесть Моше, и сыновья его, и жена его к Моше в пустыню, где находился он в стане у горы Всесильного. И передал он Моше: "Я, тесть твой Итро, иду к тебе, и жена твоя, и двое сыновей ее с нею". И вышел Моше навстречу тестю своему, и поклонился, и поцеловал его, и приветствовали они друг друга, вошли в шатер...» (Исх. 18:5—7).

Разумеется, вслед за Моисеем, вышедшим навстречу Иофору в сопровождении своего брата Аарона и его сыновей Надава и Авигу, вышел из шатров и весь народ — приход тестя Моисея, его жены и детей стал значительным событием в еврейском стане, где немедленно начали готовиться к праздничному пиру.

Моисей, любивший Иофора, высоко ценивший его ум и духовные поиски и в какой-то степени считавший себя его учеником, спешил после долгой разлуки рассказать тестю обо всем, что с ним произошло за эти месяцы. Иофор с увлечением слушал рассказ зятя об обрушившихся на Египет казнях; о том, как они выходили из этой страны; о чуде рассечения моря и битве с Амалеком. Вместе с ним, как зачарованная, слушала рассказ мужа и Сепфора и, говорит мидраш, когда Моше дошел до того, как весь народ вслед за ним и за Мириам пел восторженную песню Господу, она даже всплакнула из-за того, что не видела своими глазами этих чудес и что ей не довелось петь вместе со всеми. Согласно другому мидрашу, за этот свой плач Сепфора удостоилась того, что в следующем своем воплощении появилась на Земле в образе пророчицы Деборы, песнь которой в честь победы над Сисрой считается одним из самых древних и прекрасных поэтических творений.

И все-таки Иофор слушал рассказ зятя несколько иначе, чем дочь. Он жадно ловил его слова о Боге, о Его указаниях Моисею, о том, как Он проявлял Свою власть над природными явлениями, животным миром и людьми, и чем дальше, тем больше убеждался в том, что именно Моисею, а не ему было явлено то откровение, которого он ждал всю жизнь, и что на этот раз речь идет не о неком бездушном идоле или об отвлеченной идее, а о раскрытии подлинного Владыки мира. В сущности, Иофор сам давно уже пришел к идее единого Бога как единственной силы, управляющей природой и человеческим обществом, но теперь он получил этому доказательства.

«И радовался Итро всему тому благу, которое сделал Бог Израилю, вызволив его из Египта. И сказал Итро: "Благословен Бог, который избавил вас от руки египтян и от руки фараона, который избавил этот народ от власти Египта, теперь узнал я, что Бог выше всех божеств: поразил он их тем, что они злоумышляли против вас"» (Исх. 19:9—11).

Затем было принесение жертвоприношений и, само собой, пир в честь Иофора, в котором приняли участие Аарон и все старейшины Израиля.

Дальше Библия задает нам еще одну загадку:

«И было назавтра: сел Моше судить народ, и стоял народ около Моше с утра и до вечера. И увидел тесть Моше все, что делает тот народу, и сказал: "Что это ты делаешь народу?! Почему это ты сидишь один, а весь народ стоит перед тобой с утра и до вечера?!" И сказал Моше тестю своему: "Потому что приходит народ ко мне вопрошать Всесильного. Когда бывает у них дело, доходит оно до меня, и я сужу между одним человеком и другим, и объявляю законы Всесильного и указания Его". И сказал тесть Моше: "Нехорошо то, что ты делаешь. Изнеможешь и ты, и народ этот, который с тобою, ибо слишком тяжело для тебя это дело, и не сможешь ты один совершать его. А теперь послушайся меня: я посоветую тебе, и будет Всесильный с тобою: будь ты у народа посредником Всесильного, и представляй ты дела Всесильному. А им сообщай законы и указания и указывай путь, по которому им идти, и дела, которые им делать. Ты же выбери из всего народа людей дельных, боящихся Всесильного, людей правдивых, не терпящих корысти, и поставь их над народом главами тысяч, главами сотен, главами пятидесяти и главами десяти. И пусть они судят народ во всякое время, и будет: всякое важное дело представят они тебе, а всякое дело малое судить будут сами. Если сделаешь так, и Всесильный повелит тебе это, то сможешь устоять, и весь народ этот прибудет на свое место в мире". И послушался Моше тестя своего, и сделал все, что тот посоветовал...» (Исх. 19:13-24).

Таким образом, поначалу, увидев Моисея, восседающего на троне, и стоящий перед ним с утра до вечера народ, Иофор обвиняет зятя в гордыне. Моисей в ответ объясняет, что гордыня тут совсем ни при чем: он разбирает каждую жалобу и отвечает на вопросы каждого человека в отдельности. Но Иофор настаивает на том, что даже если гордыня и в самом деле ни при чем, то, в любом случае, заставляя людей часами стоять на ногах, Моисей демонстрирует неуважение к народу, и предлагает простой и логичный выход: децентрализовать власть, назначить различные судебные инстанции и делегировать им свои полномочия, оставив за собой лишь решение важнейших, судьбоносных для нации проблем. И после того как Моисей вопросил Бога о том, угоден ли Тому совет Иофора, он назначает тысячников, сотников и десятников.

Комментаторы расходятся во мнениях, когда именно Иофор подал Моисею этот совет: одни считают, что их разговор состоялся на следующее утро после прихода в стан израильтян тестя Моисея, другие — что гораздо позже, уже после того, как Моисей спустился с Синая со вторыми Скрижалями Завета и «сел судить народ». Однако на самом деле не так уж важно, когда именно произошел этот разговор. Гораздо важнее, что в связи с ним возникает резонный вопрос: что это за лидер, который не додумался до столь обычного, принятого практически у всех народов способа управления?

Именно в этом эпизоде многие комментаторы усматривают доказательство того, что Моисей прежде всего был пророком, идеальным преемником и передатчиком сообщаемой ему Богом информации, и все его выдающиеся качества вождя объясняются не врожденными чертами личности, а лишь тем, что он исполняет указания Свыше.

«Нет для нас ничего более назидательного, чем эта информация о самом первом юридическом институте еврейского государства, приводящаяся непосредственно перед главой о даровании Закона, — писал раввин Ш. Р. Гирш. — Моше сам по себе был столь далек от образа гения-законодателя, столь скромен был его талант организатора, что он должен был учиться самым первым элементам государственного устройства у своего тестя. Человек, который измучивал себя до крайнего изнеможения и которому и в голову не пришло принять такое простейшее решение, равно выгодное и ему, и его народу; человек, для которого необходимо было выслушать этот очевидный совет от Итро, такой человек никогда не смог бы дать народную конституцию и законы из собственной головы, такой человек был только — именно поэтому — наилучшим и самым верным инструментом Бога».

Однако трудно допустить, что Моисею, выросшему во дворце фараона и бывшему в свое время знатным вельможей, были незнакомы элементарные принципы организации власти и управления народом. И в связи с этим данному эпизоду напрашивается другое, куда более естественное и логичное объяснение.

Дело в том, что Древний Египет был, по меткому замечанию В. В. Струве, «бюрократической монархией». Бюрократический аппарат этой страны был поистине огромен и крайне сложен; каждое прошение, каждое дело любого жителя, от вельможи до простолюдина, до вынесения окончательного решения должно было пройти огромное множество инстанций, что вызывало понятное возмущение народа. Не исключено, что Моисей поначалу намеренно попытался решать все дела лично и на месте, чтобы не уподобляться египтянам и избежать обвинения в бюрократизме. Но Иофор убедил его, что такой порядок ведения дел лидером целой нации попросту немыслим и в итоге представляет собой другую крайность. Поэтому передача властных полномочий и разделение ветвей власти является разумным и необходимым шагом.

Вместе с тем децентрализация власти и появление отчетливых низовых властных структур настоятельно требовали создания единого и обязательного для всех законодательного кодекса, которым эти структуры могли бы руководствоваться.

И таким кодексом и стала Тора — Пятикнижие Моисеево.

Так как Моисей предупредил народ, что у горы Синай произойдет некая мистерия, которая кардинальным образом изменит всю его последующую жизнь, то в еврейском стане царило необычайное воодушевление, невольно способствовавшее возникновению чувства всеобщего братства, любви и единения.

Когда евреи окончательно обустроились у Синая, Моисей «поднялся к Богу». Обычно под этими словами подразумевается то, что Моисей взошел на гору Синай и там говорил с Всевышним «лицом к лицу». Однако такие выдающиеся еврейские философы, как Абарбанель и Рамбам (Маймонид), настаивают на том, что это был подъем в состоянии медитации: физическое тело Моисея осталось на земле, в еврейском стане, но его душа унеслась в горние выси для общения с Творцом Вселенной. Как мы увидим дальше, Моисей в совершенстве владел этим искусством, мог медитировать сколь угодно долго, и тело его при этом казалось безжизненным.

В момент разговора с Богом Моисей получил указание, какими словами он должен объяснить людям смысл грядущей мистерии: если народ Израиля возьмет на себя бремя Его закона, он станет совершенно особым народом, который на протяжении всей последующей истории будет храним Богом как самое дорогое сокровище и который в итоге принесет знание о едином Боге остальному человечеству. И можно верить или не верить в Бога, однако нельзя не видеть исполнения данного обещания: несмотря на все выпавшие испытания, еврейский народ продолжает свое существование, и религия, основание которой было положено у подножия Синая, привела в итоге к рождению двух мировых религий — христианства и ислама.

Вернувшись в свое физическое тело (либо спустившись с горы Синай), Моисей вновь призвал к себе старейшин, которым поручил немедленно собрать народ, чтобы он мог передать всем слова Бога.

Иосиф Флавий приводит довольно длинную речь, которую Моисей произнес в тот день перед евреями. Он начал с того, что сейчас говорит не просто как сын Амрама и Йохевед, а как посланник Творца Всевышнего и именно так они должны относиться ко всем его указаниям. Следует признать, что это был чрезвычайно удачный прием для убеждения в неоспоримости его лидерства — прием, к которому затем на протяжении тысячелетий интуитивно или вполне осознанно будут прибегать многие народные вожди. С одной стороны, Моисей провозглашает, что он — человек из народа, такой же рядовой член общества, как и все остальные — многие еще наверняка помнят его родителей, многие числят себя друзьями его семьи. И посыл — «Я один из вас» — невольно помогает толпе отождествлять себя с лидером, внушает любовь к нему.

Но, с другой стороны, определяя свое лидерство как миссию, исходящую Свыше и потому не подлежащую оспариванию, внушающую священный трепет и благоговение, он неизмеримо поднимается над толпой и делает все свои указания подлежащими исполнению без всякого обсуждения.

Однако, как выясняется из дальнейшего текста Библии (Исх. 24), Моисей отнюдь не требовал от народа слепого повиновения. Он сказал, что суть союза, который евреи заключат с Богом, состоит в принятии обязательств верности Его законам, и тут же разъяснил, в чем именно будут состоять эти законы, несущие в себе поистине Высшую правду и Высшую справедливость. Речь Моисея у Синая была столь убедительна и зажигательна, что сынов Израиля охватила гордость за выпавшую им судьбу стать первыми на земле носителями Божественного закона, и ни у кого не возникло и тени сомнения, участвовать в предстоящей мистерии или нет.

Тогда Моисей и объявил, что прежде чем Бог будет лично говорить с ними, Он предписывает евреям в течение трех дней очищать свои тела и души. Все мужчины и женщины должны были окунуться в водоеме с проточной водой и окунуть в них свои одежды и, кроме того, в течение всех трех дней очищения им было запрещено вступать в интимные отношения. При этом в эти дни им не просто запрещено подниматься на гору Синай, но даже притрагиваться к земле, которая находится за чертой, предупредив, что нарушителя этого запрета ждет сверхъестественная смерть.

И эти условия, как сообщает Библия, были приняты сынами Израиля с воодушевлением: «И ответил весь народ, как один, и сказали: "Все, что Бог сказал, сделаем"...» (Исх. 19:8).

Видимо, уже после этого Моисей записал все сказанное им в свиток, положив, таким образом, начало написанию одной из главных книг человечества — Торы, или Пятикнижия Моисеева. Сам этот свиток рассматривался им как текст договора между еврейским народом и Богом, и его завершающие слова — «И ответил весь народ, как один, и сказали: "Все, что Бог сказал, сделаем"» — были равносильны подписи, которую поставил под текстом каждый еврей.

Закрепление же договора, согласно древнему обычаю, должно было сопровождаться закланием животных и совместным пиром, и потому на следующее утро Моисей поставил у стана жертвенник, возле которого воздвиг двенадцать обелисков, каждый из которых символизировал одно из колен Израилевых. Затем он взял в руки и стал громогласно зачитывать написанный накануне свиток, и вновь народ выдохнул в едином порыве: «Сделаем и услышим!» — выражая тем самым готовность безоговорочно выполнять волю Творца.

После этого началось заклание жертвенных быков, кровь которых Моисей собрал в специальную чашу. Половину этой крови он вылил на жертвенник, а оставшейся половиной, по одной версии, стал кропить весь народ, а по другой — окропил двенадцать обелисков, символизировавших этот народ. Но, независимо от того, какая из этих версий является верной, смысл ритуального действия Моисея был прекрасно понятен всем собравшимся — это была священная кровь союза, заключаемого между Богом и Израилем.

Уже после этого Моисей объявляет новое повеление Бога: он снова должен подняться на гору Синай, и до определенного места его должны сопровождать туда его брат Аарон, сыновья Аарона, Надав и Авигу, а также семьдесят старейшин. Под почтительное молчание толпы процессия из семидесяти четырех человек начала подниматься на окутанную туманом гору. Здесь, на указанном Моисеем месте, они остановились, и их посетило чудесное видение: «И увидели они Всесильного Бога Израиля; а под ногами Его — нечто подобное кирпичу из сапфира, прозрачного, как небесная высь... »

Тысячи комментаторов Библии на протяжении столетий ломали головы над толкованием этих слов. При этом всем было понятно, что свидетели этого чуда не могли видеть Бога, так как Он не имеет образа, и слова про Его ноги — не более чем попытка передать свои впечатления в доступных человеческому восприятию терминах. Ряд комментаторов считают, что Моисей, Аарон, Надав, Авигу и старейшины видели Престол Славы Всевышнего, выглядевший, словно он был сделан из сапфира, однако следует учитывать, что и Престол Славы — это не некое подобие трона, а духовное понятие.

Абарбанель утверждает, что они видели некую первичную материю, протовещество, из которого была сотворена Вселенная, и из этой же материи, а не из обычного сапфира, и были сделаны первые Скрижали Завета, переданные Богом Моисею. Другой еврейский философ — Бахья — считает, что эти слова Библии означают, что Моисей и его спутники погрузились в состояние глубокой медитации и приобщились к Высшему знанию, Абсолютной мудрости. При этом он исходит из того, что драгоценный камень сапфир считается символом мудрости, и не случайно его название созвучно еврейскому слову «сефер» — «книга». Кроме того, мистики уподобляют сапфир третьему глазу, а сам третий глаз всегда ассоциируется с цветом сапфира, передающим состояние медитации, сосредоточенности на каком-то объекте.

Вечером эта процессия вернулась в еврейский стан, и так закончился этот день — 5 сивана 2448 года по еврейскому летосчислению.

Наконец наступил третий день очищения. Утром, перед самым рассветом, огромный еврейский стан проснулся от звука, напоминающего звук гигантского бараньего рога — настолько протяжного и резкого одновременно, что сердца невольно наполнились трепетом. Когда рассвело, собравшимся у Синая открылось поистине ошеломляющее зрелище. Над горой висело огромное, необычайно плотное облако; между ним и вершиной то и дело сияли гигантские всполохи молний и вслед за ними гремели оглушительные раскаты грома и, словно отвечая им, из чрева горы выходил густой дым, и время от времени вырывались языки пламени.

Однако, повинуясь указаниям Моисея, люди стали выходить из стана и располагаться вокруг горы Синай. В тот момент, когда весь еврейский народ стал у Синая, и до того содрогавшаяся гора затряслась так, словно была живым существом, бьющимся в ознобе. Казалось — еще немного, и она оторвется от земли и повиснет в воздухе, а затем рухнет на стоящих возле нее людей. А звук бараньего рога тем временем все усиливался и усиливался, становясь нестерпимым. И в тот самый момент, когда казалось, что выдерживать такое напряжение больше нет сил, люди явственно услышали голос Бога, призывавшего Моисея подняться на гору — и голос этот, который невозможно было спутать ни с каким другим, внушал куда больший трепет, чем то, что они принимали за звук рога.

Там, на вершине горы, Бог снова напоминает Моисею о том, как важно предупредить народ от смертельно опасных попыток подняться на гору, и дает ему указание спуститься вниз и встать вместе со всеми остальными — чтобы люди удостоверились, что это не Моисей говорит с ними с горы Синай, каким-то чудесным способом многократно усилив силу голоса, а сам Всевышний, Творец и Владыка Вселенной.

Когда Моисей оказался вместе со всем народом внизу, звук рога снова взлетел на немыслимую высоту, и вслед за этим послышался Голос Бога, начавшего произносить Десять речений — Десять заповедей.

«Я Бог Всесильный твой, Который вывел тебя из страны Египетской, из дома рабства» (Исх. 20:2) — таковы были первые слова Всевышнего, предписывающего евреям верить в Него и во всех поколениях помнить об исходе из Египта и связанных с ним чудесах.

Вторая Его фраза уже была непосредственно заповедью, так как содержала прямой запрет на поклонение идолам и обожествление кого-либо или чего-либо и одновременно несла важную информацию о природе самого Бога:

«Да не будет у тебя других Богов, кроме Меня. Не делай себе изваяния и всякого изображения того, что на небе наверху и что на земле внизу, и того, что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им, ибо Я — Бог, Всесильный твой, Бог-ревнитель, карающий за вину отцов детей до третьего и четвертого поколения, тех, кто ненавидит Меня, и творящий милость на тысячи поколений любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои» (Исх. 20:3—6).

Суть Третьей заповеди заключается прежде всего в запрете использовать имя Всевышнего для подтверждения любой лжи и неправды, то есть в даче ложных клятв или клятв, произнесенных без всякой необходимости:

«Не произноси имени Бога своего Всесильного попусту, ибо не простит Бог того, кто произносит имя Его попусту» (Исх. 20:7).

Четвертая заповедь явно обращена только к еврейскому народу, хотя затем ее социальный смысл был расширен и отчасти перенесен на все народы планеты:

«Помни день субботний, чтобы освятить его. Шесть дней работай и делай всю работу свою, а день седьмой, суббота — Богу Всесильному твоему. Не совершай никакой работы ни ты, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришелец твой, который во вратах твоих. Ибо шесть дней творил Бог небо и землю, море и все, что в них, и почил в день седьмой. Поэтому благословил Бог день субботний и освятил его» (Исх. 20:8—11).

Пятая заповедь касается одной из основ построения семьи:

«Чти отца своего и мать свою, дабы продлились дни твои на земле, которую Бог Всесильный твой дает тебе» (Исх. 20:12).

Остальные пять заповедей касаются взаимоотношений человека с ближними и самих основ существования общества:

«Не убивай.

Не прелюбодействуй.

Не кради.

Не отзывайся о ближнем своем ложным свидетельством.

Не желай дома ближнего своего; не желай жены ближнего своего, ни раба его, ни рабыни его, ни быка его, ни осла его и ничего, что у ближнего твоего» (Исх. 20:13—14).

Мы еще вернемся к сути этих заповедей в главе «Учение Моисея», а пока обратим внимание, какими необычными красками рисует Пятикнижие момент получения Десяти заповедей:

«А весь народ видел звуки и пламя, и звук шофара, и гору дымящуюся, и как увидел народ, содрогнулись и стали поодаль. И сказали они Моше: "Говори ты с нами и услышим. Пусть не говорит с нами Всесильный, а то мы умрем"...» (Исх. 20:15—18).

Здесь нет никакой ошибки или опечатки: все комментаторы настаивают, что в момент провозглашения Десяти заповедей, или дарования Торы, как называют это событие евреи, органы чувств у всех стоявших как бы смешались между собой, и они получили возможность видеть звуки и слышать цвета, то есть у них было синкретическое восприятие происходящего.

При этом, согласно преданию, Бог произнес вначале все десять заповедей как одну единую заповедь, а затем начал уже повторять их раздельно. Душевное и физическое напряжение при звуках Его голоса было настолько велико, что человек не выдерживал, и потому, после того как прозвучала Первая заповедь, согласно мидрашу, все стоявшие у горы Синай евреи умерли, но Бог тут же вернул их к жизни. Затем прозвучала Вторая заповедь — и снова последовали смерть и воскресение всех стоявших. Впрочем, следует отметить, что все комментаторы подчеркивают, что данный мидраш не следует понимать буквально, однако сходятся во мнении, что в те великие минуты как бы стерлась граница между Высшими мирами и реальностью; сами понятия жизни и смерти утратили смысл, а вместе с вполне материальными евреями, недавно вышедшими из Египта, находились и души всех сыновей и дочерей еврейского народа, которым только предстояло родиться. То есть не только это, но и все грядущие поколения принимали на себя обязательство хранить верность этим заповедям.

Далее ряд комментаторов считают, что уже после произнесения Богом Второй заповеди евреи обратились к Моисею с просьбой упросить Всевышнего перестать говорить Самому и передавать остальные заповеди через Моисея. После этого, говорит устное предание, Моисей отделился от толпы и взошел на Синай, который был окутан «арафелем». В современном иврите это слово означает «туман», однако, по мнению Раши, это слово следует переводить как «густое облако», в то время как Бахья переводит его как «светящий туман», а раввин Гирш и Радак — как «сплошная мгла».

Теперь, когда Моисей стоял на Синае, а народ находился у подножия, голос Господа слышал только он, но вот голос Моисея, повторявшего речения Бога, слышал весь народ от мала до велика, ибо голос пророка приобрел невиданную до того мощь и силу — современный человек решил бы, что Моисей говорит в микрофон, соединенный с мощными динамиками.

Когда же все смолкло и наступила оглушительная тишина, евреи еще долго стояли у Синая, пытаясь осмыслить то, что с ними только что произошло.

Так закончился великий день 6 сивана 2448 года (1312 год до н. э.) — день, который и сегодня отмечается евреями как праздник дарования Торы, или Шавуот. На русском языке этот праздник называется Пятидесятница, ибо все эти события произошли на пятидесятый день после выхода евреев из Египта.

И позвал Он Моше на седьмой день из облака. И явилась слава Бога в виде огня пожирающего на вершине горы на глазах у сынов Израиля. И вошел Моше в облако, и взошел на гору. И был Моше на горе сорок дней и сорок ночей» (Исх. 24:15—18).

Что именно делал Моисей на горе Синай, покрыто глубокой тайной. Возможно, именно в течение этих сорока дней ему были сообщены все 613 заповедей, содержащихся в Пятикнижии, переданы наставления по сооружению Ковчега Завета и устройству Переносного храма, а также открыты величайшие тайны мироздания. Но так это или нет, а если даже и так, то каким именно образом передавалась ему эта информация, мы не знаем.

Все то же устное предание утверждает, что время первого диалога с Богом на горе Синай Моисей, будучи пораженным открытыми ему Всевышним тайнами мироздания, Моисей сложил 91-й псалом (в синодальном переводе Библии — псалом 90):

«Посвященный в тайну Всевышнего, под сенью Всемогущего обитает. Скажу Господу: Ты мое прибежище и моя крепость, мой Бог, на которого я уповаю...» (Пс. 91 [90]: 1—2).

Еврейская традиция утверждает, что Моисей является автором десяти псалмов, вошедших в сборник канонических песнопений Теилим (Псалтырь) — с 90-го по 100-й (в синодальном переводе — с 89-го по 99-й). Первый из этих псалмов, вероятно, был написан еще до прихода Моисея в Египет и отразил его размышления о природе Бога и характере Его взаимоотношений с человеком:

«Молитва Моше, человека Божьего. Господи, обителью ты был для нас из рода в род. Прежде, чем родились горы и создал Ты землю и Вселенную, от века и до века — Ты Бог! Доводишь Ты человека до изнеможения и говоришь: "Возвратитесь, сыны человеческие!" Ибо тысяча лет в глазах Твоих, как день вчерашний... Ибо все дни наши прошли в гневе твоем, растратили мы годы наши быстро, как звук. Дни лет наших — семьдесят лет, а если сильны — восемьдесят лет, и надменность их суета и ложь, ибо быстро мелькают они, и умираем мы...» (Пс. 90 [89]: 1—10).

Таким образом, в этом и в остальных своих псалмах Моисей утверждает все те же идеи монотеизма, провозглашает Бога вершителем судеб как отдельных людей, так и целых народов, несущего людям только благо. И даже если порой кажется, что в мире торжествуют ложь и несправедливость, то эта картина обманчива. Это ощущение, утверждает Моисей, возникает от того, что человеку не дано проникнуть в замыслы Бога, увидеть полную картину происходящего во временной перспективе и понять, что все в итоге оборачивается к добру. В жизни выигрывает всегда тот, кто делает выбор в пользу добра и выполнения нравственных законов Бога:

«Как величественны дела Твои, Господи, очень глубоки помыслы Твои. Человек невежественный не знает и глупец не понимает этого. Когда разрастаются нечестивые, как трава, и процветают все творящие беззаконие, это для того, чтобы быть истребленными навеки... И видел глаз мой, как пали враги мои, о восстающих на меня злодеях слышали уши мои. Праведник, как пальма расцветет, как кедр в Леваноне возвысится. Насажденные в доме Господнем, во дворах Бога нашего расцветут они. Еще и в старости расти будут, станут тучны и сочны, чтобы возвещать, что справедлив Господь, крепость моя, и нет в Нем несправедливости» (Пс. 92 [91]: 6—10,12—16).

Еврейские мистики утверждают, что в псалмах Моисея, помимо прямого смысла, закодированы весь будущий ход человеческой истории и величайшие тайны мироздания, и все эти тайны были открыты ему именно тогда, во время пребывания пророка на горе Синай...

Между тем дни проходили за днями, и с каждым новым днем в народном стане возрастала тревога: что будет, если Моисей не вернется к указанному им сроку? Кто вообще знает, что могло случиться с ним на горе Синай? Ведь в горах одинокого путника то и дело подстерегает множество опасностей: он может сорваться в пропасть, на него может напасть дикий зверь, его может завалить камнепадом в пещере. Наконец — кто знает? — он мог просто не выдержать встречи лицом к лицу со своим невидимым Богом и умереть от разрыва сердца!

Возможно, именно это усиливающееся нервное напряжение и привело к тому, что евреи не то чтобы сбились со счету, но ошиблись в определении срока возможного возвращения Моисея. Тот, говоря о сорока днях, имел в виду, что пробудет на Синае сорок полных суток, в то время как народ вел счет с неполного дня, в середине которого пророк начал свое восхождение на гору.

На тридцать девятый день отсутствия Моисея в лагере началась настоящая паника. Кто-то бродил по стану, как помешанный, и спрашивал, куда теперь идти, кто выведет их из этой пустыни — ведь без надежного проводника они будут блуждать в ней, пока не умрут от голода и жажды. Другие бились в истерике и вопрошали: где Моисей, что с ним стряслось, жив ли он вообще?! Третьи призывали на помощь Бога и, не получая ответа на свои мольбы, начинали поднимать кулаки в сторону неба. Напрасно Аарон и Хур ходили от шатра к шатру и пытались успокоить людей, убеждали их, что Моисей вот-вот вернется. Паника нарастала, и сеяли ее в основном «эрев рав» — прибившиеся к евреям египтяне. Теперь все произошедшее всего сорок дней назад мнилось иллюзией, видением, которому не стоило доверять, и они вспоминали о величественных храмах Египта, олицетворяющих мощь его богов.

В это время в лагере израильтян, говорит мидраш, и появился откуда ни возьмись хананейский жрец, который, согласно преданию, конечно, был никаким не жрецом, а самим Сатаной, этим ангелом-обвинителем, принявшим облик хананея.

— Стоит ли полагаться на какого-то призрачного невидимого Бога?! — вещал он. — Нет, следует задобрить божеств реальных, которые помогут нам в наших бедах и горестях!

— Не слушайте его! — обратился к толпе Аарон. — Помните, что сказал вам Бог, когда вы стояли у Синая: «Я — Господь! Да не будет у тебя иных Богов, кроме Меня!» Вспомните клятву, которую вы дали Богу через Моисея!

— Моисей?! — усмехнулся жрец. — Силою моих чар я могу вам показать, что случилось с вашим Моисеем!

Жрец воскурил благовония, и к небу взметнулся густой белый дым. Постепенно он развеялся, и перед глазами евреев предстало ущелье, на одном из отрогов которого неподвижно лежало тело их вождя.

Моисей был мертв — в этом больше не было никаких сомнений.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.