Глава восьмая. «КТО, КАК ТЫ, ГОСПОДИ?!»

Глава восьмая. «КТО, КАК ТЫ, ГОСПОДИ?!»

«И было: когда отпустил фараон народ, не повел их Всесильный через страну плиштим, потому что короток этот путь — ибо сказал Всесильный: "Не передумал бы народ при виде войны и не возвратился бы в Египет". И Всесильный повернул народ на дорогу пустыни к морю Суф. И вышли сыны Израиля вооруженными из страны Египетской...

И двинулись они из Суккота и расположились станом в Эйтаме, на краю пустыни. А Бог шел перед ними днем в столпе облачном, чтобы указывать им дорогу, и ночью в столпе огненном, чтобы светить им, чтобы шли они днем и ночью... Не отходил столп облачный днем и столп огненный ночью от народа../» (Исх. 13:17—22).

Итак, Пятикнижие утверждает, что Моисей не выбирал маршрут исхода — сам Бог с помощью облачного и огненного столпов, поднимавшихся от земли до неба, указывал евреям, куда они должны идти. Но вместе с тем здесь мы впервые видим Моисея в качестве вождя нарождающейся еврейской нации, и, вне сомнения, именно ему Бог должен был поверить свой замысел, объяснить, почему Он выбрал именно такой маршрут. Замысел этот настолько безупречен с точки зрения логики и знания массовой психологии, что нет никакого сомнения, что он был по душе Моисею — если даже и не являлся его собственным планом.

Моисей видел перед собой огромную толпу недавних рабов, умеющих, возможно, неплохо делать кирпичи, но совершенно дезорганизованных, неспособных при необходимости составить боевой строй, подчиняющийся приказам командиров. А ведь уже в те времена успех любого боя решали выучка армии, знание каждым воином своего места в бою, ее способность действовать как единый организм, выполняющий маневры в соответствии с замыслом полководца. Хотя многие переводчики Библии и настаивают на том, что слово «хамушим» следует переводить как «вооруженные», то есть что евреи вышли из Египта при оружии, легко догадаться, что это было за вооружение — скорее всего, все те же пастушеские посохи да длинные ножи. Исключение, возможно, составляли представители колена Ефрема, вынесшие из Египта свое оружие и амуницию легких пехотинцев, но их сил было явно недостаточно.

Прекрасно знакомый с окружающей местностью по годам царствования в Куше и пастушеской жизни, Моисей не мог не знать, что если он поведет народ по прямой дороге из Египта в Землю обетованную, то уже через десять-одиннадцать дней они достигнут ее границ.

Но, во-первых, двигаясь по протоптанному караванному пути из Египта в Ханаан, евреи непременно наткнулись бы на египетские погранично-таможенные посты, и им пришлось бы вступить в схватку с находящимися на этих постах солдатами. Даже если толпа евреев смела бы эти гарнизоны, дальше их ожидала бы встреча с «плиштим», то есть с филистимлянами — необычайно воинственным народом, ворвавшимся в Ханаан с моря и обосновавшимся в его южных пределах. Знакомые с искусством обработки железа филистимляне не раз совершали набеги на Египет и подвластные ему народы, доказывая, что являются прекрасными воинами. Столкновение с филистимлянами неминуемо закончилось бы сокрушительным поражением евреев, вызвало бы в их рядах панику и привело бы к тому, что они устремились обратно в Египет.

Следовательно, необходимо было найти место, где евреи могли бы разбить стан, расположиться на более-менее длительное время, за которое из них можно было бы сформировать хотя бы какое-то подобие армии. И, конечно, было бы неплохо где-то раздобыть оружие!

С этой точки зрения отказ от движения по столбовой дороге и вообще выбор маршрута не на север, в сторону Ханаана, а на юго-восток, вглубь Египта и Синайского полуострова, представляется необычайно мудрым шагом. Надо заметить, что по поводу маршрута, каким Моисей повел евреев, существует немало споров, однако споры эти не так уж существенны и касаются частностей, а не общей картины.

Библия сообщает, что сыны Израиля двинулись из Раамсеса в Суккот. Согласно талмудической традиции, Суккот находился в 120—130 еврейских милях (то есть 163—176 километров) от Раамсеса. Если Раамсес — это Гелиополис, то, значит, Суккот находился где-то в районе Суэцкого залива. И если принять на веру другую версию археологов о том, что Раамсес — это Пеллузий, то Суккот все равно оказывается в этом районе.

Но вот дальше вновь происходит нечто совсем неожиданное:

«И говорил Бог, обращаясь к Моше так: "Скажи сынам Израиля: пусть вернутся и остановятся перед Пи-Гахиротом, между Мигдолем и морем, перед Цафоном, напротив него расположитесь у моря. И скажет фараон о сынах Израиля: заблудились они в стране этой, заперла их пустыня. А Я ожесточу сердце фараона, и погонится он за ними, и прославлюсь Я, наказав фараона и все его войско. И узнают египтяне, что Я — Бог". И сделали они так».

Бог, как видим, приказывает Моисею повернуть ведомую им толпу и разбить стан «у моря». Согласно укоренившемуся в русской традиции версии, речь идет о Чермном море, а оно, соответственно, ассоциируется с Красным морем, которое, дескать, потом и разверзлось.

Однако ни одна из существующих в научной библеистике версий (за исключением разве что версии Л. Мёллера) не считает, что «чудо рассечения вод» произошло на Красном море. В принципе, для знакомого с ивритом человека все упомянутые здесь названия понятны. Мигдоль — это не что иное, как «башня», то есть вероятнее всего, речь идет о сторожевой башне или крепости, призванной охранять северную границу Египта. «Бааль-Цафон» означает «Владыка Севера» — баалями (ваалами) хананейские народы называли своих богов и возводимые в честь них статуи. Таким образом, понятно, что речь идет о статуе какого-то идола, причем Талмуд утверждает, что эта статуя была поистине исполинских размеров, и тот, кто бывал в Египте, знает, что египтяне и в самом деле были мастерами ваяния подобных статуй.

Но вот где именно находится то место, куда Моисей повернул евреев и где именно он дал им указание разбить стан?

По одной из версий, евреи начали продвигаться вдоль берега Суэцкого залива, который в те времена тянулся гораздо дальше на север, чем сегодня. Сторонники этой версии отождествляют Пи-Гахирот (что на иврите означает «Устье (или Губы) Свободы» с египетским Пи-Кирехет (звуковая перекличка очевидна), находившимся в юго-западной оконечности озера Тимсах. Здесь располагался огромный храм Озириса и тогда гигантская статуя этого бога и была «Бааль-Цафоном».

Если переход осуществлялся у северной оконечности Суэцкого залива, то тогда становится понятным, почему стоящую возле него статую называли «Владыкой Севера». В пользу этой версии говорит и само название того моря, которое, согласно Библии, расступилось перед евреями. Суф на иврите означает «тростник» или «камыш», и таким образом, правильнее было перевести это название не как Чермное, а как Камышовое или Тростниковое море. Но тростник как раз в изобилии рос и растет по берегам Суэцкого залива, а также вдоль побережья Горьких озер, значительная часть поверхности которых была заболочена, а летом вообще пересыхала.

Еврейские источники отождествляют Пи-Гахирот с Питомом (то есть евреи в прямом смысле вернулись в один из населяемых ими городов), находившимся возле Таниса. Тогда Пи-Гахирот находился в дельте Нила или его притока, а «переход через море» состоялся либо у Средиземного моря, либо у озера Манзален, либо у озера Сирбонис.

Стоит заметить, что еще в эпоху составления Талмуда место рассечения моря было хорошо известно, и в талмудическом трактате «Брахот» («Благословения») даже содержится специальное благословение, которое предписывалось произносить проезжавшим мимо него евреям.

Восстановить события, последовавшие после того как евреи разбили стоянку у Пи-Гахирота, не так уж и сложно — в этом нам помогают и текст Пятикнижия, и мидраши, и «Иудейские древности» Иосифа Флавия.

Фараон, вроде бы совсем недавно отпустивший евреев на все четыре стороны без всяких условий, разумеется, очень быстро осознал, что означает для его страны потеря сотен тысяч рабочих рук. Все обрушившиеся на Египет в последние месяцы ужасы теперь уже казались ему никак не связанными с Моисеем — чем дальше, тем больше он склонен был объяснять их цепочкой случайных совпадений, вполне естественных природных явлений, которые этот мошенник Моисей ловко использовал для того, чтобы запугивать его народ и его самого — фараона, владыку Египта, воплощение Озириса.

И когда засланные в ряды евреев соглядатаи пришли во дворец и доложили, что евреи остановились у Пи-Гахирота и не думают ни приносить жертвы, ни возвращаться обратно в Гесем, владыка Египта пришел во вполне понятную ярость. Желание не просто вернуть евреев в Египет, но и жестоко наказать их, наполнить их души ужасом, поставить на колени — так, чтобы ни они, ни какие-либо другие рабы больше не смели бунтовать! — овладело всем существом фараона. Овладело настолько сильно, что, дав наказ всей египетской армии собираться в погоню за евреями, фараон лично, без слуг, бросился запрягать свою колесницу и возглавил отряд из шестисот колесниц — этих своего рода «танковых войск» Древнего мира.

Вот как рассказывает Пятикнижие о том, что происходило дальше:

«И погнались египтяне за ними, расположившимися у моря — вся конница с колесницами фараона, и всадники его, и войско его у Пи-Гахирота, перед Бааль-Цафоном. И фараон приблизился, и подняли израильтяне глаза свои — и вот египтяне гонятся за ними; и весьма устрашились и возопили сыны Израиля к Богу...» (Исх. 14:9—10).

Ужас, который охватил в этот момент евреев, вполне понятен. Прошло всего несколько дней после их ухода из Египта — несколько дней, в течение которых они шли по вязкому песку пустыни. И вот в тот момент, когда они остановились, чтобы передохнуть у воды, только-только разбили палатки, на горизонте возникает огромная армия фараона, конница и колесницы. Да, евреев много, возможно, даже куда больше, чем всех всадников фараона, но что они могут сделать против них со своими дрекольями?! И потом, это ведь не просто всадники — это египтяне, которым они привыкли повиноваться, перед которыми всю жизнь были преисполнены почти животного страха. И вот сейчас этот страх перед недавними хозяевами снова вернулся и парализовал их волю к сопротивлению...

Иосиф Флавий, основывавшийся не только на Пятикнижии, но и на не дошедших до нас исторических источниках, рисует куда более страшную, впечатляющую и вместе с тем куда более реалистичную картину происходившего:

«Между тем египтяне скоро раскаялись в том, что дали евреям возможность уйти, и так как особенно фараон был расстроен этим, приписывая все случившееся обманному волшебству Моисея, то было решено пуститься за евреями в погоню. Взяв оружие и приготовившись к походу, египтяне приступили к преследованию, чтобы вернуть евреев назад, если бы удалось настичь их. При этом египтяне были того мнения, что раз евреям было разрешено оставить Египет, они теперь уже более не будут молиться Господу Богу своему, а так как евреи безоружны и утомлены путешествием, то рассчитывали справиться с ними без особого затруднения.

Спрашивая у всех встречных, куда направились евреи, они быстро подвигались вперед, хотя эта страна и представляла не только для целого войска, но и отдельного, одинокого путешественника огромные трудности. Моисей же преднамеренно повел евреев именно по этому пути, для того чтобы египтяне, если бы вздумали изменить свое решение и захотели бы пустить в погоню, подверглись бы заслуженному наказанию за такую гнусность и нарушение данного слова... Настигнув, наконец, евреев, египтяне построились в боевой порядок и благодаря своей огромной численности стеснили их на небольшом пространстве, что было тем легче, что у египтян было двести тысяч тяжеловооруженных (пехотинцев), за которыми следовало шестьсот колесниц и пятьдесят тысяч всадников. И вот они отрезали все пути, по которым, по их расчетам, могли бы бежать евреи, и заключили последних между недоступными скалами и морем. Таким образом, египтяне замкнули евреев в пространстве между горой и войском и заняли своим лагерем выход отсюда на открытую равнину...»

Флавий не только сообщает точную численность египетского войска (а она поистине огромна — 250 тысяч воинов, не считая шестисот колесниц!) — он помогает своему читателю зримо представить происходящее. Фараон в этом отрывке предстает перед нами как умный и талантливый полководец. Он не просто бросает свою армию на сбежавших рабов — следуя его указаниям, египетская пехота и всадники занимают все возможные пути отступления, зажимая евреев на узкой полоске между скалистыми холмами и морем. И в тот момент, когда за спинами евреев показываются боевые колесницы во главе с самим фараоном, они начинают оглядываться и понимают, что бежать некуда — впереди них простирается водная гладь, справа и слева уже ощетинились своими копьями египетские пехотинцы, по флангам которых маячат всадники. Таким образом, бежать им и в самом деле было некуда, и легко представить тот ужас, который объял их — если и не за свою жизнь, то за жизни своих жен и детей. Даже в самые страшные периоды своей жизни в Египте евреи никогда еще не были так близки к тотальному уничтожению. И потому страшные слова упрека, которые они бросают в этот момент Моисею, звучат вполне справедливо:

«Разве могил недостает в Египте, что взял ты нас умереть в пустыне?! Что это ты сделал нам, выведя нас из Египта?! Ведь об этом мы тебе говорили в Египте: оставь нас, и будем мы служить египтянам, ибо лучше нам работать на египтян, чем умереть в пустыне!» (Исх. 14:11—12).

Как видим, прежние сомнения в том, что Моисей действительно говорит и действует от имени Бога, вспыхивают в евреях с новой силой. Сейчас, стоя на краю гибели, они готовы сдаться и вернуться в Египет, ибо они еще не постигли высокую истину о том, что лучше умереть свободным, чем жить, стоя на коленях. Скорее наоборот — они как никогда остро осознают, что лучше жить в рабстве, чем заплатить за свободу своими жизнями.

Справедливости ради надо отметить, что, согласно мидрашу, часть евреев заявила о том, что готова сражаться с египтянами, но это была лишь небольшая горстка храбрецов, в основном, видимо, все из того же «воинского» колена Ефрема. Флавий утверждает, что народ в этот момент был настолько «возбужден» против Моисея, что едва не забил его насмерть камнями. Но в уже процитированном отрывке Флавий сообщает также и то, что Моисей... предвидел возможность погони и специально повел народ по труднопроходимой для конницы местности, чтобы задержать ее продвижение.

Но тогда не случайно и все остальное. Тогда Моисей привел евреев к Пи-Гахироту и остановился там, изначально решив устроить в этом, возможно, хорошо знакомом ему месте некую ловушку для египтян.

Таким образом, все происходящее у Пи-Гахирота превращается в захватывающий интеллектуальный поединок двух полководцев, двух лидеров двух народов. На стороне первого — огромная армия и, вне сомнения, знание воинского искусства, умение правильно оценить диспозицию и отдать вполне грамотные приказы. На стороне второго — испуганные, не владеющие оружием, не способные к бою недавние рабы, а также беззаветная вера в Бога, в Его поддержку и... накопленное за десятилетия пастушеской жизни прекрасное знание местности и ее природных особенностей в различные времена года. А также... не меньшее, чему фараона, знание военного искусства — ведь не случайно в молодости Моисей возглавлял походы египетской армии, а затем был военным советником царя Кукиноса!

Но прежде чем начнется этот поединок, Моисею надо сдать первый после Исхода экзамен на лидерство — ему нужно утихомирить разбушевавшуюся и одновременно явно находящуюся в состоянии истерики толпу, прекратить панику и заставить ее снова подчиняться его воле. У Флавия Моисей с этой целью произносит целую длинную речь, однако обратим внимание, насколько он лаконичен в Пятикнижии: «И сказал Моше народу: "Не бойтесь, стойте и смотрите, как Бог вас спасает сегодня. Ибо египтян, которых вы видите сегодня, не увидите вы более вовеки. Бог будет сражаться за вас, а вы молчите!"...» (Исх. 14:13-14).

Вероятнее всего, Моисей произнес именно эти слова. Если бы он, как это рисует Флавий, начал бы произносить речь в соответствии со всеми правилами ораторского искусства (что трудно представить, так как Моисей был заикой), то она вряд ли произвела столь ошеломительное впечатление. Чем больше бы он говорил, тем больше возражений возникало бы по ходу такой речи у его оппонентов. В своем же кратком и сильном выступлении Моисей не оставил места для подобных возражений. Оно полно такой неколебимой уверенности в том, что ситуация, в которой оказались евреи, разрешится для них самым благополучным образом, что успокоило страсти и помогло прекратить панику. Мидраш утверждает, что в своей речи Моисей обратился одновременно к трем наиболее активным группам лиц, оказывавших влияние на народ, а через них — и ко всему народу.

Первой группе — той, которая призывала самим направиться навстречу египтянам, чтобы сдаться на их милость, Моисей сказал: «Не бойтесь!» Второй группе, настаивавшей на том, что нужно броситься в море и совершить коллективное самоубийство, он обратился со словами «Стойте и смотрите, как Бог вас спасает сегодня. Ибо египтян, которых вы видите сегодня, не увидите вы более вовеки».

Наконец, третьих, рвавшихся вступить в схватку с врагом, он удержал от этого шага: «Бог будет сражаться за вас, а вы молчите!» Таким образом, эта краткая речь представляет собой поистине образец ораторского искусства, вызывающий в памяти аналогичные, предельно краткие, но обращенные одновременно ко всему народу и к каждому его представителю в отдельности, оказывавшие необычайное эмоциональное воздействие на нацию знаменитые речи политиков, живших тысячелетия спустя после Моисея.

Устное предание рисует необычайно яркую картину того, что происходило вслед за этими словами пророка. В тот самый момент, когда колесницы фараона были уже на расстоянии полета стрелы от толпы евреев, небо начало стремительно темнеть. Возможно, и в самом деле ночь начала вступать в свои права, однако, по мидрашу, все дело было в том, что стоявший перед еврейским станом облачный столп неожиданно переместился за их спины, таким образом скрыв от египтян их бывших рабов. Египтяне начали метать стрелы и дротики в облачный столп, надеясь, что они долетят до евреев, но те словно натыкались на какое-то невидимое препятствие.

Еще спустя какое-то время все пространство, на котором стояла египетская армия, окутала глубокая, беспроглядная тьма, напоминавшая ту, что окутала Египет во время девятой казни. Одновременно с этим огненный столп возник впереди еврейского стана, так что евреи прекрасно видели расстилающееся перед ними «море». Безуспешными оказались и попытки египтян прорваться в этой кромешной тьме через облачную завесу и приблизиться к евреям — кони в колесницах упорно отказывались двигаться вперед, да и колеса лишь прокручивались на месте.

В это самое время Моисей обращается к Богу со страстной молитвой, в которой просит Его послать чудо и спасти Свой народ. И слышит в ответ... раздраженный голос Всевышнего: «"Что ты вопиешь ко Мне?! Скажи сынам Израиля, чтобы они двинулись вперед. А ты подними посох свой и наведи руку свою на море и рассеки его — и пройдут сыны Израиля среди моря посуше"...» (Исх. 14:15—16).

Моисей передает евреям это указание Творца, но те отнюдь не спешат двигаться вперед, в воду: кто знает, расступится море или нет, и что лучше — утонуть или вернуться в рабство?! Да и так ли уж легко подчиниться приказу, который призывает тебя сделать нечто противоречащее разуму и всем законам природы! Вдобавок Моисей поднимает свой чудесный посох — но ничего не происходит! Он простирает вперед руку — и снова ничего...

И в этот момент несколько евреев во главе с Нахшоном бен Аминадавом решают полностью подчиниться воле Бога и, следуя приказу Моисея, входят в воду.

Вот они проходят место, где вода была им по щиколотки, затем по колено, по грудь... и ничего не происходит! Вот вода уже дошла им до горла, и они стали захлебываться... И в этот момент поднимается сильный восточный ветер, который начинает стремительно отгонять воду, образуя в ней гигантский туннель.

Мидраш Танхума утверждает, что в воде образовался не один, а двенадцать проходов, так что каждое из еврейских колен шло по своему проходу. При этом воды вокруг идущих вдоль этих туннелей евреев стояли стеной и одновременно были совершенно прозрачными, так что евреи видели плавающих в них рыб, над головами у них тоже был свод из застывшей воды, а почва под ногами была совершенно твердой.

Тем временем то ли начало светать, то ли выглянула луна и окружавшая египтян тьма слегка рассеялась, и фараон с остальными своими солдатами увидели, как евреи переходят через море посуху. Охваченный азартом преследования, он погнал своих коней вперед и вслед за ним по чудесному туннелю бросились и остальные колесницы, к которым затем присоединились и всадники с пехотинцами. Но странное дело — если евреи свободно шли по твердой почве, которая до недавнего времени была морским дном, то колеса египетских колесниц начали застревать в вязком иле, и кони с трудом волочили их вперед, а затем колеса начали попросту слетать с колесниц, те стали налетать одна на другую и переворачиваться. Дикие вопли возничих, ржание обезумевших лошадей, продолжавших тащить вперед уже бесколесые повозки, полная утрата фараоном контроля над ситуацией — все это посеяло панику в египетской армии, и пехотинцы и всадники, топча друг друга, бросились назад.

Когда над Синайской пустыней показалась алая полоска рассвета, евреи закончили переход. В тот момент, когда последний из них выбрался на берег, Моисей простер свою руку над морем — и его воды тотчас сомкнулись так, как и прежде. Мощные потоки воды тут же обрушились сверху на находившихся в самой середине туннеля египтян, обрекая их на смерть в морской пучине.

Однако сам фараон, утверждает устное предание, как раз не погиб — по воле Бога он выплыл, стал свидетелем гибели своей армии и затем с большими трудностями добрался до своей столицы.

В тот час, когда утро окончательно вступило в свои права, на берег начало выбрасывать тела и оружие утонувших египтян. Ликование, охватившее Моисея и всех евреев от осознания того, что смертельная опасность миновала и гнавшийся за ними враг повержен, было так велико, что Моисей словно забыл о своем заикании и затянул на ходу сочиняемый им гимн в честь Всевышнего, который был тут же подхвачен идущими за ним мужчинами:

Воспою Богу, ибо высоко вознесся Он, коня и всадника поверг Он в море.

Сила моя и ликование — Бог,

Он был спасением мне,

Это — Всесильный мой, и я прославлю Его,

Всесильный отца моего — Его превознесу...

Колесницы фараона и войско его вверг он в море, и избранные военачальники его потонули в море Суф.

Пучины покрыли их, погрузились в бездны, как камень. Десница Твоя, Боже, прекрасна в мощи, десница Твоя врага сокрушает.

Величием своим сокрушаешь Ты восстающих против Тебя; посылаешь гнев Свой, и он сжигает их, как солому.

И от гневного дыхания Твоего взгромоздились воды, встали, как стена, струи, смерзлись пучины в сердце моря.

Сказал недруг: погонюсь, настигну, поделю добычу, насытится ими душа моя, обнажу меч мой, истребит их рука моя. Ты дунул духом Своим — и покрыло их море, погрузились, как свинец, в воды могучие.

Кто, как Ты среди сильных, Господи?! Кто, как Ты, восхваляем в трепете, творящий чудеса?!

(Исх. 15:1-11)

Женщины, утверждает Библия, пели эту песню, подыгрывая себе на барабанах и бубнах, причем роль запевалы играла у них сестра Моисея — пророчица Мириам. Впрочем, устное предание настаивает на том, что в тот момент до уровня пророков поднялись все евреи, как мужчины, так и женщины, ибо им было дано увидеть такое, что обычный человек увидеть не в состоянии.

Еще в течение нескольких дней евреи собирали выносимые на берег имущество египтян и их оружие. Теперь они и в самом деле были вооружены и более-менее готовы к стычке с врагом, хотя для того, чтобы действительно превратиться в мощную боеспособную армию, им еще предстояло многому научиться.

И снова историки утверждают, что чуду рассечения моря можно дать вполне естественное объяснение. Две наиболее признанные в кругах ученых гипотезы суммировал в своих библейских сказаниях 3. Косидовский.

«...Отсюда напрашивается вывод, что библейское Ям-Суф и есть Горькие озера, и тогда без труда можно объяснить чудо Моисея. Израильтяне с легкостью могли пробраться между болотами и поймами, пользуясь мелким бродом и узкими полосками материка. Зато египтяне на своих тяжелых колесницах, вероятно, попали в лабиринт трясин и увязли в болотах. Возможно, они даже, как утверждает Библия, утонули, ибо там дули стремительные северо-западные ветры, которые катили перед собой огромные валы воды и внезапно превращали отмели в предательские глубины».

Гипотеза, как мы видим, вполне убедительная. К сожалению, у нее есть одна слабая сторона. Египтяне, надо думать, хорошо знали окрестности Горьких озер с их опасными ловушками, почему же они действовали так неосмотрительно? Тем более что египетскую армию вел сам фараон и его закаленные в боях военачальники, а их трудно заподозрить в дилетантизме и недостатке осторожности. Таким образом, нужно было искать другое объяснение этого чуда.

Наибольшее признание получила смелая гипотеза уже упомянутого нами французского ориенталиста Пьера Монте. Он исходит из предположения, что израильтяне, покинув столицу Раамсес, направились прямо на север, а потом шли вдоль берега Средиземного моря к границе Ханаана. Однако по пути они наткнулись на египетские укрепления и отпор приморских жителей, которых Библия называет филистимлянами ошибочно, ибо филистимляне вторглись в Палестину несколькими десятилетиями позднее. Все это вынудило израильтян внезапно повернуть на юг.

В Библии есть упоминания, подтверждающие этот, северный вариант исхода. Например, Мигдол (это слово на иврите означает "башня", но может быть иногда использовано и в значении "замок", "крепость") определяется там как самый северный город в Египте. Археологи нашли его руины в Абу- Хасане. В книге Исход (гл. 14, Ст. 2) мы читаем: "Скажи сынам Израилевым, чтобы они обратились и расположились станом перед Пи-Гахирофом, между Мигдолом и между морем, пред Ваал-Цефоном". А теперь известно, что Ваал-Цефон был важным центром поклонения хананейскому богу Ваал-Цефону, имя которого в переводе означает "владыка Севера". Греки отождествляли его с Зевсом Касиосом. Его храм высился на холмике Монс-Касиус на узкой полоске материка между Средиземным морем и озером Сирбонис, которое впоследствии получило название озера Бардавил.

Израильтяне, по всей вероятности, выбрали старинную, часто используемую путешественниками трассу, которая шла по берегу Средиземного моря и узкому перешейку, отделявшему Средиземное море от озера Сирбонис. Дорогой этой неоднократно пользовались и римляне, а в 68 году римский император Тит вел по ней свои легионы против взбунтовавшихся евреев.

Озеро Сирбонис лежит на несколько метров ниже уровня моря и часто высыхает до такой степени, что по его дну можно пройти и даже проехать, не подвергаясь никакой опасности. Когда в Египте властвовали греки, там произошло несколько катастроф. Внезапные бури на Средиземном море захлестывали узкий отрезок суши и топили путешественников, которые шли по дну озера, рассчитывая сократить себе дорогу.

На основе этих фактов Пьер Монте восстановил ход событий, описанных в Библии.

Израильтяне успели пройти через узкую полоску суши и приближались к восточному берегу высохшего озера. Египтяне, стремясь окружить беглецов и отрезать им дорогу, пустились галопом по сухому дну озера.

Когда они находились в самом центре огромного чана, на Средиземном море неожиданно поднялась буря. Ураган, мчавшийся с севера, гнал перед собой гигантские волны, которые прорвали узкую дамбу и обрушились на египтян. Озеро имело семьдесят километров в длину и двадцать километров в ширину. Высокий берег, на котором египтяне могли бы укрыться, был слишком далеко, и таким образом они погибли в бушующей пучине половодья».

Легко заметить, что Косидовский в данном случае представляет гипотезу Монте так, словно речь идет об окончательно установленной истине, хотя это не больше чем одна из версий. Кроме того, Косидовский вслед за многими библеистами относил события Исхода ко времени правления сына Рамсеса II, Мернептаха, еще точнее — к третьему году его правления по самой употребительной египетской хронологии, то есть к 1230 году до н. э. В доказательство этому обычно приводится победная стела Мернептаха, являющаяся древнейшим письменным памятником, в котором евреи впервые упоминаются как «племя Израиля», то есть как народ. На ней высечено:

Враги повергнуты и просят пощады.

Ливия опустошена. Хетта присмирела.

Ханаан пленен со всем своим злом.

Захвачен Аскалон, Гезер полонен.

Племя Израиля обезлюдело, семени его не осталось.

Сирия стала вдовой для Египта.

Все земли успокоились в мире.

Скован всякий бродяга перед царем Мернептахом.

Отец Александр Мень, также видевший в Мернептахе фараона Исхода и находивший этому немало подтверждений вне Священной истории, реконструирует возможный ход событий того времени следующим образом:

«Между тем Мернептах, рассеяв ливийцев, быстрым маршем двигал свои войска на восток, чтобы обрушить карающую руку на мятежную Сирию. Когда он прибыл в Раамсес, он узнал, что Израиль и другие еврейские племена скрылись на востоке, вероятно, для того, чтобы примкнуть к восставшим соплеменникам. Не теряя ни дня, Мернептах погнал колесницы к берегам Тростникового моря. О местоположении Израиля ему, очевидно, донесли из Этама (мидраш подтверждает это, говоря, что засланные в еврейский стан соглядатаи фараона доложили ему, где именно беглецы раскинули свой лагерь. — п. л.). Теперь пустыня "заперла" евреев...»

Что же заставило Мернептаха, потерявшего в ходе преследования евреев, воздвигнуть стелу в честь своей победы? Отец Мень считал, что дело было не только в том, что фараон хотел выдать желаемое за действительное. По его версии, вероятнее всего, «Мернептах был уверен, что Израиль был обречен на неминуемую гибель среди безводных пространств», — уверен настолько, что, прекратив преследование, двинулся дальше, на мятежные провинции Палестины. «Кампания в Палестине прошла для фараона необыкновенно удачно. Он разбил хеттов, опустошил ханаанские города и селения, толпы рабов и военнопленных снова были приведены из мятежных городов побережья — Аскалона и Гезера. В Галилее был предан огню и мечу ряд крепостей. Сирия лежала у ног фараона. Египет ликовал». Так отчего же после всего этого и в самом деле было не воздвигнуть стелу?!

Сталкиваясь с библейским рассказом и попытками дать ему естественное объяснение, мы ясно видим, в чем именно заключается коренное противоречие между мышлением религиозного и рационально настроенного светского человека.

Так как для светского рационалиста неприемлема сама идея существования Бога, то он настойчиво ищет естественное объяснение тому, что религия трактует как чудо. При этом он даже не замечает, что в ходе поисков такого объяснения допускает множество случайных факторов и их совпадений, вероятность которых крайне мала. Скажем больше: она настолько мала, что практически стремится к нулю, заставляя думать, что речь идет отнюдь не о такой уж случайности. К примеру, в гипотезе Монте буря в Средиземном море возникает неожиданно, то есть случайно. Причем случайно именно тогда, когда египтяне находятся посреди озера Сирбонис, а евреи его уже случайно перешли. Причем все это, обратите внимание, происходит в еврейском месяце нисане, а именно 24 нисана 2448 года по еврейскому летосчислению, то есть в апреле, а озеро Сирбонис высыхало обычно летом, то есть в июне—августе. Выходит, именно в том году оно должно было по причине случайной засухи случайно пересохнуть именно в апреле!

Религиозное мышление отвергает понятия «случайности» и «вероятности» и объясняет все прямым вмешательством в происходящее Бога. При этом все комментаторы Библии обращают внимание на те детали чуда рассечения моря, которые никак не могут быть объяснены естественным путем. К примеру, на тот «факт», что воды Тростникового моря встали стеной и были тверды, как скала, но при этом внутри за этой стеклянной стеной оставались жидкими, и в них плавала рыба.

Однако любопытно, что при этом и то и другое мышление почему-то начисто отвергают полунамеком высказанную Иосифом Флавием возможность того, что Моисей с самого начала именно так все и планировал, заманив египтян в тщательно подготовленную им ловушку, выиграв, таким образом, без боя поистине грандиозное сражение. То возражение, что фараон и его военачальники отнюдь не были дилетантами в военном деле, а потому и не могли попасться в такую ловушку, выглядит спорным — особенно если учесть, что фараоном в тот момент правили скорее эмоции, чем разум.

Как бы то ни было, уже на этом, первом этапе становления Моисея как лидера нации он проявляет себя и великим знатоком массовой психологии, и умелым оратором, способным найти нужные слова, чтобы утихомирить толпу и заставить ее признать свою власть, и талантливым поэтом, и, несомненно, выдающимся военачальником.

И все же подлинным духовным и политическим лидером нации ему было суждено стать в последующие годы, в течение которых евреям предстояло блуждать по Синайской пустыне.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.