2. Русско-турецкая война

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Русско-турецкая война

Мичман Макаров был назначен на двухбашенную броненосную (канонерскую) лодку «Русалка». В скором времени корабль, на котором плавал Макаров, потерпел аварию. Молодой мичман тщательно ознакомился со всеми обстоятельствами аварии, и здесь впервые сказалось его уменье сопоставлять факты, систематизировать их и делать обобщающие выводы. Он пришел к заключению, что пробоина в подводной части судна не будет иметь особенно тяжких последствий, если будут соблюдены такие условия:

1. Каждый междудонный отсек должен находиться в таком положении, чтобы его можно было быстро и притом герметически отделить от остальных частей корабля.

2. Должна бьпь устроена система трубопроводов, с помощью которых можно выкачивать воду машинными помпами из каждого отделения.

3. Всегда должен иметься наготове пластырь для заделки пробоины. (Для этой цели нужно установить на корабле тросы, с помощью которых можно быстро подвести пластырь к пробоине.)

4. Нужно иметь возможность немедленно после получения судном пробоины узнать, в каком отделении течь образовалась и до какой высоты поднялась вода.

Наиболее интересным в этих условиях является третий пункт. Макаров предложил видоизменить пластырь, которым обычно пользовались при заделке пробоины. Для этой цели пользовались парусом. Но при подведении паруса к поврежденному днищу острые края пробоины рвали парусину. Приходилось шпиговать парус, и на это уходило много времени. Макаров выдвинул очень простую идею: надо заблаговременно приготовить пластырь; просмолить парусину и держать пластырь про запас в готовом виде.

Со всегдашней обстоятельностью и деловитостью Макаров развил это свое предложение: он составил подробное наставление, как пользоваться пластырем, целую инструкцию, подобно инструкциям на случай пожара. Им были предложены также некоторые улучшения в системе водоотливных труб.

В 1870 году в «Морском сборнике» появилась статья Макарова: «Броненосная лодка «Русалка»: изучение пловучести лодки и средства, предлагаемые для усиления этого качества». Эта статья нашла себе высокую оценку у командующего броненосной эскадрой адмирала Бутакова и явилась одной из причин производства молодого Макарова в следующий чин.

Полтора года прослужил мичман Макаров на «Русалке». Это было уже двенадцатое судно, на котором он плавал. Близился день Нового года, когда публиковались списки наград и повышений. Подобно большинству своих товарищей, Макаров надеялся найти в них свою фамилию и не обманулся: 1 января 1871 года его произвели за отличие в лейтенанты. Столь быстрое производство являлось редчайшим случаем в практике морской службы.

Макаров был переведен на винтовую шхуну «Тунгус». Он совершил на ней плавание из Кронштадта на Дальний Восток. Одно время он выполнял обязанности старшего офицера и надеялся по прибытии стать командиром шхуны, но эта надежда не оправдалась. Макаров был уязвлен и разочарован. Перспектива служить под начальством нового командира не улыбалась ему. Снова появилась мысль выйти в отставку и перейти на службу в торговый флот, где он, с его опытом и репутацией, мог бы получить ответственную, хорошо оплачиваемую должность на большом судне. Но в это время пришла телеграмма из Петербурга: Макарова вызывали туда с предписанием поступить в распоряжение адмирала Попова.

А. А. Попов конструировал особые круглые суда, прозванные «поповками», и вытребовал Макарова для работы в области непотопляемости судов. Этот важный вопрос не пользовался тем вниманием, которого он по праву заслуживал. В одной из многочисленных статей, посвященных этой проблеме, Макаров справедливо указывал: «Несмотря на всю важность непотопляемости, корабельные инженеры, ставящие переборки — не специалисты в помпах, а механики, занимающиеся помпами, не хотят понять переборки. Флотские же офицеры считают, что это дело техники».

Настаивая на том, чтобы при постройке корабля уделялось больше внимания вопросам непотопляемости, Макаров предлагал производить испытания переборки посредством налива воды в отсеки, а не посредством простого полива переборок из брандспойта, как делалось до тех пор.

Далее, Макаров предложил выделить специальное судно для обучения личного состава борьбе с опасностью от пробоин. «Человек так создан, что он пойдет на верную смерть, если опасность ему знакома, но его пугает даже шум трюмной воды, если он к этому не привык», — писал Макаров, обосновывая свой проект.

Четыре года прослужил Макаров под начальством Попова. Груды бумаг с выкладками, чертежами и сложными расчетами, сохранившиеся от этого времени в архиве Макарова, наглядно свидетельствуют о громадной работе, проведенной им. К тому же приходилось бороться с обычной косностью и бюрократической рутиной царских канцелярий, вступать в конфликты, наживать врагов, вести чернильную войну, которую так не терпел Макаров.

«Я горжусь тем, что не получил никогда ни одной благодарности даже на словах, — писал Макаров в 1886 году, — а продолжаю настойчиво заниматься им (т. е. вопросом о непотопляемости) 15 лет».

Работать с Поповым было нелегко: будучи способным человеком и отличным моряком, он отличался в то же время необычайной вспыльчивостью, бывал резок, и для самолюбивого, прямолинейного Макарова служба у такого начальника была чревата многими горькими минутами..

Но, как известно, нет худа без добра: четыре года работы у требовательного адмирала принесли ту пользу Макарову, что он изучил во всех тонкостях судостроительное дело и судовую механику. Эти знания вскоре очень пригодились ему.

***

С конца 1876 года сделалась очевидной неизбежность войны с Турцией. Главное беспокойство при этом внушало положение дел на Черном море. По условиям Парижского трактата, завершившего кампанию 1855–1856 годов, Россия не имела права строить военный флот на Черном море. Правда, русское правительство воспользовалось франко-прусской войной 1870–1871 годов и отказалось выполнять впредь этот унизительный и тяжкий пункт, но за истекшие с тех пор шесть лет было очень немногое сделано в области судостроения на Черном море.

Турки имели в это время один броненосец, водоизмещением в 9 тыс. тонн, четыре броненосца по 6 тыс. тонн, один броненосец в 4 тыс. тонн, семь броненосцев по 2 тыс. тонн, семь бронированных канонерок и два монитора. Всему этому флоту Россия могла противопоставить только две «поповки» — пловучие батареи в 3 тыс. тонн водоизмещением, да несколько тихоходных деревянных корветов и паровых пассажирских судов, могущих быть приспособленными к крейсерской службе.

Макаров, имевший к тому времени уже чин лейтенанта, выдвинул смелый и оригинальный проект. Исходя из невозможности добиться в короткий срок уравнения русского флота с турецким, он предложил парализовать турецкие броненосцы угрозой минных нападений. Для этой цели он предложил использовать пароходы РОПИТ (Русское общество пароходства и торговли), обладавшие сравнительной быстроходностью. Но эти пароходы вовсе не были предназначены для таких функций; перестройка их отняла бы очень много времени. Макаров нашел выход в следующем: надо установить на пароходах паровые минные катеры, поднимаемые и опускаемые на боканцах (устройство для подъема катеров с воды и спуска на воду). Пароходы должны были подойти незаметно к вражеской эскадре и спустить катеры; совершив в темноте ночи атаку, катеры немедленно возвращаются к пароходу, и тот, подняв катеры, уходит в ближайший порт!

В наши дни идея Макарова нашла себе выражение в виде авианосцев, имеющих задачей доставить самолеты на такое расстояние, с которого они могли бы в наилучших условиях атаковать неприятеля. Во времена Макарова идея переброски минных катеров на пароходе многим казалась неосуществимой. Однако поддержка адмирала Аркаса, а главное, полная бесперспективность морской войны для России побудили правительство одобрить проект молодого лейтенанта.

Макаров был назначен командиром парохода РОПИТ «Великий князь Константин», и ему были предоставлены полномочия осуществить свой замысел.

С обычной энергией Макаров принялся за переоборудование мирного парохода в грозную боевую единицу. Тут сказалась характерная черта Макарова: смелость замысла соединялась с тщательной продуманностью всех деталей выполнения. Макаров комплектовал команду, принимал артиллерийскую часть, делал приспособления для подъема и установки катеров, устраивал помещения для мин, и все эти разнообразные работы проводились им с одинаковой основательностью и осторожностью.

Главную трудность представлял вопрос о минах. Торпеды (самодвижущиеся мины Уайтхэда) были еще новинкой. Макарову удалось получить несколько таких торпед лишь в июне 1877 года.

Весь план атаки турецкого флота был построен им на основе применения буксируемых и шестовых мин. Первые буксировались на длинном канате за катером; катер, подойдя к неприятельскому кораблю, должен был «резать» ему корму (т. е. пройти вплотную мимо кормы) и затем итти в обратном направлении так, чтобы влекомая канатом мина ударилась о борт корабля. Шестовые мины укреплялись на специальных, опущенных в воду длинных шестах; подходя почти вплотную к атакуемому кораблю, катер подводил эту мину и взрывал корабль.

Вся операция была крайне рискованной: катеры каждую минуту могли взорваться, любое случайное обстоятельство, вроде неожиданно набежавшей волны, срывало успешность атаки. Но трудности не смущали и не обескураживали Макарова. Он сконструировал особую мину, содержавшую полный боевой заряд пироксилина, весившую только 3,5 пуда и допускавшую удобную постановку ее с катера. Вслед за тем Макаров приступил к инструктажу и практическому обучению комплектуемой им боевой команды.

Два раза в неделю на борту парохода «Великий князь Константин» собирались все желающие, и лейтенант Зацаренный, являвшийся правой рукой Макарова, демонстрировал сконструированные мины, разбирал их, объяснял устройство батареи, запалов и проводников. Бывший начальник Макарова, адмирал Попов, командировал к нему трех офицеров для изучения мин.

В феврале пароход начал выходить в море для учебных занятий. Здесь производились опыты над взрывами мокрого пироксилина, над спуском катеров на воду под парами; катеры совершали «атаки» на пароход во время его хода.

Пароход «Константин» превратился в своеобразную практическую школу для минных офицеров и матросов.

Деятельность Макарова в качестве командира парохода «Константин» продолжалась четыре месяца, когда последовало уже давно ожидавшееся объявление войны.

Пришел час испытания, час проверки смелых замыслов. Макаров не сомневался в успехе. В черновике приказа, набросанном им накануне объявления войны, имеются характерные строки.

«Мы первые должны встретить неприятельские броненосцы, сильные на вид, но беззащитные от наших мин. Знайте и помните, что неприятельские ядра будут делать у нас только кое-какие поломки, но что каждая наша мина, взорванная у них под дном, непременно потопляет даже самый грозный броненосец».

В момент, когда Макаров писал это, он мог противопоставить мощной артиллерии и тяжелой броне неприятеля только небольшие катеры, вооруженные малоусовершенствованным, малоизученным еще оружием. Со стороны молодого офицера (Макарову в это время не было еще тридцати лет) это могло походить на бахвальство. Но те, кто знал командира «Великого князя Константина», понимали, что заявление Макарова проистекает из чувства глубокой уверенности.

В последних числах апреля, две недели спустя после начала войны, «Константин» вышел в крейсерство. Макарову стало известно, что турецкий флот бомбардирует Поти. Не колеблясь, он взял курс на Поти.

Возможность наткнуться на турецкую эскадру не смущала отважного командира. Единственное, что он сделал, — это распорядился уменьшить ход до 4 узлов, чтобы подойти к берегам под вечер: в случае нечаянной встречи можно будет затянуть бой до наступления темноты.

Наконец, открылся Потийский рейд. Марсовый сообщил, что видит четыре судна, но вскоре выяснилось, что это только береговые кусты. Рейд был пуст. Макаров заключил, что турецкая эскадра стоит в Батуме.

Вечером подошли к Батуму. Остановив пароход в 7 милях от города, Макаров распорядился спустить катеры для минной атаки. Он сам находился на катере «Минер»; катером «Чесма» командовал лейтенант Зацаренный, катером «Синоп» — лейтенант Писаревский и катером «Наварин» — мичман Подъяпольский.

Около 10 часов вечера катеры тронулись к Батумской гавани. Внезапно из сумрака выдвинулись очертания шедшего навстречу турецкого сторожевого парохода. Не желая обнаруживать все свои силы, Макаров приказал повести атаку только лейтенанту Зацаренному.

Катер «Чесма», таща на буксире пироксилиновую мину, понесся к пароходу. Оттуда открыли сильный ружейный и картечный огонь. Экипажи остальных катеров, таясь во мгле, с волнением ждали взрыва. Но его не было. Через несколько минут стал виден катер, возвращавшийся полным ходом. За ним, идя полным задним ходом, гнался турецкий пароход, продолжая бешеную стрельбу.

Когда «Чесма» проходила за кормою катера, на котором находился Макаров, Задаренный крикнул ему:

— Мину подвел хорошо, но она не взорвалась.

Между тем турецкий пароход заметил остальные катеры и принялся ожесточенно обстреливать их. Макаров дал полный ход вперед, приказав одновременно готовить килевую мину для атаки.

Но команда замешкалась. «Не могу не сказать, что под выстрелами люди, никогда не слышавшие свиста пуль, немного смешались», — откровенно сообщал Макаров в своем рапорте. Изготовление мины отняло целых пять минут; момент для атаки был упущен. Турки, не пытаясь уничтожить дерзкие катеры, повернули и ушли к Батуму.

В гавани взвились ракеты, огонь на маяке погас. Пора было думать об отступлении, поскольку нападение на стоявшие в гавани суда теперь уже было явно безрассудным.

В продолжение получаса Макаров сзывал сигналом свои катеры, но кроме «Наварина» ни один не появился. Вернувшись на борт «Константина», Макаров прождал еще несколько часов. Близился рассвет. Перед атакой Макаров условился с командирами катеров, что в случае невозможности возвратиться к пароходу они пойдут самостоятельно в Поти. Решив, что «Чесма» и «Синоп» так и поступили, Макаров двинулся в обратный путь. Он не ошибся: оба катера пришли в Поти; среди экипажей не оказалось ни одного раненого.

***

Итак, смелый рейд «Константина», хотя и наделал большой переполох в стане противника и обошелся к тому же без потерь, все же не достиг цели. Это обстоятельство имело тяжкие последствия для Макарова. Бюрократическая машина морского ведомства пришла в движение. Никто не хотел взять во внимание, что осечка подведенной Задаренным мины произошла скорее всего от неисправности запала, присланного из Кронштадта[1]. Говорили только о том, что при встрече с турецким броненосцем «Константин» будет немедленно потоплен, что затея Макарова не может увенчаться успехом, что она противоречит инструкциям и т. п.

Положение Макарова сделалось очень нелегким. Но и тут не поколебалась в нем уверенность в выполнимости его замысла. Принимая на себя всю ответственность, он, дней десять спустя после Батумской экспедиции, отплыл в Сухум. Цель его заключалась в том, чтобы атаковать стоявшие на Сухумском рейде турецкие суда. В этот раз атаке помешали метеорологические условия: на море спустился густой туман, и оказалось невозможным послать катеры.

Но Макарову не изменило обычное упорство. Спустя 18 дней он предпринимает новую экспедициюна этот раз против турецкой эскадры, действовавшей на Дунае и имевшей стоянку у Сулина. Минная флотилия была усилена двумя крупными катерами, одним из которых командовал лейтенант Рождественский, другим — лейтенант Пущин.

Подойдя на 5 миль к Сулинской гавани, Макаров остановил свой пароход и отправил все катеры. Сам он остался на борту «Константина». Было 12 часов ночи.

Незамеченные противником, катеры пробрались в самую глубь Сулинского рейда. На якорях стояли турецкие броненосцы. Часовые перекликались друг с другом.

Зацаренный первый бросился в атаку. «Но несчастие повидимому преследует этого бравого офицера», — заметил Макаров в рапорте. Второпях Зацаренный «утопил» мину, проводник запутался в винт, и взрыва не получилось.

Следом за «Чесмой» пошел катер № 2 под командой Рождественского. Опустив шест с миной, он быстро приближался к одному из броненосцев. До борта оставалось всего десяток саженей, когда послышался оклик часового и вслед за тем загремели ружейные выстрелы. Катер, прибавив ход и не таясь более, устремился вперед. «У самого борта броненосца, почти в упор, но все-таки по моему расчету несколько рано, произошел автоматический взрыв мины», — сообщал в рапорте лейтенант Рождественский.

Как выяснилось впоследствии, подорван был турецкий корвет «Иджалие»; повреждения были так значительны, что этот корабль уже не принимал участия в военных действиях.

Флотилия Макарова также не обошлась без потерь. Минный катер № 1 под командой Пущина получил повреждения, не мог своевременно ретироваться и под огнем неприятеля был затоплен собственной командой. Сам Пущин и четыре матроса были взяты в плен.

Успешный результат сулинской экспедиции упрочил положение Макарова в сферах морского министерства. Что же касается самого Макарова, то опыт экспедиции убедил его в необходимости модернизации вооружения. Во время атаки было установлено, что турки, напуганные прошлыми рейдами минных катеров, ограждают свои корабли во время стоянки сетями и бонами. Это крайне затруднило подведение мин. Другое дело, если бы на катерах имелись торпеды, которые, идя на глубине и с большой скоростью, могли пройти под бонами или преодолеть сетевое заграждение.

Макаров стал настойчиво ходатайствовать о снабжении его хоть несколькими экземплярами мин Уайтхэда. Но мины Уайтхэда стоили дорого, и морское командование колебалось.

В начале августа начальник одного из сухопутных отрядов, полковник Шелковников, телеграфировал в Севастополь, что он не может проникнуть в Абхазию, так как турецкий броненосец держит под обстрелом проход в Гаграх. Для того чтобы оказать содействие экспедиции Шелковникова, командующий флотом поручил Макарову подойти на своем пароходе к Гаграм и потопить броненосец, либо, в крайнем случае, отвлечь от берега.

Итак, даже закоренелые скептики из морского штаба считали уже, что коммерческий пароход Макарова может сражаться с броненосцем!

4 августа «Константин» вышел в море. Спустя двое суток на рассвете произошла встреча с броненосцем. Турецкий корабль устремился на дерзкое судно; Макаров пошел в открытое море, уводя турок от берега. Его пароход шел со скоростью 12 узлов, в то время как броненосец мог развить скорость лишь 11,5 узла. Как замечает Макаров в своем рапорте, он «приказал уменьшить ход, чтобы предоставить ему интерес погони».

Начавшийся шторм разъединил корабли. На другой день Макаров снова приблизится к Гаграм, но турок нигде не было видно, Шелковников так отзывался об этом смелом маневре: «Колонну князя Аргутинского рассвет застал в сфере действительного огня (со стороны броненосца). Она была спасена от страшных потерь пароходом «В. Кн. Константин».

По заявлению Шелковникова, Макаров оказал его отряду «бесценную услугу». Это категорическое утверждение сослужило Макарову большую службу, повысив его авторитет в морском штабе и тем самым развязав ему руки для самостоятельных действий. Желая ковать железо, пока оно горячо, Макаров уже через несколько дней после гагринского эпизода предпринял атаку турецких судов в Сухуме.

Это — кульминационный пункт борьбы коммерческого парохода-одиночки против многочисленной эскадры броненосцев, кульминационный пункт минной войны Макарова.

Макаров решил использовать лунное затмение для нападения на стоявшую в Сухуме турецкую эскадру. Тактика была все та же: пароход остановился на расстоянии 6 миль от берега, и катеры, подобно призрачному «летучему голландцу», почти невидные во мраке ночи, двинулись к порту. В атаку было послано четыре катера.

На рейде стоял турецкий броненосец «Ассари Шевкет». Командовавший операцией лейтенант Зацаренный велел катерам вести атаку на правый борт броненосца. Неприятель заметил, наконец, суденышки и открыл сильнейший огонь. Катеры под сильным обстрелом произвели минную атаку и нанесли повреждение броненосцу. Один из катеров столкнулся со стоявшим у борта турецким гребным судном. Произошла короткая, но ожесточенная рукопашная схватка. Командиру катера проломили веслом голову и чуть было не стащили его крюком в воду, но матросы отбили своего начальника. После атаки все катеры благополучно возвратились к пароходу.

В это время неподалеку показался другой неприятельский броненосец. В течение 7 минут все катеры были подняты. «Константин» дал полный ход и ушел от преследования.

За эту успешную операцию Макаров и другие участники получили награды.

Пароход был снабжен, наконец, минами Уайтхэда, и командиру не терпелось испробовать их в действии. В декабре он предпринял новую экспедицию. На этот раз Макаров выбрал объектом атаки суда, стоявшие в Батуме, рассчитывая на то, что в случае нападения глубина рейда затруднит подъем затонувших судов.

Четыре катера атаковали турецкий броненосец «Махмудие». Послышались два глухих взрыва. Но, как выяснилось впоследствии, обе выпущенные мины, пройдя вплотную подле судна, ушли на берег.

Макарову через некоторое время удалось взять реванш за эту неудачную атаку. В январе 1878 года, согласно полученному им приказу сделать демонстрацию у восточных берегов Черного моря, он подошел к Батуму на расстояние 4–5 миль от берега. С борта «Великого князя Константина» были спущены катеры «Чесма» и «Синоп» под общим начальством лейтенанта Запаренного. Оба катера имели на вооружении мины Уайтхэда. Стлавшийся по воде туман затруднял действия; все же, когда взошла луна, с тихо скользивших катеров разглядели семь судов, стоявших в бухте. Избрав объектом атаки двухмачтовый винтовой пароход (как оказалось впоследствии, «Интибах»), Зацаренный подвел катеры на дистанцию в 40 саженей, после чего с обоих катеров одновременно были выпущены мины Уайтхэда. Обе мины попали в цель. Пароход свалился на правую сторону и быстро погрузился в воду, причем б?льшая часть экипажа не успела спастись. Катеры пытались подобрать утопавших, но винты путались в плававших обломках.

С береговой батареи открыли огонь, но катеры благополучно вернулись и были подняты на борт «Константина».

Это было последнее «дело» Макарова в турецкую кампанию. Через неделю было заключено перемирие; война окончилась.

Макаров был к тому времени уже капитаном 2-го ранга, имел ордена и отличия. Его смелый план минных атак, казавшийся многим безрассудным, увенчался блестящим успехом. В статье «Дедушка минного флота» В. И. Семенов справедливо указывал:

«Несколько атак, частью неудачных, частью таких, удача которых является сомнительной; уничтожение нескольких коммерческих судов, по требованию начальства, помощь отряду Шелковникова… причем успех был делом случая.

А что, спросит читатель, кроме того им было сделано?

Ответ на такой вопрос у меня готов:

Черное море очищено от неприятельского флота, который при объявлении войны считал себя полным его хозяином и, ежедневно появляясь в виду наших портов, грозил нашему побережью.

Это сделал пароход «В. Кн. Константин» под командой С. О. Макарова.

Важен был успех, и этот успех был достигнут. Не все ли равно, каким путем — удачными или неудачными атаками, или даже одною угрозой их возможности…

Факт тот, что неприятельский флот, начавший войну блокадой наших портов, попрятался по своим портам, да и там не чувствовал себя в безопасности».

В цитированных строках дается правильная оценка оригинального, отлично продуманного замысла Макарова и энергичного, умелого осуществления его.

Думается, что к ним можно ничего не прибавлять[2].