Признание в австралийском научном сообществе

Признание в австралийском научном сообществе

Колониальный характер австралийской науки проявлялся в кадровой и финансовой зависимости от метрополии, в фактическом отказе от самостоятельной разработки новых научных идей и концепций; последние проникали с опозданием извне и с трудом приживались на австралийской почве. В каждой из шести английских колоний в Австралии имелись свои университеты, музеи и научные общества, но общее число активно действующих профессиональных исследователей едва ли превышало 30-40 человек.

Идеи Дарвина и особенно их пропаганда и развитие в трудах Томаса Хаксли встретили неприятие и отпор со стороны «джентльменов-собирателей», возглавлявших или патронировавших университеты, музеи и научные общества, а также большинства зависимых от них ученых, так как эти джентльмены полагали, что эволюционное учение подрывает веру в Бога и грозит социальными потрясениями. Сторонники дарвиновской теории — явное меньшинство — остерегались публично высказывать свои взгляды. Чуть ли не единственным исключением среди этих «еретиков» был немецкий зоолог Иоганн Людвиг Герард (Джерард) Креффт (1830-1881). Он переселился в 1852 году в Австралию и позже стал куратором (директором) Австралийского музея. Креффт многое сделал для того, чтобы превратить хаотическое скопление разнообразных коллекций в упорядоченный музей, устраивал выставки, благоустроил, как мог, помещения, где хранились ценные экспонаты, рассказывающие о природе и коренном населении Австралии. Но дарвинистские убеждения ученого не нравились попечителям музея, которым он к тому же мешал безнаказанно манипулировать собранными коллекциями. В 1874 году они уволили Креффта по надуманным обвинениям, причем наняли двух громил, которые взломали двери его квартиры в здании музея и выбросили все вещи на улицу. Другие музеи не брали его на работу, опасаясь влиятельных гонителей. В результате талантливый ученый впал в крайнюю нищету. Вскоре по приезде в Сидней Миклухо-Маклай навестил Креффта в его убогом жилище, имея к нему рекомендательное письмо от Хаксли, и тот рассказал русскому коллеге свою историю, поведал о нравах и «группах влияния» в нарождающемся австралийском научном сообществе. Николай Николаевич сделал определенные выводы из того, что сообщил ему Креффт.

В Сиднее хорошо знали о Миклухо-Маклае, так как местная печать уже несколько лет знакомила читателей с его путешествиями и исследованиями. 19 июля 1878 года, на следующий день после того, как «Сомерсет» бросил якорь в сиднейской гавани, три газеты — «Сидней мейл», «Ивнинг ньюс» и наиболее респектабельная «Сидней морнинг геральд» — сообщили о прибытии «барона Маклая». Путешественника здесь повсеместно называли бароном — и в устных беседах, и в письмах, и на страницах газет. Николай Николаевич был этому очень рад. Он заказал фирменную почтовую бумагу с буквой «М» под стилизованной баронской короной. Чтобы еще больше поднять свой престиж и познакомиться с наиболее влиятельными личностями Нового Южного Уэльса, Миклухо-Маклай уже через несколько дней переселился из дома русского консула в Австралийский клуб — средоточие местного «истеблишмента». Патроном клуба был сам губернатор, а членами — правительственные чиновники, военные, крупные землевладельцы, в том числе представители всех видных семей колонии.

По своему устройству и функциям Австралийский клуб подражал наиболее известным лондонским заведениям такого рода. Внизу находились читальный зал, курительная комната, бильярд, бар, большая трапезная, которая использовалась также для собраний и приема почетных гостей. Наверху, на третьем этаже, были расположены комнаты для постояльцев. В одной из них поселился Миклухо-Маклай. Путешественник не прогадал: за считаные дни он завел полезные знакомства, которые помогли ему в годы жизни в Австралии. В частности, в клубе Николай Николаевич встретился с сэром Уильямом Макартуром — богатым землевладельцем и меценатом, одним из попечителей Австралийского музея, членом сената университета Сиднея. Макартур знал о русском путешественнике не только из газет. По просьбе Хаксли 14 января 1871 года Чарлз Николсон — уважаемый австралийский политик, землевладелец и археолог-любитель, находившийся тогда в Англии, написал своему другу Макартуру письмо с просьбой оказать содействие «выдающемуся русскому натуралисту»[668]. Сэр Уильям вспомнил об этой просьбе, обещал, если потребуется, замолвить словечко и пригласил путешественника в свое загородное имение Кемден-Парк. Там или в Австралийском клубе произошло знакомство Миклухо-Маклая с Уильямом Маклеем.

Уильям Джон Маклей (1820 — 1891) сыграл важную роль в становлении науки в Австралии. Крупный землевладелец и политик, он был типичным «джентльменом-собирателем». Маклей коллекционировал насекомых, а позже заинтересовался рыбами. В 1875 году он отправил за свой счет экспедицию на бриге «Чеверт» для сбора зоологических коллекций на юго-западном побережье Новой Гвинеи и прилегающих островах. Недостаток специального образования (он лишь год проучился на медицинском факультете Эдинбургского университета) Маклей отчасти возместил усердным чтением научной литературы и перепиской с британскими зоологами. Он публиковал статьи в английских и австралийских журналах, но так и не стал настоящим исследователем. Несравненно важнее была его деятельность как организатора науки, ее патрона и мецената. Главная заслуга Маклея — создание в 1874 году Линнеевского общества Нового Южного Уэльса, которое должно было изучать «все отрасли естествознания». Маклей не просто руководил этим обществом, но фактически его содержал: оплачивал аренду занимаемого им помещения, финансировал публикацию трудов общества. В конце жизни он передал свои огромные коллекции в дар университету Сиднея, где для них было построено специальное здание, названное музеем Маклея.

Кто платит, тот и заказывает музыку. Эта старая пословица вполне подходит к Уильяму Маклею. Властный и нетерпимый к ослушникам, он проводил свою линию в становлении науки и научных учреждений в Новом Южном Уэльсе. На протяжении всей своей жизни Маклей придерживался консервативных убеждений, особенно в вопросах мироздания и происхождения человека. На его совести — изгнание и преследование Джерарда Креффта.

Ближайшим помощником Маклея был Уильям Стивене -один из «профессоров на все руки», который, получив в Англии классическое гуманитарное образование, брался читать в университете Сиднея лекции по самым разным естественнонаучным дисциплинам. Будучи избран по рекомендации патрона президентом Линнеевского общества, он заявил в своем докладе, отредактированном и дополненном Маклеем, что некоторые европейские ученые-эволюционисты, общаясь с «криминальными классами», превращаются в «интернационалистов, социалистов и нигилистов»[669]. Выше упоминалось, что сходные обвинения высказал в полемике с Эрнстом Геккелем Роберт Вирхов. Разумеется, научный калибр Стивенса был несравненно меньше, чем у Вирхова, из выступлений которого он, возможно, черпал свои аргументы.

В 1878 году Линнеевское общество насчитывало около 150 членов, из которых лишь несколько человек можно с некоторой натяжкой считать профессиональными исследователями. Подавляющее большинство составляли врачи, учителя, священнослужители, адвокаты, журналисты, фермеры и просто любознательные горожане, которые, уплатив маленький членский взнос, получили право посещать ежемесячные собрания общества. Поэтому Маклей и Стивене, что называется, днем с огнем искали докладчиков для очередных собраний. Едва познакомившись с приезжей знаменитостью, Маклей постарался привлечь ее к активному участию в деятельности общества. 29 августа, через 11 дней после прибытия Миклухо-Маклая в Сидней, состоялось ежемесячное собрание, на котором русский путешественник и исследователь был избран почетным членом Линнеевского общества Нового Южного Уэльса и был приглашен выступить на следующем собрании с докладом на интересующую его тему[670].

Проницательный читатель, вероятно, уже догадался, с каким призывом Николай Николаевич обратился к членам общества на заседании, состоявшемся 26 сентября. Он выступил с докладом «Проект зоологической станции для Сиднея». Повторив свой излюбленный тезис о том, что развитие биологической науки требует изучения морских организмов в среде их обитания или вблизи от нее, причем в специально оборудованных лабораториях, и кратко рассказав об уже действующих или проектируемых морских биологических станциях, в том числе о своих усилиях, предпринятых на этом поприще, докладчик выразил убеждение, что «Сидней обладает необычайно благоприятными условиями для учреждения первой зоологической станции в Австралии». Проявив изрядную дипломатическую гибкость и знание реальной обстановки, Николай Николаевич предложил в качестве «наиболее компетентного директора» господина Маклея (втайне надеясь, что тот отклонит это предложение) и высказался за устройство станции на побережье, вблизи от усадьбы этого джентльмена. Присутствующие одобрительно встретили его проект и образовали комитет, которому было поручено «рассмотреть предложение барона Маклая и доложить о результатах на следующем ежемесячном собрании общества»[672].

Узнав, что в заливе Порт-Джексон водятся акулы вида Hete-rodontusphillipi, который он давно хотел изучить, Николай Николаевич решил возобновить сравнительно-анатомические исследования, которые он начал еще во время экспедиции на Канарские острова. Этих рыб ему могли поставлять местные рыбаки. Но такие исследования невозможно было проводить в номере клубной гостиницы, пребывание в которой к тому же быстро опустошало его кошелек.

На выручку пришел Уильям Маклей, который предложил Миклухо-Маклаю поселиться в его усадьбе Элизабет-Бэй-хауз в трех километрах от центра Сиднея. Это импозантное здание в классическом стиле было окружено садами и огородами. В доме имелась большая библиотека, состоявшая в основном из книг и журналов по зоологии и другим естественным наукам, в образцовом порядке хранились многочисленные коллекции. Рядом находился лабораторный павильон, снабженный микроскопами и набором необходимых инструментов.

Маклей радушно принял русского исследователя, отвел ему уютную комнату в своем доме, разрешал работать в лабораторном павильоне, пользоваться библиотекой, знакомиться с коллекциями. В просторном, роскошно обставленном кабинете хозяина собирались ученые и коллекторы, группировавшиеся вокруг богатого покровителя. За чашкой чаю (и не только чаю) обсуждались научные вопросы — не только фактического свойства, но и затрагивавшие проблемы мироздания, причем Маклей внушал гостям свои консервативные, антидарвинистские убеждения. Николай Николаевич оставался при своем мнении, но предпочитал отмалчиваться, помня о печальной судьбе Креффта.

Но теоретические расхождения невольно вышли наружу, когда Маклей предложил Миклухо-Маклаю сделать на следующем заседании Линнеевского общества совместный доклад, а потом написать вместе с ним статью (или серию статей) об акулах залива Порт-Джексон. При подготовке краткого доклада, представленного 28 октября 1878 года, серьезных разногласий не возникало. Но когда Миклухо-Маклай попытался в тексте статьи проследить — пусть в слегка завуалированном виде — эволюционную связь между изучаемыми акулами и их ископаемыми предками, это вызвало серьезные возражения. Николай Николаевич, по-видимому, пошел на уступки: сократил свои рассуждения и намеренно сделал их менее понятными, но Маклей не был вполне удовлетворен и 22 февраля 1879 года записал в своем дневнике, что «барон Маклай очень переменчив и слишком настойчив». Пришли к такому решению: каждый напишет свою часть статьи, авторство которой будет оговорено при публикации. В результате появилась статья, «Введение и описание» в которой принадлежало Маклею, а «Анатомические заметки» — его строптивому гостю. В начале своих заметок Николай Николаевич предупредил: «Так как наши точки зрения не всегда совпадали, в тексте могут встретиться значительные противоречия»[673].

Теоретические расхождения не привели к разрыву с Маклеем, так как в его интересах было сохранять сотрудничество всемирно известного ученого с Линнеевским обществом. Миклухо-Маклай выступал с докладами, которые публиковались затем в «Трудах» общества, на протяжении нескольких лет, до его окончательного отъезда из Австралии. Но подобно сообщениям, которые он посылал в журнал, издаваемый Вирховым, Николай Николаевич избегал касаться в них теоретических проблем.

Отношения с Маклеем постепенно утратили дружеский характер и свелись к взаимовыгодным научным контактам. Но еще раньше, с самого начала пребывания в Элизабет-Бэй-хауз, «сознание некоторым образом зависимого положения в чужом доме»[674] не давало покоя гордому и самолюбивому путешественнику. Поэтому уже в ноябре 1878 года он с радостью принял предложение куратора Австралийского музея Эдуарда Рэмзи переселиться в здание этого музея. Сын зажиточного местного врача, пару лет проучившийся в университете Сиднея, Рэмзи с юных лет увлекался энтомологией и заведовал питомником в усадьбе своего отца. По предложению Маклея он был назначен куратором вместо «еретика» Креффта. Рэмзи был «человеком Маклея», но держался более независимо, чем его явные прихлебатели, хотя, вероятно, согласовал свое приглашение с всемогущим патроном.

В Австралийском музее Миклухо-Маклаю предоставили жилую комнату и помещение для работы — «душный, холодный, плохо вентилируемый подвал», пребывание в котором, ослабляя организм, учащало, как он писал Вирхову, приступы лихорадки. «Пусть будет подвал, — продолжал исследователь, — лишь бы кругом было тихо! Но нет: какаду, коровы, собаки и люди находятся в непосредственном соседстве, и шум от этого зверинца часто приводит меня в очень скверное расположение духа, мешает мыслить, замедляет и прерывает работу. Добрые люди удивляются, что у меня такие слабые нервы»[675].

И все же у Николая Николаевича появилось помещение, в котором он мог самостоятельно проводить лабораторные исследования, располагая микроскопом и необходимыми инструментами, которые предоставил ему Рэмзи. Поглощенный новыми наблюдениями и исследованиями, Миклухо-Маклай почти не находил времени для обработки материалов своих экспедиций. За семь месяцев, проведенных в 1878 — 1879 годах в Сиднее, он подготовил для журнала местного Линнеевского общества уже известную нам статью об акулах, написанную вместе с Маклеем, опубликовал там два выступления с призывом основать зоологическую станцию и заметку «О макродонтизме», а также отослал в Берлин два маленьких сообщения о своей деятельности для журнала, издаваемого Вирховым.

«Оказывается положительно, что день слишком короток для работы, а ночь недостаточно длинна для отдыха!» — писал в РГО Миклухо-Маклай. Заваленный интересной работой, он отказался, по его словам, от возможности отправиться в Россию, когда выяснилось, что русский военный корабль может захватить его осенью в Сингапуре, возвращаясь на Балтику[676].

Но вернемся к подготовительной работе по созданию зоологической станции. Комитет, состоявший из шести членов Линнеевского общества, в том числе Маклея, признал предложение русского ученого заслуживающим самого серьезного внимания и скорейшего исполнения и призвал начать сбор средств на сооружение станции, причем высоко оценил эскизный проект ее здания, представленный Миклухо-Маклаем. Комитет рекомендовал также принять проект устава станции, составленный путешественником. Этот проект почти дословно повторял пункты, сформулированные Николаем Николаевичем в его выступлении на съезде русских естествоиспытателей и повторенные в его неосуществленном проекте создания станции вблизи Джохор-Бару. Доклад комитета был зачитан и одобрен на заседании общества, состоявшемся 30 сентября 1878 года.

Однако вопрос о местоположении будущей станции вызвал новые разногласия между Миклухо-Маклаем и Маклеем. Осенью 1879 года в Сиднее должна была открыться большая международная выставка, посвященная столетию со времени основания первого британского поселения в Новом Южном Уэльсе. В январе Стивене (явно по подсказке Маклея — члена комитета по подготовке выставки) предложил построить станцию на примыкающей к заливу кромке ботанического сада, в центре Сиднея, и оснастить ее большим аквариумом (океанариумом), плата за осмотр которого публикой служила бы одним из основных источников финансирования станции.

Иными словами, Стивене предполагал взять за образец зоологическую станцию, основанную А. Дорном в Неаполе. Он подчеркивал, что океанариум захотят осмотреть многие тысячи посетителей выставки — как обитатели Нового Южного Уэльса, так и жители других британских колоний в Австралии и гости со всего мира.

Это предложение было отвергнуто Миклухо-Маклаем — он отметил, что прибрежные воды в центре города загрязнены множеством кораблей и стоком нечистот. А главное — он выступал против коммерциализации станции и неизбежных толп посетителей, которые будут отвлекать его от работы. Он мечтал создать пусть маленькое и скромное, но чисто научное учреждение, где в тишине и покое он мог бы проводить изучение морской фауны. Свои сокровенные мысли по этому вопросу Миклухо-Маклай изложил в выступлении на заседании Линнеевского общества: «Я часто жил неделями и месяцами в домах и дворцах знатных и даже царственных хозяев, и тем не менее, с какой радостью я отдал бы комфорт и блеск этих жилищ за небольшую, но хорошо оборудованную лабораторию, где мог бы вести свои работы, не мешая никому и не испытывая никаких помех».

Проведя тщательную рекогносцировку, Миклухо-Маклай задумал разместить станцию в малонаселенном сиднейском пригороде Уостонс-Бей, на мыске Лейинг (на языке аборигенов — Кубунгхарра), недалеко от южного выхода из залива Порт-Джексон в открытый океан. У. Маклей, назвавший в своем дневнике этот замысел «весьма дурацким проектом»[678], заявил, что не даст ни копейки на строительство станции в месте, выбранном бароном Маклаем, и предупредил, что путешественнику не следует рассчитывать в этом вопросе на поддержку Линнеевского общества.

Казалось, попытка основать зоологическую станцию, столь милую сердцу нашего героя, вновь закончится неудачей. Но в декабре 1878 года в Новом Южном Уэльсе сменилась власть; новое коалиционное правительство Паркса — Робертсона благосклонно отнеслось к проекту Миклухо-Маклая. «Я отправился к правительственным лицам, — сообщал ученый в РГО, — <…> и после некоторых визитов и переговоров получил от совета министров колонии Нью-Саут-Вуельса формальное обещание, переданное мне президентом его — Colonial Secretary, даровать для постройки зоологической станции из казенных земель кусок земли, если найдется подходящая для этой цели. Местность таковая нашлась в Watson Bay»[679]. В марте 1879 года Николай Николаевич отправил Парксу письмо с просьбой о выделении земельного участка в Уостонс-Бей. Архитектор Джон Киркпатрик по эскизу ученого спроектировал здание будущей станции. По предварительным расчетам, на его постройку требовалось 600 фунтов стерлингов. В соответствии с местными обычаями правительство взяло на себя половину расходов на строительство «учреждения, полезного для колонии», при условии, что остальные средства будут собраны по подписке от частных лиц. Миклухо-Маклай смог собрать только 100 фунтов, после чего, как это не раз случалось в его жизни, бросил начатую кампанию и отправился на торговой шхуне в новое путешествие по островам южных морей, рассчитывая снова побывать на Берегу Маклая.

Незадолго до отплытия путешественник выступил на очередном заседании Линнеевского общества. Вежливо поблагодарив У. Маклея и Э. Рэмзи за проявленное гостеприимство и, разумеется, умолчав о разногласиях по поводу местоположения станции, он с горечью добавил: «Я могу все же только повторить, что ничего не сделано для создания зоологической станции в Сиднее. <…> Интервал между моим предложением (сентябрь 1878 года) и действительным основанием станции будет хорошим показателем степени интенсивности научной жизни в Австралии, по крайней мере в Сиднее»[680]. Миклухо-Маклай сообщил собравшимся, что отправляется на несколько месяцев в плавание по островам Океании. На время своего отсутствия он попросил продолжить сбор средств и наблюдать за строительством станции Рэмзи и Уильяма Эйтчисона Хэзуэлла — молодого английского биолога, который после учебы в Эдинбургском и Лейпцигском университетах переселился в 1878 году в Австралию; он был последователем Дарвина и Хаксли, но до поры до времени предпочитал не афишировать свои теоретические предпочтения. Отмечая легкомысленность нашего героя, покинувшего Сидней в ответственный момент, нельзя не признать, что у него были причины снова отправиться в южные моря.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.