Снова на Яве

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Снова на Яве

Из Сурабаи Миклухо-Маклай отправился прямо в Бейтензорг. «Я был, как и в прошлом году, дружески принят в любезном семействе генерал-губернатора», — сообщил Николай Николаевич матери[569]. Вместе с Лаудонами путешественник переехал из Бейтензорга в их летнюю резиденцию в Чипанасе — городке, расположенном на плоскогорье в более прохладной климатической зоне, а затем вместе с ними вернулся в Бейтензорг.

Миклухо-Маклай подробно рассказал Лаудону о трагической обстановке, сложившейся на Папуаковиай, прозрачно намекнув, что за бедственное положение тамошних жителей в конечном счете несут ответственность голландские колониальные власти, которые не принимают мер ни для искоренения рабства на Молуккских островах, ни для защиты ковиайцев от хонгий и других разбойных экспедиций. В развитие этих бесед он представил генерал-губернатору меморандум о политическом и социальном положении папуасов этого Берега, в котором уделил особое внимание морским набегам, совершаемым главным образом с целью захвата рабов, рассказал о жестоком обращении с детьми-рабами на Молукках. Путешественник призвал принять действенные меры для прекращения совершающихся злодеяний, причем высказался за создание на Берегу маленького военного поселения, «достаточно сильного для того, чтобы поддерживать справедливость и наказывать виновных»[570]. Более того, как сообщил Миклухо-Маклай секретарю РГО, в разговоре с Лаудоном он выразил готовность, отложив на год свои научные изыскания, отправиться «с несколькими десятками яванских солдат и одною канонерскою лодкою» на Берег Папуаковиай и основать там упомянутое поселение, чтобы защитить папуасов от морских набегов и побудить их «переменить образ жизни и взаимные отношения между племенами, последствием чего было бы прекращение частых войн, прекращение похищения и торга людьми». Непременным условием Николай Николаевич считал предоставление ему полной самостоятельности, «доходящей до права на жизнь и смерть моих подчиненных и туземцев»[571].

Генерал-губернатор отклонил это предложение, как «исходящее от иностранца и ставящее такие условия», добавив, что «голландское правительство не имеет намерения еще более расширять и без того обширные колонии»[572]. И в самом деле, Лаудону было тогда не до положения в Папуаковиай. Вторая военная экспедиция в Аче (ноябрь 1873-го — апрель 1874 года), хотя и ознаменовалась захватом столицы султаната ценой гибели сотен голландских солдат и офицеров, не привела к окончанию войны; сопротивление ачехцев оккупантам еще более усилилось. Неудачи в «умиротворении» Аче серьезно подорвали престиж Лаудона. Его обвиняли в неумелом и нерешительном ведении войны, причем эти обвинения выплеснулись на страницы печати как в метрополии, так и на Яве.

В августе 1873 года в Гааге сменилось правительство, и новый министр колоний попытался несколько ограничить всевластие генерал-губернатора Нидерландской Ост-Индии. Лаудон обиделся и послал в Гаагу прошение об отставке. Это произошло как раз в те дни, когда Миклухо-Маклай представил и обсуждал с ним свой меморандум о положении в Папуаковиай. Путешественник и не подозревал об этом шаге Лаудона, предпочитавшего не разглашать до поры до времени свой демарш, ожидая реакции верховных голландских властей. Но 24 декабря 1874 года в парламенте было официально объявлено, что Лаудон уходит в отставку, а на следующий день — что его преемником станет известный дипломат И.В. Лансберге[573]. В ожидании решения по своему прошению Джон Лаудон действовал крайне осмотрительно и тем более не склонен был пускаться на какие-либо авантюры.

Генерал-губернатор отклонил предложение путешественника к счастью для Миклухо-Маклая, ибо исполнение такого проекта вовлекло бы его в опасный водоворот с весьма сомнительными шансами на успех и могло стоить ему жизни. И все же этот недостаточно продуманный, по существу утопический проект стал заметной вехой на жизненном пути Миклухо-Маклая: впервые научную критику расизма он попытался дополнить практическими действиями на благо угнетенных народов. С этого эпизода начинается его многолетняя борьба в защиту человеческих прав папуасов Новой Гвинеи и других островитян Океании.

Ведя переговоры с Лаудоном, Миклухо-Маклай не забывал о своих научных исследованиях. Он использовал отдых на Яве для подготовки к печати нескольких статей: переписал и отправил в Петербург для публикации в «Известиях» РГО сообщение о путешествии на Берег Папуаковиай, написанное вчерне на Килвару[574], передал в журнал Королевского общества естествоиспытателей Нидерландской Индии первую часть большой работы по этнологии Берега Маклая и антропологическую заметку[575].

Летом 1874 года в России вновь начали беспокоиться о судьбе отважного путешественника, так как не знали, что он застрял на Молукках и Амбоине на обратном пути с Новой Гвинеи. Лишь после высадки Николая Николаевича в Сурабае телеграф принес в Европу известие о том, что он жив и прибыл на Яву. Особенно эмоционально реагировала на это известие сестра путешественника. «Ваши телеграммы и Ваше письмо получила. Спасибо за них, — написала Ольга 25 октября Александру Мещерскому из Малина. — Я была уверена, что Коля благополучно возвратится из своего путешествия. Не знаю почему, но эта уверенность была велика и не обманула меня. Никогда Коля не умрет, прежде чем мы с ним не увидимся и не передаст другим свое начатое дело. Его работа и труды не пропадут, как никогда не пропадет правое и справедливое дело, иначе наша жизнь была бы настоящей толчеей, где хорошее и дурное проходило бы так же бесследно, как и жизнь мошкары»[576].

С этого времени русские и западноевропейские естественно-исторические журналы и ведущие газеты начали отслеживать перемещения Миклухо-Маклая и публиковать сообщения о его путешествиях. В Чипанасе Николай Николаевич встретился с Одоардо Беккари, который приехал отдохнуть на Яву перед очередной экспедицией на Новую Гвинею и познакомил своего приятеля с несколькими выпусками итальянского географического журнала «Космос», присланными его издателем Гвидо Кора. Некоторые статьи и заметки о Миклухо-Маклае, появившиеся в русской печати, перевела для журнала Наталия Герцен.

Очень порадовало путешественника письмо Ф.Р. Остен-Сакена, который в те годы, как уже упоминалось, временно отошел от повседневного руководства деятельностью РГО, но оставался влиятельным членом его совета. Письмо датировано 31 марта 1874 года, но Миклухо-Маклай получил его лишь в сентябре, по возвращении на Яву. «Покорно благодарю вас за вашу добрую память и присылку интересной статьи о папуасах, напечатанной в батавском журнале, — говорилось в письме. — В последнее время возвратившийся из своего тибетского путешествия Пржевальский производит в Петербурге фурор; действительно, это замечательный путешественник, и по настойчивости, предприимчивости и неустрашимости я только вас могу поставить еще выше его. <…> С вашей легкой руки Новая Гвинея сделалась теперь модным предметом исследований»[577].

Не случайно именно Остен-Сакен убедил совет РГО оказать финансовую помощь Миклухо-Маклаю, хотя некоторые члены совета были недовольны тем, что спустя четыре года путешественник так и не приступил к изысканиям в морях, омывающих дальневосточные окраины России. Как сообщалось в «Отчете РГО за 1874 год», совет «счел своим нравственным долгом, ввиду высокой важности для общей географической науки исследований г. Маклая и редкого его самоотвержения, оказать ему некоторое денежное содействие и назначил на этот предмет из запасного капитала Общества <…> 1500 рублей»[578]. Сознавая недостаточность этой суммы ни для предполагаемого возвращения Миклухо-Маклая в Россию, ни для его новых экспедиций, совет РГО обратился в Московское общество любителей естествознания с призывом внести свой вклад в поддержку путешественника, но получил вежливый отказ.

Между тем Миклухо-Маклай начал обдумывать планы следующей экспедиции. 25 августа он написал Мещерскому, что намерен развернуть исследования на острове Ява. О глубоком интересе путешественника к этому большому густонаселенному острову, где издавна взаимодействовали разные народы и культуры, свидетельствует очерк «Один день в пути», в котором ученый рассказал о своем посещении Батавии в 1886 году. В этом очерке содержатся интересные сведения о ситуации в Нидерландской Ост-Индии, рассматриваются возможности и перспективы народного восстания против «ига белых». Но сколь велик бы ни был соблазн заняться исследованиями на Яве, Миклухо-Маклай вскоре понял, что тем самым он серьезно отступает от плана многолетней экспедиции, разработанного им в 1870 году. Ведь одна из главных задач, которые он тогда поставил перед собой, — проследить распространение папуасской расы за пределами Новой Гвинеи. На Яве не было никаких шансов наткнуться на папуасские племена, а потому идея развернуть здесь научные исследования была отброшена. «Познакомившись обстоятельно с папуасами разных местностей Новой Гвинеи, убедившись в их пребывании на Филиппинских островах, — написал путешественник 5 октября 1874 года Ф.Р. Остен-Сакену, — мне кажется важным познакомиться с жителями гор полуострова Малакки, где многими учеными предполагается присутствие папуасского (?) населения»[579]. Съездив в Батавию, он взял в местной библиотеке книги английских путешественников и исследователей, писавших о Малакке и высказывавших догадки по этому вопросу.

Читатели, вероятно, ждут рассказа о развитии отношений Миклухо-Маклая с дамами из семейства Лаудон. К сожалению, об этом деликатном предмете приходится судить лишь по нескольким коротким фразам и туманным намекам в дневнике, который Николай Николаевич вел во время путешествий по Малаккскому полуострову. В них упоминаются Л. (очевидно, Сюзетта Лаудон) и Л.Л. (Луиза Лаудон).

За время отсутствия исследователя на Яве Сюзетта повзрослела и похорошела. На ее портрете, сделанном Николаем Николаевичем 1 ноября 1874 года, она выглядит старше своих лет, миловидной и несколько надменной барышней. Похоже, ее платоническая влюбленность в Миклухо-Маклая нашла ответный отклик у русского путешественника, так как в дневнике упоминается «обещание, обоюдно данное»[580]. Между тем продолжался его роман с Луизой Лаудон, и эта щекотливая ситуация привела к взрыву накануне отъезда Николая Николаевича из Бейтензорга. На драматические события намекает следующая дневниковая запись: «Воспоминание о Богоре наполняет меня иногда очень горьким чувством. Урок: не привязываться ни к кому и не верить в других»[581]. Эта книга — не роман, а документальное повествование, что заставляет автора ограничивать полет фантазии. И все же возможны два варианта. Либо Луиза, приревновав дочь к Николаю, нашла возможность их поссорить, либо Сюзетта случайно стала свидетельницей интимных отношений матери с путешественником; потрясенная, она круто изменила свое отношение к «белому папуасу».

Несмотря на ссору, в дневнике Миклухо-Маклая несколько раз повторяется запись: «Думал о Л.». Увидев в джунглях красивые горы, он предался романтическим мечтаниям: «Этой ночью мне пришла фантазия купить для медового месяца (??) скалы Двух влюбленных»[582]. А вспоминала ли Сюзетта своего ветреного героя? Не вспыхнуло ли вновь ее чувство к нему, когда прошел шок от ссоры? Следуя викторианской морали, она едва ли делилась сокровенными мыслями на этот счет даже с сестрами. Во всяком случае, ей не довелось больше увидеться с русским ученым. В 1875 году отставной генерал-губернатор с семьей вернулся в Голландию. Лаудон вспоминает в автобиографии, что Сюзетта вышла замуж лишь в 1893 году — «перестарком», на тридцать четвертом году жизни, — за солидного господина аристократических кровей. Брак был недолгим, так как через три года Сюзетта скончалась. Причина ее смерти неизвестна.

Миклухо-Маклай, по-видимому, получил от РГО телеграфный перевод, конвертированный примерно в 200 фунтов, накануне своего отъезда с Явы. Но, не рассчитывая на серьезную финансовую помощь из Петербурга, путешественник еще до этого одолжил у X. Я. Анкерсмита, главы батавской фирмы «Дюммлер и К°», 150 фунтов стерлингов, оставив в залог коллекции, привезенные с Новой Гвинеи. Теперь у него набралось достаточно денег, чтобы отправиться в новую экспедицию. 20 ноября в сопровождении двух слуг — верного Ахмата и сунданца Сайнана, нанятого в Батавии, — Николай Николаевич отплыл из этого города на пароходе «Намоа» в Сингапур, который он решил сделать отправной точкой и базой своих путешествий по Малаккскому полуострову.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.