СОЮЗЫ МОЛОДЕЖИ

СОЮЗЫ МОЛОДЕЖИ

При первом же удобном случае после Первомая Смородин отправился на Выборгскую сторону. Он разыскал Колю Фокина. Разговор с ним оставил неприятный осадок.

Меньшевики и эсеры не сидели сложа руки: «чертово семя» пустило корни и в молодежном движении.

Так появился в конце апреля перед выборгскими делегатами Всерайонного совета некто Петр Шевцов. Григорий Дрязгов, меньшевик, и два анархиста, Михаил Кузнецов и Павел Бурмистров, провели у него на квартире целый вечер, опьянились его речами и пустили слух, что человек он без малого легендарный. Так пришел он к рабочей молодежи как мессия и обещал ей полное спасение в трудную пору двоевластия.

По своей простецкой доверчивости молодые выборжцы были даже обрадованы, что в их среде нашелся опытный оратор и организатор, который не прочь предъявить в самой любезной форме некоторые претензии на незанятый пост «вождя».

Шевцова вначале утвердили делопроизводителем Всерайонного совета. Меньшевики и эсеры тотчас же постарались создать ему славу человека высоких идеалов, романтической души. И сам Шевцов умело подкреплял это высокопарной фразой.

Как позже выяснилось, был Шевцов репортером в «Новой маленькой газете» у известного в Петербурге бульварного публициста «Дяди Вани» (И. Лебедева). Позиции держался ясной; война с Германией до победы — и выпустил трагедию, где восхвалял бельгийского короля Альберта. Когда газетку прикрыли, он переметнулся в Общество попечительства о народной трезвости. Восхвалял Временное правительство и мечтал создать некую партию интеллигентов, чтобы она поднимала дух «маленьких людей» и вела их к царству поэзии и красоты.

Шевцову молодежь все же поверила. И решила избрать его председателем Всерайонного совета. Помощники его — Григорий Дрязгов, Михаил Кузнецов и Павел Бурмистров.

Получился удивительный казус: большевики создали пролетарские юношеские организации, это движение стало значительной политической силой. А во главе Совета появился велеречивый краснобай кадетского типа. И кое-кто упивался «беспартийными» его речами: танцуйте, развлекайтесь, играйте, будьте трудолюбивы и послушны; политикой успеете заняться, когда подрастете, — не следует утомлять молодые головы нервной суматохой политической борьбы.

— Вот так, Петр Иванович! — Фокин махнул рукой. — Наши юнцы поразинули рты и схватили эту наживку. «Вожди» втихаря подготовили «Программное воззвание» и решили дать организации название «Труд и свет». Дрязгов потом объяснил, что Шевцов в одной из речей обронил такую фразу: «Всесильный труд и всетворческий свет все подчиняют и все побеждают».

— Где это воззвание, Коля?

Фокин вынул из кармана сложенную четвертушкой бумагу, где текст был напечатан на гектографе.

Не нашел Петр в нем даже упоминания о всемирном празднике трудящихся, который всегда проходил под лозунгом сплочения рабочих для борьбы с капиталом. Ни слова не было о неотложных нуждах молодых рабочих: о сокращенном рабочем дне, заработке, праве выбора с восемнадцати лет. Зато были всякие слова из арсенала соглашателей: объединять молодые силы «не партийно, а на началах братства и просвещения», именно этот путь дает возможность наиболее талантливой молодежи заниматься научной и литературно-художественной деятельностью «на благо всех и всюду».

— Это же чистая меньшевистская липа. Даже хуже! — Смородин отдал бумагу Фокину. — Шевцов хочет, чтоб вся организация была соглашательской!

Петр махнул через весь город к Алексееву, нашел его в ленинской беседке — так секретарь Нарвского райкома партии Станислав Косиор прозвал павильончик, где столовался актив района.

Вася Алексеев уже кое-что знал о позиции выборгских делегатов — у них побывал Иван Окоринко. И заявил, что название «Труд и свет» нарвцы не примут:

— Вот так, Петруха, либо наше название «Социалистический союз рабочей молодежи», либо полный разрыв с соглашательским советом! — отрубил он.

— Понимаю, — поразмыслил вслух Смородин. — Но тебе легче: за спиной у тебя путиловский гигант и другие крупнейшие предприятия. Нам куда сложнее: нет такой надежной опоры. Отказаться от всерайонного руководства проще пареной репы. А что будет с теми парнями, которым пускают под череп всякую гниль? Бросить их на полпути?

— Что же ты предлагаешь?

— Старшие товарищи подсказывают: во Всерайонный совет идти, но действовать по усмотрению. И на всякий загиб там отвечать по-большевистски. Молодежь там наша, а ее пичкают черт знает чем. Надо позорную программу отступления взрывать изнутри… На собрание-то придешь? Увидимся?

— Буду непременно!

Позднее ребята узнали, что тактика Петра была правильной — войти в «Труд и свет» и использовать каждую возможность, чтобы разоблачать Шевцова и компанию, вести борьбу за молодежь. Такую тактику предлагала партия большевиков. Иван Скоринко случайно в редакции «Правды» разговорился с Лениным. Иван не знал, с кем он говорит, но встретил, большую заинтересованность в молодежных делах и рассказал о настроениях молодежи, о настроениях молодых большевиков. Владимир Ильич посоветовал ему не выходить из «Труда и света», а в его рядах бороться за линию большевиков, раскрывать молодежи планы Шевцова и указывать, что она и Шевцов говорят на разных языках.

Еще 13 мая «Правда» известила, что на следующий день состоится на Выборгской стороне собрание «всех районных выборных девушек и юношей». В день собрания — 14 мая — была напечатана в «Правде» статья Крупской «Союз молодежи». Надежда Константиновна тактично предупреждала подростков, что буржуазия пытается подчинить их своему влиянию, отравить ядом своего мировоззрения и морали.

Однако слишком сильно звучал еще хор красноречивых соглашателей, а сторонники Крупской выглядели на собрании сплоченным, но малым островом в бушующем океане.

И хоть спорили они до хрипоты, собрание согласилось с придумкой Шевцова и его сторонников. Организацию пролетарского юношества Питера назвали «Труд и свет». Во Всерайонный совет (Центральный Комитет) ввели по пятерке от каждого района со сроком полномочий в полтора месяца. В ЦК избрали сорок молодых рабочих. Пестрота была необычайная: большевиков пять, среди них Смородин, Скоринко и Канкин. Но эти два большевика из Нарвского и Невского районов не пробыли в ЦК и нескольких дней. Уже 19 мая они вместе с Васей Алексеевым высказались в «Правде» против устава «Труда и света», обозвали его кадетствующим и заявили, что вместе с соглашательскими «вождями» организации идти не намерены. Вместо Скоринко и Канкина вскоре вошли в ЦК Коля Фокин и Леопольд Левенсон от Выборгского района. Кроме них, были в ЦК четыре меньшевика и эсера, три анархиста, остальные — беспартийные.

Алексеев категорически отказался войти в ЦК, как только Дрязгов огласил устав «Труда и света».

Это была действительно несусветная мешанина. Она бросалась в глаза с первых же параграфов, где определялись цели организации:

«Чтобы стать пролетарскому юношеству просвещенным гражданином и сознательным поборником своих прав… Чтобы стать грядущему пролетариату ученым рабочим — специалистом по своему делу…

Чтобы развить в пролетарском юношестве чувства прекрасного и величавого стремления к удовольствиям художественного свойства…»

После Дрязгова речь держал Петр Шевцов. Алексеев и Смородин впервые увидали на трибуне этого бледнолицего «вождя», в пенсне, с копной непослушных каштановых волос, в каком-то сером кительке с погонами земгусара или сотрудника бывшего благотворительного ведомства императрицы Марии Федоровны. Говорил он тихо, гладко, без наигрыша, словно бы от души. Но это была душа Керенского — «социалиста», только что занявшего пост военного министра во Временном правительстве.

— Только благодаря «Труду и свету» можно и должно строить настоящую жизнь, больше всего нужно трудиться и просвещаться, чтобы достигнуть жизненного, а не фантастического торжества труда, — вещал Шевцов. Когда же он напомнил, что только на почве «Труда и света» можно провести весь пролетариат к жизненному, а не фантастическому интернационалу — всемирной демократической республике соединенных равных народов-братьев, — и Алексеев и Смородин потребовали слова.

Смородина многие делегаты знали неплохо. Знали, что грубоват, резок вожак молодежи о Петроградской стороны. Но вовсе не по той причине, что хотел показать свое «я». Внутренне он был удивительно чутким к судьбе любого рабочего паренька, обиженного мастером, притесненного администрацией. Резко он отстаивал свои взгляды.

Алексей Дорохов отметил в воспоминаниях, что выступления Смородина «на собраниях и совещаниях всегда бывали окрашены особой ядовитой усмешкой, характерной для питерского рабочего парня, сына заводской окраины, воспитанного в горниле ожесточенной классовой борьбы. Стоило ему заподозрить малейшее отклонение от классовой линии, как он становился нетерпимым и требовал самых решительных мер…».

Таким он и появился на трибуне 14 мая.

— Григорий Дрязгов явно спятил с ума. Он парень рабочий, но соглашатель, потому что меньшевик и, значит, верный подпевала чужаков. А Шевцову эта муть чем-то на пользу.

Нам по душе мысль Крупской в сегодняшней статье: русское пролетарское юношество всем сердцем с рабочей молодежью всех стран! Вот так и запишем в уставе. Да и выбросим на свалку все разговоры о «фантастическом торжестве труда». Это же пустая и глупая отсебятина гражданина Шевцова. Я не ведаю, на какие средства он существует, но мы-то все знаем, что без труда живут только паразиты. Кто не работает, тот не ест! Вот куда надо вести пролетарское юношество, да звать на такую борьбу, чтоб работа была не на хозяина, а на себя… А устав переписать, тогда мы за него и проголосуем!..

Вася Алексеев — его уже знала питерская молодежь, и его слово было особенно веско, — чтобы коренным образом изменить настроение тех делегатов, которые неразборчиво упивались «беспартийными» пунктами устава, сказал об Интернационале. Выступил он и против славянофильского пункта устава.

В те дни большевики по всей стране созывали митинги протеста против смертного приговора австрийскому социалисту Фридриху Адлеру. Вася Алексеев и предложил резолюцию в защиту Адлера.

После запевки Смородина и Алексеева дух на собрании стал иной.

Ребята начали говорить о том насущном, без чего жить им нельзя. Одни жаловались, что в районах их понимают плохо и что организация «Труда и света» должна помочь им в этом. Другие требовали от «вождей» активной борьбы за шестичасовой рабочий день и за бесплатное всеобщее обучение. Третьи говорили о гражданских правах с восемнадцати лет и о повышении расценок подросткам. Почти все предлагали оживить культурно-просветительную работу: открывать клубы, разворачивать спортивные занятия, шире проводить экскурсии.

Вокруг Шевцова и его дружков собиралась не искушенная в политике рабочая молодежь. Однако на крутых поворотах и ей были близки только лозунги большевиков. Ведь в Первомай никто и не вспомнил о шевцовском «воззвании». Праздник был смотром классовых, пролетарских сил под знаменами ленинцев.

Конечно, у организации «Труд и свет» шла пора весны, но со зловещими громовыми раскатами для ее «вождей». И все это отражало кричащее противоречие текущего момента: с одной стороны, тысячи революционно настроенных молодых рабочих и работниц, подростков и учеников, с другой — кучка «вождей» соглашательского толка. Точь-в-точь как у взрослых: там на левом фланге масса рабочих, которая день за днем жадно впитывает лозунги большевиков, на правом — в Петроградском Совете и во ВЦИК — крикливая кучка соглашателей, преданная буржуазному Временному правительству.

Это противоречие с каждым днем вскрывалось все ярче и ярче. Ленин почти каждый день выступал то в печати, то на митингах. Его читали и слушали сотни, тысячи молодых рабочих и делали для себя выводы вовсе не в духе шевцовского «братства», а в духе острой классовой борьбы за власть Советов.

Помимо Всерайонного совета «Труда и света», рос и укреплялся и Нарвско-Петергофский Социалистический союз рабочей молодежи. К нарвскому союзу тяготела Невская застава, где верховодил молодежью Иван Канкин. И Коломенский район, где работал Оскар Рыбкин.

Пожалуй, особо трудное положение было у Смородина. Многие его ребята льнули к Шевцову. А сам он — с узким кругом актива — действовал не хуже Алексеева и его товарищей. Они добились увеличения заработка почти всем подросткам; многие из подростков явочным порядком работали теперь шесть часов, а на ночные работы не выходили. На Петроградской стороне действовала младшая группа в партийной школе агитаторов, молодежь проводила экскурсии за город и на взморье. Возобновились занятия старого кружка в «очаге», где, кроме Доливо-Добровольского, вели беседы большевики Прохоров и Блохин.

Как вспоминал Доливо-Добровольский, учеба тогда еще только начиналась, и преподавать ему приходилось науку за наукой: природоведение, космография, искусствоведение, история культуры. «Все беседы я старался иллюстрировать картинками из сохранившихся у меня альбомов и запасов… Особенно увлекались Дарвином, но любимым курсом оказался курс Французской революции. Я старался прежде всего захватить слушателей романтическим интересом событий и, уже владея их вниманием, вместе с ними, четко разделить и распознать структуры: политическую и социальную… По иностранным языкам я пробовал вести групповые занятия с желающими. Но желающих в ту пору оказывалось мало: неясна была польза, и события отвлекали…» И во всех кампаниях большевиков ребята были при деле: собирали для армии и для деревни прочитанные газеты, разносили листовки, расклеивали воззвания. А кое-кто руководил отрядами Красной гвардии и учился владеть оружием.

Молодым большевикам оставалось лишь объединить фабричные коллективы молодежи на районной конференции, чтобы от всей Петроградской стороны заявить о своем отношении и к «Труду и свету», и к нарвским товарищам. Намечал Смородин собрать ребят сразу же после 7 мая. Но пришлось отодвинуть срок из-за общегородского собрания большевиков 8 мая и грандиозной молодежной демонстрации одиннадцатого.

На Васильевском острове, в здании Морского корпуса, собралось большевиков до шести тысяч. Громом оваций встретили Ленина: он сделал доклад о решениях VII Апрельской конференции. Он говорил, как важно завоевать на сторону партии прочное большинство трудящихся. Чтобы осуществить эту задачу, потребуется еще больше героизма, чем в дни февраля. «Мы, большевики, должны терпеливо, но настойчиво разъяснять рабочим и крестьянам наши взгляды. Каждый из нас… не ожидая того, что приедет агитатор, пропагандист, более знающий товарищ, и все разъяснит, — каждый должен сделаться всем: и агитатором, и пропагандистом, и устроителем нашей партии.

Только так мы добьемся того, что народ поймет наше учение, сумеет продумать свой опыт и действительно возьмет власть в свои руки».[2]

Эти мысли вождя целиком отвечали позиции Смородина. Идти в «Труд и свет» непременно, агитировать там и устраивать молодежную организацию. Только при этом вся она поймет, оценит и поддержит политику большевиков!

Собрание в Морском корпусе проходило с подъемом. В перерыве начался сбор средств для «Правды» и «Солдатской правды». Это был единодушный, добрый порыв. Солдаты снимали с гимнастерок серебряные и золотые георгиевские кресты, боевые медали; рабочие сдавали обручальные кольца, часы, цепочки, заколки от галстука, деньги. Сделал свой вклад и Петр.

Через три дня внутреннюю убежденность Смородина поддержала мощная демонстрация молодежи.

Надо считать, что возникла она стихийно: никто не готовил ее заранее. Но она отразила волю подростков, которые вдруг увидали посягательство на права своих товарищей.

Завелось «дело» за Московской заставой, в литотипографии Шварца. Подростки потребовали увеличить им оплату. Хозяин выкинул двадцать зачинщиков на улицу, остальным понизил заработок. Вмешался райком молодежи, с хозяином началась драчка. Кто-то крикнул: «На стачку! Молодежь района нас не оставит!» Из района в район пошла весть, всюду поддержали шварцев-ских подростков. «Правда» одобрила почин молодежи и пригласила ее на демонстрацию и митинг на Марсовом иоле. И 11 мая город оказался в руках молодых рабочих, которые не прислушивались к голосу соглашателей.

Правда, Петр Шевцов со своей малой когортой был прикрыт голубым знаменем, которое он хотел видеть эмблемой «Труда и света». «Голубое знамя — символ мира и чистоты, — говорил он. — Море синее, воздух синий, синий цвет — эмблема беспартийности».

Но голубого знамени Шевцова никто и не замечал на грозном фоне алых полотнищ, с какими пришли подростки. И лозунги были не из арсенала «Труда и света»: «Да здравствует социализм!», «Мир хижинам — война дворцам!», «Рабочее юношество — надежда социализма!», «Право выбора с 18 лет!», «Охрана детского труда!», «6-часовой рабочий день для подростков!»

И выступали пареньки в духе большевиков:

— Русские рабочие не уступят так легко своей победы буржуазии, как это было в других странах!

— Мы, юноши, имея опыт борьбы наших отцов, закончим их победу и добьемся социализма! Да здравствует социализм!..

Конечно, Шевцов не был побежден окончательно. Кое-кто искренне верил в его «культурническую» миссию, не отдавая себе отчета в том, что он льстил им и оттягивал их от революционных задач большевиков. Смородин и Алексеев решили дождаться «манифеста» «Труда и света»: Шевцов обещал предложить его делегатам в июне.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.