Академический театр

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Академический театр

В 1986 году постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР был значительно поднят статус уральской академической науки: Уральский филиал АН СССР был преобразован в Уральское отделение (приравнен к знаменитому тогда Сибирскому). Возглавил Уральское отделение молодой талантливый академик Геннадий Месяц. В Перми создавался Пермский научный центр, за организацию которого взялся ученый-оборонщик Юрий Клячкин (позднее член-корреспондент РАН). Было принято решение: в каждой из областей Урала создать филиалы (самостоятельные отделы) Института экономики, который располагался в Свердловске. Возглавлять отдел должен был доктор наук.

В обкоме КПСС решили, что этим доктором должен стать я. У меня по этому поводу было иное мнение, но оно мало кого интересовало. Подробности моего внедрения в академическую среду я опишу чуть позднее (см. раздел «Спорные истины»).

Вспомним Шекспира:

Весь мир – театр.

В нем женщины, мужчины – все актеры[14].

В соответствии с этой истиной весной 1987 года я оказался на новой сценической площадке. Поскольку этой площадкой оказалась Академия наук, то можно считать, что я попал в театр не простой, а академический. Назывался он звонко и длинно: Пермский отдел Института экономики Уральского отделения АН СССР.

Ради объективности подчеркну: задача, которую руководство области и УрО АН СССР поставили перед отделом, была актуальна и важна: стать для обкома и облисполкома главным научным консультантом по экономике. На решение этой амбициозной задачи выделили шесть – восемь ставок и три небольшие комнаты. Беда не в том, что ставок было мало, а в том, что все они оказались заняты людьми, для этой задачи не приспособленными. Пришлось искать новых, привлекать своих аспирантов.

Новый статус позволял мне присутствовать на важнейших заседаниях, связанных с развитием экономики области. И, когда я видел, что возникает научно-практическая задача, которую некому решать, то предлагал свои услуги.

Шла перестройка, менялось отношение к производству товаров народного потребления, создавались научно-производственные объединения, возникали кооперативы, в Перми появилось первое совместное испано-советское предприятие «Телур»… Все эти процессы нужно было постоянно отслеживать, «мониторить».

Руководству области я предложил готовить аналитический экономический ежегодник, расписал его структуру. Начальник облстатуправления А. Коблов идею поддержал, но признался: аналитиков такого уровня у него нет. Договорились, что методика и аналитика за нами, сбор и обработка информации – за статистиками. Первый обзор по итогам 1988 года имел большой спрос. По нашему образцу подобные работы стали готовить в других регионах Урала. Сначала такого рода исследования мы выполняли бесплатно, за счет бюджета института. Когда спрос стал повышенным, стали продавать на хоздоговорной основе.

Для разработки аналитических обзоров я привлекал наиболее компетентных специалистов из вузов и НИИ. Высокий статус «заказчиков» делал участие в таких творческих коллективах не только материально выгодным, но и престижным.

Естественно, что и сам я «вкалывал, как папа Карло»: готовил методики исследования, организовывал сбор информации, собственноручно писал отчеты, защищал их перед заказчиками.

Отдел становился сначала неформальным, а затем и формальным координатором экономической науки в регионе.

Вскоре я возглавил городской клуб главных экономистов, в который вошли руководители экономических служб предприятий и ведущие экономисты вузов и НИИ. С моей же подачи Александр Долотов и Галина Новикова создали аналогичный клуб главных бухгалтеров. Ежемесячно обсуждались самые свежие и острые проблемы. Активно помогал и лично участвовал в работе клубов второй секретарь горкома КПСС Виктор Горбунов.

Из высшего руководства обкома партии по работе я был «замкнут» на второго секретаря Бориса Демина. Выходец из Мотовилихи, проработавший там преимущественно на инженерных должностях, он явно не был профессиональным партийцем. И когда началось то, что одни называли перестройкой, а другие – развалом партии, ему хотелось разобраться в том, что происходит. Я не скрывал своих взглядов по поводу отрицательного отношения к однопартийной системе, партийной показухе… Он, не высказывая своей позиции, с интересом выслушивал мои вольнодумские откровения, задавал вопросы на засыпку. Как правило, наши встречи, которые начинались в шесть вечера, продолжались часа два-три. Из них тридцати минут хватало на решение конкретных дел, а дальше шел разговор «за жизнь». Считаю, что я проводил это время с пользой: в беседах с любознательным оппонентом рождалась истина, формировалось свое отношение к происходящему, которое так пригодилось через пару лет.

Второй секретарь обкома курировал экономику, промышленность. Хотя в в партийной упряжке «первый – второй секретарь» Б. Демин был явно пристяжным, о проблемах своей «епархии», как на областном, так и всесоюзном уровне, он был осведомлен хорошо. От него я почерпнул немало из того, что не попадало в прессу.

И для Бориса Ивановича эти встречи, надеюсь, были полезны. Я был более «продвинутым» по рыночной проблематике, по государственному устройству стран с давними демократическими традициями и пытался примерить их опыт на наше «плечо». Существовал еще один, более прозаичный аргумент в пользу наших бесед. Вечерами, пока Б. Коноплев не уходил из кабинета, все руководство обкома не решалось покидать свои боевые посты. Так что, помимо всего, я помогал собеседнику коротать время.

Секретарю ЦК КПСС Разумовскому, посетившему Верхнекамье, местное руководство, не согласовав идею с областным, вручило челобитную: просим создать на нашей базе «территориально-промышленный комплекс» (Верхнекамский ТПК). Вскоре появилось поручение Госплану СССР и Пермскому облисполкому: «проработать вопрос». Через пару дней следует вызов представителя области в Москву на совещание у зампреда Госплана Гусева. В Доме Советов – боевая тревога. Сначала толком не знали, откуда «растут ноги». Разобрались. Новая беда: что это за штука, Верхнекамский ТПК?

Следуют приглашения к Б. Демину и зампреду облисполкома Б. Мазуке. Высказываю две версии. Первая, прежде всего технологическая: теснее объединить всех пользователей верхнекамского месторождения (например, как в Братско-Усть-Илимском ТПК). Вторая версия – аппаратная: желание наших северян получить автономию от области.

Принимается решение: в Госплане область необходимо представлять мне, причем выруливать на первую версию. «Послом» от Березников был председатель горисполкома Геннадий Белкин.

Совещание в Госплане прошло продуктивно. Было принято решение о финансировании разработки технико-экономического обоснования Верхнекамского ТПК. «Головниками» определили наш академический институт и НИИ экономики Госплана РСФСР. Я был утвержден научным руководителем работы. Для Уральского отделения АН СССР это было престижное поручение. Довольны остались и областные власти. Эта работа продолжалась до распада СССР.

Как член Президиума Пермского научного центра УрО АН СССР, я регулярно принимал участие в его заседаниях и получил возможность ближе познакомиться с людьми, у которых не только можно было поучиться полезному, но общение с которыми было просто приятным. В первую очередь это относится к Валерию Варфоломеевичу Мошеву, возглавляющему Институт механики сплошных сред, и Валерию Александровичу Черешневу, директору им же созданного Института экологии и генетики микроорганизмов.

Валерий Варфоломеевич Мошев был среди нас старшим по возрасту (в 1987-м ему исполнилось 60), но душой оставался моложе некоторых тридцатилетних. Все его более молодые коллеги, включая меня, рыли землю в стремлении развить свои только что родившиеся институты и отделы. Валерия Варфоломеевича отличала полная невозмутимость – и при этом он достигал не менее высокого результата. Отсутствие суетливости он демонстрировал и по отношению к научным регалиям. При своих научных заслугах (75 изобретений, более 500 научных работ, орден Ленина и Государственная премия за разработку порохов, ракетных топлив и зарядов) он так и не стал членом-корреспондентом Академии наук. Слишком много это требовало усилий совсем не научного характера. Зато освоил японский язык.

Так получилось, что в 1997 году его семидесятилетие отмечали в день выборов председателя Законодательного собрания Пермской области. На этих выборах я проиграл. Настроение было паршивое, но к Мошеву я не мог не пойти. И, поздравляя его, радуясь за его душевное состояние и приятное окружение, подумал: все эти карьерные неприятности – мелочь жизни.

С удовольствие фиксирую: недавно Валерий Варфоломеевич разменял 80.

На заседаниях Президиума Пермского научного центра моим постоянным соседом был молодой доктор наук Валерий Александрович Черешнев. Нас с ним объединяло не только настойчивое стремление доказать на деле, что мы не последние парни на деревне под названием Наука. Валерий Александрович большой ценитель и блестящий рассказчик анекдотов. В последующие 20 лет он одолел самые высокие академические вершины, стал председателем комитета по науке в Государственной Думе. Применительно ко многим, добившимся подобных успехов, можно сказать – случайность. Применительно к Черешневу – заслуженная закономерность.

Когда я приступил к исполнению своих академических обязанностей, обнаружилась приятная неожиданность: к отделу прикреплен автотранспорт. Правда, это была не черная «Волга» и даже не «Москвич», а сильно побитый жизнью и ухабами небольшой автобус. При малой доле фантазии его можно было причислить к категории «персональный автомобиль».

Моя академическая должность была номенклатурой обкома, со всеми причитающимися приложениями. Так что я «на автомате» стал депутатом районного Совета, членом бюро райкома.

Все это вскоре сыграло свою роль.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.