Самара
Самара
На собрании всех «чехословаков» Гашек еще раз вступает в спор с представителем филиала и заявляет, что необходимо всеми средствами задержать наступающую немецко-австрийскую армию. Вскоре после этого вместе с бывшим сотрудником «Чехослована» Бржетиславом Гулой он уезжает в Москву, где создается организация чехословацких левых социал-демократов.
По пути они остановились в Харькове у скульпторов Стрейчека и Кубеша, в мастерской которых работал и шурин Гашека Слава Майер. Архитектор Йозеф Майер, находившийся тогда в Харькове, рассказывает об этой встрече: «Во время самой большой сумятицы после заключения брест-литовского мира у меня появился Гашек.
— Как я рад, что еще застал вас в Харькове! В моем распоряжении два редакционных вагона, я возьму вас с собой. Забирай Славу и едем!
— Его до сих пор нет, где-то сдерживает немцев.
— Вот сумасшедший! Ведь уже и корпус отступает. Как тут воевать с немцами, когда украинцы пинают тебя в зад. Но они чертовски просчитаются, очень скоро эти немцы им обрыднут, как и нам. Увидишь, как их отсюда шуганут. Однако без Славы я не поеду. Пошлю ребят, выкатим пулеметы и не двинемся с места, пока не вернется Слава.
В конце концов он все-таки поддался уговорам и решил ехать, ибо его шурин Слава был ранен и оказался нетранспортабельным».
Йозеф Майер вспоминает, что Гашек был все еще настроен очень оптимистически и обещал вернуть корпус с пути во Францию и склонить к сражениям с немцами. В Москве обоих журналистов приняли весьма радушно. Чешское коммунистическое движение здесь представляли бывшие деятели петроградской левой социал-демократии. Они были полны веры, что русская революция автоматически вызовет переворот в Европе, мобилизовав вооруженный пролетариат на восстание против правительств центральноевропейских держав. С легионерами и заграничным сопротивлением эта группа не имела никакой связи. Тем радостнее редакторы Бенеш и Кнофличек приветствовали бывшего легионера Гашека в качестве сотрудника газеты «Прукопник» («Пионер»)[96]. Они рассчитывают на него при подготовке первого же номера, который вышел 27 марта 1918 года. Гашек поместил здесь передовую статью, в заглавии которой звучал настойчивый вопрос: «Зачем ехать во Францию?»
Аргументируя свою точку зрения, он убедительно использует знание истории чешского движения и обстановки в корпусе: описывает возникновение филиала, родившегося в результате «злосчастного пакта оппозиции с солдатами»; признает положительную роль филиала в борьбе против старого Союза, но осуждает его отношение к событиям в России. В заключение Гашек провозглашает: «Из русской политической революции, из дворцового переворота за эти месяцы разгорелась великая мировая революция. Война государств, война империй, породившая чешскую национальную революцию, по неумолимым законам восстания превратилась в войну пролетариата с капитализмом».
В это же время Гашек становится членом организации левых чешских социал-демократов, которые затем объявили себя секцией Российской Коммунистической партии (большевиков).
В Москве после приезда Ленина бурлят митинги. 12 марта 1918 года Гашек дважды слушает выступления Ленина — на заседании Московского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов в Политехническом музее и в манеже Алексеевского военного училища. Вместе с другими чешскими коммунистами он присутствовал на совещании по вопросу о чешской печати у Председателя Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Свердлова. Интересные впечатления от встречи с Гашеком сохранил в своей памяти старый большевик С.М. Бирюков.
«Впервые я случайно встретился с Ярославом Гашеком в начале марта 1918 года в военном комиссариате города Москвы, куда Гашек пришел встать на учет.
Я обратил внимание на этого незнакомца. Он выглядел необычно. Шинель на нем висела небрежно, движения были медлительны, взгляд задумчив (…) Я пригласил Гашека к себе на квартиру (…) Дома предложил ему с дороги принять ванну и дал чистое белье. Затем мы вместе пообедали и по московскому обычаю выпили чаю (…) Мы с Гашеком часто по вечерам горячо обсуждали события тех дней (…)
Вскоре нам стало известно, что вечером в манеже Алексеевского военного училища в Лефортове назначен митинг московского пролетариата, посвященный встрече с Владимиром Ильичем Лениным. Мы, не раздумывая, решили пойти туда.
По снежным сугробам мы около двух часов добирались до манежа. Гашек сильно продрог, так как на нем была легкая шинелька (…)
Увлеченные событиями дня, мы забыли о еде. Уже наступала ночь, голод давал себя чувствовать, а добираться до дома было далеко. Мы решили воспользоваться приглашением старого большевика И.Г. Камкова и остались у него ночевать. Гостеприимный хозяин поставил самовар и угостил нас горячим картофелем. Мы хорошо согрелись, отдохнули, восстановили свои силы и уже не могли удержаться, чтобы не обменяться мнениями о прошедшем дне (…) Гашек заявил, что хотя он и некоммунист, но без колебаний готов пойти за Лениным и вместе с русскими большевиками выполнить свой интернациональный долг перед русской пролетарской революцией.
Такое заявление Гашека настолько нас всех обрадовало, что мы готовы были его расцеловать. Старейший из нас, активный участник трех революций, член партии с 1902 года, Иван Георгиевич Камков, подошел к Гашеку, крепко его обнял.
Спустя несколько дней Гашек пришел ко мне в каком-то приподнятом настроении и рассказал, что он познакомился сегодня с группой чешских коммунистов, которые задумали в Москве издавать газету на чешском языке, а ему предложили сотрудничать в ней (…)
За последнее время Гашек все реже и реже стал заходить ко мне, ссылаясь на занятость подготовкой к выпуску газеты и большой перепиской с чехами, находившимися в разных местах нашей страны.
Но вот он как-то появился поздно вечером, чем-то радостно возбужденный. Оказалось, пришел поделиться со мной огромным событием в его жизни. Несколько часов назад он был принят в ряды Российской Коммунистической партии большевиков. И показал мне партийный билет…
Затем Гашек рассказал еще об одном важном событии. Он вместе с чехами-коммунистами встретился с Председателем Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Яковом Михайловичем Свердловым. Они долго беседовали по разным вопросам, связанным с чешскими организациями в Советской России, в частности по изданию чешских газет и другой литературы.
Товарищ Свердлов оказал большую помощь и поддержку чешским коммунистам. Чехи остались очень довольны беседой.
Вскоре после этого, в один из мартовских вечеров, Гашек развернул перед нами (у меня тогда был товарищ Пельше) первый номер газеты «Прукопник».
Он с волнением, переводя тут же на русский язык, прочитал помещенную в этом номере свою статью — обращение «К чешскому войску». Позже он прочитал и другие статьи (…)»
С.М. Бирюков вспоминает, что накануне отъезда в Самару Гашек зашел к нему с двумя товарищами — чехами…
«Гашек уехал, а через несколько дней я получил от него письмо из Самары.
В Москве, писал Гашек, он многое пережил, передумал и переоценил из своего прошлого, и революционная Москва явилась для него своеобразным политическим университетом».
Отъезд Гашека из Москвы был связан с прибытием туда сотрудников киевской социал-демократической газеты «Свобода», не доверявших Гашеку из-за его легионерского прошлого. Ему пришлось уйти из реорганизованной редакции «Прукопника», получившей название «Прукопник свободы».
В это время во все края России разъезжаются агитаторы, которые ведут пропаганду среди чешских пленных и легионеров и организуют из них красноармейские отряды. В качестве руководителя одной из таких групп Гашек уезжает на Волгу.
В Самаре, куда он прибыл в начале апреля 1918 года, царит неразбериха. Город — важный железнодорожный узел на средней Волге — забит эшелонами, которые по приказу филиала чехословацкого Национального совета везут чешское войско на восток. Здесь находятся реакционные сербские полки, полностью подчиняющиеся своим офицерам, группы русских анархистов, эсеры, меньшевики.
На Дворянской — главной улице Самары — над гостиницей «Сан-Ремо» висит плакат: «Чешский военный отдел для формирования чешско-словацких отрядов при Красной Армии». В бывших казармах на углу Воскресенской и Соборной формируется новый красноармейский отряд. Агитация ведется прямо у вагонов на вокзале. Печатным пропагандистским материалом служит первый номер «Прукопника» со статьей Гашека.
Важным событием стало собрание, созванное 12 апреля 1918 года, вскоре после прибытия Гашека в Самару. Цитируем его выступление по протоколу собрания: «Взяв слово, представился как бывший чешский солдат и работник Союза чехословацких обществ в России. Говорит о развитии чешского революционного движения и чешской эмиграции в России, о первых активистах этого движения. Касается деятельности поручика Клецанды[97] в период аферы Корнилова, утверждая, что тот старался склонить первую дивизию к выступлению на стороне Корнилова, упоминает о перевороте на Украине, когда чешские полки были якобы посланы на помощь Керенскому. Описывает продвижение первой чешской дивизии к Житомиру и Киеву, и затем обеих дивизий по территории Украины, характеризуя при этом бой с немецкими войсками у Бахмача[98]. Ставит в упрек филиалу Национального совета его поспешный и неожиданный переезд в Пирятин, когда организации чешских пленных в Киеве не было оставлено никаких директив. Говорит о собрании в Киеве после отъезда филиала Национального совета, на котором в присутствии работников филиала Киселого и Скотака[99] был избран Совет рабочих и солдат. Этот Совет обратился ко всем чешским пленным с призывом вступить в чешскую революционную армию. В конце речи провозглашает: поскольку социалистические партии в Чехии принимают программу большевиков-коммунистов и даже от имени аграриев депутат Удржал[100] высказался за раздел земельных владений, он решительно советует не уезжать во Францию, а, наоборот, присоединиться к борьбе большевиков против немецкого и австрийского империализма и против буржуазии вообще и не оставлять здесь русских братьев без помощи в тяжкий период борьбы за наше общее дело».
О том, насколько диаметрально расходились тогда точки зрения, свидетельствует заявление официального оратора из рядов чехословацкого войска: «В наше время, в пору великой истории чешского войска, твое поведение, брат Гашек, — это прямое предательство интересов собственного народа. Среда, в которой мы сейчас живем, может оказать пагубное влияние на наши части, если мы останемся на русской территории, ведь анархия и возможный голод способны уничтожить то, что мы с таким трудом создали, и потому от имени всего чешского войска я провозглашаю: „Все за профессором Масариком, все во Францию!“
Карты раскрыты. Гашек последовательно и решительно рвет связи с чехословацкими легионами в России, так же как прежде он разошелся с филиалом чехословацкого Национального совета. На собрании филиала 14 апреля 1918 года зачитывается его письмо:
«Нижеследующим извещаю, что я не согласен с политикой филиала чехословацкого Национального совета и с отъездом нашего войска во Францию.
Посему заявляю, что выхожу из рядов чешского войска до тех пор, пока в нем и во всем руководстве Национального совета не одержит верх иное направление.
Прошу принять к сведению это мое решение. Буду и впредь служить делу революции в Австрии, делу освобождения нашего народа.
Ярослав Гашек, собственноручно».
Советские власти разрешили чехословацким войскам покинуть Россию, но имели все основания опасаться, что иностранные националистически настроенные части могут стать базой интервенции.
Русская революция придает конкретные черты твердой уверенности Гашека в том, что для достижения независимости чехов и словаков не надо ждать военной победы Антанты, что ее можно добиться немедленно, путем вооруженного народного восстания. От поведения корпуса зависит теперь, какой будет Чехословацкая республика. В этом мнении Гашек утверждается во время личных встреч с ведущими советскими деятелями, в частности — со Свердловым. Огромный революционный энтузиазм Советской России воодушевляет Гашека.
Но и после расхождения с филиалом и чехословацким войском он не теряет из виду судьбу легионов, упорно надеясь предотвратить его отправку во Францию. Гашек заявляет, что в корпусе 70 процентов социалистов и уже поэтому чехословацкое войско должно помогать русской революции. Зная о противоречиях между солдатской массой и офицерами, связанных с попытками ограничить влияние комитетов и неустанным стремлением отдалить общевойсковой съезд, он старается использовать эти разногласия.
Как организатор вербовочного пункта Гашек поставил задачу добиться социально-политического расслоения корпуса и склонить прогрессивные элементы на сторону Советской власти. Миссия эта облегчалась двумя обстоятельствами: во-первых, он прекрасно знал обстановку и настроение в чехословацком войске; во-вторых, через Самару проходили уже частично разоруженные эшелоны (вооруженные части стояли под Пензой).
Гашек избирает метод убеждения. Старается действовать как можно осторожнее, чтобы найти с рядовыми солдатами общий язык.
Такая тактика оправдала себя. Гашеку удалось привлечь в ряды Красной Армии весь самарский филиал чехословацкого Национального совета. Сообщение об этом мы находим в газете «Прукопник»: «За несколько дней до 1 Мая настал решительный перелом в деятельности местной организации филиала Национального совета. Мы устроили собрание в Клубе большевиков, на котором т. Коцоурек рассказал о съезде военнопленных в Москве. Следующий оратор, т. Ярослав Гашек, выступил с докладом „Мировая революция и чешская эмиграция“, призвав в конце его превратить местную организацию филиала Национального совета в организацию коммунистическую. Так была осуществлена местная революция и основана организация Чешской партии коммунистов (большевиков), в которую ежедневно вступают новые члены. Естественно, мы приняли участие в революционном празднике 1 Мая и, приветствуемые толпами, шли во время демонстрация вслед за группой польских большевиков».
Успех окрылил Гашека. События в Самаре еще раз убедили его, что на поведение чехословацких частей можно воздействовать вопреки воле политического руководства легионов. По свидетельству Йозефа Поспишила[101], в вербовочной комиссии в гостинице «Сан-Ремо» велись дебаты о том, каким образом будут развиваться события.
Между чехословацким корпусом и советскими властями существовало соглашение о том, что корпус сдаст основное оружие и будет эвакуирован через Сибирь. (В Европе продолжалась война, хотя Советская Россия после Брест-Литовского мира находилась в состоянии нейтралитета.) Однако реакционное руководство корпусом, подогреваемое западными державами, нарушало это соглашение и все больше склонялось к авантюристическому вооруженному выступлению против Советской власти. Западные державы, в свою очередь, надеялись использовать действия корпуса как предлог для интервенции в Советскую Россию.
Чувствуя непосредственную угрозу, Гашек развивает лихорадочную деятельность. Следы ее мы находим в отделе писем седьмого номера «Прукопника», где редакция отвечает на письмо из Самары; автор этого письма, очевидно, критиковал бездействие московского руководства, его неосведомленность. В девятом номере публикуется последнее предупреждение чешскому войску, озаглавленное: «Открытое письмо профессору Масарику». Автор, скрывающийся за подписью «солдат чешской армии», дает в нем подробный анализ чешского патриотического движения в России и всесторонне рассматривает положение корпуса. Он подчеркивает роль народных масс в больших исторических переворотах и предостерегает от преувеличенного культа вождей. Этим автором был Ярослав Гашек.
Реакционные члены филиала, которые все еще надеются использовать чехословацкое войско для «наведения порядка» в России, тоже не дремлют. После самарского переворота филиал посылает своим представителям указания, как бороться с большевистской агитацией. Не щадят и Гашека. Он становится мишенью яростной клеветнической кампании легионерских газет. Член филиала и культурный эксперт газеты «Чехословенски вояк» («Чехословацкий солдат») поэт Рудольф Медек[102] карикатурно изображает его характер, находит в нем шутовское безразличие к людям, безответственность и трусость: «…сейчас я вижу, что это твоя судьба, судьба твоей аморфной души, твоей бесхребетной, безразличной ко всему „человечности“. Твои шутовские колокольчики нашли печальное применение на войне. Но самый отвратительный твой шутовской трюк — попытка нанести вред нашему движению, опозорить его в собственных глазах и перед всем светом. Знаю, жалкие остатки стыда заставят тебя покраснеть, когда ты будешь читать эти строки, поскольку ты сентиментален, как старая проститутка, и помнишь, что я не раз предостерегал тебя от лжи и подлости, но ты так и не исправишься. Правда, отречешься, наверняка отречешься от собственных слов и поступков, но затем вернешься к тому, что стало для тебя второй профессией, — опять будешь публично срамиться!»
Патетик и рапсод войны и легионерского похода наделяет бывшего коллегу, с которым всего несколько недель назад в Киеве сидел в уютном винном погребке, «шутовскими колокольчиками», стремясь задеть самое уязвимое его место.
Однако критически относятся к деятельности Гашека и левые социал-демократы из числа бывших военнопленных. В напряженный момент оживают старые споры между руководителями киевской «Свободы» Муной[103] и Гайсом и московским «Прукопником», к числу сотрудников которого принадлежал Гашек.
На одном из предварительных совещаний объединительного съезда чешских социал-демократов (коммунистов), происходившего 25 и 26 мая, искренность убеждений Гашека была поставлена под сомнение. Некоторые делегаты не могут простить ему деятельности в легионах, того, что он преувеличивал революционность чехословацкого войска.
Это было необычно бурное заседание. В самом его начале, как удар грома, прозвучала весть о том, что в Челябинске чехословацкие войска выступили против Советской власти. Сообщение это потрясло всех присутствовавших, и работа съезда проходила в особо нервной обстановке.
Между тем чехословацкие части быстро овладели Пензой. Приходят ужасающие известия: опьяненные военным успехом легионеры самосудом расправились с четырьмя чешскими красноармейцами, прежними своими соратниками. Ночью вытащили их из вагонов и повесили.
Части чехословацкого корпуса приближаются к Самаре. Ярослав Гашек лихорадочно готовится к обороне города. Докладывает председателю Самарского Совета Куйбышеву о боеспособности своего отряда. Посещает собрание анархистов. Его заявление о том, что он и сам бывший анархист, вызывает бурю аплодисментов. Но, ко всеобщему разочарованию, Гашек разбивает пораженческие аргументы анархистов. Во всех самарских газетах он публикует предостережение чехословацким войскам, которое заканчивает взволнованным возгласом: «Братья, остановитесь!»
Но даже самые искренние и прочувствованные слова не могут остановить легионерских полков, дезориентированных руководством и пораженных политической слепотой. Гашек, долго веривший в революционный характер чехословацкого войска, едва не заплатил за эту ошибку жизнью. Его предупреждают, что легионеры питают к нему особую ненависть и намерены с ним расправиться.
Он издает последнюю листовку и предупреждает в ней: «Мы точно знаем настроение наших товарищей на родине, в Чехии и Словакии, все они готовы бороться за победу мировой революции. Поэтому объявляем всех чехов и словаков, которые примут участие в авантюре Национального совета, предателями мировой революции. Наш народ никогда не позволит им вернуться на родину, в свободную Чехословакию».
После боя в районе станции Липяги под Самарой стало ясно, что падение города неизбежно. Гашек сопровождает свой отряд на вокзал, но сам в эшелон, отправлявшийся на юго-восток, к Бузулуку, не садится. Он возвращается в город, по некоторым сведениям, для того, чтобы ликвидировать архив, который мог попасть в руки белогвардейцев. Затем, переодевшись, уходит на северо-восток, по направлению к Большой Каменке.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.