«Блюз — это блатная песня»

«Блюз — это блатная песня»

Обращение бывших рок-музыкантов к жанровой песне стало, можно сказать, массовым явлением на рубеже веков. Не только Александр Маршал, но и целый ряд других исполнителей зазвучали в иной тональности. Прежде всего я имею в виду бывшего лидера «Бригады С» Гарика Сукачева, а также Александра Ф. Скляра, Андрея Макаревича (чьи проекты «Пионерские блатные песни» и совместные работы с Марком Фрейдкиным, выдержанные в лучших традициях жанра, произвели фурор в музыкальном мире) и даже Юрия Шевчука, чей недавний альбом «Ларек» был аранжирован Костей Казанским, прославившимся своими работами с Высоцким, Димитриевичем и Поляковым. Странная миграция рок-н-ролльщиков привлекла не только мое внимание. Еще в 2009 году журналист И. Камиров в интервью для портала Утро. ру прямо спросил у Сукачева:

«Почему в последние годы вы резко ушли от рока к такому стилю — я не знаю… как вы его сами называете? …Почему вы обратились именно к блатной песне в последние годы? Это что, мода такая?»

А в ответ услышал от Гарика откровение, которое дорогого стоит:

«Володя Высоцкий называл это авторской песней. Наверное, все так и должно было произойти. Если попытаться идти в молодость, когда рок-музыка жила в нас, — я же помню, не остро, но помню, что тогда я придумывал музыкальные модели, из которых развилась потом „Бригада С“. Некую музыкальную конструкцию, которая будет ни на что не похожа… А потом, с опытом, форма перестала играть для меня важную роль, а когда ты стал старше и появилась возможность делать что угодно и не думать ни о какой форме — соответственно, вылезли эти красные тетрадки, которые лежали в столе много лет. Мы с Саней Скляром их вытащили и сделали группу „Боцман и Бродяга“.

Могли мы это сделать 20 лет назад? Конечно, нет. Нужно было стать мужчинами, для того чтобы спеть, как ты хочешь это спеть, как ты чувствуешь ту музыку, которая была для тебя сделана — и блатная, и цыганская, и твоя музыка, которую ты писал только для самых близких друзей. А потом оказалось, что это интересно большому числу людей.

Я помню это чувство свое, я был просто потрясен, когда „Боцман и Бродяга“ стал лучшим альбомом года, его стали везде гонять, я появился в огромных количествах на телевидении, — меня это совершено потрясло. Шли мы к этому? Наверное, шли, но совершенно не чувствовали этого.

…Мы не должны забывать, что рок-музыка, которая родилась в Америке и потом в Англии, вышла из блатной песни. Блюз — это блатная песня. „Дом восходящего солнца“ — это блатная песня, о публичном доме еще XIX века, по-моему. Это величайший рок-гимн, который будут петь и через двести лет. Если мы говорим о каторжанской песне, о так называемой блатной, то это музыка рабов, которые сидели на цепи. Их герои — это воры и проститутки. Это переживания отбросов общества, как сказали бы сейчас.

А почему интеллигенция во всем мире это так любит? Потому что это фантастическая, глубинная часть культуры. Сотни лет живут эти песни, мы не знаем авторов, но они являются частью народа. Песни каторжан — один из самых важных моментов для понимания души народа. Поэтому мы обращаемся к Володе Высоцкому, люди нашего поколения, — он гений блатной песни, он ее сделал высоким искусством. А то, что сейчас называется русским шансоном, — ну да, это кабак, который пришел в эфир. Вот тут зона, а рядом с зоной — кабак, и ребята откинулись, маленький городок и сидят пацаны, про дочку прокурора раз сорок заводят, поплакать на воле…

Я понимаю, о чем вы говорите. Но если подумать про уголовный мир, то самые яркие его представители — это неординарные люди, одаренные, гениальные личности. Существует много миров в нашей жизни, так устроено, так, наверное, и должно быть. Это огромный пласт культуры, который в нас живет. Почему мы, когда выпьем, петь начинаем? Почему наши родители поют „Ой, мороз, мороз“, а мы уходим курить и слушать Led Zeppelin… а потом приходит момент, и вдруг мы сами в пьяной компании близких людей, выпивши, начинаем этот „Мороз“ петь. Приходит время, и в нас ствол тысячелетний начинает подниматься…»