Глава 14 Стою одна

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 14

Стою одна

Служащий провел нас в маленькую боковую комнату и объяснил, что отведет меня в зал суда, пока тот еще пустой. Я займу место дачи свидетельских показаний, передо мной установят синий экран, и только после этого все остальные будут приглашены в зал.

— Вам все понятно? Вы готовы? — спросил он, и я кивнула. У меня так пересохло во рту, что я не могла и слова сказать. Ладони вспотели, руки и ноги дрожали, а сердце билось так часто, что мне казалось, я сейчас отключусь.

— Удачи, Кэти, — вымученно улыбнулась мама.

— Все, что тебе нужно сделать, — просто рассказать правду, — добавил отец.

Я снова молча кивнула, после чего служащий открыл дверь и проводил меня в зал суда. Я села на свое место, и он установил передо мной экран. Потом он поставил у моих ног ведро — на случай, если меня будет тошнить. Я слышала только стук собственного сердца. Теперь каждую секунду в этом зале мог появиться Дэнни. Сюда идет Дэнни! Я не хочу умирать! Пожалуйста, не позволяйте ему напасть на меня!

— Успокойся, Кэти! — велела я себе, когда почувствовала, что к горлу подступает тошнота. Мне казалось, что меня сейчас вывернет наизнанку или я опачкаюсь, как в больнице. Логика! Я должна прислушиваться к доводам разума! Полиция согласилась поместить Дэнни в одну из непроницаемых стеклянных кабинок, он не сможет добраться до меня. Он изолирован.

Время шло, а я никак не могла взять себя в руки. На грани паники, я каждую секунду готова была сорваться с места и убежать. Вдруг дверь открылась, и я увидела, как в зал медленно входят присяжные. Я читала на их лицах шок и сочувствие, когда они смотрели на меня, и мне хотелось спрятаться. Я пыталась угадать, кто из этих людей на моей стороне. Вон та женщина средних лет. Она точно мне поверит. А как насчет мужчин? Может, они примут сторону Дэнни? Может, у них есть причина недолюбливать полицию? Может, кого-то из их знакомых несправедливо обвинили в изнасиловании и теперь они не доверяют всем женщинам?

Я совсем не знала этих людей, а они не знали меня. Но мое будущее было в руках этих двенадцати человек.

В зал вошел судья, и все сели. Когда судья приказал ввести обвиняемого, я была готова закричать от ужаса. Перед глазами все поплыло, мир, казалось, перевернулся, когда я услышала, как он идет через зал к скамье подсудимых.

Дэнни здесь! — я крепко сжимала в руке фигурку ангела-хранителя, которую дал мне Пол. — Он здесь!

Меня охватила сильная дрожь: казалось, он вот-вот вырвется и разобьет ширму. Что мне тогда делать? Мне нужно будет выскочить из-за бордюра и кинуться к двери.

Потом я услышала, как открылась и закрылась дверь стеклянной кабинки. Дэнни уже внутри. Слава Богу! — с облегчением прошептала я.

— Мы собираемся просмотреть первую часть ваших видеопоказаний, — произнес судья. — Если вам понадобится сделать перерыв, просто скажите.

Несмотря на ширму, мне был виден экран телевизора, и, когда появились первые кадры, у меня перехватило дыхание. Эти показания снимали спустя неделю после нападения, я была вся в бинтах, в подгузнике. Такая несчастная, беззащитная и беспомощная. Присяжные с ужасом смотрели на экран. Я заметила, что некоторые даже плакали.

Потом послышался мой голос. Только он был совсем не похож на мой — такой хриплый, грубый.

Неужели это действительно я? Странный голос описывал, как мы с Дэнни встретились, как он преследовал меня на Facebook, как мы ходили в «Камеди Клаб» на первом свидании и что происходило после.

Потом они просмотрели вторую часть моих показаний. Я не могла отвести взгляд от этого обезображенного лица на экране. Оно было красным, как сырое мясо, волосы сбриты, а глаза такие пустые, такие мертвые!

Я не узнаю это существо! — Голос с экрана описывал мерзкие подробности изнасилования. На видео я плакала — и сейчас слезы тоже текли по лицу. Они собирались на дне маски в маленькую соленую лужицу, я не могла вытереть ее.

Теперь я была не в силах смотреть на присяжных. Это так унизительно: незнакомые люди слушают о том, что он со мной делал. Я чувствовала себя, как голая, так, словно меня лишили остатков собственного достоинства.

Потом последовала запись с рассказом о том, как на меня выплеснули кислоту. Хоть это и казалось невозможным, но на этом видео я выглядела еще хуже, чем прежде. Кожа на лице потрескалась, сочась сукровицей. Я зажмурилась, услышав свои рыдания с экрана: Они разрушили мою жизнь!

Не знаю, как я выдержала все эти часы.

Оказавшись снова в отеле, я не могла говорить об этом с родителями. Мне нужно было сдержать боль внутри. Мама с папой пытались отвлечь меня, устроив какие-то глупые игры вроде шарад, притворялись, что мы на шоу «Последний герой». Но все было напрасно.

— Кого бы ты изгнала из «Последнего героя», Кэти? — спросила мама.

— Адвоката Дэнни, — ответила я с вымученной улыбкой.

Как ни тяжело мне было смотреть свои показания на видео, я знала, что отвечать на вопросы будет в сто раз тяжелее. Так и оказалось.

На следующий день, сидя на свидетельском месте, зная, что Дэнни близко, я с дрожью в голосе отвечала на вопросы его адвоката. Они сыпались на меня, как автоматная очередь, и я плакала от потрясения и разочарования. Он пытался представить все так, словно это я контролировала Дэнни и именно моя навязчивость вывела парня из себя. Полная ерунда! Разве сотни звонков и сообщений с его телефона не доказывают обратное? Адвокат утверждал, что я, типичная модель, легкомысленная и требовательная, всегда опаздывала на наши свидания. Он цитировал сообщения, которые я посылала Дэнни в начале наших отношений, — писала, что скучаю и не могу дождаться встречи. Это было правдой. Но разве я могла знать, что Дэнни способен на такое? Тогда он еще не сбросил свою маску. Адвокат также утверждал, что у него есть видеозапись нашего с Дэнни полового акта, и я впала в бешенство, потому что, оказывается, Дэнни собирался выложить ее в Интернете для бесплатного просмотра. Что за чушь? Если такая запись существует, почему же Дэнни не предоставил ее для суда?

Кроме того, защитник Дэнни подчеркнул, что ему представляется весьма странным тот факт, что я не сообщила об изнасиловании в полицию. Но как же я могла, если Дэнни угрожал убить меня, мою семью и друзей? Это все было так глупо, бессмысленно и жестоко! Как мог человек смотреть на меня — изувеченную, наполовину ослепшую, с зондом для искусственного кормления — и заявлять, что это я — преступник?

У вас есть дочь? — хотела я спросить адвоката. — Что бы вы чувствовали, если бы Дэнни сотворил такое с ней? Вы по-прежнему защищали бы его?

Казалось, вопросам не будет конца. Часто я вовсе не понимала их значения, и это еще больше пугало меня. Куда он клонит? К чему ведут все эти разговоры? Неужели они никогда не выпустят меня из зала, подальше от Дэнни?

Наконец все закончилось и меня отпустили. Однако за дверью зала суда Уоррен сказал, что меня могут еще раз вызвать и опросить. Мы вернулись домой, не почувствовав никакого облегчения.

В течение следующих нескольких дней папа ездил в суд сам, как зритель. Я не представляла, как он может находиться так близко от Дэнни и подавлять желание убить его. Но по напряженному папиному лицу понимала — это дается ему нелегко.

— Ты знала, что Дэнни тридцать четыре года? — спросил он однажды вечером, когда вернулся.

— Нет! Он сказал, что ему двадцать восемь! — запинаясь, ответила я. Еще одна ложь. Он, наверное, решил, что меня скорее привлечет человек, который ближе мне по возрасту. — Боже, сказал ли он мне хоть слово правды?! — воскликнула я. Как ему удалось создать образ мужчины моей мечты? Успешный и спортивный, честолюбивый и умный, к тому же вполне подходящего возраста.

— Более того, — продолжал папа, — притворяясь больным, Дэнни отказывался прийти в суд, а также вставать и садиться, когда ему положено это делать. Такое впечатление, что он считает себя выше всего этого.

Ну, это меня вовсе не удивило. Его высокомерие не знает границ и явно доходит до глупости, раз он решил настроить против себя судью. Я надеялась, его поведение наглядно продемонстрирует всем, что он за человек.

Через несколько дней я поехала в больницу, чтобы мне снова расширили ноздри и пищевод. Когда мистер Джавад удалял швы из носа, я потеряла сознание от боли. Меня уложили на каталку и отвезли в реанимацию. Прийдя в себя, я сразу узнала ту самую палату, где лежала прежде, страдая галлюцинациями. Тогда я думала, что нахожусь в тюремной камере, и мне казалось, что Дэнни насилует и избивает меня снова и снова. Внезапно я опять погрузилась в тот же кошмар.

— Нет! — закричала я, ощутив внезапный приступ немыслимой паники. — Выпустите меня отсюда!

Услыхав мой крик, в палату вбежала мама.

— Тише-тише! — Она пыталась успокоить меня. — Все в порядке!

— Я не могу здесь находиться. Пожалуйста! — Я заходилась в истерике, пока меня не вывезли в пустую детскую палату по соседству. Пришла Лиза, стала говорить со мной, и постепенно мои рыдания стихли.

— Это просто воспоминания, — сказала она. — Ты же знаешь, что все это только галлюцинации, вызванные действием морфия. В реальности ничего этого не было.

— Да, но они похожи на воспоминания, словно все это происходило со мной в действительности, — смущенно возразила я. Мне было неловко, что я устроила такой переполох. Это было трудно объяснить. Умом я понимала, что всего этого не было. Но мои видения были такими яркими! Такими же детальными, как воспоминания о танцах в «Чайнавайте» или съемках на телевидении.

В течение следующей недели всех моих друзей вызывали давать свидетельские показания. Я знала, что им будет нелегко, и чувствовала себя виноватой — ребятам приходится проходить через это из-за меня. Может, они тоже боялись, что Дэнни подговорит кого-то из своих друзей напасть на них и тем самым заставить молчать?

Уоррен звонил почти каждый день и рассказывал нам о новостях в ходе судебного разбирательства. Очевидно, защитник Дэнни утверждал, что я была замешана в какой-то грязной схеме отмывания денег. Дэнни якобы заявил, что я угрожала ему, поэтому он велел Стефану облить меня кислотой.

— ?! Он говорит, что это я преступница? — потрясенно переспросила я. — Какая чушь! А что он новенького придумает? Он что, лежит у себя в камере и сочиняет, какие еще обвинения выдвинуть против меня? Как он мог додуматься до такой глупости?

Чтобы доказать свою невиновность, я должна была передать полиции все выписки с банковских счетов. Но хотя и знала, что не сделала ничего плохого, навыдумывала себе всяких ужасов. Кто-то занимал мне однажды тридцать фунтов. Что, если полиция сочтет это доказательством моей вины? Что, если меня арестуют? Тогда мои галлюцинации действительно станут реальностью!

Если меня посадят в тюрьму, я умру, — растерянно думала я. — Это будет конец!

К счастью, полиция быстро разобралась с ложью Дэнни. Они тотчас отклонили обвинения против меня, что, однако, не помешало защитнику этого мерзавца снова вызвать меня для дачи показаний. Мне опять пришлось идти в зал суда, где находился Дэнни, опять под перекрестный огонь вопросов. Это лишь продлило мои мучения.

— Ты в порядке? — спросила мама, когда я ожидала своей очереди зайти в зал суда во второй раз. Я только посмотрела на нее — говорить просто не могла. Она попыталась обнять меня, но я оттолкнула ее. Мне сейчас никто не мог помочь.

На этот раз адвокат уцепился за тот факт, что утром после ночи в гостинице я купила в аптеке посткоитальный контрацептив. Он считал это доказательством того, что я не была изнасилована. Я не могла понять логики. Разве это не доказывает только, что я не хотела ребенка от насильника? Любой, имей он хоть толику ума, поймет это. Но как бы я ни пыталась объяснить это, вопросы все сыпались и сыпались на меня. Защитник намеревался внушить присяжным, что я лгу, что я все это выдумала. Старался заставить меня говорить то, что он хотел услышать. Я видела, что защита выдвигает абсолютно бессмысленные аргументы. Но видели ли это присяжные? Может, эти аргументы заставят их колебаться? И посеют зерно недоверия в их душах?

Когда меня отпустили, я постаралась как можно быстрее убраться оттуда. Но какая-то часть меня хотела остаться там, умолять, клясться до тех пор, пока я не увижу, что присяжные поверили мне. Вместо этого мы вернулись домой — снова измотанные и опустошенные.

На следующий день мне исполнилось двадцать пять лет. Всего двадцать пять, а я чувствовала себя девяностолетней старухой.

— С днем рождения, старшая сестрица! — Сьюзан просунула голову в дверь и вручила мне подарок. Новые коричневые сапожки, вместо тех, которые были испорчены в день, когда на меня напали.

— Они просто роскошные! — усмехнулась я, а глаза заволокло слезами. Но сегодня я не хотела поддаваться грусти — я собиралась отпраздновать тот факт, что все еще жива.

Мама с папой запланировали небольшую вечеринку и пригласили моих друзей из Лондона. Но пока я наряжалась, меня вдруг охватила паника. С некоторыми из них мы не виделись с тех пор, как… Я понимала, что мое новое лицо может вызвать у них шок. Как они отреагируют? Мне не хотелось увидеть в их глазах отвращение.

Нужно хотя бы волосы уложить как следует, — думала я, лихорадочно завивая их плойкой. Если прическа, ногти и одежда будут в порядке, это хоть немного отвлечет внимание от лица. Тогда я не так сильно шокирую людей.

— Я не хочу выходить при всех, — пролепетала я вдруг, услышав, что ко мне зашла мама. — Я должна уже сидеть в гостиной, когда они приедут. Я не могу заходить в комнату, когда все соберутся. — Я знала, что это глупо, но в тот момент это было для меня очень важно. Мне не хотелось войти и увидеть, как они поворачиваются, чтобы взглянуть на меня. Не хотелось чувствовать их взгляды, оценивающие повреждения, сравнивающие мое новое лицо с прежним.

— Хорошо, — улыбнулась мама. — Но тогда тебе придется поторопиться, они скоро приедут! — И она снова поспешила вниз.

Через десять минут, когда я ломала голову, какие туфли надеть, в дверь позвонили. О нет! Я слышала приглушенные голоса и стук собственного сердца. Потом мамины шаги на лестнице. Она постучала в дверь и вошла.

— Они уже здесь. Ты готова?

— Я не могу, мама! — покачала я головой, чуть не плача. — Тебе придется сказать им, чтобы они уезжали.

— Да брось, они проделали весь этот путь только для того, чтобы повидаться с тобой.

Я опустилась на кровать, обхватив голову ладонями.

— Не хочу! — упрямилась я, но мама взяла меня за руки и потянула, заставив встать.

— Все будет хорошо, вот увидишь, — подбадривая, она вывела меня из комнаты.

Каждый шаг давался с трудом. Однако я заставила себя спуститься вниз, изобразив на изуродованном лице самую широкую улыбку, на которую только была способна. Повернув за угол, я вошла в гостиную.

Как я и боялась, все замерли на полуслове и повернулись ко мне. Марти, Майкл, Таня и многие другие — все смотрели на меня. Я пошатнулась на каблуках. Но ни один из пришедших не отвернулся и не отшатнулся от омерзения. Они заулыбались, бросились ко мне и принялись обнимать.

— С днем рождения, Кэти! — пели они.

— Прекрасно выглядишь, малыш!

— Как я рад тебя видеть!

— Классное платье!

Их любовь и забота были совершенно искренними. Я улыбнулась маме и произнесла тихонько: Спасибо! Это был прекрасный вечер — несколько драгоценных часов радости после стресса, пережитого мною в суде.

Родители наняли иллюзиониста, который показывал глупые забавные фокусы с шарфами и воздушными шариками. Все с удовольствием лопали именинный торт. Я почти ничего не ела из-за своего пищевода, но это не испортило мне настроения.

Год назад в этот день Майкл повел меня на обед в шикарный ресторан вУэст-Энде, — мелькнула у меня мысль, но я не стала на ней останавливаться. Я увлеченно срывала упаковку с кучи подарков. Часы, сумочка, топ с высоким горлом — друзья знали, что я предпочитаю скрывать шрамы на груди… Внезапно я поняла, как мне повезло, что вокруг такие люди. Семья и друзья, которые любят меня независимо от того, как я выгляжу.

— Спасибо вам всем, спасибо огромное! — провожая гостей, воскликнула я. Мне хотелось, чтобы они остались со мной навсегда, но было уже довольно поздно, и они одевались, торопясь на обратный поезд в Лондон.

— Береги себя! Скоро увидимся! — Друзья расцеловали меня на прощание. Когда мама закрывала за ними дверь, я едва сдерживала слезы.

— Что случилось? — озабоченно повернулся ко мне папа.

— Просто… не хотелось, чтобы они уходили.

Ребята возвращались в Лондон, к своей обычной жизни. Как бы мне хотелось поехать с ними! Хотелось снова бежать за пиццей, а потом сидеть со всеми прямо на ковре, болтать, развлекаться. Но эти дни не вернешь. Теперь у моих друзей новая квартира — их жизнь продолжается. А я застряла здесь, влача жалкое существование, в котором нет места ничему, кроме поездок в больницу и на судебные заседания, кроме слез и страданий. Конечно, и в теперешней моей жизни случались яркие моменты. Как, например, сегодня, когда я чувствовала себя спокойной и счастливой, радуясь, что по-прежнему жива. Но такое случалось нечасто. Никому не пожелаешь такой жизни, и уж тем более она не подходит двадцатипятилетней девушке.

Родители не знали, что сказать, чем утешить меня. Я постаралась взять себя в руки ради них. Но душа моя просто рвалась на части.

На следующее утро у меня не было времени спокойно посидеть и привести чувства в порядок. Нам нужно было возвращаться в суд — ждать приговора, от которого зависело все наше будущее.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.