Глава 6. 1945–1953. Нам нет преград: новая мощь экономики
Глава 6. 1945–1953. Нам нет преград: новая мощь экономики
МОЁ ПОВЕСТВОВАНИЕ о наиболее крупных победах и заслугах Берии перед Россией разворачивается во времени последовательно: Закавказье, НКВД, война, Урановая и Ракетная проблемы.
Однако начиная с работы первым секретарём Закавказского крайкома ВКП(б) и первым секретарём КП(б) Грузии Берии пришлось осваивать ремесло управленца-«многостаночника», который решает самые разнородные проблемы не последовательно, а параллельно, то есть — одновременно!
После перевода в Москву необходимость параллельного решения разных, нередко очень далеко друг от друга отстоящих, проблем для Берии лишь возросла и сопровождала его уже до последнего дня его государственной деятельности.
Есть занятный документ — «Выписка из протокола № 81 заседания Политбюро ЦК ВКП (б) о распределении рабочего времени Л.П. Берия».
Вот его полный текст:
«15 марта 1951 г.
Строго секретно
Решение от 15 марта 1951 года.
1. Вопросы Совета Министров СССР.
<…>
4. Тов. Берия обязать половину своего рабочего времени отдавать делу № 1, 2 и 3.
Секретарь ЦК».
Как это расшифровывалось?
А вот как.
«Секретарь ЦК» — это Сталин.
«Дело № 1» — это обязанности члена Политбюро ЦК ВКП(б) и заместителя Председателя Совета Министров СССР «тов. Берия» по «атомному» Специальному комитету и Первому Главному управлению при СМ СССР во главе с Б.Л. Ванниковым, то есть — по тому ПГУ, которое руководило бурно развивающейся атомной отраслью — НИИ, КБ, заводами, фабриками, строительными организациями.
«Дело № 2» — это обязанности члена Политбюро ЦК ВКП(б) и заместителя Председателя Совета Министров СССР «тов. Берия» по Второму главному управлению при СМ СССР во главе с П.Я. Антроповым, то есть — по тому ВГУ, которое в 1949 году выделилось из ПГУ и отвечало за геологическую разведку, добычу, переработку и металлургию урана.
«Дело № 3» — это обязанности члена Политбюро ЦК ВКП(б) и заместителя Председателя Совета Министров СССР «тов. Берия» по Третьему Главному управлению при СМ СССР во главе с В.М. Рябиковым, то есть — по тому ТГУ, которое образовалось в феврале 1951 года и отвечало за работы по системе ПВО Москвы «Беркут».
Обо всех этих «делах № 1, 2 и 3» читатель уже достаточно осведомлён.
Но, как следовало из Постановления Политбюро, эти дела официально должны были занимать лишь половину рабочего времени Берии.
В скобках замечу, что объективной загрузки даже по курированию любого из трёх этих дел вполне хватило бы на весь, причём — ненормированный, рабочий день.
А дел было три.
И все три касались вопросов стратегической обороны.
И Сталин обязывал Берию отдавать этим делам лишь половину своего рабочего времени.
Чему же обязан был Лаврентий Берия отдавать вторую половину своих сил, энергии и рабочих суток (слова «рабочий день» здесь будут вряд ли уместны)?
Напомню, что с 4 августа 1951 года за «товарищем Берия Л.П.» Сталин закрепит и ещё одно оборонное дело — так сказать, «дело № 4», то есть — наблюдение за работой министерств и ведомств, занятых работами по дальним ракетам.
Однако пока на календаре — лишь март 1951 года, и половину своего рабочего времени Берия должен отдавать пока чему-то другому.
Чему?
Ответ мы находим в документах, и ответ этот кратко можно сформулировать так: восстановлению и развитию народного хозяйства.
То есть «полёт» Берии в историю совершался — как и положено нормальному полёту — на двух крыльях.
Одно «крыло» — военное, оборонное.
Другое «крыло» — мирное.
МАЙСКИМИ короткими ночами 1945 года, отгремев, закончились бои.
8 мая 1945 года Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Калинин подписал Указ об объявлении 9 мая «днём всенародного торжества — ПРАЗДНИКОМ ПОБЕДЫ».
9 мая объявлялось нерабочим днём.
Советские танки, не доехав до Ла-Манша, тем не менее доехали до Берлина. Однако летом 1945 года многие танковые соединения железно дорожными эшелонами стали перебрасывать на восток — уже в августе им предстоял переход через Большой Хинган с выходом на оперативный простор в Маньчжурии.
2 сентября 1945 года в 10 часов 30 минут утра по токийскому времени, когда в Москве стояла ночь, на борту вошедшего в Токийский залив американского крейсера «Миссури» был подписан акт о капитуляции Японии, и 2-го же сентября Калинин подписал ещё один Указ — в ознаменование победы над Японией установить, что 3 сентября «является днём всенародного торжества — ПРАЗДНИКОМ ПОБЕДЫ над Японией».
3 сентября тоже объявлялось нерабочим днём, о чём сегодня вряд ли помнят даже многие профессиональные историки.
Два «красных» дня календаря позднее украл у советского народа Хрущёв, но один день — великое 9 мая Брежнев народу всё же возвратил. О втором «красном» победном дне так и забыли, а зря.
Впрочем, в 40-е годы во главе СССР стоял Сталин, оба дня были выходными, но особо отдыхать ни Сталину, ни сталинской «команде», ни всему советскому народу не приходилось — пол страны лежало в развалинах.
Последние слова давно стали трафаретом и ду ши, особенно — молодые, трогают не очень или вообще оставляют равнодушными. Поэтому обратимся к языку цифр — он иногда впечатляет больше, чем самые горячие «глаголы».
Итак, за годы войны СССР потерял около 30 % своего национального богатства. Было полностью уничтожено или разграблено около 32 000 промышленных предприятий, и среди них — Днепрогэс, «Запорожсталь», «Криворожсталь», «Азовсталь», Харьковский и Сталинградский тракторные заводы, украинский «Уралмаш» — Ново-Краматорский машиностроительный завод, Новороссийский цементный завод.
Было полностью или частично уничтожено или разграблено 98 000 колхозов, 1876 совхозов, 2890 машинно-тракторных станций (МТС), 216 700 магазинов, столовых, ресторанов, 4100 железно дорожных станций, 36 000 предприятий связи, 6000 больниц, 33 000 поликлиник, диспансеров и амбулаторий, 976 санаториев, 656 домов отдыха, 82 000 школ, 1520 техникумов, 334 вуза, 427 музеев, 43 000 библиотек, 167 театров.
Только прямой урон, нанесённый экономике и населению, составил в ценах 1941 года 679 миллиардов рублей при годовом народном доходе в 1938 году в 105 миллиардов рублей.
Плюс расходы на войну и потери доходов в результате оккупации — ещё 1890 миллиардов рублей.
Ни умом, ни сердцем всё это сегодня не охватывается, не осознаётся! Четыре года назад жила счастливая, бурно развивающаяся страна, преодолевшая жестокие бури и кризисы.
А теперь — груды обгорелых кирпичей и искорёженное железо.
И всё это надо было восстанавливать.
Чем?
Как?
В 1945 году только по стройматериалам процент производства к 1940 году составлял по цементу — 29,6 %; по стеклу оконному — 45,1 %, по кирпичу -18,6 %, по извести — 33,1 %.
О промышленности же строительных машин и оборудования приходилось вообще говорить в прошлом — пока — времени.
СРАЗУ после окончания войны с Японией — 6 сентября 1945 года Политбюро приняло Постановление об образовании двух Оперативных бюро Совета Народных Комиссаров СССР.
Первое Оперативное бюро — Государственного Комитета Обороны было образовано 8 декабря 1942 года в составе: Молотов, Берия, Маленков, Микоян, и оно руководило деятельностью ключевых для экономики наркоматов. Образованное тогда же Бюро Совнаркома СССР в составе: Молотов, Микоян, Андреев, Вознесенский, Шверник имело хотя и важнейшие, но менее масштабные задачи.
Теперь же вместо Оперативного бюро ГКО и Бюро СНК общее руководство экономикой возлагалось на два Оперативных бюро СНК, но суть и распределение обязанностей остались примерно теми же — одно Бюро было ключевым, второе — менее, так сказать, ключевым.
В Постановлении СНК от 6 сентября 1945 года первым шло Оперативное бюро во главе с Молотовым (Вознесенский — заместитель, члены: Микоян, Андреев, Булганин и Шверник).
Бюро Молотова ведало вопросами работы сельскохозяйственных и пищевых наркоматов, наркоматов торговли и финансов, а также Комитетов и Управлений при СНК СССР.
Скажем, в ведении бюро Молотова были наркоматы юстиции, здравоохранения, морского и речного флота, Главные управления Гражданского Воздушного Флота и Трудовых Резервов, Северного морского пути, Комитеты по делам физкультуры, архитектуры, кинематографии и т. п.
Были записаны за бюро Молотова также наркомат обороны и наркомат ВМФ, но было ясно, что они были записаны за Молотовым просто «для солидности» — эти два наркомата всегда контролировал лично Сталин.
Второе же Оперативное бюро возглавил Берия (Маленков — заместитель, члены: Вознесенский, Микоян, Каганович и Косыгин), и это Бюро ведало «вопросами работы промышленных наркоматов и железнодорожного транспорта».
За бюро Берии были записаны следующие наркоматы: чёрной металлургии, цветной металлургии, тяжёлой промышленности, угольной промышленности, нефтяной промышленности, химической промышленности, резиновой промышленности, электростанций, электропромышленности, среднего машиностроения, станкостроения, путей сообщения, авиационной промышленности, танковой промышленности, боеприпасов, вооружения, миномётного вооружения, судостроительной промышленности, лесной промышленности, бумажной промышленности, текстильной промышленности, лёгкой промышленности, строительства, строительных материалов.
Кроме этого — Главные управления военного строительства, топливной промышленности, угольного и нефтяного снабжения, Глав кислород, Главснаблес, Главлесохрана и Комитет по делам Геологии.
Иными словами, за бюро Берии были записаны все те ведущие отрасли, которым и предстояло в первую голову восстановить страну и обеспечить её нарастающее развитие, следствием которого должно было стать и всё возрастающее народное благосостояние.
Причём именно Берия уже со времён войны лучше, чем кто-либо из Политбюро (кроме, естественно, Сталина), был знаком с большинством наркоматов из предложенного ему Сталиным «джентльменского набора».
А у Берии ещё и «атомный» Спецкомитет был, в состав которого тогда ещё входил академик Капица, рекомендовавший Берии при организации «атомных» работ использовать зарубежный опыт прокладки трансатлантического кабеля.
Дела-а-а.
ГОВОРЯТ: назвался груздем — полезай в кузов. Берия ни груздем, ни рыжиком не назывался — его и без этого Сталин не забывал.
18 марта 1946 года Берия стал, наконец, полноправным членом Политбюро — Пленум ЦК ввёл его в состав высшего партийного руководства одновременно с Маленковым. А 19 марта 1946 года Совет Народных Комиссаров СССР был преобразован в Совет Министров СССР, где Сталин занял посты Председателя СМ СССР и Министра Вооружённых Сил СССР.
Теперь у Сталина было восемь заместителей по Совмину, в списке которых первым шёл, как и всегда, Молотов, но вторым — не по алфавиту — Берия.
Впрочем, уже назавтра — 20 марта 1946 года стало ясно, кто из двух первых замов генерал скорее «свадебный», а кто — действительно боевой.
20 марта 1946 года вместо двух прежних Оперативных бюро Совнаркома СССР было образовано «бюро Совета Министров СССР в составе заместителей Председателя Совета Министров», и председателем этого единого Бюро был утверждён Л.П. Берия, а его заместителями — Н.А. Вознесенский и А.Н. Косыгин.
По распределению обязанностей между заместителями Председателя Совета Министров Постановлением Совмина СССР № 674 от 28 марта 1946 года за Берией были закреплены министерства путей сообщения, чёрной металлургии, цветной металлургии, угольной промышленности западных районов СССР, угольной промышленности восточных районов СССР, нефтяной промышленности западных и южных районов СССР, нефтяной промышленности восточных районов СССР, транспортного машиностроения, строительства предприятий топливной промышленности, внутренних дел, государственной безопасности и государственного контроля, а также Главгазтоппром.
Итого — дюжина важнейших министерств для Лаврентия Берии! Столько же было закреплено лишь за Алексеем Косыгиным, но тот был «чистым» хозяйственником, а Берия — кроме прочего, ещё и крупнейшей политической фигурой, не считая забот по Урановой проблеме.
Даже у мнящего себя непревзойдённым управленцем Николая Вознесенского было одиннадцать позиций.
У Ворошилова было, правда, семнадцать позиций, но лишь пять «министерских», включая Министерство кинематографии, а также Комитеты по делам мер и измерительных приборов, по делам искусств, Совет по делам русской православной церкви и т. д.
Андреев курировал сельское хозяйство, Микоян в основном — «пищевой» «блок».
Каганович вёл два крупных министерства и Комитет по делам архитектуры.
За Молотовым «числились» Министерство юстиции, Комитет по делам высшей школы, Комитет по радиофикации и радиовещанию и ТАСС.
Сталин контролировал Министерство вооружения и как министр — Министерство Вооружённых Сил.
ВОЗМОЖНО, читатель, знакомясь с перечнем закреплённых за Берией 28 марта 1946 года министерств, обратил внимание на факт существования в то время в СССР не одного министерства угольной промышленности, а двух: угольной промышленности западных районов СССР и угольной промышленности восточных районов СССР.
С этой, не очень долговечной, реорганизацией связан один любопытный и характерный эпизод, рассказанный в своих воспоминаниях «атомным» академиком Харитоном, которому, в свою очередь, рассказал о нём генерал А.С. Александров.
Анатолий Сергеевич Александров работал с Берией со времён войны по линии ГКО, с 1947 года был заместителем начальника ПГУ, ас 1951 по 1955 год руководил Саровским КБ-11, разрабатывавшим атомные бомбы.
Так вот, в марте 1946 года при реформировании Совнаркома в Совмин было принято решение — скорее всего, самим Сталиным, разделить бывший Наркомат угольной промышленности СССР на два министерства — угольной промышленности западных районов и угольной промышленности восточных районов.
Первое должен был возглавить прежний «общий» министр В.В. Вахрушев, второе — Д.Г. Оника. Делить их должен был Берия — как куратор отрасли.
Берия, вызвав Вахрушева и Онику к себе, предложил им разделить всё, включая кадры и социальную сферу, полюбовно.
По истечении назначенного срока он вызвал свежеиспечённых министров вновь и спросил: нет ли взаимных претензий?
Вахрушев сказал, что нет (вообще-то у него было, конечно, больше возможностей при разделе), а Оника запротестовал — мол, Вахрушев себе и кадры лучшие забрал, и санатории, и прочее.
Решение Берии было мгновенным и системно точным: раз так, пусть Вахрушев берёт себе министерство, предназначенное Онике, а Оника — «вахрушевское».
Это решение можно приводить как образцовый пример во всех учебниках по управлению, ибо логика Берии была несокрушима:
а) если Оника возводил на Вахрушева напраслину, и раздел был честным, то в обиде никто не остаётся;
б) если Вахрушев слукавил, то теперь будет за это расплачиваться;
в) если же Оника капризничал, то теперь он даже заикнуться не посмеет о том, что у него были плохие «стартовые» условия».
Была тут и дополнительная польза: случай, безусловно, стал известен в управленческих кругах Москвы, и попутно всем остальным был преподан предметный урок насчёт того, что с Берией выгоднее быть честным, чем нечестным!
СИСТЕМА бюро Совмина ещё не раз претерпевала реорганизации. Так, 8 февраля 1947 года было принято Постановление Политбюро о новой организации работы СМ СССР. Были образованы восемь отраслевых бюро во главе с Л.П. Берией, Н.А. Вознесенским, К.Е. Ворошиловым, Л.М. Кагановичем, А.Н. Косыгиным, Е.М. Маленковым, А.И. Микояном и М.З. Сабуровым.
Вначале Сталин предполагал иметь шесть бюро (по сельскому хозяйству, промышленности, топливу, транспорту, внутренней торговле и культуре), но сама жизнь заставляла иметь более дробное управление экономикой.
При этом Сталин вначале колебался, кому отдать бюро по промышленности — Вознесенскому или Берии, кому бюро по топливу — Берии или Маленкову и кому бюро по сельскому хозяйству — Андрееву, Вознесенскому или Маленкову.
В итоге Е.М. Маленков возглавил бюро по сельскому хозяйству, Н.А. Вознесенский — по металлургии и химии, Л.П. Берия — по топливу и электростанциям.
Кроме того, как на заместителя Председателя Совета Министров, на Берию возлагалось наблюдение за Министерством внутренних дел СССР, а также за вопросами строительства многоэтажных зданий в Москве, о чём у нас будет отдельный разговор позднее.
(В скобках замечу, что наблюдение за Министерством госбезопасности шло отдельно, по линии Политбюро и вёл его секретарь ЦК А.А. Кузнецов.)
Впрочем, уже 27 февраля 1947 года — через три недели — бюро Берии (по топливу и электростанциям) объединили с бюро Кагановича (по транспорту и связи) в одно бюро по топливу и транспорту под председательством неизменного сталинского «Фигаро» — Лаврентия Берии.
Но при любой структуре управления послевоенной экономикой СССР обязанности Берии в Совете Министров СССР были первостепенными. Это хорошо видно и из того, какие послевоенные проекты, осуществляемые, например, только Министерством внутренних дел СССР, шли через Берию.
Остановлюсь немного и на этом, поскольку ранее эту тему не затрагивал.
ТОТ, кто думает, что ряд крупных послевоенных мирных проектов СССР, к которым имело отношение МВД СССР, осуществлялся исключительно «рабским» трудом и в «нечеловеческих» условиях, заблуждается.
Вот, например, такой крупнейший проект, как строительство канала «Волга-Дон». «Страшную» его статистику дам строго по «демократическому» сборнику документов «Сталинские стройки ГУЛАГа. 1930–1953», изданному в 2005 году в Москве Международным фондом «Демократия» (Фондом Александра Н. Яковлева):
«По состоянию на 1 января 1950 г. на Волгодонстрое работали 15 397 вольнонаемных и 37 247 заключённых, а также: 80 экскаваторов,
150 скреперов с тракторами «С-80», 56 бульдозеров, 10 земснарядов,
960 грузовых машин (из них 50 самосвалов), 7 буксирных пароходов,
22 баржи, 19 катеров, 67 тракторов «С-80» и 410 металлорежущих станков…»
Итак, кайло Беломорканала ушло в прошлое.
2 ноября 1950 года МВД СССР в докладе Сталину сообщало, что всего на строительстве Волго-Донского водного пути трудятся 68 500 человек, из них заключённых — 53 800 человек. При этом количество техники на строительстве самого канала, Цимлянского гидроузла и оросительных сооружений постоянно возрастало, и основная часть работ велась не под «Дубинушку», а за рычагами машин, что хорошо видно из нормативных уровней механизации работ, которые были установлены на Волгодонстрое: земляные работы — 97 %; приготовление и транспортировка бетона — 100 %; укладка бетона — 98 %; добыча бутового камня
— 100 %; добыча камня и дробление его в щебень — 100 %; добыча гравия и песка
— 100 %; забивка свай и монтаж металлоконструкций — 99 %; строительство жилых и промышленных зданий — 90 %; крепление откосов и дна канала железобетонными плитами — 50 %.
А вот как обстояли дела на Волгодонстрое со статистикой «страшной» смертности — вновь даю прямую цитату со страницы 121-й сборника документов о ГУЛАГе:
«За 1948–1952 гг. через. лагеря МВД прошло 236 778 заключенных, из них: было освобождено — 114 492 человека, умерло 1766 (0,746 %. — С.К.), бежало — 1123. Максимальная численность заключенных пришлась на 1 января 1952 г. — 118 178 человек».
Что значит смертность в 1766 смертей за пять лет, то есть 353 смерти в год? Это означает меньше одной смерти в день в почти стотысячном городе, то есть — ниже уровня естественной смертности в СССР Сталина и намного ниже, чем уровень смертности в «демократической» России, где в 2003 году на 1000 человек населения приходилось 16,4 умерших, то есть — 1,64 %.
Дай Бог обеспечить Владимиру Путину такую смертность по всей «демократической» России, которую имел в начале 50-х годов «тоталитарный» сталинский ГУЛАГ!
Впрочем, в послевоенные 40-е годы Берия не руководил МВД, но курировал его, и через непосредственно Берию шли вопросы, связанные с очень крупными проектами, в частности: по железнодорожному строительству на Севере и Дальнем Востоке, строительству в районе Игарки на Енисее лесного порта, паромной переправы с материка на Сахалин через Татарский пролив.
О выполнении годовых планов добычи золота, платины, серебра, редких металлов, кобальта, олова и т. д. доклады в конце 40-х и начале 50-х годов доклады МВД СССР шли в три адреса: Сталину, Берии и Маленкову.
Но и в восстановление и послевоенное развитие советской чёрной и цветной металлургии Берия тоже внёс выдающийся вклад, особенно — в первые, самые сложные годы восстановительного периода.
Отвечал Берия, кроме прочего, и за восстановление угольных шахт, однако отдельной статьёй всегда была для Берии нефть — тут он и сам давно стал экспертом, причём получше многих «чистых» профессионалов.
На нефти надо бы остановиться подробнее.
В речи на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа Москвы 9 февраля 1946 года Сталин говорил — как о важнейшей перспективной задаче — о необходимости увеличения ежегодной добычи нефти до 60 миллионов тонн. При этом Сталин сказал, что на решение этой задачи пойдёт, пожалуй, три новые пятилетки, если не больше, и прибавил: «Но это дело можно сделать, и мы должны его сделать».
Простой подсчёт показывает, что по директивам Сталина Советский Союз должен был производить примерно 60 миллионов тонн сырой нефти к 1961 году. Тогдашний министр нефтяной промышленности Байбаков (фигура лично для меня малопочтенная) уже значительно позднее убийства Берии заявлял, что такой план был якобы бериевской авантюрой и что на цифру в 60 миллионов тонн Сталина безответственно спровоцировал именно Берия — якобы без консультаций со специалистами.
Однако разберёмся.
Накануне войны СССР добывал 34 миллиона тонн нефти в год, сразу после войны — 19 миллионов тонн. А в 1960 году, когда имя Берии давно было хрущёвцами проклято, в СССР было добыто 148 (сто сорок восемь) тонн нефти, не считая того, что к этому году в 15 (пятнадцать) раз возросла добыча природного газа.
Так кто лучше знал возможности и резервы нефтедобывающей отрасли — «профессионал» Байбаков или «дилетант» Берия?
Но так же профессионально Лаврентий Берия вникал в вопросы, например, механизации лесозаготовок, лесосплава, развития бумажной промышленности — документы на сей счёт сохранились в архивах по сей день.
А сохранились они — несмотря на все последующие антибериевские чистки и подчистки архивов — потому, что здесь повторилась история «вырезания» Берии бритвой из Большой Советской Энциклопедии. Основную-то статью о Берии из 5-го тома БСЭ убрали, а о рассыпанных по различным томам многочисленных упоминаниях имени и заслуг Берии перед Россией забыли.
Да и невозможно было все эти упоминания убрать, разве что приказать чернилами имя Берии вымарывать, или изымать из общественных и личных библиотек многие тома БСЭ полностью.
Так же вышло и с архивными документами. Уничтожали их, дающих нам подлинного, а не демонизированного Берию, хотя и много, но уничтожали, в основном, документы, касающиеся его политической деятельности.
С деятельностью же Берии в сфере экономики это сделать оказалось невозможно — иначе соответствующие государственные архивы были бы просто-напросто опустошены.
БЕРИЯ курировал и все крупные послевоенные гидротехнические проекты СССР, причём не только по линии кураторства МВД СССР, а и как зампред Совмина. Скажем, 5 июля 1951 года заместитель министра внутренних дел СССР B.C. Рясной докладывает заместителю Председателя Совета Министров СССР Л.П. Берии о ходе работ по строительству Волго-Балтийского водного пути. Ориентировочная стоимость строительства оценивалась в 2 миллиарда 200 миллионов рублей — сталинских!
Вот лишь один из участков работ:
«На Волжском склоне Волго-Балтийского водного пути на реке Ковже, Белозерском обводном канале и реке Шексне вместо существующих 8 маломерных шлюзов сооружаются два гидроузла на реке Ковже — Шумкинский и Константиновский, каждый в составе плотины, шлюза и насосной станции, и на реке Шексне — Череповецкий гидроузел в составе плотины, шлюза и гидроэлектростанции мощностью 300 тыс. квт.».
А 6 июля 1951 года уже министр речного флота ЗА. Шашков докладывает Берии в подробной справке о транспортном использовании Беломорско-Балтийского канала имени Сталина, Мариинской системы, канала имени Москвы, Рыбинского и Угличского шлюза на Волге.
Курировал Берия и строительство Волгодона. 13 июня 1946 года министр внутренних дел СССР С.Н. Круглов и начальник и главный инженер Гидропроекта МВД СССР, крупнейший советский гидротехник С.Я. Жук направили на имя Сталина и Берии письмо, в котором говорилось:
«По Вашему указанию (обращаю внимание читателя на это «по Вашему.», то есть указание исходило не только от Сталина, но и от Берии. — С.К.) НКВД СССР в начале 1941 года разработал ряд схем водного соединения Волги с Доном. Рассмотрев эти схемы, Вы остановились на варианте, по которому Волго-Донской канал начинается у г. Красноармейска на Волге и выходит к Дону у г. Калача; далее путь проходит по реке Дону, глубина на котором обеспечивается попусками воды из крупного водохранилища с плотиной у хутора Кумовского. Дальнейшая разработка была прервана войной.»
Теперь же, после войны, проектные разработки по Волго-До ну возобновились. Между прочим, показательной была приписка в конце письма: «Основные показатели Волго-Донского водного пути посланы только в адрес тов. Берии».
11 сентября 1948 года Круглов и Жук в очередной раз докладывают Берии о ходе строительства, и Берия пишет на этом письме резолюцию, которую привожу полностью — личность и деловой стиль Берии видны из неё очень отчётливо:
«Решениями Правительства от 27/II и 19/III-1948 г. МВД СССР выделено всё необходимое для обеспечения работ по плану текущего года и подготовки к развороту строительства Волго-Донского канала в 1949 году.
Между тем подготовительные работы на Волгодонстрое идут пока слабо, что объясняется непринятием должных мер со стороны Главгидростроя.
Главгидрострой плохо дерётся за реализацию указанных решений Правительства.
Вам необходимо послать т. Жука на строительство для оказания на месте необходимой помощи. А т. Рапопорт (начальник Главгидростроя МВД СССР, с 14.01.49 по совместительству и начальник Волгодонстроя. — С.К.) заставить как следует заняться вопросами материально-технического обеспечения Волгодонстроя.
Волго-Дон является одной из важнейших строек МВД СССР — поэтому и Вы лично обязаны заниматься этой стройкой повседневно, оказывая помощь Главгидрострою.
Л. Берия».
Указания Берии особо впрок не пошли, и 18 мая 1949 года выходит секретное Постановление СМ СССР № 1978-748с «Об ускорении строительства Волго-Донского водного пути». Подписано Постановление было, как и всегда, Сталиным, но готовил его, несомненно, «совминовский» аппарат Берии при личном участии Берии, внимательно ознакомившегося с материалами.
Но и после этого не всё было ладно, и 31 октября 1949 года выходит ещё одно Постановление СМ СССР № 4960-1909с «Об укреплении руководства строительством Волго-Донского водного пути» — ещё более «бериевское» по стилю и духу, то есть — точное, деловое, конкретное как в части констатации недостатков, так и путей их выправления.
Кроме прочего, в Постановлении говорилось:
«… в процессе подбора руководящих и инженерно-строительных работников для Волгодонстроя Управлением кадров Министерства внутренних дел СССР (начальник Управления т. Обручников) Главгидростроем и Волгодонстроем (начальник т. Рапопорт) на некоторые руководящие должности были назначены лица, не внушающие доверия (Райкин, Гринман, Курзон, Ляховецкий). Продолжительное время не был назначен заместитель начальника Волгодонстроя по общим вопросам. нет заместителя главного инженера по гидротехническим сооружениям.», и т. д.
Бери., то бишь — официально — Сталин, намечал в Постановлении Совмина ряд мер. В частности, Главгидрострой МВД СССР был переведён из Москвы непосредственно на строительство Волго-Дона и объединён с управлением «Волгодонстрой» в Главное управление «Главгидроволгодонстрой» под руководством С.Я. Жука.
Тем же Постановлением заместителем главного инженера по гидротехническим сооружениям Главгидроволгодонстроя назначался Н.А. Филимонов (как и Жук, за строительство Волго-Донского канала в 1952 году он получил звание Героя Социалистического Труда).
Характерно то, что в Постановлении, официально подписанном главой Правительства, было записано: «Сохранить за т. Филимоновым Н.А. занимаемую им жилплощадь в г. Ленинграде».
Как видим, Берия не забыл даже о такой, казалось бы, «мелочи» — в государственных-то масштабах! Однако Берия прекрасно понимал, что те, от кого он требовал «драться» за реализацию решений Правительства, не щадя сил и времени, очень чутки к тому, что Сталин и Берия о подобных «мелочах» не забывают.
К весне 1952 года работы на Волго-Доне заканчивались, 19 мая 1952 года была утверждена Правительственная комиссия по приёмке готовых сооружений Волго-Донского водного пути. А 12 июня 1952 года министр МВД СССР С.Н. Серов и его зам И.А. Серов в чисто деловой записке на имя Берии докладывали о ходе первых проводок судов по новому каналу.
Причём Волго-Дон был лишь одной из множества повседневных «мирных» забот Берии, кроме «оборонных» «дел № 1, 2 и 3», которым он повседневно был обязан — официально обязан! — отдавать половину своего рабочего времени.
Когда тут по женщинам шастать и гарем содержать? Пожалуй, на такой вопрос способны внятно ответить лишь сочинители небылиц о Берии, с детства уверенные, что булки на берёзах растут, а молоко течёт из коров по трубам.
ПОСЛЕДНЕЕ же — по счёту, но не по значению, что мне остаётся здесь сказать о победах Лаврентия Берии во имя экономической мощи России, это оценить его роль в становлении в СССР новых, наукоёмких, как стали говорить позднее, отраслей экономики.
Насколько я знаю, данную сторону послевоенной деятельности Лаврентия Павловича ранее особо не подчёркивал никто, в том числе и я сам. Как-то не осознавалось ранее со всей отчётливостью, насколько много здесь было сделано лично Берией.
А сделал он на удивление много — лично, сам.
Берия курировал Атомный проект, работы по ПВО Москвы и позднее — по дальним баллистическим ракетам. И каждый из этих проектов был особо наукоёмким. Однако наибольшее число разнообразнейших проблем создавали, конечно, потребности «атомных» работ.
И во все, абсолютно во все, значащие проблемы, связанные с потребностями Атомного проекта, Берия входил самым тщательным и внимательным образом. Через него шёл ежедневный огромный поток не пустых канцелярских, а чисто деловых бумаг — входящих и исходящих.
Входящие он читал, вникал в них, делал подчёркивания, накладывал резолюции. Исходящие, подготовленные с учетом его деловых указаний и решений, он редактировал и подписывал.
Через Берию же шли и все многочисленные «атомные» Постановления и Распоряжения Совмина СССР, которые нередко подписывались хотя и именем Сталина, но реально визировались Берией — он имел такое право, делегированное ему Сталиным.
Вышесообщённый мной факт не умаляет, конечно же, значения и роли личного участия Сталина в Атомном и других оборонных проектах — они были перво степенными, выдающимися. Но к рубежу 40-50-х годов работоспособность
Сталина снизилась, и оперативное руководство оборонными работами, и вообще работой экономики, всё чаще переходило к Берии.
Итак, в конце концов всё замыкалось на Берию и затем, оплодотворённое его решениями и энергией, возвращалось на уровни, где решения претворялись в материальный результат.
И вот тут.
И вот тут я должен признаться, что колебался — знакомить ли читателя с той суховатой «аннотацией» тех основных наших послевоенных «наукоёмких» достижений, где организующая роль Берии оказалась выдающейся?
Многое из того, что я всё же решился сообщить ниже, в полной мере может оценить лишь специалист. Однако, надеюсь, даже люди, далёкие от проблем науки, техники и промышленности, смогут понять и оценить по достоинству то, насколько сложно было Берии разбираться и принимать решения в пределах своих государственных обязанностей только по одному порученному ему делу — «№ 1», то есть — «атомному».
Начну с проблемы получения чистого урана, то есть — получения не просто металлического урана, что само по себе было труднейшим делом, но именно чистого урана, то есть урана, очищенного от посторонних примесей.
Без чистого урана оружейной кондиции бомбы нет! А очистка урана представляет собой чрезвычайно трудную техническую задачу.
В уже известной читателю книге Смита «Атомная энергия для военных целей» сообщалось, что «эта задача была одной из наиболее сложных и для Америки и потребовала привлечения на длительное время крупных специалистов и ряда фирм».
Нужны были, например, чистый аргон и металлический кальций, без которых нельзя организовать получение урана в металлическом виде. В СССР имелось небольшое производство аргона, но этот аргон содержал большое количество азота и не мог применяться для плавки урана. Производства же металлического кальция в Советском Союзе ранее не было совершенно.
До начала Второй мировой войны во всём мире было только два завода, изготовлявших металлический кальций: один завод во Франции и один в Германии. В 1939 году, ещё до оккупации Франции немцами, американцы по технологии, полученной из Франции, построили третий завод по получению металлического кальция.
России, начавшей свой Атомный проект, передавать современные технологии никто не собирался, и новая оригинальная технология производства металлического кальция высокой степени чистоты была разработана работниками Уранового комбината и там же внедрена в производство.
Промышленное производство фтористого урана было немыслимо без производства чистого фтора, а промышленного производства фтора в стране тоже не было, и его тоже надо было создавать!
Среди трудностей получения чистого металлического урана есть и та, что содержание примесей в уране, тормозящих или останавливающих ядерные реакции. допускается не более чем на уровне миллионных долей процента. Уже ничтожные доли вредных примесей делают уран непригодным с оружейных позиций.
До 1945 года в СССР не было не только высокочувствительных методов определения примесей в уране, но не было и необходимых реактивов для проведения тонких аналитических работ, а для получения чистого металлического урана требуются очень чистые химические реагенты и реактивы — более 200 различных реактивов и свыше 50 различных химических реагентов высокой степени чистоты с содержанием некоторых элементов не выше одной миллионной и даже до одной биллионной доли процента (то есть 1 грамм примесей на 100 000 (сто тысяч) тонн чистого продукта! — С.К.)
В США имелось более десятка фирм, занимающихся изготовлением химически чистых реагентов и реактивов. В число этих фирм входили такие концерны, как «Дюпон де Немур», «Карбид энд Карбон корпорейшн», связанные с немецким концерном «И.Г. Фарбенидустри».
Советские химики задачу создания производства многих десятков химических веществ исключительно высокой степени чистоты, ранее не изготовлявшихся в стране, должны были решать самостоятельно.
Помимо того, что были необходимы особо чистые химикаты, производство которых надо было организовать заново, необходима была совершенно новая аппаратура для всех химических процессов.
Большинство материалов, обычно используемых в химическом машиностроении, оказалось для этих целей непригодными — обычные марки нержавеющих сталей здесь не подходили.
А проблема новых специальных материалов!..
Кроме делящихся материалов — урана, плутония, для создания атомной бомбы необходимы многие другие материалы и химикаты, которые в СССР ранее не производились или производились, но — неподходящего качества.
Прежде всего необходим был графит высокой степени чистоты, такой чистоты, которой не знала ни одна отрасль промышленности Советского Союза.
Первые отечественные графитовые изделия для промышленности — графитовые электроды были изготовлены в 1936 году, но для сооружения уран-графитового атомного реактора был нужен графит очень высокой степени чистоты в виде блоков определённой формы. Общее содержание золы в графите не должно было превышать 0,02 %.
Без графита же сверхвысокой чистоты атомный реактор невозможен, а даже сорта наиболее чистого графита, изготовлявшегося советской промышленностью до 1945 года, содержали до 2 % примесей, то есть в 100 раз больше, чем это необходимо.
И вот в достаточно короткие сроки, в результате упорных исканий, удалось создать промышленную технологию получения чистейшего графита с содержанием золы менее 0,01 %.
Необходимо было заново организовать производство и ранее совершенно не производившихся в стране материалов: чистой окиси бериллия, чистой окиси тория, хлористого кальция, окиси кальция, ряда кислот исключительно высокой степени чистоты, специальной резины и резиновых изделий.
Для создания атомных агрегатов необходимо иметь и «тяжёлую» воду.
Обычная вода — всем известная «Н20» содержит лёгкий изотоп водорода — протий. «Тяжёлая» вода содержит также более тяжёлый изотоп водорода — дейтерий. Но производство «тяжёлой воды» — сложный и энергоёмкий процесс. Во время войны союзники сумели разбомбить в Норвегии завод по производству «тяжёлой» воды, работавший на немецкий атомный проект, и это стало одной из причин того, что немцы сделать свою бомбу не успели.
В Америке все сведения о производстве «тяжёлой» воды имелись за много лет до начала работ по атомной проблеме, а в Советском Союзе необходимо было начинать эту работу с исследований по изучению методов получения «тяжёлой» воды и методов её контроля. Необходимо было разработать эти методы, создать кадры специалистов, построить заводы.
И всё это надо было сделать в очень короткие сроки.
ЧИТАТЕЛЬ не утомился?
А ведь я только начал!
Вот, скажем, проблема точного приборостроения.
Физики, химики, инженеры-исследователи нуждались в новых разнообразных приборах высокой степени чувствительности и высокой точности.
Довоенные пятилетки — впервые в истории России дали нам и отечественное приборостроение, однако после войны с гитлеровской Германией приборостроение страны не оправилось от её последствий. Приборостроительные заводы Харькова, Киева и других, ранее оккупированных, городов были разрушены. Заводы Ленинграда и Москвы тоже в военные годы пострадали и не были полностью восстановлены. Надо было быстро восстановить разрушенные заводы и строить новые.
А новые требования к точности приборов создавали ещё и новые трудности — таких точных приборов промышленность ранее не изготовляла. Многие сотни приборов необходимо было разрабатывать заново.
В США конструированием и изготовлением приборов занималось большое количество фирм. Только изготовлением приборов по измерению и контролю ядерных излучений в США занималось 78 фирм, а многолетние связи с приборостроительными фирмами Германии, Англии, Франции, Швейцарии облегчали специалистам США конструирование новых приборов.
У нас же.
До войны приборостроительная промышленность Советского Союза отставала по сравнению с другими отраслями отечественной экономики — эта отрасль промышленности была наиболее молодой. Теперь же попытки приобрести приборы за границей встретили прямое противодействие правительственных организаций США. Многие фирмы США отказывались принимать заказы от Амторга — советской внешнеторговой организации для торговли с США.
А на один только атомный реактор требовалось установить около восьми тысяч различного рода приборов.
Оставался единственный выход — организовать разработку и изготовление новых приборов у себя в стране. Среди них было очень много совершенно новых, работающих на совершенно новых принципах, ранее не использовавшихся в мировом приборостроении.
С 1946 года по 1952 год приборостроительные заводы СССР изготовили для нужд атомной отрасли 135,5 тысячи приборов новых конструкций и более 230 тысяч типовых приборов.
Наряду с созданием контрольно-измерительных приборов и разного рода регуляторов была разработана и изготовлена серия специальных манипуляторов. Манипулятор воспроизводит движения рук и кистей рук человека и позволяет дистанционно выполнять тонкие и сложные операции.
Нужно было создать новые марки стекла для химической посуды и аппаратов, новые марки эмалей, новые материалы тиглей и форм для плавки и разливки урана, а также новые составы пластических масс, стойкие в агрессивных средах.
Остро стоял вопрос о печах для плавки урана. Получить такие печи было неоткуда — вакуумные печи строились в США, но правительство США наложило запрет на продажу таких печей Советскому Союзу. И советским трестом «Электропечь» было создано 50 различных типов электропечных установок.
Отсутствие нужной вакуумной техники по всему спектру задач стало тоже серьёзной проблемой, а её разрешение — крупной победой. Без вакуумного оборудования невозможно развитие многих важнейших физических исследований и работа важнейших инженерно-физических сооружений.
До начала Атомного проекта в СССР развитие научно-исследовательских работ по вакуумной технике было ограничено очень слабой базой двух лабораторий, а возникшая потребность в вакуумном оборудовании была огромной: одних вакуумметров различных типов требовалось только на один 1947 год свыше 3000 штук, форвакуумных насосов свыше 4500 штук, высоковакуумных диффузионных насосов свыше 2000 штук.
Требовались специальные высоковакуумные масла, замазки, вакуумплотные резиновые изделия, вакуумные вентили, клапаны, сильфоны и т. п.
И это мы тоже сделали — сами! Наши НИИ смогли создать мощные высоковакуумные агрегаты производительностью в 10–20 и даже в 40 тысяч литров в секунду. По мощности и качеству советские высоковакуумные насосы начала 50-х годов превосходили новейшие американские модели.
ЧИТАТЕЛЬ не утомился?
Скорее всего — утомился. Устал, просто читая обо всём том, что надо было сделать, и сделать не одно за другим, а сразу, параллельно!
А каково было герою этой книги?
Конечно, не Берия разрабатывал методы получения, например, чистой окиси бериллия и проекты заводов по его производству, но те, кто этим занимался, имели только одну эту задачу.
А Берии необходимо было держать в голове ход сотен различных дел — от строительства бараков для рабочих на «атомных» объектах до организации фундаментальных исследований в области физики.
Да, наряду с широким развитием научно-исследовательских и экспериментальных работ в институтах, конструкторских бюро и лабораториях, связанных с наиболее насущными «атомными» задачами, то есть с проектированием и строительством атомных реакторов, установок по разделению изотопов, и, в итоге, созданием атомного оружия, возникали и другие — перспективные, задачи. На новый уровень становилась организация экспериментальных работ по изучению частиц высоких энергий и вызываемых ими реакций.
На начальной стадии работ по ядерной физике мы не имели мощных ускорителей, необходимых для получения ядерных частиц высоких энергий, и были всемерно расширены исследования в области космических лучей. В Армении, на горе Алагез, на высоте 3200 метров над уровнем моря построили станцию по изучению космических лучей с магнитом весом в 55 тонн, под Москвой была создана лаборатория высотных полётов для изучения космических частиц на высоте 20–30 километров с использованием шаров-зондов.
Но это были меры, так сказать, «худосочные», паллиативные, и проблема мощных ускорителей тоже стала предметом забот Специального Комитета Берии. Уже в феврале 1946 года было принято решение о сооружении самого мощного в мире циклотрона, обеспечивающего получение протонов с энергией в полмиллиарда электрон-вольт. Ускоритель должен был обслуживать все основные институты и лаборатории, работающие в области ядерной физики.
Ко времени начала проектирования циклотрона в СССР не было никакого опыта и никаких данных о способах осуществления таких огромных установок.
Американский циклотрон в Беркли с магнитом весом в 4200 тонн в мировой литературе расценивался как одно из замечательных сооружений современности, однако советский циклотрон должен был превзойти американский не только по размерам электромагнита (магнит советского циклотрона весил 7000 тонн) и по величине энергии ускоренных частиц, но и по своему техническому совершенству. В связи с сооружением циклотрона было выполнено 69 крупных научно-исследовательских работ. Проектирование и конструирование вело Особое конструкторское бюро Министерства электропромышленности СССР, а основным изготовителем стал ленинградский завод «Электросила».
Циклотрон (установка «М») был построен в районе Иваньковской ГЭС в 125 километрах от Москвы к декабрю 1949 года. Главный корпус, в котором размещался электромагнит, представлял собой монолитное железобетонное сооружение высотой до тридцати шести метров со стенами толщиной в два метра.
Однако уже весной 1952 года было принято решение о реконструкции установки «М» для повышения энергии протонов до 650–680 млн электрон-вольт.
Сегодня трудно поверить, что этакое и в такие сроки совершалось на той же земле, по которой ныне ходят руководящие кремлёвские ельциноиды.
И это было не всё!
В мае 1946 года Владимир Векслер предложил спроектировать мощный синхротрон — ускоритель электронов с магнитом весом около 400 т и энергией электронов 400–450 млн электрон-вольт, с доведением частиц в дальнейшем до 900 млн электрон-вольт.
А 2 мая 1949 года было принято Постановление СМ СССР о строительстве мощного кольцевого ускорителя протонов — синхрофазотрона на энергию в 10 миллиардов электрон-вольт! Начатый разработкой под контролем Л.П. Берии, синхрофазотрон был введён в эксплуатацию уже после смерти Сталина и Берии -5 декабря 1957 года. Но это тоже было одной из побед Берии — уже посмертных.
ЕЩЕ одной его, и тоже во многом — посмертной, победой стало мощное развитие в СССР с начала 50-х годов отечественной вычислительной техники.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.