Убери руки, Василёк!
Убери руки, Василёк!
Ой, Вася! Ты, что ль? Вась! Залезай скорей в копну. Только обещай, Вася, что не будешь меня своими ручищами бесстыжими сразу лапать. Васька, ну давай помечтаем сначала… Смотри, сколько звёзд на небе. Хорошенькие все, маленькие, как наши колхозные яблоки. Вася, убери руки, слышь, всю блузку замацкал. Никогда больше к тебе в копну не приду. Правда. Клянусь. Хоть век мне с председателем в лодке не кататься… Васька, перестань!
Кстати, Федька, который вчера вот тут, на твоём месте сидел, говорит, что лет через двадцать, уже при коммунизме, денег не будет! А до Марса трамваи ходить будут прямо из нашего колхоза, от коровника. Романтик он всё-таки, Вась, не то что ты – только об одном и думаешь. Убери руки, слышь? Сиди, быстро мечтай, кому сказала!
Кстати, ты почему план не выполнил? Золотые ведь руки у тебя, Вась (щекотно!), а план не выполнил. Ну какой же ты нетерпеливый, Васька, как наш мерин мохнорылый! В последний раз говорю: убери руки, а то протянешь ноги. Ты же знаешь, я ударница. Тресну, в партию по частям принимать будут. Работать сможешь только в красном уголке бюстом Мересьева.
Кстати, о бюсте… Васька, ты Тамаркину грудь видел? Ну что ты задрожал, как трактор на колдобине? А я завидую ей: вот это грудь! Сколько ж на такой груди орденов уместиться может! А на моей только значок ГТО, видишь?
Васька, ты смотреть смотри, а руками святое-то не лапай. Что святое? Значок – святое! А это – не значок и не святое. Убери руки, они у тебя хоть золотые, а холодные, как ноги у нашего фельдшера. Откуда про фельдшера знаю? Тамарка рассказывала. Так что положи быстро свои беспартийные грабли на колени. Да не ко мне на колени, а к себе. Вот так и сиди, как сфинкс в копне. Сфинкс – это такое животное, Вась. Наш агроном на него похож, когда на работе спит с открытыми глазами.
Васька, ну что ты всё время молчишь, как глухонемой, да дышишь, как лошадь пожарная во время тревоги?
Скажи, Вась, честно, глядя мне в глаза: вот ты бы хотел?… Нет, не это. Это я знаю, ты бы всегда хотел… А птицей хотел бы стать?
А Федька хотел бы! Он мне сам говорил: «Хотел бы я, Наташа, стать птицей, взлететь высоко-высоко, а оттуда камнем вниз и прямо нашему председателю на голову! И чтобы вдребезги!»
Васька, Васька, Васька, прекрати! Вася, Вася, Вася, Вася, Василёк ты мой… Вот за что я тебя люблю: за то, что ты всё равно своего всегда добьёшься. Не то что Федька – до утра про звёзды треплется.
Прошло пятнадцать лет
– Вась, а Вась, ну что ты, как только спать ложимся, сразу к стенке отворачиваешься? Что я тебе, снотворное, что ли? Повернись, слышь? Нашей дочурке братик нужен. Ну что ты там молча грязным пальцем в обоях ковыряешь? Ну хорошо, ну не хочешь сына, давай поговорим о чём-нибудь. Жизнь ведь проходит, Вась, а ты всё молчишь. Федька с Тамаркой до утра о Феллини треплются, об Мандельштампе тоже. Тициана вслух читают…
Вась, Вася… Ты хоть знаешь, что такое «Феллини»? Запчасти или макароны? И я не знаю… Фильку кривого знаю. Темнота мы с тобой, Вась.
Повернись, слышь, давай хоть помечтаем о чём-нибудь возвышенном. Например, о том, как мы тебе пижаму купим! Выходную, да, Вась?… Как у нашего председателя! Будешь в ней по субботам в клуб на танцы ходить. А мне, Вась, колготки… Представляешь? В городе, говорят, местные мичурины два чулка вместе сшили! Вроде как перчатки для ног получились. Ой, ещё я мечтаю на спальный гарнитур в очередь… Французский, белый, как у Тамарки… Называется какая-то ночь – Варфоломеевская, что ли. Ага, и тебе – зимнюю шапку.
Ой, Вась, представляю: лежишь ты в белом спальном гарнитуре, в шапке…
Что молчишь, Вась? Жизнь, говорю, проходит. Повернись, слышь, не трону. Клянусь, не трону! Клянусь самым дорогим, что у тебя есть: нет, не этим, а велосипедом твоим. Зато, если повернёшься, жвачки дам пожевать. Федька из Италии одну штучку привёз, теперь всем пожевать даёт. Сегодня наша с тобой, седьмая, очередь. Только, Вась, ты её, как в прошлый раз, не глотай. Ещё агроном после нас жевать должон.
Тамарка, кстати, на агронома – слыхал? – в партком написала, что он её обозвал «свиноматкой в сарафане». Ага… А парторг, как всегда, не посмотрел и резолюцию наложил: «Согласен».
Васька, чего сопишь? Правда заснул? Проснись! Поехали в Италию. В Риме в Лувр зайдём. Поглядим на пирамиду этого, Херопса, что ли? Ну хорошо, не хочешь в Италию – давай хоть в Москву съездим, Вась? На Кремль взглянем, в павильон космонавтики зайдём, на эту статую знаменитую поглядим – «Мосфильм» называется. Помнишь, где он к ней молотом тянется, а она ему – серпом.
Эх, Вася, Вася… Впрямь, что ли, заснул? А я ведь ради тебя новую ночную рубашку купила. Федька говорит: к лицу! А по-моему – сплошной срам. Всё вываливается, как тесто из кастрюли. Точь-в-точь как в том журнале бесстыжем. Помнишь, что фельдшер показывал? Там у одной платье на босу грудь, юбка-декольте и трусики-невидимки?
Вась, Вась, ты чего зашевелился? Вспомнил, что ли? Васьк, ты куда полез? Вась? Вась? Ожил! Родной мой! А я уж думала, ты у меня совсем как арбуз перезрелый: пузо растёт, а хвостик сохнет.
Вот за что я тебя люблю, Василёк, – за то, что тебя хоть к утру всегда растормошить можно. Не то что наших мужиков. Откуда знаю? Тамарка рассказывала…
Пятьдесят лет спустя
– Ой, ну вот, Вась, я тебе цветочки принесла, к изголовью положу у памятника. Сама рядышком посижу, поговорю с тобой. За жизнь-то нашу мы не наговорились. Ты всё больше молчал, я верещала… Вот и сейчас поверещу, а ты уж потерпи, Вась. Детей наших – нет, не видала. В город теперь не съездишь.
Помнишь, Васька, когда-то в копне под звёздами мы мечтали с тобой: лет через двадцать до Марса – на трамвае? Вот оно как обернулось, Вась: пятьдесят лет с тех пор прошло, а автобусы больше в город не ходят. Ага… Бензин знаешь сколько стоит? Хорошо, что ты лежишь, Вася.
Впрочем, что я о грустном… Хочешь, радостное расскажу? Очередь на наш с тобой спальный гарнитур подошла! Белый, как ты и мечтал! Только чтобы мне его выкупить, надо продать наш дом, Вася. А согласись, глупо в поле одной – с белым гарнитуром. Но ты не волнуйся, дети обо мне заботятся. Сын. Сын хороший получился! Не зря я тебя тогда растормошила. В последний раз прислал мне такой подарок ко дню рождения! Баллончик от хулиганов! У нас же хуже теперь, чем в бесстыжей Италии. Кто с пистолетом, кто с баллончиком… Федька вообще с отечественным дезодорантом ходит. Говорит, самое страшное оружие – наш дезодорант. Прыснешь в глаза – человек падает. Причём от струи. И долго без сознания остаётся. От запаха.
А дочка… Дочка, Васька, вышла за бизнесмена! Большой такой бизнесмен – метра два ростом. Порядочный. Каждый месяц мне справно получку мою присылает – семь долларов. Да, Вась, я у него на предприятии числюсь брокером. Он мне за это платит пять долларов и ещё два доллара приплачивает за нашего кота Мурзика, который у него по ведомостям проходит как помощник менеджера.
Ой, Васька, изменилось всё, не узнал бы ты нашей деревни. Помнишь, как в копне мы мечтали с тобой, Вася, что наступит такое время, когда денег вообще не будет? Вот, Вась, сбылось! Никому больше денег не дают – ни пенсий, ни зарплат. Так что первый признак коммунизма до нас добрёл, Вася. Даже наверху, говорят, средства кончились. Космонавта запустили, а обратно посадить – денег нет. Второй год в космосе крутится, у него за это время на Земле третий ребёнок родился. Это космонавт, гордость наша! А что про нас говорить? Даже Фильке Кривому, представляешь, пособие по инвалидности не дают. Ага. Хотя он каждый год справно справку приносит, что у него ноги нет. Комиссия всякий раз собирается, внимательно смотрит на его культяпку, после чего даёт справку: «Подтверждаем, что и в этот год ноги нет».
Ну что тебе ещё сказать? Новый агроном какой-то травкой торгует. Мудрёное название – «Херболайф», что ли. Он в коровнике офис открыл, секретарш по стойлам посадил. И яркую такую вывеску на иностранном повесил. Все останавливаются, читают: «Херболайф». Задумываются, спрашивают: а что такое «Болайф»? Он им отвечает: «Это по-немецки „здоровый" означает». Ну, в общем, мужики покупают, Вась.
Ну что ещё тебе сказать? Фельдшер ясновидящим стал, после того как в подвал по пьянке свалился. Утверждает, ему что-то открылось, – видать, сильно ушибся, пока летел. Теперь воду минеральную заряжает из нашего болота. Воняет, Вася! Но заряженная!
Сын фельдшера – тоже лекарь. Представляешь, он Тамарке пластическую операцию сделал. Натянул лицо на затылок, слышишь? Ой, Васька! Уши по моде убрал, не лицо – рыбацкий поплавок. Но, видать, перестарался, многовато забрал: глаза выкатились, как будто сзади леший за копчик схватил и не пущает. И всё время улыбается! Помнишь, ты книжку читал «Человек, который всегда смеётся»? Вот, это Тамарка! Дед у неё помер, а она на поминках сидит и лыбится целую неделю.
Ну всё, Вась, пожалуй, пойду. Темнеет. Поздно. Цветочки, хоть и полила, с собой заберу. Здесь теперь ничего оставлять нельзя, Вася. Скамейку тоже с собой возьму. Воровство, Вась, сплошное. Квартиру председателя помнишь – вся в коврах? Ограбили! Одну записку оставили: «Так жить нельзя!» Видишь, есть всё-таки справедливость на свете!
Ну всё, пошла, Вась. И не волнуйся за меня, я как-нибудь проживу. Ты же знаешь, я – ударница, да ещё с баллончиком!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.