13. О нашем пророке

13. О нашем пророке

Несколькими страницами ниже я расскажу историю публикации «Исследования мировых пространств реактивными приборами». Эта работа увидела свет в 1903 году при весьма загадочных обстоятельствах. Однако прежде чем перешагнуть через рубеж, отделяющий XIX век от XX, перед тем как добраться до 1903 года, необходимо вспомнить о толике внимания, какую подарило Циолковскому уходящее XIX столетие.

11 октября 1897 года под рубрикой «Местная хроника» «Калужский вестник» напечатал небольшую заметку «Нет пророка в отечестве своем». Вряд ли пришлось вспоминать об этой заметке, не напиши ее автор одну фразу: «Почему же русские ученые сочли нужным „замалчивать“ г. Циолковского?»

Короткая реплика провинциального журналиста, чуть-чуть обиженного за своего земляка, вновь привела к Циолковскому человека, однажды оказавшего ему неоценимую услугу.

Гость Константина Эдуардовича – Павел Михайлович Голубицкий. Снова, как десять лет назад в Боровске, беседуют эти два человека. Добрым словом они поминают недавно скончавшегося Столетова. Снова рассказывает Циолковский о своей борьбе, о планах и замыслах, о преградах, мешающих осуществить исследования, необходимые зарождающейся науке о полете.

Голубицкий весь внимание. Он знакомится с аэродинамической лабораторией Константина Эдуардовича, осматривает первые, очень грубые и несовершенные, приборы. Листает оттиски статей, опубликованных за те десять лет, что они не видели друг друга. Голубицкому ясно: Циолковский успел добиться многого. Константин Эдуардович сделал бы еще больше, будь у него мало-мальски сносные условия для работы.

Не прошло и недели, как в «Калужском вестнике» появилась огромная статья, озаглавленная явно наперекор заметке «Нет пророка в отечестве своем». Статья называлась «О нашем пророке».

Мне довелось прочитать эту статью в Ленинграде, в одном из залов Государственной публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина. И даже теперь, более полувека спустя, ощущаешь волнение и страсть, с которыми она написана. Свои лучшие гражданские чувства выплеснул Голубицкий в жарком, пламенном призыве помочь Циолковскому.

«Я ушел от Циолковского с тяжелыми думами, – писал Голубицкий, – с одной стороны, я думал: теперь XIX век, век великих изобретений и открытий, переходная ступень, как пророчил Столетов, от века электричества к веку эфира, а с другой стороны, отсутствие всякой возможности для бедного труженика познакомить со своими работами тех лиц, которые могли бы интересоваться ими.

Пройдут годы, лишения создадут чахотку, от которой умрет Циолковский, и за смертью его пройдут, быть может, сотни лет, кто знает, покуда опять народится самоотверженный изобретатель, который своими работами приблизит тот момент, когда люди будут мчаться по воздушному океану, как теперь они несутся по земной поверхности...»

Примечателен и конец статьи:

«Я обращаюсь к вам, глубокоуважаемые профессора и титаны русской науки, окажите вашу могучую поддержку бедному труженику, так сказать, вашему чернорабочему, укажите ему на его промахи, помогите ему вашими советами... Обращаюсь к вам, люди, чуждые науке, и заявляю, что компетентные люди признали большое научное значение работ Циолковского, и потому помогите ему... Прошу гг. редакторов русских газет и журналов не отказать в интересах пособия русским изобретателям в перепечатании настоящей заметки».

Страстной защите деятельности ученого мог позавидовать иной профессиональный адвокат. Луч надежды вошел в дом Циолковских. И действительно, вскоре многое повернулось к лучшему: калужская интеллигенция перестала воспринимать Циолковского как странного оригинала. Передовые люди Калуги поняли, что имеют дело с серьезным ученым, отлично знающим, во имя чего он живет и работает.

В отношении калужан к Циолковскому произошел явный перелом. И причиной тому, пожалуй, не только статья Голубицкого. Вот уже несколько лет Константин Эдуардович учит арифметике и геометрии калужскую детвору. Он делает это отлично. И, как некогда в Вятке, ученики разносят добрую славу. В декабре 1896 года «за труды на пользу дела народного образования» попечитель округа объявил Циолковскому благодарность. Несколькими месяцами позднее Константина Эдуардовича приглашают временно преподавать математику в реальное училище. Педагог с дипломом учителя начальной школы в среднем учебном заведении – случай беспрецедентный. Впрочем, причину его исключительности понимаешь, читая документ, хранящийся в Калужском областном архиве: «Учитель арифметики и геометрии г. Циолковский полный специалист своих предметов и преподает их с особым умением: ясность, точность, определенность, строгая последовательность и наглядность – отличительные черты в изложении им уроков математики». Эта характеристика принадлежит перу инспектора уездного училища П. А. Рождественского.

Таким образом, не случайно, что в 1899 году Константина Эдуардовича пригласили преподавать физику в Калужское женское епархиальное училище.

Каждый день шагает Циолковский на занятия. Он идет, слегка наклонившись вперед, словно несет на плечах тяжелый груз. Сняв плащ-крылатку, небольшими шаркающими шагами входит в класс. На нем длинный черный сюртук старомодного покроя, свободно завязанный шейный платок, брюки, заправленные в сапоги.

Звонок возвещает начало урока. Ученицы притихли. Они любят своего учителя, ценят его искреннее, заботливое отношение. В кабинете физики, еще недавно полуразрушенном и заброшенном, все ожило. Науки, считавшаяся удивительно скучной, оказалась неожиданно интересной. Со свистом вырывается пар заставляя работать небольшую паровую машину. Колпак, из-под которого откачан воздух, невозможно оторвать от стола. Над учительским столом взлетает воздушный шарик, и желающие могут подержать его за ниточку. Да, на уроках физики есть на что посмотреть, над чем задуматься...

Константин Эдуардович верен своим привычкам. Как в Вятке и Боровске, свободное время он проводит на реке. Нет для него большего наслаждения, чем поплавать, погреться на солнышке, а затем снова в воду. Река дарит много радостных часов настоящего отдыха. Тут же, на пляже, Циолковский мастерит лодку, неизменно притягивающую взгляды любопытных. Нет, это не утлый, неустойчивый челнок вроде смастеренного в Боровске. На сей раз лодка исключительное устойчива. Ее два корпуска соединены помостом, между ними огромное гребное колесо (ну что твой пароход); качай рычаги – и плыви куда хочешь...

Среди экипажа необычного судна почти всегда можно увидеть невысокого человека с гладко зачесанными назад волосами и небольшой ершистой бороденкой. Это друг Циолковского – Павел Павлович Каннинг, по профессии – аптекарь по характеру мечтатель. Вскоре после переезда в Калугу Циолковский познакомился и подружился с ним. Каннинг увлекся идеями Константина Эдуардовича, стал одним из его рьяных помощников. Он даже заказал себе особые визитные карточки – «ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ КАННИНГ, АССИСТЕНТ К. Э. ЦИОЛКОВСКОГО». В архиве Академии наук СССР хранится этот маленький кусочек белого картона – трогательное свидетельство высокого доверия к своему старшему товарищу.

Каннинга неизменно наполняли идеи и планы. Он считал себя великим предпринимателем и коммерсантом. (Как мне кажется, он не был ни тем, ни другим.) Чего стоит, к примеру, договор, заключенный им в 1899 году с Циолковским:

«Условие мое (Циолковского Константина) с Павлом Каннингом относительно эксплуатации изобретенных мною лодок, соединенных проходящими внутри досок проволоками, и двойных с колесом. Все расходы на построение лодок должны покрываться доходами от них... Высшая цель наша – подвинуть вперед дело воздухоплавания посредством приобретения обширных средств... Должны вестись приходо-расходные книги, за подписью обоих участников. Каждый должен работать по построению, насколько позволяют силы, обстоятельства и знания...»

Впрочем, дальше договора, точно обусловившего взаимоотношения компаньонов, дело не пошло. А жаль... В лодках-двойняшках можно угадать одну из наиболее прогрессивных современных конструкций. На песке калужского пляжа сооружались грубые прообразы катамаранов – судов завтрашнего и послезавтрашнего дня.

В Музее Циолковского хранится эскиз этого самоходного судна, набросанный в 1958 году калужским старожилом Владимиром Алексеевичем Туркестановым, плававшим на нем вместе с Циолковским. Рисунок сделан по памяти при несколько необычных обстоятельствах.

Летом 1958 года в Калугу приехали московские кинематографисты, готовившиеся к съемкам художественного фильма «Человек с планеты Земля». Для съемок нужно было восстановить «самоходку», однако в Доме-музее К. Э. Циолковского никаких чертежей или фотоснимков не оказалось. Вот тут-то и помог В. А. Туркестанов. В 1900 году он жил на Георгиевской улице Калуги, по соседству с Циолковскими. Однажды по приглашению Александра Циолковского, сына Константина Эдуардовича, плавал на «самоходке». Сильное впечатление от этого плавания позволило Туркестанову (тогда двенадцатилетнему мальчику) восстановить примерный облик лодки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.