От тюрьмы до могилы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

От тюрьмы до могилы

Двенадцать лет венгерского плена Дракулы — самый темный период его биографии, хотя вся она освещена не слишком ярко. Об этих годах ничего не говорят ни румынский фольклор, ни турецкие историки, ни авторы немецких памфлетов. Исчезнув с политической арены, валашский господарь стал им всем неведом и неинтересен. Интерес вызывало только одно — причина загадочного пленения господаря, который все-таки был союзником короля Матьяша и долгое время отважно сражался с турками, главными врагами Венгрии. Михаэль Бехайм, первым представивший свою версию событий, сконструировал целую историю о том, как султан, разъярившись на Дракулу из-за казни послов, пошел на него войной, и тот, чтобы спасти жизнь и власть, предложил в письме выдать туркам короля Матьяша и все венгерское войско.

Это письмо до сих пор служит одним из главных обвинений против Влада. Подлинник его не сохранился, и о содержании мы можем судить только по копии, включенной в текст "Записок" папы Пия II. Из нее следует, что письмо написано 7 ноября 1462 года в неизвестном месте под названием Ротель; кроме него, будто бы были еще два письма, адресованных великому везиру Махмуд-паше и Стефану Молдавскохму, но об их содержании ничего не известно. Вот текст этого документа: "К императору императоров, царю царей земных, сыну великого Амурата, великому султану Магомету, да будет он счастлив, обращаюсь я, Иоанн Влад, воевода Валахии и покорный слуга Вашего величества. Припадаю к вашим стонам, о император, и смиренно прошу позволить мне снова править моей страной и дать мне искупить мои великие прегрешения и ошибки. Я осознал, сколько зла в своем безумии я принес Вам и Вашей стране, но прошу Вас не оставить меня своей милостью и позволить мне заслужить прошение. Я хорошо знаком с Трансильванией и Венгрией и знаю там все дороги и пути. Если Вы удостоите меня своей милостью, я искуплю свое зло тем, что предам в Ваши руки всю Трансильванию, откуда Вам будет легко достичь Венгрии, а мои командиры проведут Вас через все препятствия. Остаюсь навеки Вашим покорным рабом, о великий император, да продлит Всевышний ваши дни!"

Этот цветистый, угодливый стиль ничем не напоминает другие письма Дракулы, написанные четко, деловито, без всякого самоунижения. К тому же письмо написано на латыни, а не по-славянски, как большинство документов воеводы, там нет ни его титула, ни подписи. Папа Пий упоминает, что первоначально язык документа был "болгарским", то есть славянским, но этого неведомого подлинника никто не видел. Король Матьяш славянского языка не знал, и, очевидно, в его руки сразу попало латинское письмо. Не проще ли предположить, что оно изначально было сфабриковано человеком, не знавшим ни языка воеводы, ни стиля его переписки, но очень желавшим опорочить его? Можно вспомнить, что такое же письмо в свое время будто бы отправил султану отец Влада, что и стало основанием для его убийства Возможно, этот пример подал идею тому, кто решил сфабриковать письмо Дракулы. Подлинным оно просто не могло быть: господарь прекрасно понимал, что после всего, что он совершил, султан никогда не доверится ему. Даже если он действительно выдал бы османам Матьяша, его ждал бы в лучшем случае почетный плен в какой-нибудь крепости, а в худшем — золоченый кол. Ходили слухи, что Мехмед II уже приготовил такой для своего злейшего врага Казыклу. Да и зачем ему Влад на валашском троне, если у него уже есть покорная марионетка в лице Раду?

Но если письмо подделали, то кто был его автором? Историки обычно грешат на мстительных саксов — а конкретно на священника брашовской Черной церкви Иоганна Рейделя, который примерно в то же время сочинил и послал королю Венгрии меморандум о "неописуемых преступлениях валашского воеводы Влада". В этом случае Матьяш Корвин предстает наивным простаком, поверившим навету. Но простаком король ни в коем случае не был; очернение противников, в том числе посредством клеветы, было для него обычным делом. Да и все его поведение во время трансильванского похода показывало, что он стремится не договориться с Дракулой, а избавиться от него. Не предположить ли, что именно он пустил в ход фальшивое письмо, сфабрикованное его секретарями или вовремя подброшенное услужливым священником? При этом король даже не потрудился объяснить, как этот документ попал в его руки. Бехайм пишет лишь, что Матьяш, уже выступив в поход на турок, в пути каким-то образом разгадал замысел Дракулы и велел Искре схватить его. Звучит неубедительно: мы знаем, что ни в какой поход король не выступал, а операция по захвату воеводы была тщательно подготовлена.

Немецкие памфлеты считают иначе: война с турками там вообще не упоминается, чтобы не вызывать лишней симпатии к Дракуле, а говорится, что король велел арестовать его за неслыханные зверства. Дьяк Курицын излагает еще одну версию: "Однажды пошел на него войной венгерский король Матьяш. Выступил Дракула ему навстречу, сошлись, и сразились, и выдали Дракулу изменники живым в руки противника. Привели Дракулу к королю, и приказал тот бросить его в темницу". Это, как и многие свидетельства русского дипломата, близко к истине, хотя упомянутое "сражение" свелось к короткой стычке у подножия Кёнигштейна, в которой не ждавший предательства господарь был обречен на поражение.

Ян Искра отвез своего пленника обратно в Братов и там передал, как было условлено, гвардейцам короля Матьяша. Те доставили господаря в Алба-Юлию (Карлсбург), где его заключили в крепость и формально предъявили обвинение в измене, продемонстрировав злополучное письмо. Дракула всё отрицал, справедливо указав вдобавок, что он не является подданным венгерского короля и, значит, никак не может изменить ему. На дознавателей, равнодушно выполнявших чужую волю, это никак не повлияло. Через несколько дней санный возок с господарем двинулся дальше и через Турду и Клуж добрался до венгерской границы. В канун Рождества 1462 года он достиг Буды. Оттуда Дракулу то ли сразу, то ли несколько месяцев спустя отвезли в крепость Вышеград в нескольких милях от столицы, где заключили в высокую Соломонову башню.

Матьяш со своим войском тут же вернулся в Венгрию, подтвердив подозрения, что подлинной целью его похода была не война с турками, а поимка валашского воеводы, которого в Европе считали главным паладином будущего крестового похода. В недоумении были не только иностранцы, но и венгерские сановники. Даже хорошо информированный Антонио Бонфини писал: "Король перешел Альпы, будто бы для того, чтобы освободить из рук турок Дракулу… Придя туда, он, не знаю по какой причине, ибо никто вполне этого не понял, захватил Дракулу в Трансильвании, другого же Дракулу (имеется в виду Раду Красивый. — В.Э.) назначенного в эту провинцию турками, вопреки всеобщему ожиданию, утвердил: этого же привел в Буду пленником".

Мнение своих подданных король еще мог игнорировать, но перед союзниками ему пришлось оправдываться. Копии подложных писем Дракулы через дипломатов были отправлены в Рим и Париж, Геную и Венецию. Недавно прибывшему в Буду папскому легату Никколо из Модруссы позволили даже встретиться с узником в Вышеграде, — правда, ненадолго и под строгим контролем венгерских вельмож. Вот как итальянец описал увиденное: "Он был не слишком высоким, но весьма мускулистым и сильным, с надменным и пугающим видом; имел большой прямой нос, выдающиеся ноздри и удлиненное красное лицо, на котором длинные ресницы обрамляли большие, широко открытые зеленые глаза; густые черные брови делали его выражение угрожающим. Его щеки и подбородок были выбриты, за исключением усов на верхней губе. Вздутые виски увеличивали объем его головы. Бычья шея соединяла его голову с широкими плечами, на которые спадали волнистые черные кудри. Король рассказал мне, а его секретари подтвердили, что по приказам этого человека за короткий срок было истреблено самым жестоким образом 40 тысяч людей обоего пола и всех возрастов, принадлежавших к враждебным ему партиям. Некоторых из них переехали колесами повозок, другим выпустили внутренности, третьим вбили колы в голову, в пупок, в грудь или, стыдно сказать, в причинное место, так что конец кола выходил у них, еще живых, изо рта. Доходя до предела жестокости, он убивал младенцев вместе с их матерями, протыкая их одним колом, а иных приканчивал другими варварскими способами, мучая их орудиями, которых не могли измыслить даже самые свирепые тираны".

Похоже, епископ не сомневался, что этот "надменный и пугающий" человек способен на любое преступление, — по слухам, его уверенность подкрепили щедрые дары Матьяша. Король позаботился и о другом: уже летом 1463 года Михаиль Бехайм продемонстрировал публике свою поэму о злодея них Дракулы. Вероятно, ее заказали поэту сразу после пленения господаря, и сделать это могли только доверенные лица Матьяша. Они же уже через двадцать лет поведали русскому дипломату Курицыну истории о страшном воеводе, в том числе такую: "Рассказывали о нем, что и сидя в темнице не оставил он своих жестоких привычек: ловил мышей или птиц покупал на базаре и мучал их — одних на кол сажал, другим отрезал голову, а птиц отпускал, выщипав перья". О том же писали, как мы увидим, другие современники, но источник слухов был один — двор короля Венгрии.

Вскоре дружные усилия немецкого мейстерзингера и его приятеля-монаха породили целый вал обличающих Дракулу памфлетов, обошедших всю Европу от Лондона до Вильно. Читатели, с ужасом и восторгом внимавшие рассказам о преступлениях валашского воеводы, не задавались вопросом, который закономерно возникает у историков: почему обо всем этом стало известно только после пленения Влада? На дворе стояло не раннее Средневековье" когда новости распространялись годами, а вступила в права эпоха Возрождения — уже появились первые газеты, дипломаты и купцы быстро разносили важные или просто курьезные новости с одного конца континента на другой. Тем не менее целых шесть лет информация о чудовищных по размаху и жестокости деяниях князя не выходила за пределы его маленькой страны. Не возник у читателей и другой вопрос: как в трансильванских городках, все население которых не превышало 3–5 тысяч, Дракула мог посадить на кол двадцать, а то и тридцать тысяч человек?

Поневоле рождается вывод, что "черная легенда" о воеводе создавалась целенаправленно и активно. И не только придворными Матьяша Корвина или мстительными трансильванцами — сочинителей антидракуловских пафлетов в каком-нибудь Страсбурге мало волновали их интересы. Просто Дракула был православным, то есть "еретиком", что позволяло одним приписывать ему самые отвратительные преступления, а другим — верить в это. Вспомним, что потом то же самое произошло с Иваном Грозным: большинство негативной информации о нем до сих пор берется из сочинений западных авторов. Вряд ли стоит по примеру иных румынских (и российских) историков объявлять все обвинения в адрес воеводы Влада (и царя Ивана) чистым вымыслом, пропагандой врагов-католиков против святых защитников православной веры. Эти оправдатели оказывают медвежью услугу не только православию, но и самим своим героям, которые отнюдь не стыдились своих жестокостей — они были уверены, что творят их в интересах государства. И кто скажет, что они были полностью неправы?

Стоит отметить, что в обличительной литературе не было единства относительно мотивов действий воеводы. Одни, как дьяк Курицын, считали, что он искрение боролся за порядок и справедливость, но перегнул палку — то ли из-за дурного характера, то ли по наущению Сатаны (слово "зломудрый" допускает оба этих толкования). Другие, как Никколо из Модруссы, списывали все на злобный, "бестиальный", по терминологии гуманистов Возрождения, нрав князя. Третьи, кивая на "дьявольское" прозвище, однозначно объявляли его одержимым бесом или безумцем, что в то время значило практически одно и то же. В результате именно последнее мнение обрело наибольший вес и, хотя к началу XVI века пафлеты о Дракуле вышли из моды, а со временем его известность и вовсе сошла на нет, смутная память о "дьяволе на троне" пережила века и привела в конечном счете к появлению Дракулы-вампира.

Был ли Дракула безумен? На этот вопрос можно смело ответить отрицательно. Мы уже видели, что его зверства, — во всяком случае, те из них, что зафиксированы не поэтами, а историками, — совершались не импульсивно, в приступе душевной болезни, а вполне обдуманно. Трезвый, холодный расчет был присущ всем решениям воеводы — военным, политическим и личным. До последних дней жизни он поступал разумно и рассуждал здраво, проявляя недюжинный, пускай и "зломудрый" ум. Другое дело, что пребывание у власти, в обстановке постоянных опасностей и интриг, выработало у него "профессиональную болезнь" правителей — манию преследования, которая в сочетании с привычкой к насилию оказалась роковой для многих подданных господаря. Его жестокость часто называют "патологической", но, как уже говорилось, точно так же вели себя многие тогдашние государи. Болезненность можно увидеть разве что в сочетании несочитаемого — крайней жестокости и неуклонной методичности ее применения. Такое сочетание встречалось у древневосточных деспотов (вспомним хотя бы знаменитого Цинь Шихуана), но европейцам было неведомо, и Дракула, предтеча "идейных" тиранов XX века, не мог по вызывать удивление и ужас.

"Черная легенда" о воеводе сочинялась не только в литературе, но и в живописи. Вскоре в Трансильвании была написана картина "Распятие святого Андрея", где в роли одного из мучителей святого выступал человек с узнаваемыми чертами Дракулы и в характерном головном уборе (сегодня эта картина находится в венском дворце Бельведер). Нужно отметить, что Андрей Первозванный считался святым покровителем Трансильвании, жители которой сполна испытали на себе жестокость Влада. Чуть позже где-то в Германии появилось еще одно живописное полотно, где Дракула выступал уже в роли Поития Пилата — мучителя самого Христа; эта картина сейчас находится в Национальной галерее Словении в Любляне.

"Разоблачение" валашского господаря позволило Матьяшу объяснить европейским державам срыв крестового похода, на который уже были выделены деньги. Король получил крупные суммы от папы Пия и венецианских купцов. Эти деньги он потратил на выкуп у Фридриха III Габсбурга за 80 тысяч золотых форинтов короны свитого Стефана — исторической реликвии, без которой он не мог считать себя законным монархом. На самом деле воевать с турками Матьяш не собирался: больше того, он тайно заключил с ними мирный договор, признав Валахию их владением, а Раду Красивого законным государем. Правда, на всякий случай он обзавелся и своим претендентом на валашский трон — это был сын убитого Дракулой Дана III Лайота Басараб из рода Давешти. Для вида венгерские войска все же вторглись в Сербию и, покружив по ней пару месяцев, убрались восвояси. На эту экспедицию и были списаны полученные Матьяшем деньги, что вызвало глубокое недовольство в Европе. Идея крестового похода была окончательно дискредитирована. В августе 1464 года Пий II целый день ждал в Анконе флот крестоносцев, чтобы повести его на Босфор, — и, не дождавшись, умер от огорчения.

Памятник Дракуле у его родного дома в Сигишоаре

Влад Дракула все это время сидел взаперти в маленькой камере на вершине башни Соломона, стоявшей на берегу Дуная у подножия холма, на котором возвышался Вышеградский дворец. В тюрьме было сыро и холодно, несколько каминов в коридоре зимой немилосердно чадили, но не могли отогреть каменные стены. Кормили знатного узника с дворцовой кухни, но спать ему приходилось на влажной от речных испарений соломе — уже через год нестарый еще Дракула согнулся от ревматизма и потерял половину зубов. Лицо его стало бледным от постоянного мрака, глаза ввалились — теперь он действительно напоминал вампира. Не применяя к нему пыток, король Матьяш пытал его бездеятельностью, что для энергичного, стремительного воеводы было страшнее всего. К нему почти не пускали посетителей, не сообщали новости, не давали книг. По сообщению Федора Курицына, он от безделья не только сажал на кол мышей, но и шил одежду "и тем кормился". Похоже, это еще один вымысел, призванный запятнать честь господаря простонародным занятием. Строго охраняемому узнику вряд ли могли доверить иглу и портновские ножницы, да и деньги ему не требовались — свободу на них все равно было не купить.

Год проходил за годом, а за стенами тюрьмы между тем происходили важные события. Помирившись с турками, король Матьяш обратил свое внимание на Центральную Европу, которую всеми силами стремился подчинить. Женившись на дочери Иржи Подебрада, предводителя чешских гуситов, Матьяш на правах родственника предъявил претензии на трон Чехии, который Иржи вовсе не собирался отдавать. Назревала воина, в преддверии которой королю пришлось подавлять восстание трансильванцев, недовольных высокими налогами, а тут еще Стефан Молдавский объявил, что отказывается считать себя вассалом Венгрии и переходит под покровительство Польши. Матьяш решил примерно наказать господаря в случае успеха венгры могли обосноваться в устье Дуная и взять великую реку под свой контроль.

Осенью король отправился в поход, захватив с собой 40 тысяч солдат и 500 пушек; он вез с собой также бежавшего когда-то из Сучавы Петра Арона, чтобы посадить его на молдавский трон. "Черное войско" пленившего Дракулу Яна Искры отличилось и в этом походе, безжалостно грабя и сжигая деревни. Стефан действовал так же стремительно, как его бывший друг Влад, — окружив врагов в захваченном ими городе Бая, он внезапно напал на них ночью 15 декабря. В панике венгры не сумели использовать свое численное преимущество и были разбиты; раненного тремя стрелами Матьяша едва успел и увезти с поля битвы, на котором остались 10 тысяч его солдат. Немало воинов Искры сложили здесь свои головы, а сам старый гуситский гетман умер от ран год спустя. Потеряв обоз и все пушки, венгерская армия отступила через Ойтузский перевал в Трансильванию. Преследуя ее, Стефан захватил отставшего Петра Арона и обезглавил его, выставив голову предателя на пике у ворот Сучавы.

После битвы при Бае венгерский король изменил свое отношение к Валахии, — оказалось, что эта придунайская страна очень важна для его целей. Раду Красивый правил там твердой рукой при поддержке бояр, которым были розданы новые земли и должности. Укрепившись у власти, он потребовал вернуть ему трансильванские графства Амлаш и Фэгэраш, которые Матьяш под шумок прибрал к рукам. Раду осмелился даже угрожать королю войной — благо, за спиной его стояла Османская империя, гарнизоны которой снова обосновались в Джурджу и Турну. Для борьбы с ним ничтожный Лайота Басараб не годился — нужен был сильный, решительный, яростный воин. Нужен был Дракула.

В конце 1467 году дверь темницы воеводы отворилась, и туда вошли трое людей в тюрбанах, с окладистыми бородами. Это были турецкие послы, которым король решил продемонстрировать страшного Казыклу — "секретное оружие", которое Венгрия может пустить в ход, если Порта не будет уступчивой. Послы не были слабонервными, но при виде мрачного, исхудалого узника их бросило в дрожь. Конечно же, они помнили, что этот человек когда-то приказал пробить гвоздями черепа другим турецким послам. Матьяш был доволен произведенным эффектом. Скоро Влада перевезли из Вышеграда в Буду, где поселили в отдельном доме недалеко от королевского дворца. Его строго охраняли, но позволили принимать гостей, вести переписку, иметь оружие. Воевода часами размахивал мечом в маленьком дворике, укрепляя одрябшие за время заключения мышцы.

Именно тогда произошла история, описанная Федором Курицыным: "Случилось, что некий разбойник забежал во двор к Дракуле и спрятался там. Преследователи же стали искать здесь преступника и нашли его. Тогда Дракула вскочил, схватил свой меч, выбежал из палат, отсек голову приставу, державшему разбойника, а того отпустил. Остальные обратились в бегство и, придя к судье, рассказали ему о случившемся. Судья же с посадниками отправился к королю с жалобою на Дракулу. Послал король к Дракуле, спрашивая; "Зачем же ты совершил такое злодеяние?" Он же отвечал так: "Никакого зла я не совершал, а пристав сам же себя убил: так должен погибнуть всякий, кто, словно разбойник, врывается в дом великого государя. Если бы он пришел ко мне и объявил о произошедшем, то я бы нашел злодея в своем доме и либо выдал его, либо просил бы его помиловать". Рассказали об этом королю. Король же посмеялся и удивился его нраву". История похожа на правду, поскольку в ней проявились характерные черты Дракулы — смелость, решительность и чувство собственного достоинства, которое он готов был отстаивать любыми способами.

Тогда, по свидетельству Курицына, Влад не был еще принят королем, но вскоре Матьяш дал ему аудиенцию. Кораль был на 12 лет моложе воеводы, но выглядел едва ли не старше: кроме ран от молдавских стрел, его мучили желудочные колики и подагра. Раскинувшись в удобном кресле, он не позволит посетителю присесть — пусть знает, что он не ровня великому Корвину, потомку римлян. Спокойно, ровным голосом он изложил свои условия: Дракула получает все обещанное ему прежде, то есть руку венгерской принцессы и армию для освобождения Валахии от турок. Но за это он должен не только принести королю вассальную клятву, но и отказаться от "греческой ереси" и стать правоверным католиком. К тому времени Матьяш, не преуспев в амплуа крестоносца, стремился прослыть в Европе борцом за веру. Обращение валашского правителя могло стать первым шагом к окатоличению всех его подданных. За такую услугу Рим наверняка простит королю растраченные не по назначению папские деньги.

Скорее всего, сразу Дракула не согласился, но уже понимал, что другого выхода у него нет. Конечно, уютный домик в Буде приятнее сырой камеры в вышеградской башне, но ему хотелось снова увидеть родную землю и, главное, — расплатиться с врагами, думавшими, что он уже никогда не вернется. Ради этого он готов был сговориться не только с католиками, но и с самим дьяволом. Скорее всего, обращение Влада совершилось в 1471 или 1472 году, после возвращения Матьяша из военного похода в Чехию. Дьяк Курицын с осуждением пишет, что он "не смог перенести временных тягот заключения, и отдал себя на вечные муки, и оставил нашу православную веру, и принял ложное учение католическое". Совсем по-другому это событие трактовали на Западе, где обращение знаменитого грешника в "истинную веру" восприняли как триумф католичества. Одна из немецких хроник, соединяя разновременные события, утверждает: "И он был крещен в Буде и понес великое покаяние, и король снова сделал его князем и воеводой. И говорят, что после этого он совершил много славных деяний". Иные даже считали, что прежде Дракула был не православным, а "язычником", то есть мусульманином, и поэтому радовались еще больше.

Скоро господарь второй (или даже первый) раз в жизни отправился под венец. Курицын называет его избранницу "сестрой короля", но на самом деле это была его кузина Илона Силади — дочь давнего союзника Влада Михая Силади. К тому времени ей было лет двадцать пять, и она успела побывать замужем за знатным рыцарем, сложившим голову в стычке с турками. Об отношениях Дракулы и Илоны (некоторые источники называют ее Юстиной) известно только то, что за пять лет у них родились два сына — скорее всего, их звали Влад и Мирча.

Теперь Влад Дракула снова стал союзником венгерского короля и официальным претендентом на валашский престол. Прежних соратников рядом с ним не было, но он утешал себя мыслью, что сразу после его прибытия на родину к нему устремятся все его "храбрецы". Пока же его "войско" состояло из нескольких венгерских воинов, приставленных к нему в качестве охранников, а заодно и соглядатаев. Он жадно слушал новости с родины, где снова было неспокойно. Стефан Молдавский, помирившись с венгерским королем, открыто выступил против турок. Для начала он в конце 1473 года вторгся в Валахию и наголову разбил войско Раду Красивого, а потом и пришедший к нему на помощь турецкий отряд, перебив по своему обычаю всех пленных. В замке Дымбовица Стефан захватил в плен жену и дочь Раду: первую он отдал своему союзнику Лайоте Басарабу, а вторую. Войкицу взял в наложницы сам — позже она стала его женой и родила воеводе наследника Богдана. Лайота был посажен на трон в Тырговиште, но уже через месяц османская армия Исхак-паши пересекла Дунай и восстановила Раду у власти, дотла разорив при этом окрестности валашской столицы. Это оттолкнуло от брата Дракулы многих сторонников, и весной 1474 года, как только турки ушли восвояси, Стефан и Лайота снова вторглись в Валахию. Брошенный всеми Раду бежал в Турцию, где и умер в следующем году.

На этот раз османы решили не совершать очередную бесплодную экспедицию в Валахию, а устранить корень всех проблем — Стефана Великого. В самом начале 1475 года стотысячное войско бейлербея Румелии Сулейман-паши перешло по льду Дунай и двинулось в глубь Молдовы. С турками шел и Лайота Басараб, мгновенно изменивший прежнему союзнику. В свою очередь, венгры и поляки послали помощь Стефану, армия которого достигала 40 тысяч человек. 10 января у городка Васлуй, где в юности Стефан и Влад бились с польской армией, состоялось решающее сражение. По османам, сгрудившимся в узкой долине, с трех сторон ударили молдавские пушки, а потом в бой пошла кавалерия. Турки, зажатые между быстрыми речками Бырлад и Ракова, были разбиты и в панике бежали к Дунаю, потеряв убитыми и утонувшими до 40 тысяч человек. Несколько тысяч пленных, по словам польского хрониста Яна Длугоша, были все до одного посажены на кол, а трупы их сожжены. После этой победы Стефан Великий стал популярен в Европе еще больше, чем прежде Дракула. Папа Сикст IV поздравил его (православного!) специальным письмом, даровав ему звание "борца за веру Христову". Сам Стефан, однако, не радовался — он строго постился сорок дней и запретил называть себя победителем, потому что победу молдаванам даровал один лишь Бог.

В решающий момент битвы при Васлуе, когда чаша весов начала клониться на сторону молдаван, хитрый Лайота догадался ударить туркам в тыл, внеся спою лепту в их разгром. Тем самым господарь сохранил свою власть, но доверие союзников к нему было подорвано. Это немедленно сыграло на руку Дракуле — король Матьяш вручил ему полк, набранный из трансильванских румын, и отправил на помощь восставшему против турок сербскому деспоту Вуку Бранковичу. Владу намекнули, что если он проявит себя хорошо, его с тем же полком пошлют в Валахию отвоевывать трон.

Дракула старался на совесть; он взял боснийский город Сребреницу, использовав любимый прием — переоделся со своими воинами в турецкую одежду и обманом проник внутрь, продержавшись до прихода основных сил. Правда, панский нунций Габриэль Рангони, епископ Эгера, доносил в Рим, что воевода творит в Боснии нечеловеческие жестокости: "Он разрезал пленных турок на части и эти части, еще трепещущие, насаживал на колы, говоря: "Когда турки придут и увидят это, они испугаются и убегут без боя". Это тот самый Дракула, который, будучи воеводой Валахии, создавал целые леса из колов с посаженными на них людьми. Король уверяет, что он сажанием на кол и другими мучительными способами убил приблизительно 100 тысяч человек, за что тот же король несколько лет продержал его в темнице. Не забывая своих привычек, он ловил там мышей и насаживал их на маленькие колышки, как привык поступать с людьми. Но потом король освободил его и отправил воевать с турками, на которых он наводил великий страх".

Сражения в Боснии продолжались несколько месяцев, после чего Влад вернулся в Буду овеянный воинской славой. Летом 1475 года три государя — король Матьяш, Влад Дракула и Стефан Великий — встретились в венгерской столице, чтобы выработать план нового крестового похода, благословленного папой Сикстом IV. Первой частью плана было завоевание Владом власти в Валахии и совместный со Стефаном захват устья Дуная. Далее следовали освобождение Болгарии и давняя мечта Дракулы — поход на Константинополь. Для начала господарь с семьей перебрался в Сибиу. Здесь многие еще смотрели на него косо, но его защищало звание "королевского друга"; к тому же теперь он держался с горожанами приветливо и щедро платил за покупки золотыми дукатами, в изобилии выданными ему королем. В августе он в письме бургомистру попросил разрешения построить в городе дом для себя и своего семейства. А в феврале 1476 года обиженный Лайота написал жителям Сибиу, что не хочет больше дружить с ними из-за того, что они поддерживают "изменника Дракулу". По этой причине переменчивый воевода снова изменил венграм и перешел на сторону турок.

После этого Матьяш окончательно решил вернуть Влада к власти и отправил ему на помощь военный отряд во главе с Иштваном Батори — дедом будущего польского короля Стефана Батория. Вместе с валахами и наемниками из трансильванских саксов отряд превратился в целую армию численностью 3000 человек. 25 июля Влад и Иштван провели военный совет в Турде и двинулись в сторону Брашова. Господарь отправил патрициям города письмо, в котором предлагал забыть старые обиды и заключить союз, на условиях предоставления им невиданных торговых привилегий в Валахии. Воодушевленные немцы согласились, и когда Дракула явился в город, бургомистр устроил ему радушный прием в городской ратуше. Во всех церквах молились за успех "христолюбивого воеводы Ладислауса", а сожженной им в свое время церкви Святого Иакова господарь пожаловал крупную сумму на обустройство. Но особой теплоты горожане не проявляли; они отказались вступать в войско Влада и облегченно вздохнули, когда их страшный союзник убрался прочь.

Между тем в июне Лайота Басараб принял участие в новом турецком нападении на Молдову. Пока Стефан отбивал на севере атаку крымских татар, армия Мехмеда II форсировала Дунай и быстро двинулась к столице. Стефан, как когда-то Влад, применял тактику "выжженной земли", избегая сражения, но все же вынужден был встретиться с турками в Валя-Албэ (Белой долине) и был разбит, потеряв почти 10 тысяч воинов. Гордый Лайота с трофеями отправился домой — и обнаружил, что в его отсутствие Дракула вторгся в Валахию с отрядом Иштвана Батори, захватив свою любимую крепость Поенари. Здесь он встретился с прошлым — во дворе крепости еще лежали кости воинов, погибших здесь в августе 1462-го, когда турки пробили тараном ворота и ворвались внутрь. Эти люди погибли за него, и теперь он попросил крестьян из Арефу похоронить выбеленные солнцем кости. В Поенари было неуютно, и он с облегчением покинул крепость, которая снова была заброшена и остается такой до сих пор.

Скоро к воеводе прибыли молдаване — две сотни воинов с личной просьбой Стефана: поскорее свернуть шею предателю Лайоте. Один за другим начали являться бояре, испуганные, потупившиеся: прости, государь, что перешли к Раду… что делать, турки, такая сила, а у них семьи, малые дети… Дракула только усмехался: прибежали — значит, чуют, что дни шакала Лайоты сочтены. Переменится ветер, опять побегут от него к новому победителю. Появился толстый ворник Маня Удриште с бегающими глазами — когда-то он предал Влада одним из первых. Но человек полезный, деятельный, двор при нем никогда ни в чем не нуждался. Пусть будет снова ворником, работы для него найдется много. Появился и верный Драгомир, уже поседевший, — все эти годы он отсиживался в своем поместье, не желая служить туркам. Привел с собой подростка-сына, тоже Драгомира, как повелось в их роду. Влад порадовался, глядя на них, — пока дети идут путем отцов, будет жить валашская земля! В октябре явился сам митрополит Иосиф, который в Куртя-де-Арджеш торжественно объявил Влада валашским князем.

Седьмого ноября покинутый всеми Лайота Басараб бежал из Тырговиште, куда уже на другой день прибыли силы Влада. Господарь хмуро оглядывал свою столицу, где не был почти полтора десятилетия. Последний раз он видел город разоренным и пылающим в дни турецкого нашествия. Пожалуй, здесь ничего не изменилось — на пепелище возвели новые дома, подлатали дворец и еще… нигде не было колов с насаженными на них людьми, и в воздухе не витал трупный запах. Может, в этом и нет ничего плохого? Дракула сердито тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли. Не время расслабляться, нужно как можно скорее отомстить всем предателям, особенно проклятым Данешти. Нельзя оставлять их за спиной, когда начнется поход за Дунай!

В Тырговииште ему не сиделось — он отправился на юг, в Бухарест, чтобы быть ближе к Дунаю и встретить турок, которые могли напасть в любой момент. 11 ноября Иштвап Батори написал в Сибиу: "Мы изгнали Басараба, и все бояре перешли к нам, кроме двух, которые где-то задержались… Укрепив Тырговиште, мы перебрались в Бухарест, что недалеко оттуда. Просим прислать нам припасы, потому что зимой здесь нет никакой еды". Эта новость дошла до Будапешта, и скоро Матьяш Корвин написал папе Сиксту IV о "блистательной победе" Дракулы, который будто бы разбил турецкое войско, истребив 18 тысяч "неверных". Эта ложь должна была растрясти кошельки итальянских банкиров — король, как обычно, остро нуждался в деньгах для осуществления своих грандиозных планов.

Потом случилось нечто непонятное. В декабре Батори, прежде собиравшийся зимовать в Бухаресте, объявил Владу, что венгры уходят из Валахии домой — таков приказ короля. Влад недоумевал: сторонники Басараба еще не добиты, нужно освободить от них всю страну и подготовить на берегу Дуная позиции для будущего наступления. Но удерживать Иштвана не стал. Лучше он останется с теми, кому полностью доверяет — пускай это только две сотни молдаван и сотня его "храбрецов", постаревших, израненных, но по-прежнему верных своему господину…

Третье правление Дракулы продлилось меньше двух месяцев. О том, как он погиб, источники говорят по-разному. Австрийский хронист Якоб Унрест пишет: "Воевода Дракула… был убит из-за коварства турок, которые питали к нему давнюю вражду из-за урона, который он им нанес. По этой причине турки подкупили его слугу, который когда-то спас ему жизнь, и он весьма ему доверял. И когда они вместе оказались в дороге, слуга отрезал ему голову и с ней сбежал к туркам. И король (Матьяш) сильно опечалился из-за того, что лишился такого сильного противника турок". Похожую версию изложил польский историк Ян Длугош: "Однажды Влад ехал через поле с одним слугой, и этот слуга подкрался к нему и отсек голову. Эту голову он продал туркам, которые насадили ее на пику и возили по многим городам, чтобы все видели".

Иначе и подробнее всех остальных о последних днях воеводы рассказал Федор Курицын: "Конец же Дракулы был таков: когда был он уже в Мунтянской земле, напали на землю его турки и начали ее разорять. Ударил Дракула на турок, и обратились они в бегство. Воины же Дракулы, преследуя их, рубили их беспощадно. Дракула же в радости поскакал на гору, чтобы видеть, как рубят турок, и отъехал от своего войска. Приближенные же приняли его за турка, и один из них ударил его копьем. Дракула, видя, что убивают его свои же, сразил мечом своих убийц, но и его пронзили несколькими копьями, и так был он убит".

История довольно сомнительная — все немногочисленные воины Дракулы хорошо знали его, да и одежда его мало напоминала турецкую. К тому же ни турецкие, ни венгерские документы не говорят ни о каком вторжении турок в Валахию в тот период. Быть может, это был небольшой отряд, направленный на помощь Лайоте Басарабу и еще не знавший о его бегстве. Но если противниками воеводы и были турки, то убили его все-таки свои, — точнее, враги, притворявшиеся своими. Недаром через месяц несколько знатнейших бояр во главе с ворником Удриште подписали грамоту о своей непричастности к убийству Влада. Если они оправдывались, значит, их обвиняли — и, скорее всего, не без оснований. Господарь пока никого не казнил, но бояре тряслись при одном виде исхудавшего, сурового лица Колосажателя. Они знали, что в любую минуту он может сменить милость на гнев и прорычать: "Ын цепе!" — "На кол его!" Нет уж, лучше было обезопасить себя и заодно заслужить доверие турок и щедрую награду, которая наверняка досталась убийцам Дракулы. Известно, что отрезанную голову воеводы отослали в Стамбул султану: тот выставил ее на пике возле дворца Топкапы, и турки целыми толпами ходили смотреть на ужасного Казыклу-бея.

Молдаване до конца остались верны Дракуле и погибли вместе с ним. Воевода Стефан писал королю Матьяшу: "Он просил меня оставить ему двести моих воинов для защиты, поскольку он не доверял валахам. Но неверный Басараб тут же явился снова, застал его врасплох и убил его и всех моих людей, кроме десяти". Остальное войско Влада разбежалось, а его приближенные присягнули Лайоте, который скоро вернул-ся в Тырговиште. В Европе о гибели воеводы узнали только в феврале 1477 года, когда венецианец Леонардо Ботта сообщил об этом в Милан: "Турки снова вторглись в эту страну, и Дракула, наместник короля, был изрублен ими вместе с четырьмя тысячами своих людей". Поэтому часть историков считает, что Дракула погиб в январе, хотя, по мнению большинства, это все-таки был декабрь.

Несколько преданных слуг отвезли обезглавленный труп своего господаря (обычно считается, что воевода был убит к северу от Бухареста, в Балтени — там же, где его отец) и похоронили в ближнем монастыре Снагов. По легенде, в день погребения на остров, где стоит монастырь, налетел сильный ветер, который сбросил в озеро церковь, построенную предыдущим господарем, Владиславом II, — как будто мстительный дух воеводы не желал терпеть присутствие своего врага. Говорят, в ветреную погоду из-под вод озера и сегодня слышен звон колоколов старой церкви.

Как на грех, с самого дня похорон воеводы монастырь преследовали всяческие беды, хотя он оставался центром просвещения; в XVII веке митрополит Антим Ивиряну устроил там первую в Валахии печатню. Под давлением турок митрополит был отправлен в ссылку и там отравлен, а Снагов постепенно пришел в упадок. Позже на острове устроили уголовную тюрьму: однажды, когда преступников в кандалах переводили на остров, понтонный мост рухнул под их тяжестью, и десятки беспомощных людей пошли на дно. В 1867 году монастырь был официально закрыт, и мародеры взялись за его разорение: с годами от него осталась только полуразрушенная церковь без крыши. Восстанавливать ее начали в 1897 году, в год публикации "Дракулы" Стокера; странное совпадение, но в истории господаря Влада таких совпадений хватает. Сегодня в Снагове снова живут монахи, а в церкви, у царских враг, туристам показывают могилу, будто бы принадлежащую Дракуле. Однако в ней нет останков воеводы, а на надгробной плите — его имени.

Есть версия, что воевода погиб совсем в другом месте — на юге, между Бухарестом и Джурджу. Тогда его должны были похоронить в монастыре Комана, монахи которого тоже защищают свой приоритет. Знаменательно — еще одно странное совпадение, — что оба монастыря находятся на островах, оба при Дракуле превратились в крепости и оба в XVII веке были перестроены, так что об их прежнем облике приходится только гадать. В Снагове это произошло около 1512 года, в правление Нягое Басараба; можно не сомневаться, что этот потомок Данешти вряд ли бережно обошелся с могилой их заклятого врага, если она действительно находилась в монастыре. Но дело в том, что легенду о захоронении воеводы в Снагове впервые записал только в 1862 году писатель Александр Одобеску: "Выщербленные плиты находятся в разных частях храма, по кто может сказать, над чьим прахом они воздвигнуты? Только одна, самая большая, что лежит напротив царских врат у алтаря, хранит в себе легенду. Рассказывают, что это надгробная плита жестокого и своевольного господаря Цепеша, который в Снагове устроил нечто вроде камеры пыток, откуда осужденного, которого терзали огнем и железом, выбрасывали потом с помощью метательного орудия в озеро… Митрополит Филарет якобы приказал стесать буквы с камня на могиле презренного правителя, который создал такую ужасную машину, и положить этот камень на вечное попрание или ради спасения несчастной души под ноги священнику, когда тот выходит со святыми дарами".

Летом 1931 года румынский археолог-любитель Дину Росетти и историк Джордже Флореску впервые провели раскопки в Снагове, к тому времени покинутом монастырской братией. Оказалось, что могила у царских врат пуста, — точнее, в ней нашли коровьи и ослиные кости, признак сознательного осквернения, совершенного то ли господарем Нягое, то ли самими монахами в XIX веке, когда монастырем управляли греки-фанариоты. На этом археологи не успокоились — вернувшись в монастырь два года спустя, они подняли каменный пол церкви и обнаружили у входа еще одно захоронение без всяких внешних примет. Найденный там мужской скелет рассыпался в прах, так что нельзя было определить, с головой или без головы его похоронили. Однако рядом с ним нашли обрывки пурпурной погребальной пелены и бархатного кафтана того же цвета с серебряными пуговицами, а также золотую брошь или застежку, зачем-то пришитую к рукаву кафтана. Все это убедило изыскателей, что в таинственной могиле покоится валашский господарь, и это может быть только Дракула.

Как ни странно, Флореску (дядя биографа Дракулы профессора Раду Флореску) поделился своей догадкой с прессой только в 1973 году. К тому времени остальные участники раскопок умерли, а найденные в захоронении предметы каким-то образом пропали из Бухарестского исторического музея. Всеэто позволило историку беспрепятственно фантазировать о том, как он нашел в могиле почти нетронутое тело в богатой одежде, которое под лучами солнца в считанные минуты рассыпалось в прах (очевидно, вместе с одеждой). Упомянул он и о том, что голова покойного была накрыта платком, начисто позабыв о том, что голову Дракулы увезли в Стамбул. Подобные заявления заставляют сомневаться в том, что Флореску вообще что-либо нашел в Снагове. Но если и нашел, то эти останки вполне могли принадлежать одному из бояр, умерших в монастыре, который в XVII веке превратился в тюрьму для государственных преступников. Именно так утверждают историки, считающие, что Дракула все-таки похоронен в Комане (если, конечно, его вообще не бросили без погребения — вот тут-то он точно бы стал вампиром). Они напоминают, что господаря, судя по русской повести, убили на горе, а к северу от Бухареста никаких гор нет. Зато на юге, недалеко от Команы, тянется гряда холмов, и на склоне одного из них до сих пор стоит деревня под названием Влад-Цепеш…

Церковь в Снагове, где похоронен Дракула

Аргументы звучат убедительно, но они не объясняют загадку снаговских могил. Почему одну из них осквернили, а другую поместили в потайном месте под полом? Как там оказалась пурпурная пелена, если этот цвет в XV веке, да и позже, считался привилегией правителей? И откуда на рукаве погребенного взялась драгоценная брошка? Уже родилась легенда, что это дар одной из возлюбленных Влада, проводившей воеводу в последний путь. Но есть и другая версия — по словам того же Флореску, от брошки было что-то отломано. Может быть, золотая фигурка дракона? Не исключено, что воевода всю жизнь берег память об ордене, к которому принадлежал его отец, и именно поэтому не отказывался от своего "дьявольского" прозвища. Тогда нет ничего удивительного в том, что его похоронили с орденской эмблемой; при осквернении могилы ее могли украсть или просто потерять. Но сам Флореску высказал другую версию: к брошке был прикреплен не дракон, а эмалевая роза — подарок, который когда-то вручила победителю турнира в Нюрнберге неизвестная дама. В любом случае это была память об отце, которую Дракула хранил всю жизнь и ради которой страшно мстил врагам своего рода.

Тайна могилы Влада до сих пор вызывает к жизни дутые сенсации; например, в 2000 году некий немецкий археолог Г. Кайхер, проводя раскопки в крепости Поенари, якобы обнаружил череп Дракулы и по его зубам определил, что воевода страдал редким заболеванием, изменяющим форму зубов и вызывающим неодолимое пристрастие к крови. Однако в Румынии об этой находке никто не знает, так что "раскопки", вероятно, проводились исключительно на страницах желтых газет. Кстати, доказать принадлежность черепа именно Владу Дракуле можно, только сравнив его ДНК с генетическим материалом, взятым у потомков господаря, а их еще нужно отыскать.

После гибели Дракулы его вдова Илона Силади с детьми покинула Тырговиште, куда едва успела перебраться, и вернулась в Буду, где еще дважды выходила замуж. Видевший ее в Венгрии Федор Курицын писал: "Один сын при короле живет, а другой был у Варданского епископа и при нас умер, а третьего сына Михаила, старшего, видели тут же в Буде — бежал он к королю от турецкого царя: еще не будучи женат, прижил этого сына Дракула с одной девкой". Первый сын — это Влад, второй — Мирча, умерший в шестилетнем возрасте в трансильванском городе Варадин (ныне Орадя), а третий — Михия, мать которого, как уже говорилось, возможно, не состояла с господарем в законном браке. Впрочем, эти слухи могли распускать те, кто боялся юного принца, очень уж напоминавшего нравом своего грозного отца. Надо сказать, что Влад-младший тоже прожил недолго — он умер от неизвестной болезни около 1500 года, не оставив потомства. Примерно тогда же скончалась и его мать, пережившая всех своих четырех мужей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.