Эрих Мария Ремарк из Беверли-Хиллз (предположительно 08.04.1942)

Эрих Мария Ремарк из Беверли-Хиллз (предположительно 08.04.1942)

Марлен Дитрих в Беверли-Хиллз, отель «Беверли-Хиллз» и бунгало

[Штамп на бумаге: «Беверли Уилшир»] MDC 38, 40

Они сидели за каменными столами, и гроздья сирени свисали над их бокалами с вином.

— Это летящее, парящее счастье? — спросил старик.

— Нет, — ответил Равик, — это счастье утомительное.

Старик вычесал пальцами своей могучей руки несколько светлячков из бороды.

— А то, что в ней танцует? — спросил он несколько погодя. — Эта блистательная смесь случайностей, вдохновения, безудержного счастья и капризов? Есть ли кто-то, кто видит это и у кого от этого душа поет?

Равик рассмеялся.

— Наоборот, — сказал он. — От нее ждут даров обыкновенного счастья простых людей.

— Равик! — возмутился старик. — Я чуть не подавился. Моего горла мне не жаль, но вот вина «Форстер иезуитенгартен» урожая 1921 года — да! Оно в наше время стало такой же редкостью, как и пумы. — Его крупное лицо вдруг расплылось в улыбке. — То, чего ждут от нее, — сказал он потом, — вещь второстепенная. Сама-то она чего хочет?

— Старик. — Равик осторожно взял у него из рук бокал с вином. — Так, оно спасено. А теперь смотри, не упади со стула — она тоже этого хочет…

Старик не подавился, он рассмеялся. Потом медленно отпил золотого вина.

— Равик, — сказал он, — ты показывал мне фотографию, которую она принесла нам с тобой. На ней она напоминает мне Нику, стоящую перед золотоискателями. Ника не станет таскать за плечами рюкзак с буржуазным счастьем, — она вдохновляет и ведет за собой…

Равик усмехнулся.

— У нее довольно фантазии, чтобы принять велосипед за яблоню в цвету, а осторожность — за превосходство и простоту — за величие. И еще…

— Да?.. — полюбопытствовал старик.

— …Чтобы допустить две восхитительнейшие ошибки, которые сродни лучшим из заблуждений Дон Кихота. Но сейчас уже ночь и поздно говорить об ошибках, даже самых пленительных. Давай вернемся к этому завтра…

— Хорошо. Но она устанет…

— Да. Ни от чего так не устаешь, как от утомительного счастья.

Старик посмотрел на Равика.

— А потом? — спросил он.

— Потом, старик? Ее сердце — компас. Железо может отвлечь его. Но потом стрелка всегда будет указывать на полюса по обе стороны горизонта. И еще…

Равик опять улыбнулся. Его лица было не разглядеть в пропахших сиренью сумерках, где метались опьяневшие от тяжелого запаха ночные бабочки…

— …Да, и еще… Но это тоже история на завтра…

Юное апрельское сердце,

Когда посылаешь такие удачные снимки, нужно заранее примириться с тем, что о них будут всячески распространяться во время застолья за каменным столом…

Пойми… Прости… И забудь…