4. «Немецкая девочка»

4. «Немецкая девочка»

В детстве я была ужасно застенчивой. Настолько застенчивой, что пыталась забиться куда-нибудь в угол, чтобы только не попадаться другим на глаза.

Грейс Келли в детстве была примерным ребенком, ее не тяготил материнский диктат, и она с легкостью стала той самой примерной «немецкой девочкой», какую Маргарет Келли пыталась воспитать из всех своих дочерей.

Было это послушание частью истинного характера Грейс или она таким образом старалась заслужить любовь матери — трудно сказать. Скорее всего, верно и то, и другое. С одной стороны, она на самом деле была послушной девочкой и оставалась таковой еще много-много лет. Даже став звездой и любимицей всего мира, она беспрекословно слушалась родителей, решавших, за кого она может выйти замуж, а за кого нет.

Но с другой стороны — Грейс с детства была очень наблюдательной, умной и несколько себе на уме. О своих отношениях с братом и сестрой она говорила: «Мы всегда соревновались между собой. Соревновались буквально за все, и особенно — за любовь». И конечно, она не могла не видеть, что Пегги — любимица отца, что Келл — его надежда и что Лизанну балуют потому, что та самая маленькая. Значит, и ей надо было найти что-нибудь, за что ее будут любить и баловать.

Возможно, будь Грейс такой же бойкой, как Пегги, она попробовала бы превзойти сестер в спортивных достижениях — родители это уважали и, несомненно, заметили бы. Но она была слишком тихой, замкнутой и отстраненной, чтобы открыто привлекать к себе внимание. Да и спорт она не очень любила, а в основном делала вид, чтобы не разочаровать родителей.

В итоге она выбрала окольный путь. Джек и Маргарет Келли и сами не заметили, как Грейс стала для них самой слабенькой и хрупкой из их детей. Она держалась позади всех, то и дело разбивала коленки, была страшно неуклюжей и постоянно шмыгала носом. Поэтому ее все жалели, не нагружали лишний раз, беспокоились о ней, и вскоре ей стало доставаться больше забот и лакомств, чем даже младшенькой Лизанне. На что уж Маргарет была «прусской матушкой», но и она обращалась с Грейс мягче, чем с остальными детьми, жалея своего маленького неуклюжего «гадкого утенка».

«Мне всегда хотелось оберегать Грейс, — рассказывала она впоследствии, вспоминая детские годы своей знаменитой дочери. — Наверное, она привлекала мужчин к себе тем же самым, чем и меня. Каждый мужчина, который знал ее, начиная с пятнадцати лет, хотел взять ее под крыло».

Впрочем, такое прозрение пришло не только к ней — Лизанна выражалась еще более прямо и жестко: «Даже добившись успеха, в расцвете красоты Грейс обладала редким даром делать так, чтобы окружающие возились с ней. Все искренне верили, что она нуждается в помощи, хотя на самом деле это ей совершенно не было нужно. Ей вообще не требовалось никакой помощи.

Просто она производила такое впечатление».

Что ж, скорее всего Маргарет и Лизанна были правы в своей оценке. Грейс научилась быть беспомощной, чтобы ее больше любили, и ей это очень пригодилось в жизни.

Да и не только это. Воспитание, полученное Грейс, и вся атмосфера, в которой она провела детские годы, научили ее многим полезным в жизни вещам. Например, тому, что как бы ты ни чувствовал себя на самом деле и какую бы ты жизнь ни вел, надо производить впечатление человека уверенного в себе, спокойного и респектабельного. Именно так всегда выглядели ее родители, и никому из посторонних людей и в голову не пришло бы, что Джек постоянно крутит романы, а Маргарет об этом знает. Такой же будет и Грейс — воплощенная респектабельность, благородная леди среди скандальных голливудских актрисулек. С виду, конечно, но для репутации только это и требуется.

Постоянная борьба за внимание жесткой требовательной матери и обаятельного самоуверенного отца научила Грейс другому важному умению — быть такой, какой ее хотят видеть. Для матери она была послушной «немецкой девочкой», для отца — его хрупкой очаровательной «принцессой».

Эта ее способность подобно хамелеону подстраиваться под любое окружение и становиться такой, какой ее желают видеть именно здесь и именно сейчас, впоследствии поражала и восхищала как режиссеров, так и журналистов. Она не играла роли, она жила в них, верила в тот образ, который изображала — не важно, на сцене, на съемочной площадке это происходило или в жизни. «Мне всегда нравилась жизнь понарошку», — говорила она. Ее мастерство перевоплощения достигло небывалых высот: несмотря на ее яркую запоминающуюся внешность, люди нередко не узнавали ее при новой встрече, настолько другим человеком она могла выглядеть.

Знаменитая холодноватая отстраненность Грейс Келли тоже родом из детства. Тут сказались и чопорное материнское воспитание, и влияние дядюшки Джорджа, который всегда держался особняком и производил впечатление настоящего аристократа. Но в основном дело в одиночестве. Будущая актриса росла в большой семье, но с детства была очень одинока, как бывают одиноки не слишком любимые дети эгоистичных родителей, к тому же сильно отличающиеся от своих братьев и сестер.

«Она в семье своей родной казалась девочкой чужой…» Лучше гения не скажешь — написанные за сто лет до рождения Грейс пушкинские строки так точно и метко характеризуют ее детство, словно о ней и написаны.

Действительно, Грейс была чужой в собственной семье, и это признавали и сами ее родственники, особенно когда много лет спустя оглядывались на ее детские годы. Бывшие друзья и приятели вспоминали, что в отличие от общительных сестер она любила быть одна, и самым лучшим обществом для нее были куклы. Она не только наряжала их, как другие девочки, но разыгрывала с ними целые спектакли, которые совершенно не стремилась показывать ни родным, ни друзьям.

Более того, она даже разговаривала с куклами на каком-то ею самой придуманном языке, который больше никто не понимал. А раз не понимал, то и не мог проникнуть в мир ее фантазий, тщательно оберегаемый от посторонних. то есть от всех, кроме нее самой.

До какой степени она погружалась в выдуманный мир, становится ясно из семейной легенды о том, как однажды своенравная Лизанна за что-то разозлилась на сестру и заперла ее в чулане, где та как раз играла со своими куклами. Спустя несколько часов кто-то заметил, что Грейс давно не видно, ее начали искать и обнаружили, что она продолжает играть с куклами, а главное — даже не заметила, что ее запирали и что несколько часов она провела в одиночестве.

Много лет спустя, когда Грейс была уже принцессой Монако, все та же неугомонная Лизанна обнаружила в ее дворце ящик. сее детскими куклами. Теми самыми, с которыми она играла в детстве. Грейс не только сохранила их, но и привезла с собой через Атлантический океан, чтобы они были с ней в ее новом доме. Что поделать, она и в новой семье тоже была «девочкой чужой».