Глава 4 Тревоги в апельсиновой роще
Глава 4
Тревоги в апельсиновой роще
У нас на ферме было четыре маленьких поля: они сбегали по мягкому, почти неощутимому склону от высокой старой стены, огораживающей дорогу, el camino, вниз к torrente – потоку, который являлся западной границей наших владений. Судя по глубоким отвесным краям, в былые времена torrente был полон паводковыми водами, попадающими в него с окрестных гор, но даже старейшие из наших vecinos[172] по долине помнили его лишь таким, каким он представился мне этим тихим зимним утром: сонный узкий каньон, где в лучшем случае тек тоненький ручеек, невидимый под густым ковром ежевичных кустов, переплетенных с виноградными лозами, которые наползали со своих старых шпалер по краям близлежащих полей.
Древний колодец, единственный источник воды, от которой зависели все фруктовые деревья на ферме, стоял в углу нашего нижнего, примыкающего к torrente поля. Колодец почти целиком скрывало одно особенно пышное мандариновое дерево, ветви которого были увешаны спелыми сочными плодами. По неизвестной мне причине это было самое здоровое на вид дерево во всем саду.
Я облокотился о край каменного колодца, отполированный до блеска веревками и ведрами бессчетных поколений водоносов, и посмотрел на поблескивающую далеко внизу поверхность воды. Шахта колодца достигла четырех футов, и к вящей славе давно забытых каменщиков, некогда построивших его, тщательно подогнанная кладка и сегодня была столь же безупречна, как и в день окончания строительства. Увы, о надстройке этого сказать было нельзя. От изначально установленного здесь механизма подъема воды остались только ржавая железная балка, оседлавшая колодец на дубовых опорах, а также гнилые останки двух тяжелых деревянных колес и сломанный шест.
Хотя я собирался приступать к ирригации деревьев только с началом сухого сезона, то есть через три или четыре месяца, Томас Феррер уже объяснил мне, что для извлечения воды из колодца достаточно будет включить электрический насос, который был установлен в маленьком каменном укрытии неподалеку. И тогда полив можно будет осуществить с помощью шланга от кранов на гальванизированной трубе, проложенной вдоль края фермы от колодца до дороги.
Я внимательно осмотрел все, что осталось от конструкций в наземной части колодца. Как именно работала эта старая «машина», сразу я разгадать не смог, но было очевидно: принцип ее работы был куда более трудоемким, чем современный удобный метод, сводившийся к нажатию кнопки включения.
От размышлений меня отвлек хруст веток за спиной. Обернувшись, я увидел хрупкую согбенную фигуру старой Марии Бауса, ковылявшей ко мне среди лимонных деревьев и попутно рубившей маленькой мотыгой все сорняки, которые попадались ей на глаза.
– Buenos d?as, se?ora Бауса, – окликнул я ее.
– Buenos, – ответила она, слегка запыхавшись. – О, madre m?a, мне нужно отдохнуть минуточку. – Соседка с трудом опустилась на каменную стену, разделяющую две наши фермы. – В этом проблема тракторов и всех этих новомодных штуковин – они не добираются до сорняков у самого ствола дерева, в отличие от ослов и мулов. И они такие шумные, такие вонючие, эти ваши трактора. В наше время было лучше.
– Да, я уверен, что вы правы… наверное. И кстати, я как раз пытался понять, как раньше доставали воду из колодца. В смысле, когда еще не было электричества, насосов и прочего. – Я хлопнул ладонью по одному из зубчатых колес. – Очень интересно, как это все работало?
– S?, ah s?. – Она уже отдышалась и положила сцепленные руки поверх рукоятки своей мотыги, чтобы перенести вес тела на рабочий инструмент, – так делают все старики, работающие в поле. – S?, se?or, придется мне сказать своему зятю Жауме, чтобы он не торопился, когда косит траву под деревьями на тракторе. Каждый сорняк, оставленный в земле, забирает воду и пищу у деревьев и у plantas cultivadas[173] – помидоров, перцев, бобов… у всего.
Она посмотрела на заросли дикой зелени, которая покрывала каждый квадратный дюйм почвы на нашей ферме, и скорбно покачала головой.
Я почувствовал себя пристыженным, хотя у меня пока попросту не было времени купить необходимое оборудование для этой работы. Я по-прежнему не мог избавиться от подозрений, что Томас Феррер на самом деле должен был разобраться с сорняками еще до передачи нам фермы, но теперь это не имело значения и никак не помогало мне справиться со смущением перед нашей щепетильной старой соседкой.
– Может быть, сеньора Бауса, вы или ваш зять посоветуете, какой трактор подойдет мне лучше всего и где я могу его купить, – воззвал я о помощи.
– Как поднимали воду из колодца? На ослах, конечно же. Или на мулах, у кого что было. Вот как это делалось, – сказала Мария, верная своей оригинальной привычке игнорировать последний вопрос и отвечать на предпоследний. – Вижу по вашему озадаченному лицу, что вам все равно непонятно, se?or, – добавила она с ноткой нетерпения.
– Нет… то есть да… но я спрашивал о том, какой трактор…
– Подождите, – перебила соседка, указывая мотыгой на колодец, – если вы послушаете меня хоть минуту, я вам все объясню. Разве у вас в Шотландии нет колодцев? – Она не позаботилась о том, чтобы дать мне время ответить. – Видите это большое зубчатое колесо – ну, то, которое лежит на боку, horizontal?[174] – И опять это был чисто риторический вопрос. – Вот тот деревянный шест, что выходит из его середины, раньше был такой длины, чтобы можно было привязать его к ослу или мулу. Me entiende?[175]
Я кивнул, показывая, что понял, но старая Мария не смотрела на меня.
– И потом пускали осла вокруг колодца, – продолжала она, и ее лицо сморщилось в неповторимой пятизубой улыбке. – Иногда приходилось вешать перед ослом на палку яблоко, чтобы заставить его двигаться… если это был совсем уж глупый осел. – Тут все ее тело сотрясли каскады негромкого свистящего смеха. – Ах, s?, вот это были времена.
Я подумал, что нужно воспользоваться возможностью, предоставленной этой неожиданной лирической интерлюдией, и попробовать выудить хоть какую-нибудь информацию относительно покупки трактора.
– Так где в Андраче я мог бы?..
– Momentito![176] – Старая женщина погрозила мне пальцем. – Я еще не закончила. Если вы хотите узнать о том, как мы жили раньше, то должны слушать внимательно и не перебивать. – Она поудобнее устроилась на своем каменном сиденье.
– Lo siento, – извинился я.
Очевидно, мне предстояло выслушать длинную лекцию, но я уже выучил один важный урок: в таких случаях нетерпение ни к чему хорошему не приведет. На Майорке потратить полдня на разговоры считается нормальным, так что нет смысла бороться с этим. Просто плыви по течению, будь tranquilo[177] – таков единственно верный способ действий здесь, и я изо всех сил старался придерживаться его.
Мария опять оперлась о свою мотыгу с видом человека, который собирается еще долго предаваться воспоминаниям.
– Так вот, ослик ходил вокруг колодца, как я уже говорила. – Она сделала глубокий вдох. – И благодаря этому шест поворачивал горизонтально лежащее колесо, которое в свою очередь поворачивало вертикальное колесо на конце металлической балки, идущей поверх колодца. Балка вращалась, а на ней было еще одно большое колесо с сосудами, привязанными один за другим к длинной веревочной петле, которая опускалась до самой воды. Comprende?
Я кивнул и молча ждал, что будет дальше. Старая Мария достала из рукава маленький носовой платок, аккуратно высморкалась, затем тщательно и с одобрением осмотрела содержимое платка, после чего заткнула его обратно под рукав.
– Раньше я сморкалась с помощью большого пальца – тогда я была совсем молодой и меня еще не научили вести себя, как полагается леди, – призналась она. – Но мне всегда казалось, что сморкаться пальцем чище. Лучше на земле, чем в рукаве, нет?
Пятизубая ухмылка появилась снова, и было очевидно, что Мария счастлива оттого, что нашла благодарную аудиторию, перед которой можно развить тему «былых дней». На некоторое время старая женщина погрузилась в воспоминания.
И снова я счел, что настал удобный момент для очередной попытки повернуть разговор ближе к тракторам и местам, где они продаются.
– Э… простите, сеньора Бауса, но…
– Нет, нет, нет! – Она опять замахала пальцем у меня перед носом. – Ох, молодежь-молодежь! Вечно вы торопитесь. Я все объясню, проявите хоть немного терпения.
Мария с трудом поднялась на ноги и осторожно пролезла в пролом в стене, яростно отвергая все мои вежливые предложения помочь ей перебраться по каменным обломкам. Постучав рукояткой мотыги по куску старого металлического желоба, который тянулся от колодца к большой каменной емкости у стены, она продолжила:
– Потом, когда сосуды поднимались на верх колеса, вода, зачерпнутая ими из колодца, выливалась в этот желоб – только раньше он вроде бы был сделан из дерева и плитки – и стекала в ту cisterna[178], вон там, где и хранилась до тех пор, пока не понадобится. Как вы понимаете, за один раз из колодца можно взять только определенное количество воды, а потом нужно ждать, пока уровень не поднимется снова.
– А как насчет…
– И затем, когда наступало время поливать сад, брали ослика с плугом и выкапывали борозды вдоль каждого ряда деревьев в каждом поле, и все борозды соединялись таким образом, что когда вынимали затычку из дна cisterna, вода направлялась по очереди ко всем деревьям на ферме.
– И все это с помощью осла, – заметил я, удостоверившись, что Мария закончила.
– S?, и эти старые водяные колеса, которые вращал осел, назывались norias, или sinias; говорят, что их привезли нам арабы в древние времена. S?, полезное животное ослик. Гораздо лучше для фермы, чем трактор, знаете ли. – Сеньора Бауса бочком придвинулась ко мне и потянула меня за рукав. – Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы дизельное топливо помогало дереву расти? Ясное дело, нет. Bueno[179], вы только взгляните на это дерево mandarina у колодца. Это ли не самое здоровое растение на вашей ферме? Конечно да! – Она подвела меня к дереву. – А знаете ли вы, почему оно самое здоровое на всей ферме? Нет, конечно же нет. Так я вам могу сказать, se?or : это потому, что к нему привязывали осла, чтобы он тут отдыхал и ел в те дни, когда работал у колодца. Comprende?
– Нет, я… боюсь, я не уследил за вашей мыслью…
Старая Мария смерила меня с головы до ног взглядом и разочарованно покачала головой.
– Hombre, осел стоял под деревом, ел свою еду и пил воду. Comprende? Что после этого должно было случиться? Madre de Dios! Что вошло с одного конца, должно выйти с другого, разве нет?
– А, точно! Теперь я понял, о чем вы говорите. – Я глупо захихикал. – Осел… э-э… он…
– S?, claro! Прямо здесь, под этим деревом – aqu? mismo! – Мария стукнула мотыгой о землю, словно вбивая мысль в мой малоподвижный extranjero[180] мозг. Затем, обхватив рукой один из пухлых оранжевых плодов и внимательно его изучив, добавила: – Да, старый Пако всегда говорил, что причина здоровья дерева кроется именно в этом, но теперь я не так уверена в его словах.
– Почему?
Она приподняла свои покатые плечи и блеснула пятью зубами в хитрой усмешке.
– Ну, если только тот осел не был волшебным, se?or, потому что это дерево все такое же здоровое, каким было раньше, а с тех пор, как под него в последний раз наложили кучу, прошло уже лет двадцать. – Ее хрипловатый смех разнесся по всему саду.
– Hola! Надеюсь, мама не заболтала вас, se?or?
Я взглянул туда, откуда послышался новый голос, и увидел высокого и полного пожилого мужчину, который стоял по другую сторону забора в лимонной роще сеньоры Бауса. Шапка седых курчавых волос венчала его жизнерадостное и добродушное лицо, а на самом кончике носа висели и чудесным образом не спадали очки в замечательной роговой оправе.
– А, Жауме, вот и ты! – воскликнула Мария. – Между прочим, ты опять оставил сорняки в поле! Давно пора продать этот твой трактор и купить хорошего burro[181].
– S?, s?, как скажете, мама, – ухмыльнулся он и опять повернулся ко мне. – Qu? tal, se?or?[182] Я Жауме. И прошу вас, не верьте всему, что говорит моя теща, эта старая плутовка.
Мария забормотала что-то на местном диалекте, и я был рад тому, что не понял ни слова из ее гневной тирады.
– Buenos d?as, Жауме. Меня зовут Питер. Я родом из Шотландии, – сказал я, пока крупный сосед сердечно тряс мою руку.
– Ого! Питер – это Педро, нет? Значит, вы дон Педро – дон Педро из Escocia[183], s??
Жауме заметил, что мне понравилось, как звучит мой новый титул, и его плечи затряслись в немом смехе.
Он одарил меня дружеским, но несколько тяжеловатым ударом по спине, отчего я едва не подавился и надолго закашлялся. Мария радостно цокала языком. Жауме еще раз хлопнул меня по спине.
– Кхе-кхе… Я… я очень рад познакомиться с вами наконец-то, Жауме, – выговорил я, запинаясь и утирая слезы с самым непринужденным видом, на какой только был способен. – Как видите, наши апельсины уже пора собирать, и сеньора Бауса упоминала раньше, что вы могли бы дать мне совет, как их продать.
Старая Мария немедленно приставила свою мотыгу к широкой груди зятя, будто желая остановить любые слова, прежде чем они достигнут его рта.
– Ему нужен трактор, – объявила она решительно, без предупреждения переходя к моему вопросу, до сих пор остававшемуся без ответа. – То есть он думает, что ему нужен трактор. Я-то знаю, что ему нужен burro, но коли он хочет одну из ваших шумных и вонючих безделушек, как все вы, современные burro, то полагаю, что тебе лучше сказать ему, где можно недорого купить трактор.
И Мария побрела к дыре в стене, бормоча что-то себе под нос на местном диалекте.
Мне показалось, что она немало огорчена тем, что ее эксклюзивный доклад о былых временах был преждевременно прерван появлением Жауме.
А зять, посмеиваясь, смотрел вслед пожилой даме, пока она не оказалась вне зоны слышимости.
– Не беспокойтесь, se?or. Я буду рад ответить на оба ваши вопроса, – сказал он с улыбкой. – Надеюсь, мама не слишком вас запутала. Мозг у нее теперь играет в чехарду… не всегда легко уследить за ее мыслями, особенно непривычному человеку.
– Да, но у нее удивительный характер, и ее маленькие особенности просто очаровали меня. Признаться, с каждым днем ваша теща нравится мне все больше и больше. Она – славная старая дама.
Жауме с мягкой улыбкой уточнил:
– А еще она крепкая, как старый терьер. По-прежнему приезжает сюда вместе со мной из деревни и выполняет кое-какую работу на finca. Вы знаете, сколько ей лет?
– Да, сеньора Мария сама назвала свой возраст при нашей первой встрече. Кажется, она сказала восемьдесят два.
Услышав это, Жауме громко захохотал:
– Скорее уж, девяносто два. Но она все еще достаточно хитра, чтобы скрывать свой возраст. Типичная женщина, нет? – Затем он прочистил горло и принял деловой вид. – Bueno, se?or[184], теперь я попытаюсь ответить на ваши вопросы. Но должен предупредить вас – я не эксперт в фермерском деле.
Мы шагали между рядами деревьев, и Жауме негромко насвистывал себе под нос. Он, казалось, совсем не спешил давать мне советы, в которых я так сильно нуждался. Более того, он даже не обременил себя тем, чтобы взглянуть на состояние апельсиновых деревьев или на поросшую сорняками почву, – или так мне показалось. Через пару минут он развернулся, и мы пошли обратно к колодцу.
– Честно говоря, я вообще не люблю работать на земле, se?or, – сказал он наконец. – Я приезжаю на ферму, только чтобы мать жены была довольна. Ферма – это вся ее жизнь. Дело в том, что она уже много лет вдова, и все ее воспоминания связаны с фермой. – Жауме стряхнул со старого шерстяного кардигана соломинку и стянул полы одеяния вместе так, чтобы суметь застегнуть его поверх своего мощного живота на единственную оставшуюся пуговицу. Он торжественно посмотрел на меня поверх очков. – Видите ли, по профессии я официант. Ни в коем случае не фермер… я – официант. – Он снова поправил кардиган, и его рука автоматически поднялась к тому месту, где раньше красовался галстук-бабочка.
– О, официант, неужели? Наверное, в одном из местных ресторанов? – спросил я без всякой задней мысли.
Жауме в ужасе воззрился на меня:
– Restaurante, se?or? Restaurante? – Он с негодованием подтянул повыше свои мешковатые рабочие штаны и одернул растянутый кардиган в тщетной попытке заставить два предмета одежды встретиться в районе талии. – Я был официантом в «Сон-Вида» – лучшем на Майорке пятизвездочном отеле гранд-люкс! S?, s?, s?. – Он гордо выпятил грудь, и его штаны снова соскользнули под круглое брюхо. – О, s?, s?, s?, se?or, в отеле «Сон-Вида», вот где я проработал целых двадцать пять лет!
– А-а. Как, должно быть, это замечательно… работать по призванию в таком прекрасном отеле. Я полагаю, вы испытываете немалую гордость, – сказал я, не имея намерения выказывать снисходительность, но сразу же забеспокоился, что прозвучала моя ремарка именно так. Однако Жауме, похоже, воспринял мой комплимент без лишних подозрений.
– Тогда вы должны понимать, se?or, что человек вроде меня не расположен заниматься сельским хозяйством. – Он пнул сорняк. – Я привык к более утонченному образу жизни.
– Да, понимаю. Значит, вы городской житель? Родились в Пальме?
– Ну… нет, – ответил Жауме, и я уловил некоторое смущение в его голосе. – Нет, se?or… Вообще-то я родился здесь, в этой самой долине – в том старом доме с солнечными часами на стене, в конце дороги.
– О, так ваши корни в сельской местности?
– Может, корни мои и в сельской местности, se?or, но сердце мое до сих пор в отеле «Сон-Вида». Меня так рано отправили на пенсию только потому, что у меня начались проблемы с ногами. Такое случается у представителей нашей profesi?n. Ах, s? – ноги не выдерживают.
– Но, несомненно, во всем есть хорошие стороны, Жауме. Не так уж плохо быть пенсионером в таком чудесном месте, как это, тем более что долина – ваша родина.
– Возможно, – задумчиво сказал он, – но я скучаю без бурной жизни большой гостиницы. Роскошная обстановка, богатые клиенты, члены королевской семьи. Не так-то просто вести жизнь простого paisano[185] после всего этого. – Он хохотнул. – Да уж, единственные клиенты, которых я сейчас обслуживаю, – это мамины куры да ее свинья… и от них не дождешься таких щедрых чаевых, как от гостей «Сон-Виды». – Жауме сцепил руки на объемном животе и засмеялся от души – вылитый Санта-Клаус, только без бороды и красного полушубка.
Несмотря на заявленную тоску по гостиничной суете, я догадывался, что старый Жауме вполне доволен своей нынешней жизнью, даже если он сам не до конца это осознает. Несомненно, существовать на скромный доход от маленькой фермы куда труднее, чем на гарантированную регулярную зарплату, но по крайней мере у бывшего официанта имелась семейная ферма, куда он мог вернуться на старости лет, – полагаю, не многим представителям его profesi?n так повезло.
– Разумеется, я получаю дополнительное пособие из-за больных ног, – сказал Жауме, словно читая мои мысли, – поэтому мне не приходится полностью зависеть от фермы, gracias a Dios. Нет, я работаю здесь только ради мамы. В будущем, скорее всего, мы с женой продадим ферму – когда мамы не станет… ели это вообще случится. – Он снова хмыкнул. – Мы предпочитаем жить в своей современной apartamento[186] в городе. А старый дом у дороги – тот, с солнечными часами на стене, где я родился, – я получил его в наследство, когда умер отец, но жить в нем мы не захотели… слишком уж старомодный. Нет, лично мне нравится современная apartamento… По крайней мере, в Андраче есть хоть какая-то жизнь.
– Но этот старый дом, где вы родились… он так прекрасен. Мы с Элли любуемся им каждый раз, когда проезжаем мимо. Он – само совершенство. Маленькое патио, увитое виноградной лозой, горшки с геранью, колодец у ворот и то старое фиговое дерево, затеняющее вход в дом… и главное – удивительные солнечные часы на стене. Нет, это же… это просто дом с открытки. Сегодня такой стоил бы целое состояние. Вы никогда не сожалеете о том, что продали его?
Жауме был удивлен моим вопросом.
– Сожалею ли я о том, что продал дом? Но, se?or, я его не продавал. Этот дом в свое время оставил мне отец, чтобы я оставил его своему сыну, вот так. – Его лицо осветилось любовью. – У меня ведь есть сын, Хосе. Совсем взрослый, и у него уже двое своих детей – две девочки, las preciosas[187]. Между прочим, Хосе служит в армии. И дела у него идут очень хорошо. В этом году он получил повышение, и… и… – Тень печали опустилась на лицо Жауме, и голос его сменился доверительным шепотом: – Мы с женой все время беспокоимся за него. После повышения Хосе послали на Пиренейский полуостров – в Страну Басков, в Бильбао. Там очень опасно для наших военных и их семей. ЭТА, знаете ли, с их бомбами и оружием… Мы так волнуемся. Мы постоянно волнуемся. И конечно… скучаем по ним. – Жауме подтолкнул очки с кончика носа наверх, к переносице, и принужденно покашлял. – Хосе – наш единственный сын, se?or… наш единственный сын.
Пожилой мужчина на несколько секунд погрузился в свои мысли, устремив взгляд заблестевших глаз поверх деревьев к далеким горам. Мне тут же пришло в голову, что если бы «старые добрые времена» сеньоры Бауса не миновали, то Жауме и его сын сейчас бы счастливо работали бок о бок на своей маленькой ферме, не только не тоскуя о «более утонченном образе жизни», как выразился мой собеседник, но даже и не догадываясь, что таковой вообще существует.
– Это цена, которую мы платим за прогресс, Жауме, – наконец сказал я, додумывая свою мысль вслух.
– Lo siento, se?or. Я что-то задумался. Прошу прощения.
Жауме достал из кармана носовой платок и громко, как следует высморкался, отчего очки снова соскользнули на кончик носа, вернув его лицу веселый вид.
– Нет, я не продам старый дом, хотя мне поступает много предложений. Ах, s?, ко мне все время обращаются extranjeros, но лучше сдавать дом в аренду, чем продавать. Это дает мне небольшой доход сверх пенсии, знаете ли… и когда-нибудь дом достанется Хосе.
– Вашему сыну очень повезло.
– Нет, нет. Es normal. Отец передает свой дом сыну. Es absolutamente normal[188]. – Жауме положил руку мне на плечо и повел меня еще раз прогуляться по апельсиновой роще. – Конечно, есть еще два дома на маминой ферме – вон там на холме возле дороги на Капделлу. Вот они, видите? – Он указал на два полуразрушенных каменных строения, стоящих бок о бок среди деревьев и глядящих окнами вниз на долину в сторону моря.
– Да-да. Их хорошо видно из окон нашей спальни на втором этаже. Они так удачно расположены. Великолепные виды открываются оттуда, должно быть. Мы с Элли часто говорим, что после ремонта это будет отличная недвижимость.
– Вы так думаете, se?or? Вы действительно так считаете?
– Я полностью в этом уверен. Такие здания – именно то, что ищут все иностранцы на Майорке: старые каменные дома, нуждающиеся в реконструкции. Все просто мечтают о чем-то подобном.
– М-м-м… И сколько, по-вашему, можно получить за такой старый дом? Видите ли, мама отдала их моей жене, а нам они не очень-то и нужны, как я уже объяснил. Но я не думал, что они что-то стоят, – совсем старые, без ремонта и все такое.
– Я вряд ли могу оценить их стоимость, – покачал я головой, – но наверняка на острове множество агентов по продаже недвижимости, к которым можно обратиться.
Жауме остановился и посмотрел мне в глаза поверх очков.
– Но позвольте поинтересоваться, просто из интереса. Если бы вы покупали такой дом, какая цена показалась бы вам справедливой?
– Ох, трудный вопрос. Сначала надо хотя бы мельком взглянуть на дом вблизи и внутри, но полагаю… по очень грубым прикидкам… – Я назвал цифру, которая, на мой взгляд, была весьма амбициозной стартовой ценой.
– За каждый? – спросил Жауме с округлившимися глазами.
– О да, за каждый – естественно, – заверил я его.
– Неверно, se?or. Incorrecto. Мне уже предлагали в два раза большую цену – несколько раз – в основном немцы. Но нет, не думаю, что буду выставлять эти дома на продажу в ближайшее время – пока нет. Un d?a[189], может быть. Посмотрим. Vamos a ver.
Я был сражен наповал. Рядом со мной стоял нищенски одетый старикан, который выглядел так, будто у него за душой нет и нескольких песет, однако на самом деле это был владелец недвижимости, стоившей не менее полумиллиона фунтов и дорожавшей с каждым днем, и при этом он получал пенсию с надбавкой по болезни, плюс арендную плату за дом с солнечными часами, плюс доходы с фермы. И он еще сказал, что скучает по работе официанта!
И тем не менее Жауме был лишь одним из несчетного числа пожилых местных жителей, которые выбрали жизнь «бедных paisanos», сидя на потенциальном богатстве в виде унаследованных «крестьянских» жилищ, которые стоили сущие гроши до тех пор, пока в сельскую Майорку в поисках уединенных пристанищ не хлынули extranjeros и не взвинтили их стоимость самым невероятным образом. А ведь цены на давно пустующие каменные дома всё продолжают расти. Старые майорканцы в курсе, как обстоят дела на рынке недвижимости. О, это очень хитрый деревенский народец: будучи фермерами, эти люди умеют доить как никто другой. А почему бы и нет, почему бы им и не воспользоваться ситуацией? Как сказал мне один старый campesino, корову с золотым выменем найти так же трудно, как лепешки дерьма единорога, и если такая корова вдруг забредет в твой хлев, нужно выдоить ее досуха.
Не было никаких сомнений в том, что Жауме также придерживался этой простой пасторальной философии и держал ведро наготове.
– Но я уже утомил вас своими мелкими проблемами. Вы хотели поговорить о том, как продать ваши фрукты, – сказал он, останавливаясь перед апельсиновым деревом, которое не могло похвастать здоровым видом. – Вы разбираетесь в апельсинах, se?or?
– Я абсолютно ничего не знаю об апельсинах или о любых других фруктах, если уж на то пошло, – признался я.
– Что ж, вы были правы, когда сказали, что ваши апельсины уже можно собирать. Большинство из них уже созрели, а остальные поспеют в ближайшее время – когда из их кожуры уйдет желтизна. Но не нужно собирать плоды только потому, что они выглядят зрелыми. Они лучше сохранятся на деревьях, чем в сорванном виде, а вам сначала нужно найти покупателя.
– В этом-то и проблема, Жауме. Я пока не нашел покупателя и не знаю, где его искать. Томас Феррер сказал мне только, что старый Пако продавал почти весь свой урожай с лотка на рынке в Андраче по средам, но мне не дадут лицензию на торговлю, пока я не получу в полиции разрешение на жительство, а этого ждать еще несколько месяцев.
Жауме в задумчивости выпятил нижнюю губу.
– Хм. Es cierto[190]. У вас действительно проблема – un problema grande. Я не выращиваю много апельсинов, в основном лимоны. И продаю их напрямую в маленькие продуктовые магазины, las colmadas, в Андраче и окрестностях. Я бы мог получить цену побольше, если бы сам торговал фруктами с лотка на рынке, но гораздо проще привозить собранные плоды в магазин, и я так и делаю уже много лет.
– Тогда, возможно, и я мог бы делать так же? – спросил я с надеждой.
– Posiblemente, se?or[191], но я так не думаю. Местные производители апельсинов уже обеспечили фруктами все лучшие розничные точки. Вы можете поспрашивать в colmada, конечно, но… – Он печально покачал головой.
– Но я же не могу просто оставить апельсины висеть на деревьях. Я должен их так или иначе продать. Наверняка здесь есть оптовики, готовые дать мне за них хотя бы небольшую цену. Какую угодно.
Я начинал поддаваться сложному чувству – смеси беспомощности, неприкаянности и некомпетентности. Кой черт дернул меня взяться за дело, в котором я ничего не понимаю, к тому же в чужой стране, на языке которой я едва мог объясниться? Ведь дома-то я ни за что не ввязался бы в выращивание фруктов, нет уж, увольте!
Жауме добродушно рассмеялся и ласково потрепал меня по руке.
– Не надо так переживать, se?or. Usted tranquilo. На Майорке все возможно.
Хорошо ему говорить, подумал я. Этот человек мог позволить себе добродушно посмеиваться над моими проблемами. Он родился в этой стране, и жизнь его давно налажена. И старый шутник был богат. А я находился в полутора тысячах миль от родины, я погрузил все свое семейство на эту майорканскую фруктовую тележку, и колеса тут же стали отваливаться.
Жауме принялся насвистывать веселую песенку. Он достал из кармана рубашки старый конверт и огрызок карандаша и что-то нацарапал.
– Держите, se?or. Да, возьмите. Это имя торговца фруктами на побережье в Пагуэре. У него небольшая контора в гараже позади бара «Эль-Пиано». Когда у меня остаются лишние лимоны, я везу их к нему. Он очень справедливый человек, muy razonable[192]. И даст вам приемлемую цену, уверен в этом… э-э… если только вы не найдете более выгодную у другого оптовика.
«Se?or Jeronimo – Frutas Frescas»[193] – было написано на конверте. Я как будто нашел пять фунтов на центральной улице Глазго в субботу. Похоже, чудо свершилось – я спасен! Я пожал руку Жауме и рассыпался в пространных благодарностях. Чем я могу отплатить ему за свой первый прорыв в бизнесе на Майорке? Он замечательный сосед и настоящий джентльмен… – un… un caballero.
Но моим восторгам не суждено было длиться долго.
– К сожалению, se?or, некоторые ваши деревья больны, – с горестным видом сказал Жауме, вглядываясь через толстые стекла очков в пожухшие листья и угнетенные плоды на одном из деревьев. – Смотрите… этот черный сажистый налет на апельсинах.
– Вот-вот, я его тоже заметил. Это нехороший признак, да?
Я с тревогой наблюдал за тем, как Жауме, продолжая насвистывать, проводит более пристальный осмотр пораженного плода.
– Жучок, un par?sito, я думаю. М-м-м, но точно сказать не могу. Вам нужно посоветоваться с экспертом, se?or. – Жауме подвинул очки с конца носа вверх. – Пепе Суау – вот кто вам нужен. Он занимается нашими деревьями – опрыскивает их, обрезает, делает все, что необходимо. Настоящий maestro de los ?rboles[194]. Лучший на Майорке.
Ну вот, хоть что-то проясняется. Наконец-то я напал на след одного эксперта.
– И где я могу найти его, этого Пепе Су-как-его-там? – спросил я с нетерпением в голосе.
– Пепе Суау? О, вам не нужно его искать. Он будет здесь весной, как обычно, – на нашей ферме, como siempre[195]. – Жауме издал утешительный смешок, очень похожий на кудахтанье курицы. – Usted tranquilo, se?or. Не надо переживать. Это Майорка. Todo va bien[196]. Все получится… со временем. Надо просто подождать.
Похоже, мне предстоит еще основательно попрактиковаться в релаксации, прежде чем я полностью освою правильный подход к жизни и сопутствующим ей проблемам. Надо сильно постараться не торопиться. «Siempre рaciencia», «терпение всегда» – вот какой нужен мне девиз, если я хочу влиться в образ жизни и темп сельской Испании. Передо мной лежит долгий путь очищения от нелепостей англосаксонской рабочей этики. Hombre, мы работаем, чтобы жить, а не наоборот – такова была местная точка зрения, и кто я такой, чтобы спорить?
Жауме передвинулся к жалкого вида деревцу без листвы и с некрасивыми наплывами камеди, вытекающей из коры. Он несильно толкнул ствол, и отвалилась большая ветка.
– Похоже, что эта старая слива умерла, Жауме? – спросил я настороженно. Моя северная привычка напрягаться тут же вернулась в полную силу.
– Casi casi[197]. Почти, но может быть, еще не совсем. Как вы знаете, я не эксперт. Но никогда не впадайте в отчаяние – если спасти дерево возможно, Пепе Суау спасет его. Да, кстати, это не слива, а абрикос, se?or. Слива у вас вон там, – улыбнулся он, показывая на столь же несчастное растение. – А вот ваши kakis чувствуют себя совсем неплохо.
– Мои kakis? – переспросил я в полном недоумении.
– Кажется, вы называете этот фрукт «хурма», – рассмеялся Жауме.
Однако и это слово мне ничего не сказало.
– Но посмотрите вот сюда. Видите, как выросли ваши фиговые деревья. И айвовые, и гранатовые деревья тоже, все до одного. Хм, здесь будет много работы для Пепе Суау. Mucho, mucho, mucho.
Жауме с веселым свистом проследовал к лимонному дереву, и тут мои опасения достигли масштаба паники – настоящей паники тонущего человека. Коварные Ферреры подсунули нам кота в мешке. Чтобы привести эту помойку в порядок, потребуется целое состояние. У меня ничего не получится. Я прогорю задолго до того, как мои вложения начнут приносить хоть какой-то доход. Все наши средства ушли на эту ферму. Я стану банкротом в Испании – банкротом-иностранцем! Меня бросят в тюрьму. Элли и мальчики останутся без всяких средств к существованию!
– Вы видите эти длинные зеленые ростки на основных ветках? – спросил Жауме, стоя под лимонным деревом. – Так вот, это боковые побеги, они высосут из дерева все соки, – продолжал он. – На всех ваших лимонах полно таких пасынков, их нужно обрезать. Но не бойтесь – Пепе сделает это для вас весной. Хм. Ах, s?, amigo, для Пепе здесь будет много работы, потому что ему еще придется… – Почувствовав, видимо, что больше плохих новостей я не вынесу, Жауме обернулся ко мне с понимающей улыбкой. Он приобнял меня за плечи и объявил беззаботно: – Nos vamos[198], дон Педро. Деревья подождут до весны. А теперь мы пойдем и посмотрим на мой трактор. Вы ведь хотели узнать об испанских тракторах, нет?
– Да, конечно… Вы же видите, сколько тут сорняков… Это еще одна проблема, которой я должен заняться, и… я не знаю даже, куда… – Я проваливался в пучину отчаяния.
– Tranquilo, tranquilo, siempre tranquilo[199], дон Педро. – Старый Жауме повторял эти слова нараспев и мягко поглаживал меня по спине, ведя к дыре в низкой стене. – Раньше, когда маленький Хосе боялся ночной темноты, я говорил ему: утром все будет лучше. Так вот, Педро, для вас все будет лучше весной, поверьте мне.
Этот пожилой человек, который всего час назад впервые в жизни увидел меня, уже взял меня под свое крыло – и дал понять, что он понимает меня и заботится обо мне. Господи, до чего же нам повезло, что у нас оказались такие необыкновенные соседи, как Жауме и старая Мария.
– Эй, Питер! – Элли, с корзинкой и секатором в руках, вышла из зеленых глубин апельсинового дерева на соседнем поле.
Я подозвал жену:
– Элли, это Жауме, зять сеньоры Бауса. Он хочет, чтобы я сходил на их finca и посмотрел на его трактор.
– Очень приятно, – улыбнулась Элли и протянула Жауме липкую оранжевую ладонь.
– Encantado[200], – ответил Жауме с легким поклоном. Затем он выпрямился и остался стоять, смущенно улыбаясь, заложив одну руку за спину, словно ждал, когда Элли закажет кофе.
– Вы не будете против, если я присоединюсь к вам? – спросила она вместо этого.
Жауме вежливо склонил голову в знак согласия и произнес на идеальном английском:
– Прошу следовать за мной, мадам.
– Ого, я и не догадывался, что вы говорите по-английски, – сказал я с удивлением.
Жауме повел нас в направлении своей finca, довольно посмеиваясь.
– О, я говорю еще на французском, немецком и даже итальянском – но очень мало. Я знаю только фразы, которые необходимы официанту в гостинице.
– Может, и так, – возразил я, – но мне бы очень помогло, если бы мы иногда могли говорить с вами по-английски, потому что…
– Нет, ни в коем случае. Вам это никак не поможет, – перебил меня Жауме и даже остановился, чтобы посмотреть на меня поверх очков, словно старая мудрая сова. – Это моя страна, и вы должны говорить со мной на моем языке. Можете практиковаться со мной в испанском, когда пожелаете. Siempre espa?ol, дон Педро. Siempre espa?ol[201].
Должным образом пристыженный, я вместе с женой последовал за нашим отечески настроенным соседом по узкой тропинке вдоль одного из его полей, минуя ряды лимонных деревьев, увешанных крупными блестящими плодами, по сравнению с которыми наши жалкие экземпляры казались вообще какими-то другими фруктами.
– А что, неплохие у меня лимоны, верно? – спросил Жауме, опять каким-то непостижимым образом прочитав мои мысли. – Ваши тоже будут такими же. Предоставьте все Пепе Суау. No problemas.
Вскоре деревья расступились, и пред нами предстал нервный центр фермы Бауса – сумбурное скопление разномастных сараев, лачуг, хибар и загонов, сконструированных из всего ассортимента материалов, какие только можно найти в строительном магазине – или на свалке. В центре, между двух пышных пальм, стояло нечто, напоминающее типичную для здешних мест casita de aperos – маленькую каменную будку для хранения инструментов и инвентаря. К фасаду casita был приделан шаткий каркас из ржавых труб, который от распада удерживали только оплетающие ее стебли винограда и бугенвиллеи. Растения полностью скрывали эту импровизированную перголу и обеспечивали тень для маленького стола и двух деревянных скамеек, которые стояли перед невысокой входной дверью.
С одного бока casita de aperos была расширена при помощи старых телеграфных столбов, поддерживающих бетонные балки, которые в свою очередь несли на себе низкую кривую крышу, сооруженную из разномастных деревянных стропил и листов асбеста. Поверх этих листов были набросаны в беспорядке камни и куски шлакобетона, очевидно, чтобы помешать крыше мигрировать на юг, когда задувала Tramuntana. Внутри этого открытого с фасада, без определенной формы строения в окружении великолепного хаоса из поддонов, соломенных тюков и связок тростника уютно устроился старый «ситроен» Жауме.
С другой стороны casita располагались дворовые постройки для домашних животных, las dependencias de los animales. Ветхая пристройка из местного песчаника с односкатной терракотовой, как на casita, крышей притулилась к стене, ограждающей finca и проходящей как раз за домом. К нему присоединялся целый ряд загонов, построенных внутри низкой, неровной ограды из пустотелых бетонных блоков, утыканной тут и там кривыми ветками миндального дерева с натянутой между ними проволокой. Воротами в каждый отсек служили металлические спинки кроватей, одна из которых все еще горделиво поблескивала медной шишечкой.
Жауме заторопился вперед, чтобы возвестить о нашем прибытии старой Марии и своей жене, а мы с Элли остановились на краю поля, чтобы насладиться видом этого удивительного слияния традиционного и современного архитектурного разброда. Композиции нельзя было отказать в некоем грубоватом шарме – шаткие и убогие, эти строения тем не менее отлично вписывались в величественный пейзаж, расстилавшийся вокруг. Этот крошечный лабиринт фермерских построек, спрятанный в тайном солнечном углу лимонной рощи на живописном фоне уходящих вверх гор, создавал незаурядную картину нерафинированной, идиллической красоты.
Как только старая Мария узнала о нашем визите, она оттолкнула Жауме и свою дочь в сторону и зашаркала в нашу сторону со всей скоростью, на которую были способны ее негнущиеся старые ноги-спички.
– Ah, la se?ora de Escocia. Qu? bell?sima![202] – воскликнула она, обнажая квинтет зубов в широченной гостеприимной улыбке, и схватила Элли за шею, чтобы нагнуть ее на нужный для поцелуя в щеку уровень. – Bien venido a mi finca[203].
Затем Мария взяла мою жену за руку и трещала без умолку, пока мы не добрались до casita, где она пригласила Элли сесть вместе с ней за столик. От меня не укрылось, что старая женщина полностью игнорировала меня, очевидно считая персоной нон грата: ведь я посмел заговорить с Жауме до того, как она закончила свою лекцию у колодца. Все свое внимание Мария направила на Элли, и ее язык не лежал спокойно ни секунды.
Жауме терпеливо дождался момента, когда теща сделает паузу, чтобы глотнуть воздуха, и представил нас своей жене Антонии – изящной невысокой женщине с красивым лицом и открытой улыбкой. Мне показалось, что они с Жауме идеально подходили друг другу.
– Bueno, Педро. Если вы готовы, то пойдемте посмотрим на трактор, – предложил Жауме без дальнейших отлагательств.
– Трактор! Ба! Шумная, вонючая штука, – поморщилась его теща. – Пойдемте, se?ora, я покажу вам своих животных. У меня отличные куры в этом году. Вам понравились яйца, которые я вам давала? Да, конечно, понравились. Хорошо, я вам дам еще сегодня. Вы знаете, что сеньора Феррер свернула шеи всем курам на ферме за день до вашего приезда? Вам нужно купить новых кур – и свинью. Я покажу вам свою свинью. – Она мягко подтолкнула Элли в сторону ближайшего из загонов и снова взяла ее за руку. – Хотите прийти, когда мы будем резать свинью, se?ora? Да, конечно, хотите. Это будет настоящая fiesta, как в былые времена, и я смогу показать вам, как делать настоящие майорканские сосиски: camaiot, sobrasada, butifarra. Для butifarra мы используем свиную кровь, знаете ли.
Жауме и его жена посмотрели друг на друга, пожали плечами, потом обреченно покачали головами.
– Я должна извиниться, se?or, – сказала Антония. – Надеюсь, ваша жена не очень обидится, если ее потащат смотреть животных. Моя мать может показаться эгоисткой, но на самом деле она очень гордится своей finca, и еще… нечасто ей доводится познакомиться с новыми людьми. Вы понимаете?
– Да, понимаю, и, пожалуйста, не беспокойтесь. Элли будет очень рада, если ей здесь все покажут. Как и мне, жене предстоит многому научиться.
– Ах, gracias, se?or. Вы очень добры. – Антония мило улыбнулась, потом повернулась к Жауме. – Когда вы вернетесь после осмотра трактора, мы как следует угостим наших гостей. А то они сочтут нас невежами.
Жауме хитро ухмыльнулся и похлопал себя по животу.
– Думаю, моя жена готовит вам небольшой сюрприз, Педро. М-м-м.
Чтобы добраться до трактора, Жауме сначала пришлось вывести из сарая машину. Этим он неслыханно возмутил пару уток, которые принимали перед ней солнечные ванны, и перепугал курицу, которая с бешеным квохтаньем слетела вниз с мягкой крыши автомобиля, где решила было спокойно вздремнуть.
– Такая модель трактора лучше всего подходит для вашей фермы, и для здешней почвы, и для того, чтобы забраться под ветки деревьев. Это лучший трактор из всех, Педро, самый лучший, – повторял Жауме, снимая брезент и стряхивая с него куриный помет. Он с обожанием воззрился на свой трактор. – Buena m?quina, no?[204]
Я лишился дара речи. Я знал, что тракторы, используемые здесь, были небольшими по сравнению с огромными механизмами, к которым мы привыкли у себя на родине, но… этот трактор Жауме… черт побери, да это вообще не трактор. А какая-то моторизованная коляска!
К счастью, хозяин интерпретировал мое удивленное недоверие как восхищение.
– Ага… ага! Я знал, что вы поймете, Педро. Это истинный красавец, нет? Это «Барбьери»… из Italia!
Он просиял горделивой улыбкой и отошел в сторонку, чтобы дать мне возможность без помех насладиться его любимой техникой.
Прежде всего, мне не понравилось то, что у этого «трактора» было только два колеса. Да, это были два крепких небольших колеса, с хорошими бугристыми покрышками, как и подобало трактору, но – всего два, по одному с каждой стороны от маленького двигателя. Во-вторых, у него не было сиденья. И в-третьих, не было руля, только пара длинных рукояток с переключателями и другими штуковинами, совсем как у допотопного мотоцикла.
– Н-да… действительно красавчик, – дипломатично солгал я. – Ваш трактор… он красный и… и белый… да, красный и белый… красивые цвета.
– Нет-нет-нет! – Жауме замахал указательным пальцем перед самым моим лицом. – Цвет не имеет никакого значения. No importa![205] А что имеет значение? Мощность, а этот трактор мощный – в нем doce caballos! – Он сжал кулак, чтобы подчеркнуть сказанное.
– Doce caballos – это двенадцать лошадиных сил, да? Так, так. – Я подумал, что нет необходимости сообщать соседу, что я более привычен к тракторам, которые в десять раз мощнее, у которых при этом четыре колеса, а также сиденье и кабина с кондиционером. Нет, у Жауме, безусловно, был подходящий трактор для фермы вроде нашей, так что лучше мне принять факты как они есть и выслушать все советы, которые мне дадут.
– И вот еще что, Педро. У этого трактора дизельный двигатель. – На этот раз он сжал оба кулака для усиления эффекта. – Дизель… Вам обязательно нужен дизельный трактор. Бензиновые двухтактники? Никакого толка. Basura![206]
– У бензиновых двухтактников недостаточно мощности, верно?
– Correcto. Hombre, земля на дне этой долины такая тяжелая. Она глинистая и липкая, когда намокнет, и как бетон, когда сухая. Вам нужна мощность дизельного двигателя, если вы хотите культивировать такую землю.
– Ладно, Жауме, это я понимаю. Но скажите мне… э-э… гм… относительно колес. Я видел тракторы, у которых было четыре колеса, поэтому мне стало интересно…
– Нет, Педро, нет. – Жауме размахивал у самого моего носа всеми пятью пальцами. – Послушайте, если у вашего трактора четыре колеса, то вам ведь понадобится и сиденье, верно?
– Да, понадобится, и я как раз полагал, что было бы удобнее…
На мое плечо тяжело легла большая ладонь соседа.
– Вы сами подумайте немного. Подумайте обо всех этих ветках, которые почти касаются земли. И они тянутся метра на два от ствола, нет?
– S?.
– Bueno. На тракторе с сиденьем вам никак не поднырнуть под низкие ветки, поэтому вы либо едете напролом и ломаете ветки (а заодно и царапаете свое лицо), либо объезжаете это дерево, оставляя под этими низкими ветками сорняки, а потом возвращаетесь и вырываете их руками. Но так у вас будет слишком много работы, Педро. Demasiado trabajo, no?
– S?.
– Bueno. А когда вы идете за двухколесным трактором, как этот, то запросто увернетесь от любых препятствий. Даже я со своими больными ногами могу делать это. Hombre, двухколесный трактор почти так же хорош, как осел. Incorrecto – даже лучше осла, потому что он более мощный и не наложит кучу вам на ботинки.
Сосед убедил меня. Мне нужен именно двухколесный трактор, doce caballos – m?nimo[207].
Жауме любовно закутал свой трактор в брезент.
– Ahora[208], Педро, мы должны спасти вашу esposa[209] от мамы. Nos vamos.
Мы слышали, что голос старухи доносился от пристройки с односкатной крышей по другую сторону от casita.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.