1. АРЕСТ
1. АРЕСТ
Фрунзе-Арсений не давал спокойно спать фабрикантам и властям края. Он как бы все время напоминал им: «Вы считаете, что расправились с революцией? Наивное самообольщение! Только отсрочки, оттяжки добились вы, притом ненадолго!..»
В январе 1907 года Арсений возглавил массовое движение шуйских рабочих против повышения цен на хлеб. Пользуясь послевоенной хозяйственной неурядицей, купцы и торгаши безудержно набивали карманы за счет трудовых народных копеек.
На центральной площади Шуи собрался митинг ткачей. Арсений выступил с горячей и острой речью. Он жестоко бичевал и высмеивал главаря шуйских толстосумов, городского голову Китаева.
— Увы, не секрет, — едко говорил он, — что есть на свете, так сказать, «безголовые головы»… Пример тому — шуйский градоправитель…
Полиция издали слушала и созерцала Арсения, но протиснуться к трибуне сквозь толпу жандармам оказалось не по силам…
Чем ближе пробирались шпики и переодетые полицейские к трибуне, тем плотнее становилась толпа. Шагах в восьмидесяти-ста от трибуны рабочие стояли, держась за руки. Это была уже заградительная цепь пролетарской охраны, боевики-дружинники. Арсений спокойно закончил речь и исчез.
— Как в воду канул… — сокрушенно рапортовали полицейские исправнику.
Еще азартнее, принялась полиция выслеживать нёуловимого Арсения. Сбившиеся с ног сыщики в первых числах февраля 1907 года сообщили Перлову, что Арсения только что видели в поселке Дмитриевке возле уездной земской больницы. Перлов как раз приехал откуда-то домой. Он даже и коня выпрягать не стал, прямо помчался в санках к больнице.
Он подозревал, что Арсений у одного из неблагонадежных врачей больницы. И он не ошибся: в квартире жившей при больнице врача Дымской Арсений, сопровождаемый верным другом Павлом Гусевым, как раз проводил беседу с сочувствовавшими партии медицинскими работниками, которые могли быть, в свою очередь, использованы как агитаторы.
Поляна возле больницы, занесенная снегом, была безлюдна. Дело было уже после полудня, а зимний день короток. Но Перлов был опытен и терпелив. Он поставил сани с лошадью у ворот одного из прилегавших к полянке дворов, а сам прошел в него. Долго сидел там Перлов, не сводя глаз с больницы.
Уже начинало смеркаться, когда из больничных ворот показались два человека. Один из них легонько прихрамывал, а это, по данным полиции, была одна из главных примет Арсения. Не теряя ни секунды, Перлов выскочил на улицу.
У спутника Фрунзе, ткача Павла Гусева, был зоркий глаз. Он ткнул Арсения в бок:
— Перлов! Нас выследили. Облава!
Фрунзе на миг представил себя в лапах у палача. Вот он — мастер пыток, скулодробитель Перлов. Надо прорываться! Фрунзе припал на колено, прицелился. Грянули выстрелы.
— Павел, стреляй ты, заело в подаче…
Гусев тоже нажал курок.
Перлов присел на корточки за кузов своих саней и тоже принялся стрелять. Из домов начали выскакивать люди. Донесся топот лошадей. На выстрелы мчалась конная полиция.
Сбежав с высокой железнодорожной насыпи, которая пролегала возле самой больницы, Фрунзе и Гусев нырнули в одну из улочек поселка…
Перлов был взбешен и обескуражен.
— Сейчас бунтовщик Арсений напал на меня и пытался убить, стрелял несколько раз, — доложил он начальству.
Теперь Арсению, если бы его поймали, угрожала смертная казнь.
Но Арсений был Арсением только в Шуе. В Петербурге, в Политехническом институте, на каждую зачетную сессию аккуратно являлся способный и старательный студент Михаил Фрунзе. Именно таким помнили его академик А. А. Байков и заслуженный профессор М. А. Павлов, тогдашние его педагоги по Политехническому институту. Профессора с удовольствием ставили высшие отметки в зачетную книжку этого студента. Он даже обогнал своих однокурсников и по ряду наук числился уже на четвертом курсе.
— Замечательные способности! — говорили о нем профессора.
Труднейшие предметы успешно сдавал Михаил Фрунзе. И никому из почтенных профессоров в голову не приходило, что этот русый, с веселыми глазами студент держит в трепете и страхе полицию и фабрикантов огромного района, выполняя ответственные поручения партии.
После стычки с Перловым у земской больницы Михаил Фрунзе уехал на несколько недель в Петербург сдавать зачеты.
Шуйские сыщики уже начали впадать в уныние. Им неизменно приходилось рапортовать:
— Никак нет-с, не видать, не слыхать Арсения…
В Шую Фрунзе вернулся в середине марта того же 1907 года. С крыш уже капало по-весеннему. Серо-грязные пятна лежали на подтаивающих сугробах.
Поколесив по улицам, прилегавшим к вокзалу, Фрунзе добрался до соколовского домика и, как обычно, вошел не во двор, а в мелочную лавчонку.
В полутемной небольшой лавчонке был всего только один покупатель. Бросив на вошедшего искоса короткий взгляд, он продолжал рассматривать образцы вяленой воблы, которые висели над прилавком, пропахшим селедками и керосином.
Когда Фрунзе скрылся в низкую дверь, ведшую во внутренние помещения, покупатель в упор спросил Соколова:
— Кто это такой?
— Кто это? — нисколько не смутившись, вскинулся Семен Иванович. — Да жилец наш. Студент, практикант, инженером скоро будет…
— Смотри, Соколов, — постучал пальцем по стелу покупатель, понизив голос. — Будут ужо тебе практиканты…
— Да я при чем-с?.. Я ни при чем-с… — засуетился Семен Иванович. — Пачпорт представил. Денежки плотит… В нутро нешто влезешь?.. А что?
— Ладно, ладно, поговорим еще, — таинственно и многозначительно буркнул шпик-покупатель и вышел из лавочки, хлопнув дверью.
Несколько дней прошло, как обычно. «Практикант» рано уходил, поздно возвращался. 23 марта, как всегда поздно вернувшись с подпольного заседания, Арсений был встречен в дверях ткачом Василием Малышевым, который жил с ним вместе на квартире.
Малышеву партия доверила оберегать Арсения и предупреждать об опасности.
— Не сплю, дорогой, — тихонько сказал Малышев. — Тебя дожидаюсь. Кто-то шныряет по переулку. Не переночевать ли тебе сегодня где-нибудь в другом месте?
Фрунзе помолчал.
— Умаялся я за день, Вася. Отдохнуть хочется, — ответил он. И добавил успокоительно: — Почудилось тебе, вероятно.
А сам подумал:
«Кое-что предусмотрено на случай обыска… Окно не замазано, налево за забором — пустырь, в заборе направо — незакрепленные доски…»
Он прошел в свою каморку, зажег лампу и, преодолевая усталость, уселся к столу. Нужно было написать несколько писем. Назавтра предстояло ехать в Иваново, а оттуда опять за границу, на V съезд партии, на сей раз в Копенгаген [13]. Фрунзе только что был избран партийной конференцией Иваново-Вознесенска и Шуи делегатом на этот съезд.
Все было тихо. Когда часы показали половину четвертого, Фрунзе поднялся со стула. «Надо, пожалуй, ложиться спать. Конечно, нечего уж и думать о налете полиции».
Но едва погасил Фрунзе свою лампу, как раздался тяжелый стук в наружные двери. Знаком уже был этот стук Арсению. Стук был угрожающий, властный, настойчивый.
В соседней комнате заскрипели половицы. Это вскочил, проснувшись, сосед и друг Василий Малышев. Через секунду его взволнованное лицо просунулось в дверь:
— Полиция, Арсений!
Фрунзе молниеносно вынул из окна раму, распахнул вторую. Еще через секунду с двумя револьверами в руках он хотел прыгнуть во двор и скрыться.
«Разрядить револьвер в дверь, в полицейских, и уйти…» Но из-за тонкой перегородки уже умоляюще бормотала хозяйка:
— Деток пожалей малых… Убьют, аль поранят, аль напугают, до смерти…
Не стреляя, Фрунзе прыгнул во двор, и в тот же миг на него обрушились удары — по голове наганом, в бок винтовкой, потом ногой в живот и в лицо. Только случайно избежал Фрунзе смертельной раны. Однако от зверских ударов потерял сознание, а когда пришел в себя, увидел обыскивающих его полицейских.
Никита Перлов прохрипел:
— Очнулся! Вы арестованы, агитатор Арсений!
Через час после обыска и допроса Михаила Фрунзе под усиленным конвоем повели в шуйское полицейское управление. В ту же ночь был арестован и рабочий Павел Гусев.
Владимирский губернатор был в восторге от поимки большевика Арсения. Он поспешил порадовать министра внутренних дел телеграммой об аресте Арсения.
«Министру внутренних дел: в Шуе арестован Арсений. Назвался Борисом Тачапским. Большевик, вооружен браунингом и маузером. Найдены два винчестера, переписка. Выслан во Владимир.
Губернатор Сазонов».
Губернатор несколько предупреждал события. В это время в Шуе в полицейском управлении, в кабинете исправника, шел допрос Фрунзе.
Лицо Фрунзе было в кровоподтеках от ночного избиения.
— Имя, фамилия? — допрашивал исправник Лавров.
— Борис Тачапский. Больше я вам ничего не скажу и на ваши вопросы отвечать не буду, — сказал Фрунзе.
Он был тверд. Больше ни слова не добились от него полицейские.
Наступило утро. На фабрики Шуи шли тысячи рабочих и работниц. Они громко обсуждали уже разнесшуюся по рабочим кварталам весть. Были слышны отдельные фразы:
— Освободить надо Арсения! Все пойдем к полицейскому управлению!
Члены шуйской партийной организации и шуйской боевой дружины еще ночью были осведомлены об аресте Фрунзе. Они решили организовать забастовку протеста и освободить своего руководителя. Тотчас же ими была послана телеграмма члену Государственной думы Жиделеву с просьбой настоять перед владимирским губернатором на освобождении Арсения.
В 10 часов утра 24 марта тревожно загудел сначала один гудок, затем к нему присоединился другой, и через несколько минут гудки всех фабрик Шуи сигнализировали рабочим о начале забастовки.
— Кончай работу, товарищи! Выходи за ворота! Сейчас идем освобождать Арсения! — говорили уполномоченные комитета партии и члены боевой дружины в цехах.
Одна за другой все фабрики остановились.
Тысячи рабочих и работниц, бросив работу, выходили из ворот.
Соединившись в общую колонну, они всей пятнадцатитысячной массой двинулись к шуйскому полицейскому управлению.
— Свободу Арсению! Выпустить Арсения!
У полицейского управления их ожидали выстроенные в шеренгу полицейские и жандармы, вооруженные винтовками. Лица полицейских были тревожны. Грозная масса пятнадцати тысяч рабочих двигалась, готовая разнести в щепы полицейское управление.
В это время телеграфисты выстукивали:
«В Шуе, — дополнительно рапортовал владимирскому губернатору 24 марта 1907 года шуйский уездный исправник, — арестован окружной агитатор Арсений. Все фабрики встали, требуют освобождения. Ожидаю столкновений… Необходимо немедленно подкрепление в составе не менее двух рот».
«Министру внутренних дел, его высокопревосходительству тайному советнику Столыпину: в Шуе забастовали фабрики вследствие ареста агитатора.
Губернатор Сазонов».
«Командиру казачьей сотни. Ковров. Предлагаю немедленно выступить в Шую для оказания поддержки исправнику, осажденному толпой рабочих.
Губернатор Сазонов».
«Шуйскому исправнику. Посылаются казаки и пехота. Открытый бунт не может быть допущен.
Владимирский губернатор Сазонов».
«Шуйскому исправнику. Предложите толпе разойтись. Объясните, что дело будет расследовано. Если не разойдутся, примите меры, указанные циркулярами.
Губернатор Сазонов. 24 марта 1907 года».
Шуйский исправник хорошо знал «циркулярные меры». Это был узаконенный в таких случаях расстрел — ружейный огонь по демонстрации.
Когда рабочие подошли к полицейскому управлению на расстояние примерно двухсот шагов, перед строем полицейских появился исправник Лавров.
— Стой! — кричал он. — Дальше ни шагу. Буду стрелять!
Но рабочие продолжали двигаться. Впереди демонстрации шли боевики-дружинники, члены партии большевиков.
— Свободу Арсению! Освободите Арсения! — возмущенно гудела толпа. Особенно выделялся раскатистый бас ткача Егора Баранова, который несколько часов назад провожал Арсения с заседания почти до самого дома.
Исправник и городовые со страхом смотрели на двигающуюся на них многотысячную гневную массу рабочих.
Исправник истерически скомандовал:
— К бою готовьсь!
Рабочие замедлили шаг, голоса стихли, и в наступившей тишине было слышно, как щелкали затворы винтовок. Дула винтовок были направлены на рабочих. Еще миг, и раздались бы залпы, полилась кровь…
Лавина рабочих остановилась. К исправнику направилась группа членов комитета партии.
— От имени рабочих и работниц города Шуи и всего Иваново-Вознесенского района мы требуем освобождения товарища Арсения.
— Арсений сам просит вас разойтись! — начал уверять рабочих исправник. — Я пошлю сейчас же телеграмму губернатору, вероятно, он немедленно распорядится освободить Арсения.
— Врешь, лиса! — прервал его рабочий Баранов. — Знаем вас, палачей!
Представители комитета были в затруднении. Многотысячная толпа рабочих безоружна, а ей угрожает свинцовый ливень. До сумерек стояла рабочая масса возле полицейского управления и тюрьмы, требуя немедленного освобождения Арсения, но все же вынуждена была покинуть площадь.
Вечером 24 марта 1907 года, когда рабочие разошлись по домам, шуйский исправник телеграфировал владимирскому губернатору:
«Сегодня решительное намерение отразить нападение оружием заставило рабочих отступить и разойтись. Завтра собираются повторить нападение соединенными силами Шуи, Кохмы и Иванова, прошу выслать пехоту. Положение очень серьезное.
Исправник Лавров. 24 марта 1907 года».
Всю ночь шло совместное заседание Шуйского комитета РСДРП (б) и руководителей боевой дружины— Уткина, Балакина и других. Ломали головы, как освободить арестованных товарищей, попавших в цепкие и безжалостные когти царской охранки.
— Добра не жди, живьем их не выпустят жандармы! — негодовал и волновался член комитета Егор Баранов, не случайно носивший подпольную кличку «Буря». — Ни перед чем нельзя останавливаться, чтобы выручить Арсения и Павла…
Решено было совершить нападение на поезд, на первом от Шуи полустанке обезоружить охрану и взломать, если понадобится, двери вагона.
Полтора десятка боевиков так и не ложились спать в эту ночь — чистили, проверяли свое оружие, распределяли, что кому делать. Налет на поезд был продуман во всех подробностях. Удача казалась несомненной.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.