Люди в лесу

Люди в лесу

— А это что за малец? — спросил Кринка, беря поводья наших лошадей.

— Это Пикколо, мой друг. Не тревожьтесь. Он со мной едет с Украины. Помогите устроить его у кого-нибудь.

Кринка понимающе кивнул головой:

— Устроим. А вы, — обратился он ко мне, — входите в дом и отдыхайте, я постелил.

Пикколо медлил, вопросительно гладя на меня.

— Иди, иди, завтра увидимся…

И он ушел вместе с Кринкой.

Утром меня пригласила завтракать хозяйка Юлия Васильевна. Дочь Кринки, Зоя, ждала меня с полотенцем, мылом и кувшином воды. Умывшись, я зашел на кухню к Юлии Васильевне и был крайне озадачен, застав там каких-то двух женщин и мужчину. Увидев меня, они вышли.

— Жан на конюшне стрижет хвосты и гривы вашим лошадям, а мальчонку вашего он устроил к одним старикам на соседнем хуторе, ему там будет хорошо, — шепнула мне Юлия Васильевна, стоя над примусом и помешивая в кастрюльке ячневую кашу с салом.

Было десять часов утра, когда мы с Кринкой вошли в лес. Пробирались чащей, без троп. Минут через пятнадцать он подвел меня к моему новому жилищу. Шалаш был сделан на диво. Уложенный на кольях густой еловый лапник не пропускал ни дождя, ни света. Невдалеке протекал ручей, возле него был громадный камень. Мы договорились, что под этот камень Жан будет класть для меня провизию, если на ферме или поблизости окажутся немцы. Ежедневно я смогу знать: если провизии не будет — значит, можно идти на ферму, ничего не опасаясь, если сверток с едой тут, под камнем, — лучше не показываться.

Мы присели возле ручья. Он бежал по ярко освещенной солнцем поляне, заросшей ромашками, хвощом, колокольчиками. Глядя на эту мирную природу, слыша треск кузнечиков и гудение шмелей, видя целые семейства крепких белых грибов, словно выбегавших из леса на поляну, трудно было представить себе, что совсем рядом идут жаркие бои, горят дома, льется кровь. И только рокот самолетов высоко в небе и далекие взрывы авиабомб напоминали об этом…

Мы сидели с Кринкой возле шалаша. Я чистил и смазывал свой «Браунинг», а Жан расспрашивал о моей жизни. Я понял, что это человек незаурядной воли, умеющий точно и хладнокровно судить обо всем. Он был необыкновенно сдержан, внутренне собран и всю свою страстную веру в наше общее дело таил глубоко, ничем внешне не выдавая своих чувств.

Биография его очень интересна. Он участвовал в боях за советскую власть в 1917 году. Был в рядах латышских революционеров, бравших Зимний дворец. Его однажды вызвал к себе Владимир Ильич.

— И вы лично разговаривали с Лениным? — спросил я.

— Да. Это самая памятная минута в моей жизни… — Кринка машинально вертел в пальцах лиловую метелку мяты и вдыхал ее острый аромат. — Я тогда еще плохо говорил по-русски, но доложил Владимиру Ильичу Ленину все как полагается. А позже, в Гражданскую войну, я был послан на помощь латышским рабочим Рижского завода, который с тысяча девятьсот пятнадцатого года находился в Воронеже. И там мы громили белогвардейские банды… В Воронеже я учился, встретил Юлию Васильевну, и мы поженились. У нее там сестра до сих пор живет. А младшая сестра моей жены переехала в Москву.

— В Москву? Где же она там живет?

— На Кузнецком Мосту. Ты знаешь такую улицу? — Жан улыбнулся.

— Ну как же, я там в шахматном турнире участвовал. Играл в шахматном клубе, еще в тридцать восьмом году.

— Это клуб на углу Рождественки, такой гранитный массивный дом?

— Он самый.

— Ну так вот, сестра жены живет через дом, возле Выставочного зала, во дворе… Александра Васильевна Зудова. Вот я письма ее специально прихватил тебе показать. — Он вынул из кармана несколько писем.

Я с жадностью ухватился за исписанные листки…

Настал один из ответственных дней.

Мы ехали с Жаном на его бричке, запряженной приземистым битюгом. Темнело. Я всецело был поглощен своими мыслями. Затаенная тревога перед неизвестностью, как всегда, давала о себе знать. «Как себя вести? Смогу ли ответить на все вопросы?.. Главное сейчас, чтобы люди мне поверили… Главное — суметь организовать людей на борьбу…»

…Это была просторная комната в избе на глухом лесном хуторе. За столом на лавках разместилось восемь человек. Четверо из них — бородатые старики лет под семьдесят каждый. Все курили, и, когда мы с Кринкой вошли, над столом висело облако сизого дыма. Видимо, они не ожидали, что разведчик окажется столь несолидным субъектом, да еще в форме немецкого солдата.

— Здравствуйте, товарищи! — сказал я. — Думаю, Жан Кринка рассказал вам, кто я и зачем прибыл сюда. Все вы люди преданные советской власти и хорошо знаете друг друга. Это очень важно.

Я подсел к столу. Люди внимательно слушали. А я говорил, что гитлеровцы проиграли войну и скоро Красная армия освободит Латвию. Рассказывал о дезертирстве в немецких частях, о разложении и упадке боевого духа среди немецкого офицерства, говорил о необходимости сплочения отдельных боевых групп, действующих с оружием в руках против фашистов в их тылу. Разбирая обстановку в прифронтовом районе, я сказал:

— Фронт приближается сюда. Немцы в прифронтовой полосе сжигают дома мирных жителей, уничтожают скот… Они угоняют молодежь, женщин, детей в Германию. Как все это предупредить? Надо сейчас же, пока не поздно, построить в лесу убежища, землянки, загоны для скота. Сено свезти не на сеновалы, а в лес. Малых детей и женщин укрыть в землянках, заготовить запасы продовольствия, чтобы, когда фронт приблизится, было куда уйти.

— А что, фронт близко? Когда оп подойдет сюда?

Я высказал предположение, что фронт будет здесь к зиме, а сейчас советские войска ведут бои на рижском направлении, перемалывая мощную вражескую технику.

Один бородач, почесав бороду и поблескивая глазами из-под мохнатых бровей, интересовался тем, не угонят ли его с насиженного места, когда придут советские войска, у него два сына ушли, мол, с красными, когда те отступали из Латвии в начале войны, а двух младших немцы в полицаи забрали. Придется за них, за младших, ответ держать или нет? Я твердо ответил:

— Всем, кто будет действовать против фашистов, участвовать в партизанских делах, гарантируется полная неприкосновенность.

Мое заявление прозвучало убедительно, и, судя по выражениям лиц, люди были довольны нашей встречей. Я еще раз призвал создавать партизанские группы для помощи наступающей Красной армии. Фамилии участников встречи обещал передать советскому командованию.

(Забегая вперед, скажу, что спустя несколько месяцев, уже будучи у своих, я по записной книжке и по памяти передал советскому командованию оперативные сведения по Латвии и сообщал пофамильно о латышах-патриотах, с оружием в руках боровшихся против гитлеровцев.)

А пока шел деловой разговор.

— Мы окажем любую посильную помощь, — сказал один из молодых латышей.

Другие его поддержали:

— Скажите, что нужно делать?

— Мы готовы.

— Не подведем!

Я попросил их назвать фамилии предателей, работающих у гитлеровцев, тех, кто помогает оккупантам угонять население в Германию, кто грабит жителей. Затем сказал, что мне необходимо знать, где находятся немецкие военные склады, аэродромы, расположение гарнизонов, — словом, любые оперативные сведения по этому району.

— Товарищ Кринка, как человек опытный в военных делах, распределит между вами обязанности, и каждый сообщит ему все, что сможет. Это и будет первое задание.

Потом я обратился к старику, у которого два сына служили в полевой полиции.

— Очень вас прошу, папаша, узнать, по своей ли воле они служат немцам?

— Какой там черт по своей воле! Взяли их, и все!

— Так вот, папаша. К вам особая просьба. Поговорите с ними серьезно. Их нужно подключить к нашему делу. Тем самым они снимут с себя вину перед народом.

Кринка поддержал меня и заметил, что эти парни могут помочь и оружием. На первое время достанут хотя бы несколько винтовок с боеприпасами.

Я посмотрел старику прямо в глаза и понял, что он готов это сделать.

— И еще одна просьба, папаша. Надо, чтобы ваши ребята раздобыли оперативную карту этого района и график, по которому батальон полиции прочесывает леса. Тогда все будет в порядке, и мы избежим облавы.

Старик кивнул в знак согласия.

Мы разошлись поздно ночью. Группа сопротивления начала действовать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.