Фицджеральд Фрэнсис Скотт

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Фицджеральд Фрэнсис Скотт

(род. в 1896 г. — ум. в 1940 г.)

Американский писатель, в судьбе которого любовь сыграла драматическую роль.

«Она — единственный бог, который у меня остался…» — так говорил известный американский писатель Фрэнсис Скотт Фицджеральд о своей невесте Зельде Сэйр перед свадьбой. Шестнадцать лет спустя он же писал, что женитьба на «единственном боге» явилась его самой непоправимой жизненной ошибкой. Но если первое утверждение легко объяснимо пылкой влюбленностью молодого человека, то второе воспринимается как исступленный крик зрелого мужчины, уставшего бороться с самим собой и ясно понимающего: что бы ни делал, как бы далеко ни уехал, все равно эта женщина останется с ним и в нем.

Такая сумятица чувств объясняется как своеобразием личности американского прозаика, так и временем, в котором он жил. Фицджеральд принадлежал к тому поколению, которое, пережив ужасы Первой мировой войны, стало довольствоваться одним днем, словно наверстывая утерянную радость праздника жизни, развлечений, возбуждая себя джазом, виски и любовью. Фицджеральд, как человек 20-х годов XX в., точно уловил настроения молодежи, предугадав и кризис, который затем разразился в годы «великой депрессии».

Жизнь Фицджеральда всегда складывалась довольно удачно. Его отец, Эдвард Фицджеральд, был далеким потомком ирландского аристократического клана. Но ему не передались ни гордая независимость предков, ни их воинственный темперамент. Кроме того, Эдвард был явным неудачником, и от солидного состояния, оставленного ему отцом, ко времени рождения Скотта почти ничего не осталось.

Семья держалась на плаву только благодаря деду Фицджеральда по материнской линии, Макквилану — успешному предприимчивому дельцу, владельцу фирмы с оборотом более миллиона долларов в год. Для Эдварда и его жены Молли Макквилан он приобрел дом в приличном районе в городке Сен-Пол, штат Миннесота. Благодаря деньгам деда Скотт, родившийся 24 сентября 1896 г., спустя шестнадцать лет получил возможность учиться в одном из самых престижных американских университетов — Принстонском.

В университете Скотт решил для себя, что учеба скучна и не заслуживает особого внимания, поэтому первым делом записался в футбольную команду, откуда его отчислили через две недели как неперспективного игрока. Однако вести ничем не примечательную жизнь послушного студента Скотт не желал. Честолюбивому юноше, который мечтал стать невероятно успешным человеком во всех областях жизни, необходимо было привлечь к себе внимание, доказать, что он лучше всех. Для этого у Скотта было единственное средство: писательство. Еще в школе, написав как-то детективный рассказ о шефе полицейского участка и поместив его в стенгазете, он на какое-то время стал звездой класса, и теперь в Принстоне снова взялся за перо. Скотт публиковал свои юмористические рассказы в студенческих журналах, писал пьесы для принстонского театра, правда, полного удовлетворения ему это не приносило. Он мечтал играть на сцене, однако педсовет Принстона не допускал двоечников к театру.

С учебой дело обстояло еще хуже. Да и в личной жизни тоже не все складывалось благополучно. Жинева Кинг, первая красавица Принстона, с которой у Фицджеральда был страстный роман, оставила его, предпочтя более солидного поклонника. Скотт впал в отчаяние и в конце концов решил, что незачем терять время на учебу, а лучше прославиться на поле боя Первой мировой войны. Он бросил университет и в 1917 г. ушел добровольцем в американскую армию.

21-летний Фицджеральд был уверен, что его тут же отправят на фронт, а там, конечно, убьют. На всякий случай он послал в издательство рукопись своего романа «Романтический эгоист». Однако ее вскоре вернули, а самого автора вместо фронта отправили в учебный лагерь «Шеридан», расположенный в небольшом городке Монтгомери, штат Алабама. Именно там летом 1918 г. Скотт, к тому времени младший лейтенант 67-го пехотного полка, на одной из вечеринок в клубе познакомился с дочерью судьи штата 17-летней Зельдой Сэйр и влюбился в нее с первого взгляда. «Я был немедленно сражен в самое сердце, — писал в дневнике Фицджеральд. — Она была самой красивой девушкой среди всех, когда-либо мною виденных. И с первого момента я понял, что просто должен быть с ней».

Да и как было не влюбиться в эту дерзкую, раскрепощенную красавицу, обладавшую хорошими манерами, которыми славились уроженки американского Юга. Правда, ни застенчивостью, ни сдержанностью, которые были присущи южанам, юная Зельда не отличалась. Правила предписывали ей быть послушной и тихой, она же росла независимой, отчаянной и абсолютно не способной думать о ком-либо еще, кроме себя самой. И если ей чего-то хотелось, она добивалась своего, не обращая ни малейшего внимания на правила и моральные принципы.

С Фицджеральдом Зельда познакомилась в год окончания колледжа, где была признана самой красивой выпускницей города. Внешне привлекательный, стройный, синеглазый Скотт тоже сразу понравился Зельде. Да и военная форма ему очень шла.

Тем памятным летом влюбленные почти не расставались. Скотт признался своей возлюбленной, что на самом деле он писатель и, скорее всего, великий, а лейтенантом стал просто от нежелания учиться в Принстоне. Однако помолвку пришлось отложить. Вмешался папа-судья, которому сообщили, что этот красавчик-лейтенант большой любитель пирушек. Засомневалась и мама Зельды, которая тоже рассуждала весьма трезво: да, Скотт красавец, но как он сможет обеспечить достойное существование ее девочки, имея такую ненадежную профессию, как писательство. Да и сама Зельда опасалась, что ее любимого Скотта все-таки могут отправить на фронт, где он может и погибнуть. Как тогда быть с помолвкой?

Но Фицджеральд был не из тех мужчин, которые быстро сдаются. В одном из интервью он позже скажет, что стал писателем прежде всего потому, что хотел понравиться Зельде. Так это было или не совсем так, трудно сказать, но Фицджеральд уехал в Нью-Йорк и поступил на службу в рекламное агентство при городской железной дороге, а кроме рекламных объявлений писал юмористические рассказы и вскоре засел за переделку романа «Романтический эгоист». В начале 1920 г. книга была издана под названием «По эту сторону рая». Она далась молодому писателю нелегко. «Заканчивая ее, я выжал себя до последней капли», — признавался он позже.

Зато теперь Скотт мог торжествовать. Наконец-то осуществилась его «иллюзия мечты». Такая иллюзия характерна была для всей Америки в те годы. Начиналась недолгая, но яркая эпоха с небывалыми возможностями обогащения, безумной погоней за счастьем. Во весь голос заявило о себе поколение, которое уже не верило в честный и добросовестный труд, стремившееся к сиюминутной радости и упоению лихорадкой джаза и бесконечного веселья. Таким было настроение тогдашней американской молодежи, и Фицджеральд точно отразил его в своем первом романе.

Успех романа «По эту сторону рая» превзошел все ожидания. И сделал Фрэнсиса Скотта Фицджеральда не только знаменитым, но и богатым.

А Зельда все лето 1919 г. провела на балах и в плавательных бассейнах, причем стала еще привлекательней и более раскрепощенной. Когда однажды ей показалось, что в купальном костюме неудобно нырять, она просто-напросто сняла его и прыгнула с вышки обнаженной. Мужчины Монтгомери готовы были биться об заклад, что ни одна девушка в истории штата не делала ничего подобного, и спешили пополнить ряды ее поклонников. Однако когда через пять месяцев стоического молчания от Скотта пришло письмо, в котором он писал, что любит ее по-прежнему и хотел бы приехать в Монтгомери с единственной целью — увидеть ее, Зельда ответила немедленно: «Приезжай! Я безумно рада, что мы встретимся, и я хочу этого, о чем ты, должно быть, знаешь!»

Судья штата Алабама больше не возражал против брака дочери, но на свадьбу все же не приехал. Впрочем, и жениху, и невесте не было до этого совершенно никакого дела.

Брак этой четы никак нельзя назвать скучным или однообразным. Сразу после свадьбы супруги с радостью ощутили, что понимают друг друга с полуслова. Им обоим нравилось и не нравилось одно и то же, они одинаково судили о жизни и людях, оба тяжело переживали минутные размолвки, и оба всегда были готовы к примирению. Медовый месяц их любви растянулся на долгие годы, и для Фицджеральда как для писателя это период стал лучшим временем жизни. Он написал несколько романов («Великий Гэтсби», «Ночь нежна», «Последний магнат»), ставших классикой американской литературы и обеспечивших писателю огромную популярность. Но главным романом в его жизни стала Зельда. Через нее, благодаря ей (в этом он сам не раз признавался) Фицджеральд постигал тайную суть женской души. Почти все женские образы его романов вобрали в себя те или иные черты характера и души его возлюбленной.

Правда, любое счастье относительно, тем более с такой женщиной, как Зельда. Она была отнюдь не из тех жен, которые способны обеспечить комфортное существование даже безмерно любящему ее мужчине. Вскоре после свадьбы Скотт выяснил, что его жена не умеет и не хочет ни готовить, ни стирать, ни поддерживать хотя бы элементарный порядок в доме. «Пойми, Скотт, я никогда ничего не смогу делать, потому что я слишком ленива, — честно признавалась она ему. — Я не хочу славы. Единственное, чего я хочу, — это быть всегда очень молодой и ни за что не отвечать… и просто жить и быть счастливой». А уж как хорошо провести время, эта женщина, всегда свежая, привлекательная, нарядно одетая и неистощимая на выдумки, знала и умела. Да и Фицджеральд готов был идти с ней хоть на край света. По словам одного из друзей этой семьи, он «растворился в Зельде и приобрел ее черты». Впрочем, другой человек, хорошо знавший Фицджеральдов, думал иначе: «Сложно определить, кто из них был заводилой. Они дополняли один другого, словно джин и вермут в коктейле».

Как бы там ни было, но Фицджеральды долгое время оставались самой экстравагантной парой в Нью-Йорке. Разделы светской хроники стали, по сути, хроникой их семейной жизни. Стиль этой хроники был протокольно лаконичным и в то же время откровенно шокирующим.

«Сегодня ночью мистер Фицджеральд с супругой предприняли необычную экскурсию по Манхэттену. Поймав такси на углу Бродвея и 42-й улицы, они сели в салон на заднее сиденье. Но уже в районе Пятой авеню им показалось, что так ехать неудобно, и, потребовав у водителя остановиться, они изменили свое положение: мистер Фицджеральд забрался на крышу машины, а миссис Фицджеральд — на ее капот. После чего приказали ехать дальше…»

«На днях общественность Нью-Йорка была искренне взволнована внезапным исчезновением четы Фицджеральд: покинув в субботу вечером свой особняк на Лонг-Айленде, дабы ехать в Манхэттен, они не появились там ни в воскресенье утром, ни в понедельник вечером, ни во вторник днем… Нашли их лишь в четверг утром в весьма сомнительном отеле в Нью-Джерси. И мистер Фицджеральд, и Зельда были не в состоянии припомнить, как они провели эти четыре дня, сколько выпили и как оказались в Нью-Джерси…»

«…Он разделся на спектакле „Скандалы“ — остался практически без всего!..»; «…Она утром вышла из отеля „Плаза“ в чем мать родила и стала купаться в фонтане…»; «…Он сбил с ног полисмена в Уэбстерхолле…» и так далее и тому подобное.

Самое поразительное состояло в том, что все это было правдой. Да, они прокатились верхом на такси — потому что им так захотелось. Да, Зельда искупалась в фонтане — потому что ей стало жарко. Да, Скотт почти догола разделся в театре только потому, что в тот момент таким было его желание. Слава прожигателей жизни их не смущала, поскольку оба были уверены, что счастье — это полная свобода и нескончаемая радость.

И действительно, Фицджеральдами настолько все восторгались, что прощали им все, даже то, что другим вряд ли бы сошло с рук. Ведь красавец Скотт, который прекрасно одевался, носил элегантные шляпы, что было несвойственно писателям, и не имел распространенной среди литераторов привычки сутулиться, стал некоронованным королем для молодежи Америки, а эффектная Зельда с ее точеными формами — королевой. Молодые, красивые, лишенные всяческих предрассудков, они заказывали обеды в дорогих ресторанах, до утра веселились в ночных клубах, без них, будь то в Нью-Йорке или в Париже, куда они часто ездили, не обходилась ни одна богемная вечеринка.

Через год после свадьбы молодые супруги приехали в Сен-Пол, на родину Фицджеральда, где у них родилась дочь, которую назвали в честь отца Франс Скотт, среди домашних ее ласково звали Скотти. Что касалось воспитания дочери, то Зельда придерживалась принципа: «Я не хочу, чтобы она выросла серьезной, и не хочу, чтобы она стала великой. Пусть будет богата и счастлива, вот и все!» Наняв для Скотти няню, молодые родители вернулись в Нью-Йорк к прежней разгульной жизни.

Однако Зельда дарила Фицджеральду не только все радости, какие может принести жена мужу, но и страдания. Однажды она увлеклась, причем на глазах Скотта, молодым французским летчиком Эдуардом Жозаном (который, обезумев от любви к ней, над их домом даже выполнял фигуры высшего пилотажа). Роман между ними, вероятно, не был серьезным, в том смысле, что вряд ли Зельда и Жозан были любовниками. Но Фицджеральд в своей ревности дошел до того, что запер жену на месяц на вилле и не давал видеться с ее поклонником.

И все же восхищение Зельдой затмевало в глазах Фицджеральда все ее слабости и проступки. Даже принимая на работу секретаршу, он заботился о том, чтобы та была образованна, привлекательна, но все же не настолько, чтобы могла затмить Зельду! И когда его однажды спросили, какая у него самая высокая мечта в жизни, он не задумываясь ответил: «Так же любить Зельду и быть на ней женатым и написать самый известный в мире роман».

Все бы ничего, да вот только с творчеством с каждым годом становилось все больше проблем. Признанный когда-то лучшим писателем Америки, Фицджеральд временами вообще ничего не писал, а если и писал, то так, что сам иногда приходил в ужас от написанного, не говоря уже о поклонниках его таланта. Язвительный и порой завистливый Эрнест Хемингуэй, наблюдая за угасанием таланта своего сотоварища, написал о нем суровые, но во многом справедливые слова: «Его талант был таким же естественным, как узор из пыльцы на крыльях бабочки… Позднее он понял, что крылья его повреждены, и понял, как они устроены… но летать больше не мог». И впрямь, тот образ жизни, который вел Фицджеральд, его неутолимая любовь к единственной и неповторимой женщине рано или поздно должны были привести к драматическим последствиям.

Не все обстояло благополучно и с Зельдой. После тридцати лет она начала быстро стареть. А кроме того, ее поведение становилось все более неадекватным. Между прочим, зачатки ее безумия Фицджеральд мог бы заметить и раньше, не происходи они на таком фоне их образа жизни, при котором странности в поведении являлись чуть ли не нормой. Разве сам Скотт, стоя на подоконнике раскрытого окна, не обещал Джеймсу Джойсу, что сейчас выбросится вниз, потому что Джойс написал «Улисс», самую великую изо всех великих книг? И разве не он как-то устроил отвратительный погром в полицейском участке Канн?

В августе 1925 г., после того как Зельда бросилась вниз с лестницы в одном из известных ресторанов, о состоянии ее психики заговорил весь Париж. В тот злополучный вечер Фицджеральд, заметив за соседним столиком Айседору Дункан, решил подойти к ней. Как только он встал, Зельда тоже вскочила, направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, дошла до середины — и бросилась вниз. Перепуганные посетители были уверены, что она погибла, сломав себе позвоночник. Но Зельде необыкновенно повезло, она отделалась одним-единственным ушибом.

Чуть позже в Голливуде Зельда приревновала своего мужа к 18-летней начинающей актрисе Луис Моран. Скотт и в самом деле увлекся ею, но не настолько, чтобы можно было опасаться за семейную жизнь. А Зельда восприняла увлечение мужа чуть ли не как трагедию. Заставив его пренебречь выгодным контрактом, она немедленно увезла его из Голливуда. В поезде Зельда устроила настоящую истерику и в порыве ярости даже выбросила в окно платиновые часы с бриллиантами, которые Скотт подарил ей 10 лет назад.

После этого случая признаки психической неуравновешенности Зельды стали проявляться все очевиднее. То она вдруг полностью отказалась от еды, решив таким образом похудеть; как-то раз с таинственным видом сообщила Скотту, что их старые друзья хотят всех убить: и ее, и его, и их дочку Скотти; затем объявила, что не хочет двигаться — ни ходить, ни шевелить руками, ни даже поднимать брови — она будет только сидеть и слушать разные голоса, например, о том, как разговаривают лилии в саду; в другой раз Зельда сложила все свои платья в ванну и устроила из них костер; а однажды во время бешеной езды на автомобиле она чуть было не упала в пропасть…

Все это привело к тому, что в апреле 1930 г. с диагнозом «шизофрения», поставленным известным психиатром Оскаром Форелом, Зельда Фицджеральд попала в швейцарскую клинику для душевнобольных. Далее последовал целый букет болезней: «мания преследования», «нервная экзема», «маниакально-депрессивный психоз», и психиатрические лечебницы, пациенткой которых теперь стала миссис Фицджеральд, — больница в Балтиморе, госпиталь в Северной Каролине, клиника в Эшвилле.

Но и находясь в клинике, Зельда тревожилась о том, что Фицджеральд, занятый написанием сценариев в Голливуде, «постоянно находится в толпе красивых женщин». И даже не ревность одолевала ее, а мучительное чувство разъединенности. «Мой любимый, ненаглядный… — писала она мужу, проявляя удивительную ясность ума и чувств. — Мне так грустно от того, что я превратилась в ничто, пустую скорлупу. Мысль об усилиях, которые ты прилагаешь ради меня… была бы невыносима любому, кроме разве бездушной машины… Твоя доброта ко мне не знает пределов. Поэтому сейчас я могу сказать одно: в моем сердце, во всей моей жизни не было более дорогого существа, чем ты… Я люблю тебя!»

Фицджеральд по-прежнему не мог жить без Зельды. Несмотря на занятость, всегда старался быть поближе к жене, селился в отелях неподалеку от клиник, где она лечилась, постоянно вел переписку с докторами. Какое-то время он надеялся, что болезнь Зельды пройдет сама собой, и даже пробовал забирать ее из больницы. Одно время пытался уверить себя, что причина безумия жены кроется в нарушении обмена веществ, которое было вызвано ее изнурительными диетами, что ее организму просто не хватает или соли, или железа, или какого-нибудь другого вещества. Мучительно сомневался — не он ли является причиной ее сумасшествия?..

Даже безумная, даже с нервной экземой, покрывшей ее лицо ужасными струпьями, даже выкрикивающая страшные проклятия, полные ненависти, Зельда оставалась для Фицджеральда единственной любимой женщиной. Он постоянно говорил о ней со знакомыми, да и просто со случайными собеседниками, рассказывал о том, как был счастлив с ней, и даже давать читать любовные письма жены. «Какая прелесть сидеть с ней часами, когда она склоняет свою голову ко мне на плечо, — писал он в дневнике после очередного посещения Зельды, — и чувствовать, что я всегда был, даже сейчас, ближе ей, чем кто-либо другой на свете…»

Фицджеральд не забывал Зельду и тогда, когда в его жизни появлялись другие женщины. А они, конечно, появлялись, поскольку все еще статный и красивый сорокалетний Скотт по-прежнему привлекал к себе всеобщее внимание.

Последние три года жизни рядом с Фицджеральдом была английская журналистка Шейла Грехэм, молодая, привлекательная и довольно обеспеченная женщина, жившая и работавшая в Голливуде. Она предлагала ему начать новую жизнь, в которой не будет ни хронического безденежья, ни хронического безумия. А он ей отвечал, что не может принять предложенную ему другую судьбу, потому что есть Зельда, которую с реальностью связывает только он, Скотт. И если он оборвет эту связь, она навсегда рухнет в темную пропасть.

В конце жизни Фицджеральд, не привыкший сдаваться, все еще пытался бороться с судьбой. «Сила духа проявляется не только в способности выстоять, — говорил он, — но и в готовности начать все заново». Необыкновенным усилием воли он заставил себя прекратить безудержное пьянство и начал писать роман под названием «Последний магнат», который, если бы он был завершен, возможно, и стал бы его «самым известным в мире романом». Но именно в то время, когда писатель начал выходить из мучительного творческого кризиса, наступила трагическая развязка. 20 декабря 1940 г. Фрэнсис Скотт Фицджеральд, штатный сценарист Голливуда и известный писатель, скоропостижно скончался от обширного инфаркта.

Зельда пережила Скотта на восемь лет. Почти не выходя из клиники, она пыталась писать рассказы, рисовать. Иногда ее видели прогуливающейся в длинном темном платье с Библией в руке. В 1948 г. состояние здоровья Зельды немного улучшилось и она на несколько дней приехала из лечебницы навестить родных в Монтгомери. А на вокзале, уезжая обратно в клинику, она вдруг тихо сказала миссис Сэйр: «Не волнуйся, мама! Я не боюсь умереть. Скотт говорит, это совсем не страшно…»

Через несколько дней после ее возвращения на территории психиатрического госпиталя Хайленд в Эшвиле случился пожар. В числе других девяти пациентов в огне погибла и Зельда — безмерная боль и вечная радость, тяжелое испытание и светлая муза блистательного писателя Фрэнсиса Скотта Фицджеральда.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.