Глава II Дневник Шарля-Генриха Сансона (продолжение)

Глава II

Дневник Шарля-Генриха Сансона (продолжение)

17 плювиоза. Сегодня пришлось казнить двух дам, игравших в прежнее время важные роли. Перед казнью они своим присутствием духа не уступали своему предшественнику гражданину Монжурдену. Эти дамы были: вдова бывшего маркиза де-Растиньяк Мария Габриэль Леша за посылку денег своему сыну, эмигрировавшему из Франции, и маркиза Марбеф (Генриетта-Франсуаз Мишель) за барышничество съестными припасами; вместе с ней был казнен ее фермер Жан-Жозеф Пэйфн. Кроме того, в тот же день казнены два изготовителя фальшивых ассигнаций Никола Арман и Жозеф Рено. Дорогой госпожа Марбеф все старалась ободрить фермера Пэйфна и между прочим сказала ему:

— Ну рассуди, мой милый, не все ли равно, что умереть сегодня, что через двадцать лет?

Фермер, не показывающий особенного присутствия духа, отвечал на это:

— Если бы это было в самом деле все равно, так я уж лучше согласен через двадцать лет.

19 плювиоза. Сегодня были казнены следующие лица: Елизавета Паулина Ган, бывшая прежде замужем за графом Лораге и разведенная с ним; управляющий госпожи Лораге Пьер-Луи Пьер, и конституционный священник из Мениля Пьер-Жозеф Пти; все они были обвинены в сношениях с неприятелями республики и в составлении заговора с целью нарушить спокойствие государства междоусобной войной.

20 плювиоза. Сегодня за участие в заговоре казнены следующие лица: маршал Жан-Жак де-Трусбуа, командир эскадрона в бывшем лангедокском полку; Жан-Цезарь-Марциал де Шервиль и бывшая дворянка Луиза-Маделен Деконбо. Вместе с ними казнен конституционный священник Шанвантского прихода Клод-Франсуа Курко за то, что убеждал одного из священников не вступать в брак, вопреки закону, дозволяющему брак духовный.

22 плювиоза. Кутон наделал в Лионе много шуму, но из этого вышло мало толку. Он очень громко угрожал всем и каждому, но угрозы его никому не стоили жизни; с трудом даже он решился уничтожить несколько домов. Но ход дела совершенно изменился, с тех пор, как его место заняли Калло и Фуше; газеты были наполнены списками граждан этого города, приговоренных к смерти. Гражданину Калло даже гильотина показалась не совсем удовлетворительным орудием казни и он начал расстреливать осужденных из пушек. Таким образом они казнили до двухсот человек. Говорят, что будто он сказал при этом: вот так-то лучше! Это будет послышнее и повпечатлительнее всех ваших ухищрений. Робеспьер и Кутон, говорят, сильно негодовали на это варварство, но их негодование оставалось совершенно безмолвным. В настоящее время вся республика управляется Конвентом, а Конвент, в свою очередь, подчиняется кордельерам; таким образом, Гебер, глава кордельеров, на деле выходит полноправным повелителем самодержавного народа. Это положение очень неутешительное.

23 плювиоза. Сегодня погибла на эшафоте Анна-Генриетта Бушнвен, бывшая баронесса де-Ваксанс; она была обвинена в переписке с кем-то из эмигрантов. Вместе с нею был казнен подполковник пятого батальона Соны и Луары Франсуа-Амабль Шапюн; он был объявлен соучастником Дюмурье.

24 плювиоза. Сегодня казнены следующие лица: секретарь ардемского муниципалитета Жак-Алекси Мезоннеф за участие в заговоре: бывший капитан бурбонского полка Клад-Валентин Милен-Лаброс за противореволюционные выходки; земледелец Жак-Филипп Ревессо, известный также под именем Гюо, за усилия помешать успеху вербовки рекрутов.

26 плювиоза. Вчера на утреннем заседании трибунала слушалось дело пятерых подсудимых. Прения затянулись, и один из присяжных трибунала Виллат обратился к президенту Дюма и сказал:

— Подсудимые дважды виноваты и, по моему мнению, совершенно уличены. Действительно, теперь уже пробил час, когда я имею привычку обедать, а они, как назло, составили заговор против благосостояния моего желудка.

Дюма повторил эту выходку в судейской комнате, но слова эти ни у кого не возбудили улыбки: мало того, двое из присутствующих, а именно товарищи Виллета Ноллен и Селье, решились даже высказать свое мнение о такой безнравственной выходке. Несмотря на то, вышеупомянутые пятеро подсудимых были обвинены и сегодня казнены.

27 плювиоза. Сегодня мне пришлось в одной и той же телеге везти на казнь отца с сыном. Это были Антуан-Франсуа Дорз, бывший прокурор дижонской контрольной камеры и сын его, Жан-Батист Дорз, служивший письмоводителем в той же камере. В тот же день был казнен банкир Иоган-Генрих Видензельд за пересылку эмигрантам золотых монет, спрятанных в коробочках с мылом и в помадных банках. По дороге к эшафоту этому банкиру крикнули из толпы:

— Намыль себе хорошенько рожу, Видензельд, а то, чего доброго, Шарло станет тебя брить и оцарапает.

29 плювиоза. Сегодня казнен Габриэль-Планше де Локассень, сын последнего тулузского синдика, за попытку восстановить королевскую власть во Франции. Сегодня же погиб на эшафоте бригадный генерал Альпийской армии Антуан-Огюст де-Гербье де-Летандюер, обвиненный в сношениях с неприятелем.

1 вантоза. Генерал революционной армии Ронзен и Венсан вышли из тюрьмы в прошлом месяце; в заключении остаются теперь только Граммон, Перейра и Денье. Никто не может себе объяснить, как это вздумалось другу Камилла, Дантону, действовать в пользу вышепоименованных освобожденных подсудимых. Ронсен принял свой прежний грозный вид; появление его заставило замолкнуть все слухи о проявлении милосердия в комитете. Вместо этого по секрету начинают поговаривать будто бы скоро новое правительство должно вступить у нас в свои права. Задача же этого нового правительства будто бы будет состоять в том, чтобы еще более усилить деятельность революционного правосудия, все еще действующего, по мнению яростных республиканцев, не довольно энергично, и таким образом радикально и быстро очистить республику от всех ее недоброжелателей. Говорят, что во главе этого правительства будет стоять Ронзен и при нем будет устроен военный суд, действующий без малейшего промедления и состоящий из главного судьи, цензора — обвинителя подсудимых, четырех судей, помощников их и секретаря. Несмотря на всю неправдоподобность этого слуха, общее уныние увеличилось. Сегодня были казнены негоциант Франсуа Жирио и дезертир из гусаров Госсене; последний отправился на эшафот так спокойно, как иные не отправляются даже на свадебную пирушку.

3 вантоза. Сегодня казнены следующие лица: торговец лошадьми Пьер-Этьен Шуазо, за недобросовестность в подрядах; начальник дивизиона артиллерии Андре-Жозеф Приссе и бывший военный комиссар Феликс-Жан-Батист Люни; оба они были уличены в сообщничестве с Шуазо.

4 вантоза. Были казнены следующие лица: бывший драгунский капитан Жан Фейлид и парижский нотариус Луи-Доминик-Огюстен-Предикан, обвинены в попытке подкупить одного из секретарей комитета общественной безопасности во время процесса Марбефа, казненного 17 плювоза. Вместе с ними в тот же день казнены; содержатель наемных карет Николай Манжен и племянник его Клеман Манжен, за то, что они скупали и продавали звонкую монету, вследствие чего падал курс ассигнаций.

6 вантоза. Сегодня казнены: бывший бригадный генерал итальянской армии Жан-Жак Дортоман, уличенный в предосудительных сношениях с неприятелем; бывший дворянин и руанский интендант Этьен-Томас де-Моссьон — за участие в заговоре против республики; парикмахер Жозеф Канельк за стремления восстановить во Франции королевскую власть; вдова Гальго, Варвара Смит за участие в заговоре.

8 вантоза. Дрова, доходившие в нивозе до четырехсот ливров за корд, в настоящее время все еще продаются не дешевле двухсот и двухсот пятидесяти ливров. Вот уже два дня, как снова начались холода. Так и кажется, что сама природа помогает людям истреблять друг друга. Набожные люди непременно сказали бы, что это сам Бог карает нас за грехи. В прошлом месяце, несмотря на караул, кому-то удалось утащить доски с гильотины. Сегодня, по дороге в Консьержери, мы нашли на мостовой человека. Он пошел было сам за водой на реку, потому что водовозы утроили цену за провоз, но на набережной упал и не мог подняться без посторонней помощи. Он нам сказал, что вот уже два дня, как он ничего не ел. Сегодня мы отправились к эшафоту с тремя телегами, наполненными осужденными разных полов и званий. Тут были мужчины, женщины и старики, журналисты, дворяне, духовные и купцы; всего было пятнадцать человек. По дороге из толпы одни нам кричали «Браво!», а другие приговаривали «В добрый час!».

10 винтоза. Робеспьер и Кутон больны, вследствие этого кордельеры делают все, что им вздумается. Вчера они объявили, что нужно исключить из членов партии Горы Камилла, Фабра и нескольких других. Пользуясь страданиями народа, которые действительно ужасны, кордельеры во всем обвиняют Конвент и требуют нового 2 июня. Что-то будет с нами, если эта партия одержит верх?

С тех пор как у нас введена в употребление гильотина, множество личностей стало ломать себе голову, как бы видоизменить и улучшить это орудие казни. В комитет по этому случаю поступило более двадцати проектов, но почти все они до того нелепы, что из двадцати стоило подвергнуть опыту только один. В этом проекте предлагалось устроить люк с левой стороны поворотной доски так, чтобы в момент казни этот люк открывался, и тело казненного само по себе скатывалось в приготовленную под эшафотом корзину и таким образом платформа не загромождалась бы трупами. Депутат Вулан и двое членов комитета пожелали присутствовать при этом опыте. Во время опыта механизм действовал плохо и мешки с песком, положенные на доску, два раза застревали в люке. Вулан спросил при этом, какого я мнения о новой гильотине. Я заметил на это, что это нововведение довольно опасно, и что если люк будет также неудовлетворительно закрываться, как он плохо открывается, то и исполнители и осужденные могут иногда проваливаться вслед за трупом, что будет очень неловко. В ответ на это Вулан сказал мне:

— Ты совершенно прав. Впрочем, трупы можно и уносить с платформы.

Мне нечего было возражать на это, и Вулан удалился. Сегодня нам было передано пятеро осужденных.

11 вантоза. Сегодня казнены: корнет Ноэль Дешан, признанный в революционном трибунале участником заговора против Франции, и бывший прокурор Лоран Ветран, известный также под именем Сенселя, за убеждения и непатриотические выходки.

13 вантоза. «Революционный трибунал сводит свои счеты с подгородными поселянами». Это выражение сегодня сказал в судейской комнате Кретьян тотчас после заседания. Действительно, я отправился сегодня к эшафоту с двумя телегами, наполненными исключительно поселянами.

14 вантоза. Сегодня были казнены следующие лица: Франсуа-Этьен Шанфлери, бывший капитан 10 кавалерийского полка, за переписку с кем-то из эмигрантов; бригадный генерал Северной армии Жан-Нестор Шансель за измену отечеству; бывший хорист, а впоследствии служивший во 2 драгунском полку Рене-Пьер Анжюбо за участие в заговоре и двое издателей-книгопродавцов, Жан-Франсуа Фрулле и Томас Левиньер. Последние двое были осуждены на смерть за издание в 1793 году книги, в которой была рассказана смерть короля. Книга эта в присутствии осужденных была сожжена на эшафоте.

15 вантоза. На вчерашнем заседании кордельеров было решено начать восстание. Возвращаясь из Консьержери, я шел по Арси, но не заметил никаких признаков движения. По-видимому, не было ни многочисленных сборищ, ни шумных выходок. Если весь сегодняшний день будет похож на утро, то авось Пер-Дюшень убедится, действительно ли в духе народа есть та решимость, о которой он говорил.

Сегодня нам опять пришлось казнить отца вместе с сыновьями. Это был бывший кавалерийский капитан Дюильеман Сен-Супле и сыновья его, старший Ань-Мишель, бывший викарий в Мокпелье, и младший Ань-Клод Гюильеман, занимавший должность шталмейстера при прежнем правительстве.

Сен-Супле-сын, посвятивший себя духовному званию, сидя в роковой тележке, старался ободрить отца и брата и не переставал говорить им о Боге.

Все это семейство во время казни показало большое присутствие духа. В один день с ними погибли на гильотине: слуга их, Лоран Брюсель; капитан 29 полка северной армии Антуан-Матье Дюфренуа, замешанный в деле Дюмурье и чиновник военной канцелярии Паком Сен-Ламбер за участие в событиях 10 августа.

16 вантоза. Вчера трибунал присудил к смертной казни Луи Робена за то, что он приклеил к стене церкви С. Жана следующую прокламацию: «Предшествующее десятилетие ознаменовалось смертью Людовика, прозванного нашими революционерами последним тираном; наступающее десятилетие народит сотни тысяч истинных тиранов. Долой клубы! Они — причина всех наших зол. Народ никогда и не думал отказываться от веры в Бога!» Автор этой прокламации, Луи Робен, был старик шестидесяти пяти лет, но несмотря на такие годы, отличавшийся юношеской восторженностью. Отправляясь из тюрьмы к месту казни, Луи Робен не переставал проповедовать толпе, что народ сам виноват, что он сполна заслужил своими преступлениями все настоящие несчастья, что ему нужно смириться и покаяться пред Господом Богом, чтобы сделаться достойным милосердия Всевышнего. В заключение он обратился ко мне и сказал пророческим голосом, что Бог, позволивший мне казнить Людовика XVI, возложил на меня обязанность казнить и похитителей власти и, наконец, покарает меня самого за мое святотатство.

Осужденный произнес все это с такой силой и с такою убедительностью, что я несколько растерялся и не мог найти, чем успокоить его. Луи Робен выдержал свою роль до конца, и когда ему уже связывали руки, он трижды воскликнул: «Да здравствует король!».

17 вантоза. Сегодня в три часа пополудни были казнены: главный инспектор почт в Париже. Клод Компаре, уличенный в сношениях с неприятелями Франции; секретарь бывшего принца Конде Жан-Мария Дюмешен за переписку с кем-то из эмигрантов и бывший дворянин Жильбер де-Грассен за противореволюционные убеждения.

18 вантоза. Сегодня ко мне явился какой-то иностранец, судя по выговору, англичанин и без всяких околичностей предложил мне десять фунтов стерлингов с тем, чтобы я позволил ему смешаться с толпой моих помощников и посмотреть на процесс казни. Разумеется, я был очень удивлен таким предложением и спросил у этого иностранца, неужели он как патриот-англичанин до того ненавидит французов, что находит удовольствие любоваться их душевными страданиями перед казнью? Англичанин ответил на это, что хоть он действительно не поклонник Франции и французов, но желает видеть гильотину в действии вовсе не потому, а из одного только любопытства, и что одно только это чувство заставило его решиться побывать в Париже, где он хотел поподробнее познакомиться с революцией, на которую теперь обращено внимание всего мира. «Знакомство мое, — продолжал он, — будет не полно, если мне не удастся видеть вблизи хоть одну из казней на гильотине». Я возразил на это, что подобное любопытство может обойтись очень дорого и что, так как мы находимся в войне с Англией, то его инкогнито, поддерживаемое так неудачно, легко может быть обнаружено; в этом случае г. англичанину трудно будет разубедить, что он не шпион, и придется сполна подчиниться обычной участи такого рода людей. В заключение я очень вежливо отказал англичанину в его просьбе. Англичанин выслушал меня с невозмутимым хладнокровием и когда я кончил, сказал мне, что он твердо решил увидеть процесс казни, и во что бы то ни стало побывает на гильотине.

Я не удержался и сказал ему на это:

— Смотрите, чтобы вам не пришлось прогуляться туда поневоле.

— До свидания! — резко ответил мне англичанин и удалился.

Сегодня были казнены бывший маршал и граф Луи-Дезакр де-Лэгль и вместе с ним Агнесса-Апександрина-Розалия Ларошфуко. Обе эти личности были обвинены в заговоре.

20 вантоза. Партия Ронзена и Гебера сделала попытку возмутить Коммуну. Она потребовала, чтобы объявление прав народа было отложено до окончательного истребления врагов нации. Вожди этой партии были выслушаны и этим все кончилось. Готовности действовать не высказал никто; даже сам Шомет, которого эта партия считала своим, остался спокойным. Говорят, что после заседания у Ронзена с прокурором Коммуны была горячая схватка, во время которой Ронзен чуть-чуть не ударил прокурора. Конвент ни на что не решился но, как кажется, партии Гебера приходится плохо. Сегодня утром распространился слух, что члены партии арестованы, впрочем, слух этот оказался ложным, потому что Венсана сегодня видели в судейской комнате. Сегодня на площади Революции нам было немного дела; пришлось казнить одного осужденного. Жаль, что подобный недостаток в жертвах случается так редко.

22 вантоза. Сегодня были казнены следующие лица: бывшая сестра общества посещения бедных в Сан-Дени, монахиня Жозефина-Аделаида Леклерк де-Глатиньи, приговоренная к смерти за то, что скрывала у себя неприсягнувшего священника; торговец винами Мартин Бланше, командовавший ротой артиллерии Национальной гвардии, обвиненный в недостатке патриотизма, потому что 10 августа он отказался двинуться со своими пушками на Тюльери и архитектор Александр-Пьер Кошуа за участие в деле Бриссо и господин Ролан.

24 вантоза. В ночь со вчерашнего на нынешнее число произведен был арест Ронсена, Венсана, Гебера, Моморо, Ломюра, Дюкроне, Анкара и многих других. Подробности, сообщаемые нам об их заговоре, невольно заставляют содрогаться. Говорят, что эти господа затевали возобновить ужасы сентябрьских дней и хотели разграбить монетный двор и государственное казначейство. Впрочем, радость, произведенная слухом об аресте этих личностей, была омрачена речью Сен-Жюста и особенно декретом Конвента, объявившим сообщником в преступлении всякого, кто вздумает укрывать у себя или где бы то ни было людей, лишенных покровительства законов. Вчера Конвент приговорил к смерти Пьера Веррье, фермера из департамента Об за противореволюционные выходки, а сегодня произнесен приговор бывшему советнику Жильберу Сушон за заговор против революции. Бедный фермер по дороге к эшафоту не переставал рассуждать с таким гневом, что очень напоминал собой сумасшедшего; он не переставал повторять все выходки, бывшие причиной его осуждения и все время твердил, что нацией управляют негодяи, которые вконец разорят всех землевладельцев и фермеров, что пока во Франции не будет короля, не будет и хлеба, что весь Конвент — сборище оборванцев и проч. Толпа во время переезда не переставала дразнить Веррье, как собаку, так что он сказал, наконец, что очень доволен своей судьбой и идет на гильотину без страха, что нация может, сколько душе угодно наслаждаться его кровью, но не увидит его денег, которые он успел бросить в реку перед своим арестом, чтобы только они не достались в руки таких негодяев и воров. Веррье так долго кричал, что наконец потерял голос и со злостью заплакал, убедившись, что недостаток голоса лишает его возможности отвечать на выходки.

26 вантоза. Сегодня ужасный день. На вчерашнем заседании трибунала было произнесено шестнадцать смертных приговоров. Еще вчера к двум часам у меня все было готово, но Фабриций заметил мне, что по случаю проливного дождя лучше бы было отложить экзекуцию до завтра, что исполнение приговоров правосудия должно происходить при свидетелях, что это внушает ужас при одной мысли об оскорблении величия нации, что завтра зато будет славный день и патриоты, верно, останутся довольны. Вследствие этого распоряжения сегодня утром я подъехал к Консьержери с четырьмя телегами; но оказалось достаточно и трех. По-видимому, Фабриций не ошибся, и толпа, которую он величал народом, осталась очень довольна кровавым зрелищем; впрочем, я начинаю замечать, что в окнах домов, мимо которых нам приходится проезжать, уже не видно ни одного человека. Экзекуция продолжалась тридцать две минуты.

27 вантоза. Каждый день рано утром я отправляюсь в Консьержери; заключенные с таким нетерпением допытываются известий о казненных накануне, как будто дело идет о благополучном прибытии куда-нибудь их родного брата. Я всегда сообщал то Ришару, то Ривьеру или Танто подробности последней поездки к эшафоту и самой казни, и эти подробности передавались потом заключенным. Сегодня были отвезены мною на эшафот следующие лица: бывший маркиз де-Сьеран, Пьер-Жак Годайль; он был членом прежнего провинциального управления в Монтобан и был обвинен в участии в заговоре, открытом в департаменте Геро; торговец оружием в Сент-Этьен, Шарль Каррье, обвиненный в доставлении оружия лионским бунтовщикам; мэр ингувильской общины Пьер Вюскине, обвиненный в противореволюционных действиях в своей общине. Вместе с ними был казнен бывший главнокомандующий Западной армией генерал Пьер Кетино.

28 вантоза. Сегодня были казнены: земледелец Жорж-Феликс Барбье, житель Сен-Сира, в департаменте Сены и Марны, обвиненный в стремлениях восстановить монархическую власть; сын его Луи-Густав-Огюст Барбье — за участие в замыслах отца; старший хирург 2 ангулемского батальона Жак-Батист Буассар — за несочувствие революции; капитан 2 батальона в Мерте Жан-Батист Валуа по прозвищу Тампет, за попытку поколебать в солдатах верность к республике; бывший дворянин и военный комиссар Пьер-Поль, Сен-Поль, замешанный в деле 10 августа; журналист Пьер Делен — за противореволюционные выходки; бывший дворянин и командир эскадрона в 7 кавалерийском полку Камил Сув — за участие в заговоре против революции.

29 вантоза. Сегодня на площади революции были казнены следующие лица: акушерка Жанна Елизавета Берто за то, что передала подложное письмо от Фукье-Тенвиля к Робеспьеру и обвиняла Робеспьера в заговоре; жена бывшего дворянина, служившего в лейб-гвардии, Луиза-Сильвия Шамборан-Вильвар за дерзкие выражения о революции; бывший священник в Иври Франсуа Леблон, за фанатизм и заговор. Священник Николай Дьедонне, за стремления к восстановлению монархической власти; чиновник национального казначейства Жозеф Дюрней за участие в заговоре; бывший казначей в Пуатье Жан Батист Гурсо де-Мерли тоже за участие в заговоре против свободы; бывшая монахиня Фонтеврольского ордена Марцелла-Эме Сасмер; бывшая дворянка Франсуаз Перигор за то, что помогала эмигрировать двум своим сыновьям; карабинер 4 егерского батальона Грегуар Лателиз, за попытку поколебать в солдатах верность республике. Все эти лица были приговорены к смертной казни во вчерашнем и в нынешнем заседании. Вместе с ними был казнен депутат Орнского департамента Клад-Луи Мазюйе, лишенный покровительства законов за действия свои 2 мая и 31 июня.

1 жерминаля. Сегодня утром начат был процесс Венсана, Гебера и других кордельеров. Говорят, что этот процесс будет тянуться на протяжении нескольких заседаний. Быть может, при этом поступят так, как поступали в других подобных случаях, и трибунал будет решать ежедневно по два, по три дела до открытия прений по главному делу. Во всяком случае, если мне в это время и придется совершать ежедневно обычное свое путешествие к эшафоту, то, по крайней мере, не придется считать жертвы дюжинами. Сегодня было двое осужденных: перчаточник Луи-Габриэль-Жак Филиппоно и продавец ликеров Бенуа Нэ, — оба за изготовление фальшивых ассигнаций. По возвращении с площади Революции я получил приказ от Фукье-Тенвиля быть постоянно на настоящем процессе: вследствие этого я вошел в зал суда. На скамье осужденных сидело двадцать человек. Гебер был очень бледен, смущен и, начиная говорить что-нибудь, заикался от волнения. Ронсен и Маморо как бы вызывали своих судей на бой. Маленький злодей Венсан вертелся, как бес. Паш, назначавший себя когда-то в великие судьи, не был упомянут в декрете. Исключение его из числа обвиняемых в этом случае было почти равносильно патенту на звание бессмысленного дурака, но Паш все-таки был доволен таким мнением о себе, потому что это спасало ему жизнь. Между прочим, никто хорошенько не знал, почему в число кордельеров попала госпожа Кетоно, казнь которой была назначена на другой же день. Риверьер сообщил, что в первые дни после своего ареста кордельеры не переставали спорить друг с другом и невольно пришли к убеждению, что они сами — причина своей гибели. Наконец Анахарсис Клоотц успел убедить их, что все подобные толки ни к чему не ведут и только делают их положение еще несноснее. Гебер, по прибытии своем в тюрьму, был очень грубо встречен прежними заключенными, попавшими в Консьержери большей частью по его милости. Ронсен взял на себя защиту Гебера, и таким образом произошло что-то вроде диспута между Ронсеном и одним из заключенных Колиньоном. Обоих, заспоривших чересчур горячо, посадили в «темную», и с тех пор Гебер и его друзья отделились от прочих заключенных и составили свой кружок. Банкиру Коку, устраивавшему для кордельеров столько праздников, также пришлось разделить их участь; впрочем, этот банкир не унывал и хотел продолжать играть свою прежнюю роль и в Консьержери. Он, между прочим, говорил, что когда состоится приговор, то он накануне казни своей и своих друзей задаст прощальную пирушку. По-видимому, осужденные хотели подражать поведению жирондистов перед смертью, но для этого было необходимо побольше душевной полноты и поменьше животного сластолюбия, так что задача эта оказалась невыполнимой для кордельеров. Во всяком случае, я готов держать пари, что если и состоится их прощальная пирушка, то, во всяком случае, она будет иметь очень мрачный характер.

3 жерминаля. Сегодня сын мой Генрих один хозяйничал на эшафоте; я по приказанию Фукье постоянно находился в суде: Фукье не любит томить свои жертвы, если только они налицо; а в том, что жертвы будут, нечего сомневаться. Пэр-Дюшень уже окончательно погиб в общественном мнении; о нем ходят самые неблагоприятные для него слухи.

Много горьких упреков пришлось выслушать Клоотцу за нелепую брошюру, а Реноден высказал даже предположение, что эта брошюра была написана с единственной целью возбудить коалицию государей Европы против Франции. Клоотц возразил на это:

— Кажется, меня нельзя подозревать в особенной симпатии к королевской власти. Будет очень странно, если меня, человека, которого сожгли бы в Риме, повесили бы в Лондоне, колесовали бы в Вене, в настоящее время приговорят к гильотине в Париже.

Клоотц был искренний фанатик и даже отчасти сумасшедший, которого следовало бы полечить холодной водой, но никак не гильотиной. Действительно, его поклонение богине Разума многим казалось возмутительным, но зато Клоотц далеко не был так кровожаден как его товарищи, и в сущности никому не сделал зла. Сверх того, нужно заметить, что во время суда стараются откопать все, говорящее против подсудимого, в каком бы роде не было это обвинение. Так я слышал, как Клоотца упрекали в том, что он по рождению прусский подданный, и родители его были богаты. Подобное обвинение нелепо и недобросовестно даже. Процесс, прерванный сегодня, будет продолжаться завтра.

4 жерминаля. Сегодня совершились казни подсудимых. Заседание открылось в 10 часов утра; президент Дюма произнес грозную речь и присяжные удалились в комнату для совещаний. В половине первого они публично объявили свое мнение. Из двадцати подсудимых девятнадцать были осуждены; оправдан же был только один, некто Лабуро, студент медицины. Жанна Латрейль, вдова покойного генерала Кетино, объявила себя беременной и получила отсрочку. Вероятно, приговор был напечатан заблаговременно, потому что не прошло и получаса после его произнесения как уже страшные вопли раздались вокруг судебной палаты. Мне отдано было приказание тотчас же вести на казнь осужденных. Фукье сказал между прочим:

— Всякая лишняя секунда их существования будет новым оскорблением величия народа.

Я тотчас же послал людей на площадь Революции. Генрих побежал на улицу Франсуа-Мирон, где со вчерашнего дня дожидались телеги совершенно готовые и с запряженными лошадьми. Генрих отправился бегом, и через полтора часа осужденные были уже введены в приемную.

Я сидел у Рошара в то время, когда меня уведомили о прибытии телеги. Выйдя посмотреть, все ли в порядке и проходя около телеги, я в числе своих помощников заметил совершенно незнакомого мне человека, с сильно надвинутою на лицо красной шапкой и с русой бородой. Незнакомец хотел было уже отойти, но я, вглядываясь, узнал в нем того самого англичанина, который был у меня несколько дней тому назад. Выбрав удобный случай, он подкупил моих помощников и явился, рассчитывая, что я дорогой уже не выдам его. Но я решился во что бы то ни стало переупрямить его. Я сделал вид, что принимаю его за помощника, роль которого он взялся разыгрывать, и так как налицо было пять телег, то я приказал англичанину вместе с одним из кучеров и лишней телегой отправиться домой. Он поколебался с минуту; видно было, что ему хотелось возразить на это распоряжение. Но я в это время взглянул на жандармов; англичанин решился послушаться и, уходя, сделал гримасу как бы желая сказать мне: до свидания!

Когда телеги остановились у эшафота, и подсудимые стали сходить с них, то Гебер, которого приказано было казнить после всех, до того ослабел, что пришлось посадить его на мостовую. Фукье, быть может, из сострадания к Клоотцу, велел казнить его первым, но Клоотц отказался, ссылаясь на то, что он хочет видеть, как будут падать головы его товарищей, и что он своим примером хочет поддержать присутствие духа у товарищей; в заключение он заметил, что право быть казненным прежде других составляет такую привилегию, от которой осужденный всегда вправе отказаться. Начался спор между мной и Клоотцем, но пристав подал мне знак согласиться с этой просьбой, и я уступил. Первым был казнен Деконб; после него один за другим были казнены Мазюэль, Буржуа, Амар, Леклерок, Дюбюиссон, Дюкрок, Кох, Анкар, Перейра, Дефье, Ломюр, Проли, Венсан, Момаро и, наконец, Ронсен, ни на минуту не потерявший присутствия духа. Когда таким образом осталось всего двое осужденных, Клоотц и Гебер, то я приказал своим помощникам, стоявшим внизу, привести Гебера. Несмотря на свое почти бесчувственное положение, Гебер понял, что смерть близка и с усилием пробормотал: «Подождите, подождите!» Услышав это, Клоотц быстро бросился к лестнице и несколько раз подряд воскликнул: «Да здравствует братство народов! Да здравствует всемирная республика!» Между тем, Гебера втащили наверх и привязали к доске гильотины: осужденный был совершенно без чувств. Доску повернули, и я подал знак помощнику своему Ларивьеру, державшему веревку от блока. Не знаю, не заметил ли моего знака Ларивьер или просто хотел угодить кровожадным инстинктам толпы, ожесточенной против Гебера, но он не послушался и не привел блок в движение. Тогда я сам бросился к нему, вырвал веревку из рук, и гильотина грянула. При этом звуке вся толпа, окружавшая гильотину, со страшным энтузиазмом огласила воздух криками: «Да здравствует республика!».

5 жерминаля. Вчера радость была видна на лицах у всех, а теперь, куда ни взглянешь, лица опять вытянулись. Прежде ходили слухи, что Робеспьер примирился с Дантоном, и что в залог этого примирения Дантон потребовал казни Гебера и его приверженцев, а Робеспьер потребовал непременным условием казни главных заговорщиков из роялистов, казнь депутатов, уличенных в лихоимстве и, наконец, казнь Шомета и Симонса, арестованных 28 вантоза. Уверяли, что после этих казней трибунал получил, наконец, предписание держаться обыкновенных законов правосудия. Этот слух, вероятно, был одной из причин невероятно огромного стечения народа к эшафоту во время вчерашних казней. Сегодня всех встревожило известие о неосновательности вчерашних толков, и стали ходить новые, очень зловещие толки. Говорят, что Робеспьер и не думал сближаться с Дантоном, и что казни врагов Дантона были устроены Робеспьером только для того, чтобы иметь возможность вернее нанести удар самому Дантону, и в то же время отчасти показать, что удары наносятся совершенно беспристрастно. На деле оказывается, что наше демократическое устройство имело очень важные недостатки: люди, добившиеся случайно власти, никак не хотят делиться ею с кем бы то ни было. Так вчера один из присяжных Ноден сказал следующие слова: «У Дантона голова слишком высоко выдается из толпы для того, чтобы ему идти за Робеспьером; вероятно, Дантона постараются укоротить и отрубят излишек». Говорят, что когда Дантону стали намекать на угрожающие ему опасности, то он выразился так: «Меня не посмеют тронуть, я неприкосновенен для всех как святыня; наконец, если бы я заметил, что у Робеспьера есть какие-нибудь замыслы против меня, то я растерзал бы его». Кажется, что Дантон жестоко ошибается; во Франции теперь существует одна святыня, повелевающая всеми — это гильотина. Впрочем, народному трибуну трудно знать истинные чувства нации. Кроме того, Дантон говорит и действует как простой смертный, а Робеспьер старается играть роль какого-то пророка. Этот пророческий тон производит сильное впечатление на массы и потому за ним должна остаться власть. Марату нужно было пасть под кинжалом Корде для того, чтобы стать идолом толпы, а Робеспьер уже при жизни имеет своих поклонников и поклонниц. Так, например, жена старшего моего помощника Деморе каждое утро молится на портрет Робеспьера, который она повесила вместо образа у изголовья своей постели, и подобных ей безумных личностей мы встречаем немало.

6 жерминаля. Сегодня нам пришлось казнить Жана-Луи Гутта, бывшего прежде конституционным епископом в Отюне и членом учредительного собрания. Вместе с ним казнены два брата Баллеруа, Шарль-Огюст и Франсуа-Огюст. Первый из них был прежде маркизом и генерал-лейтенантом, а второй маршалом и командором ордена св. Людовика; оба они были обвинены в сношениях с неприятелями с целью содействовать им в их борьбе с республикой. В тот же день погибли на эшафоте еще двое: Дени Жуазель, бывший камердинер брата покойного короля, обвиненный в стремлениях к восстановлению королевской власти во Франции и Этьен Тири, квартирмейстер 8 гусарского полка, обвиненный в том, что он самовольно назвал себя депутатом и комиссаром комитета общественной безопасности и, пользуясь этим подложным званием, совершил много насилий и угнетал граждан.

7 жерминаля. Повсюду ходят слухи, что в комитетах уже начались прения об аресте Дантона. Мне тоже кажется, что, вероятно, скоро начнут грызться наши большие собаки, потому что мелкие собачонки разлаялись что-то очень громко. Бесцеремонный Вилат не далее как вчера при всех находившихся в судейской комнате объявил, что «через каких-нибудь восемь дней к нам приведут Дантона, Камилла и Филиппо». Если эти личности будут арестованы, то им придется винить самих себя, потому что толки об их аресте слышны повсюду и есть еще полная возможность спасаться бегством. Впрочем, люди, подобные Дантону, не решатся бежать.

Сегодня была казнена Клавдия-Мария Ламберти, по мужу госпожа Вильмен, обвиненная в сообщничестве с Полиньяком и в противореволюционных стремлениях, и Генрих Моро, обвиненный в участии в заговоре, составлявшемся с целью помешать казни покойного короля.

8 жерминаля. Сегодня совершена казнь бывшего капуцина Жана Батиста Песселе, приговоренного к смерти за попытку поколебать верность волонтеров, которых он уговаривал перейти в ряды неприятелей республики. Вместе с ним был казнен бывший драгунский капитан и генерал баварской службы Жан Перне за то, что он рассказывал, будто бы один из депутатов Конвента накупил себе в окрестностях Бессениля поместий на девятьсот тысяч ливров, что будто эти деньги были им наворованы за какие-то пять или шесть месяцев и что вообще в Конвенте нет ни одного честного человека.

9 жерминаля. Гебер и его партия были выданы гражданином Лабуро, который, несмотря на свой сорокапятилетний возраст, назвал себя студентом медицины. Он донес о заговоре кордельеров, выставил своих друзей злодеями, а потом неудивительно, что трибунал оправдал его. Третьего дня этот Лабуро с торжеством был введен к якобинцам. Лежандр, занимавший в этот день место президента, обнял Лабуро и воспользовался этим случаем, чтобы высказать признательность трибуналу за его правосудие. Бедный Лежандр! Быть может, и тебе придется скоро на собственном опыте убедиться, какова эта справедливость.

11 жерминаля. Сегодня утром Дантон, Камилл Демулен, Лакруа и Филиппо были арестованы на своих квартирах и отвезены в замок Люксембург.

Вчера и сегодня было казнено семеро осужденных.

12 жерминаля. Настоящий президент якобинского клуба и член Конвента Лежандр не был арестован вместе с Дантоном, как об этом пронесся слух вчера. Ришару уже отданы приказания на счет новых заключенных. Он перевел в другое место Бейссе, занимавшего комнату Гебера, освободившуюся 4 числа: кроме того, у него наготове еще 6 пустых камер в Консьержери. По всему видно, что они будут переведены сюда сегодня вечером или утром завтрашнего дня и немедленно после этого начнется и сам процесс. Когда обвиняются подобные лица, у нас дела не затягиваются.

Сегодня нам пришлось казнить бывшего священника Еложа Шнейдера, занимавшего в последнее время должность публичного обвинителя в Страсбургском революционном трибунале, который при таком обвинителе обратился в настоящий вертеп разбойников. Шнейдер страшно злоупотреблял вверенной ему властью, удовлетворяя свои порочные наклонности.

Прибыв на место, он обратился ко мне и проговорил: «Милостивый государь, милостивый государь» сам не сознавая, о чем хочет сказать мне. До него были казнены: приказчик Луи Симон Колливе, обвиненный в сочувствии королю во время событий 20 июня и 10 августа; бывший дворянин Шарль-Броше де Сен-При, за участие в заговоре против свободы народа; бывший дворянин и отставной президент контрольной палаты Шарль-Виктор-Франсуа де-Саллабери, за сношения с вандейскими бунтовщиками и за намерение сдать им город Юлуа, в котором он занимал муниципальную должность.

13 жерминаля. Дантон и его сообщники сегодня ночью были переведены в Консьержери, а завтра начнется их процесс в отделении трибунала, заседающем в зале свободы. Вместе с ними будут судить депутатов, обвиненных в лихоимстве. Всего будет пятнадцать подсудимых.

14 жерминаля. Сегодня казнены: продавец скота Жан Маске, за участие в заговоре с целью распространить голод в Париже, продавая по высокой цене скот, назначенный на убой и задерживая прибытие транспорта со съестными припасами; бывший дворянин Этьен-Жак-Арман-де-Ружмон за поступки, противные духу революции.