Платиновая кредитная карта
Платиновая кредитная карта
Богатство осложняет жизнь. Работники Apple богатели быстрее, чем кто-либо мог предположить. Суммы, которые им выплачивались, казались просто невероятными и многих приводили в замешательство — их невозможно было измерить в гамбургерах, бутылках содовой, портативных радиоприемниках и других привычных критериях Королевской дороги. Сравнить их доходы можно было лишь с доходами самых богатых людей Америки. В последней четверти XX века основатели и несколько высших руководителей Apple стали мультимиллионерами — этот термин возник в Кремниевой долине и отражал в равной степени как гибкость английского языка, так и инфляцию, — соперничавшими с арабскими шейхами. Они превратились в молодых магнатов, состояние которых — по крайней мере, на бумаге — было сравнимо с состояниями, которые наживались на протяжении последних ста лет. Это было настоящее богатство, способное — в тех случаях, когда фондовый рынок был благосклонен к Apple, — затмить реальные активы принца Уэльского или сокровища Римско-католической церкви; на его фоне лидеры американской промышленности выглядели просто нищими.
В начале 1977 года, когда Джобс, Возняк и Марккула пытались определить стоимость хранившихся в гараже комплектующих и разработки Apple II, эти остатки партнерского соглашения были оценены в 5309 долларов. Год спустя, когда акции компании приобрели три венчурных капиталиста, Apple стоила 3 миллиона. Накануне нового, 1980 года, почти через три недели после первого публичного размещения акций, фондовый рынок оценил Apple в 1,788 миллиарда долларов — дороже Chase Manhattan Bank, Ford Motor Company, Merrill Lynch{46} и Pierce, Fenner and Smith, в четыре раза больше рыночной стоимости Lockheed, в два раза больше United Airlines, American Airlines и Pan American World Airways, вместе взятых.
В первые полтора года существования Apple финансовые вопросы оставались на втором плане. Напряженная работа не позволяла отвлекаться на другие дела, а финансовые маневры маленькой частной фирмы не привлекали такого внимания, как открытые операции публичной компании. Согласно законодательству штата Калифорния частные сделки с акциями должны были получить только одобрение Apple — эта процедура обеспечивала определенную завуалированность. Новые работники обсуждали со Скоттом и Марккулой возможность приобретения акций, но подробности таких переговоров обычно не разглашались. Марккула не желал расставаться с акциями, вежливо объясняя посторонним, которые хотели вложить деньги в компанию, что такая возможность предоставляется исключительно сотрудникам.
Но постепенно разного рода слухи — о продаже акций компании или об инженере, который взял вторую ссуду, чтобы купить еще больше акций, о дроблении акций, об изменении ставок налога на основной капитал, о преимуществах траста — проникали в повседневные разговоры сотрудников Apple, пока не превратились в одну из основных тем. Программист Рик Ауриччио, который в конечном итоге все-таки уволился из компании, вспоминал: "В Apple я узнал об акциях и налогах столько же, сколько о компьютерах". Деньги были неприятной темой, вызывавшей широкий спектр самых разнообразных эмоций.
Распределение акций или опционов на их покупку превратилось в трудноразрешимую задачу, что привело, как выразился Род Холт, "к довольно сильной и вполне обоснованной враждебности". В первые два года распределение скромных серых конвертов с опционами на акции сопровождалось предупреждением, что содержимое не следует воспринимать слишком серьезно. Некоторые были даже разочарованы, что вместо повышения зарплаты им вручают пару сотен опционов. Однако бесстрастная арифметика довольно быстро победила разочарование. После трех масштабных дроблений одна акция, приобретенная до апреля 1979 года, стала эквивалентна 32 акциям, выпущенным при публичном размещении на бирже, а это означало, что каждый, кто владел 1420 так называемыми учредительскими акциями и сохранил их до утра 12 декабря 1980 года, становился миллионером — по крайней мере, на бумаге.
Опционы на покупку акций полагались и самым ценным новичкам в зависимости от их прошлых достижений и предполагаемой эффективности для Apple. Самые проницательные превращали собеседования о приеме на работу в торг и не давали своего согласия, пока обещанная сумма опциона не достигала приемлемого уровня. Другие, ничего не знавшие о мире корпораций, соглашались на обычную зарплату и рабочее место за перегородкой. Для Apple опционы стали мощным средством привлечения ценных работников, а также поощрения наиболее успешных из них. Скотт очень любил рисовать перспективу неслыханного богатства тем, кто сомневался, стоит ли принимать предложение Apple. Ему приходилось сдерживать усмешку, сообщая колеблющимся: "Мы кардинально меняем образ жизни людей".
Слухи о тех или иных договоренностях усиливали напряженность в коллективе. Большую роль тут играли судьба или счастливый случай.
Суммы, которые получали работники, принятые в компанию с интервалом в несколько дней, только один до, а другой после дробления акций, могли существенно отличаться. Однако эти различия были тщательно просчитаны. Право на покупку акций предоставлялось тем сотрудникам Apple, у которых была фиксированная зарплата, а не почасовая. Естественно, это вызывало недовольство. Так, например, инженеры в лабораториях получали акции, а техники, работавшие бок о бок с ними, нет. Некоторые считали себя жертвами несправедливости, и даже те, у кого все было в порядке, как, например, у Брюса Тоньяццини, жаловались на неравенство: "Количество акций, которое получал тот или иной человек, совершенно не зависело от того, как он работает. Оно зависело от его способности получить акции". Род Холт с трудом сдерживал раздражение: "Тот факт, что тупица, не заслуживающий отдельного кабинета, стоит полтора миллиона долларов, — это просто ирония судьбы".
Дэниел Коттке оставался на должности техника и не получил ни одной акции до того, как компания стала публичной. Холт предложил поделиться с ним акциями. "Может, сбросимся? — спросил он Джобса. — Сколько дашь ты, столько и я". — "Отлично, — ответил Джобс. — Я не дам ему ничего". Джобс, больше привязанный к Apple, чем к Коттке, терзался сомнениями. Ему было жаль терять друга, но в то же время он был обижен на отсутствие благодарности со стороны Коттке. "Дэниел склонен преувеличивать свой вклад. Он просто делал работу, для которой мы могли нанять любого другого, и ужасно много времени тратил на учебу".
Билл Фернандес, первый наемный работник Apple, тоже был разочарован и в 1978 году уволился, хотя впоследствии снова вернулся в компанию. "Я понял, что так и буду тянуть на себе всю рутинную работу и навсегда останусь не более чем специалистом, хорошо владеющим своей профессией. И акций мне, похоже, не полагалось. Думаю, компания плохо ко мне относилась". Элмеру Бауму, который дал кредит Джобсу и Возняку, когда они разрабатывали Apple I, тоже сообщили, что компания не может продать ему акции. Крис Эспиноза, в то время учившийся в Калифорнийском университете в Беркли, также остался ни с чем. "Для нас американская мечта так и осталась мечтой, потому что мы были слишком воспитанны, чтобы ухватить ее кусок. Коттке был слишком тактичен. Фернандес был слишком буддист, а я был слишком неопытен. Дон Брюнер пахал как проклятый. Он работал на производстве и учился в колледже. Все мы в той или иной мере сознавали, что находимся в другой весовой категории. У нас не хватило наглости, чтобы стать миллионерами".
Количество распределяемых акций искажалось всевозможными слухами и домыслами. Одни хвастались размером своего капитала, другие предпочитали скрывать эту информацию. Когда недавно пришедшие в компанию менеджеры среднего звена обнаруживали, что подчиненные богаче их, скрыть недовольство было нелегко. Шерри Ливингстон поняла, что остальные секретари, сидевшие на почасовой оплате, начали вставлять ей палки в колеса, когда выяснилось, что у нее тоже есть акции. Одна из служащих, готовившая документы для опционов, так расстроилась при виде распределяемых сумм, что уволилась из компании.
Несмотря на то что Марккула отказывал людям, зарабатывавшим на перепродаже акций частным компаниям, знакомым руководства, не имевшим отношения к Apple, было легче получить акции, чем прилежным работникам. Знакомство с нужными людьми, обеды с ними, телефонные звонки — были хороши любые средства. Продажа акций частным лицам отражала силу личных контактов и чувство общности, граничащее с клаустрофобией. Венчурные фирмы, которым удалось приобрести акции, обычно работали вместе, информировали друг друга о выгодных сделках и изо всех сил старались отплатить услугой за услугу.
Несколько человек, которые купили акции до того, как компания стала публичной, тоже имели влиятельных друзей. Например, в начале 1979 года Возняк продал пакет акций финансисту египетского происхождения Файезу Сэрофиму, который дружил с Артуром Роком еще с пятидесятых годов, когда они вместе учились в Гарвардекой школе бизнеса. Сэрофим управлял портфелем акций стоимостью более 1 миллиарда долларов из неприметного офиса в Хьюстоне, украшенного произведениями современного искусства. Возняк также продал акции Ричарду Крамлиху, партнеру Рока по венчурной фирме, и Энн Бауэрс, жене вице-президента Intel, которая затем стала начальником отдела кадров Apple.
Летом 1979 года, когда Apple собрала 7 273 801 доллар при помощи того, что в мире венчурного капитала называется мезонинным финансированием, свою роль опять-таки сыграли личные связи. Среди шестнадцати покупателей, приобретших акции по 10,5 доллара за штуку, были известные фирмы, в том числе ньюйоркская L. F. Rothschild, Unterberg, Towbin, а также Brentwood Associates из Южной Калифорнии. Одно имя в списке инвесторов стояло особняком: Xerox Corporation купила 100 000 акций, согласившись не приобретать больше 5 процентов Apple. Эта сделка помогла Apple получить доступ в исследовательские лаборатории Xerox, хотя, по признанию Смита, в Apple следили, чтобы "они не увидели наших новейших продуктов", а впоследствии представителей Xerox не приглашали на совещания, где обсуждались важные вопросы. Но самым крупным покупателем стал друг Артура Рока Файез Сэрофим, приобретший 128 600 акций. Марккула и Джобс продали акций на сумму чуть больше миллиона.
Следующие двенадцать месяцев Артур Рок внимательно следил за колебаниями рынка недавно выпущенных акций, и именно его мнение и советы сыграли определяющую роль, когда Apple решилась выйти со своими акциями на биржу.
Хотя практически все отдавали себе отчет в том, что Apple рано или поздно станет публичной, решение расстаться с относительно спокойной жизнью частной фирмы все-таки стало неожиданностью. Некоторые из высших руководителей Apple не проявляли желания управлять публичной компанией. Джобс какое-то время вынашивал планы создать нечто подобное компании Bechtel, огромной частной строительной фирме из Сан-Франциско. Ему нравилась идея, что можно не раскрывать информацию, которая поможет конкурентам, а управлять многонациональной корпорацией, не испытывая давления со стороны акционеров, и избежать насмешек критиканов, которые любят приходить на ежегодные собрания. Джобс и его коллеги знали, сколько придется потратить сил на процедуры должной проверки, подготовку проспекта эмиссии акций и долгие командировки, цель которых — рассказать о сильных сторонах компании банкирам и инвесторам в главных городах Америки и Европы.
Майкл Скотт хотел превратить Apple в крупный бизнес без сторонней помощи и проклинал ненавистных ему людей: юристов, лишавших его свободы маневра, бюрократов из федерального правительства, заваливавших его документами, и журналистов, которые только и делают, что искажают его мысли.
Помимо личных убеждений, существовали и другие веские причины превращения Apple в публичную компанию. Рынок новых эмиссий, который находился в оцепенении после рецессии 1973–1974 годов, к 1980 году несколько оживился. Отчасти этому способствовало снижение максимальной ставки налога на капитал с 49 до 28 процентов в 1979 году, что привело к огромному притоку денег в венчурные фонды. Apple сформировалась еще до снижения налога, но другие компании своим существованием отчасти были обязаны вложениям венчурных фондов. В самой Apple количество акционеров — благодаря опционам — приближалось к пятистам, а по закону о ценных бумагах и биржевых операциях от 1934 года компании, перешагнувшие этот рубеж, должны представлять публичный отчет о своей деятельности. Но главная особенность состояла в том, что Apple не нуждалась в крупных финансовых вливаниях.
Все основатели и руководители Apple понимали, что публичное размещение акций — важный шаг в развитии компании. Выпуск акций сравнивали с совершеннолетием, с рождением наследника, помолвкой дочери или обрядом бар-мицва. Поэтому на собрании совета директоров в августе 1980 года, когда Артур Рок убеждал присутствующих, что публичный выпуск новых акций — это препятствие, которое рано или поздно придется преодолеть, руководство Apple решило последовать его совету. Удивление вызвал скорее выбор времени, а не сама новость. Недавно принятому на работу вице-президенту по коммуникациям Фреду Хору пришлось делать заявление для прессы раньше, чем он получил свой кабинет. Тем временем Реджиса Маккену попросили изъять рекламу из The Wall Street Journal, чтобы Комиссия по ценным бумагам и биржам не могла обвинить компанию в навязывании своих акций.
Сила позиции Apple на переговорах отразилась на количестве инвестиционных банкиров, посещавших офис компании и расхваливавших достоинства своих фирм. Эмиссия акций Apple обещала стать самой крупной за несколько лет, и от перспективы заработать комиссионные у солидных банкиров буквально слюнки текли. Посетители оставляли наскоро подготовленные проспекты, описывающие преимущества, которые получит Apple, если обратится за оценкой именно к ним. Там были пространные рассуждения о "текущих взаимоотношениях", "поддержке вторичного спроса" и "розничных сетях".
Среди визитеров были сотрудники Hambrecht & Quist, фирмы из Сан-Франциско, которая уже десять лет занималась инвестициями и андеррайтингом{47} молодых компаний. Для победы людям из Hambrecht & Quist потребовалось десять визитов и несколько презентаций, подготовленных для руководства Apple. Чтобы сбалансировать не слишком солидную репутацию Hambrecht & Quist, выпуск акций Apple также спонсировал Morgan Stanley, более консервативный банкирский дом из Нью-Йорка. Обратив внимание на Apple и, что еще важнее, согласившись на равную долю с молодой инвестиционной фирмой, Morgan Stanley дал понять: давние пристрастия сменились новыми. Почти сразу же Morgan Stanley разорвал отношения с IBM и стал проводить более агрессивную политику по отношению к бизнесу молодых компаний.
Между Западом и Востоком, а также между менеджерами Apple и финансистами сложились довольно необычные отношения. Джобс жаловался, что банкиры не уделяют Apple должного внимания, а Майкл Скотт не упускал возможности уязвить людей с монограммами на рубашках и заколками для галстука. Когда руководство Apple пригласили на брифинг, устроенный для инвесторов компанией Genentech из Сан-Франциско, специализировавшейся на биотехнологиях и также планировавшей выход на биржу, Скотт явился в джинсах и ковбойской шляпе и тут же был отправлен за галстуком. На другое совещание он надел — и заставил надеть еще двоих сотрудников — бейсболки и футболки с надписью "Банда Apple". Банкиры с трудом верили, что Скотт является президентом компании, которую они с такой радостью принимали в свои объятия.
Наблюдателям за акциями не было нужды напоминать о предстоящем выходе Apple на биржу. Во второй половине 1980 года рынок новых акций словно вернулся в конец шестидесятых, когда в Беверли-Хиллз, на пересечении бульваров Уилшир и Санта-Моника, кипели страсти. На смену осени пришла зима, и предсказания Артура Рока начали сбываться. В октябре 1980 года на бирже появились акции Genentech, вызвавшие настоящий ажиотаж. Цена подскочила с начальных 35 долларов до 89, но к ночи опустилась до 71 доллара. Интерес к новым акциям распространялся с быстротой свиного гриппа. Несмотря на то что Комиссия по ценным бумагами и биржам запрещала компаниям давать прогнозы прибыли или рекламировать акции за несколько недель до их размещения, журналисты делали свою работу. Общенациональная известность, которую Apple получила перед выпуском акций, была беспрецедентной. Отчасти это объяснялось масштабом эмиссии, но не только — свои плоды принесла многолетняя политика обхаживания прессы.
Apple осаждали инвестиционные аналитики и консультанты по портфелям акций, всякого рода жулики, а также авторы брошюр, дайджестов и ведущие журнальных колонок. "Каждый спекулянт новыми акциями, — писал The Wall Street Journal, — желает получить кусочек Apple, но даже счастливчикам достанутся лишь крошки". От потенциальных инвесторов не было отбоя. В офис Hambrecht & Quist в Сан-Франциско приходили мешки писем. Однажды просьба продать акции поступила даже от семилетнего мальчика.
В течение нескольких недель, предшествующих выпуску акций, телефоны в Купертино не умолкали ни на секунду. Все хотели знать, где можно приобрести акции и когда будет следующее дробление. Какие-то люди дежурили в компьютерных магазинах, куда, как известно, заходил Возняк; ему и Джобсу стали звонить те, с кем они не виделись уже много лет. Школьные друзья, дальние родственники и даже надомные работники спрашивали: нельзя ли получить пару акций. Другие крупные держатели акций Apple организовали частные продажи при помощи британских паевых и инвестиционных компаний, зарегистрированных на Карибах фондов поддержки новых технологий, пенсионного фонда Hewlett-Packard, а также людей, которые поддерживали связи с Apple или со страховщиками. Самыми настойчивыми были профессиональные инвесторы, желавшие добавить Apple в список своих самых удачных сделок за два последних десятилетия. Чарли Финли, чудаковатый владелец бейсбольной команды Oakland Athletics, организовал продажу вопреки возражениям Артура Рока, а затем подал иск в суд, потому что был недоволен ценой. Некоторые врачи, дантисты и адвокаты, обслуживавшие акционеров Apple, тоже смогли приобрести акции. Один консультант из Беверли-Хиллз купил акции, объяснив, что связан с Apple, поскольку "проводил семинар для высшего руководства компании по развитию эффективных навыков коммуникации".
В преддверии выпуска акций брокерские конторы охватила настоящая лихорадка. Один клиент в Сан-Хосе предложил открыть счет в 1 миллион долларов в обмен на 3000 акций Apple. По всей стране брокеры бросали жребий, чтобы получить несколько акций для привилегированных клиентов. Аналитик из Merrill Lynch вспоминал: "Даже мой брат, который играл на бирже только в високосный год по вторникам, спросил, что я знаю об Apple Computer". А один из аналитиков Detroit Bank and Trust заметил: "Можно с уверенностью сказать, что все только и думают, как бы найти деньги на покупку акций Apple". Кое-кто обсуждал слухи о выходе на биржу компьютерного магазина и иронизировал, что скоро свои акции попытаются выпустить все владельцы Apple II. Сотрудники Apple обнаружили, что любое упоминание о компании привлекает к ним повышенное внимание. Один из молодых людей заметил, что биржевые брокеры ловят каждое его слово, произнесенное в баре, хотя к тому времени он уже уволился из Apple. Владение акциями Apple, решил он, "подобно обладанию платиновой картой American Express".
Биржевая лихорадка обострила обиды и ревность, накопившиеся среди сотрудников Apple. Возняк придумал собственную схему, компенсировавшую несправедливое распределение акций. Он решил продать часть своих акций коллегам, которые либо не получили заслуженного вознаграждения, либо стали жертвами невыполненных обещаний. "План Воза", как его сразу же прозвали, вызвал небольшую панику. Почти сорок человек получали около 80 000 акций, которые Возняк, согласно документам, предлагал по 7,5 доллара за штуку. В ответ на официальный запрос Департамента по делам акционерных обществ Калифорнии покупатели были вынуждены объяснять, как они приобрели акции и каким образом узнали о предложении. Уильям Бадж, например, признался: "Сумма предложенных инвестиций на 10 процентов превышала мой капитал и годовой доход". Джонатан Эдди рассказал, что купить акции ему посоветовала консультант по инвестициям: "У нее самой были акции". Кое-кто, например Тимоти Гуд, прибег к привычному жаргону: "Я взаимодействовал с командой на профессиональном уровне". Льюис Инфельд сказал, что "услышал о возможности купить акции от кого-то из сотрудников". Другие были более откровенными. Уэйн Розинг заявил: "Я одинок, у меня нет долгов, а денег у меня достаточно для удовлетворения всех моих потребностей". Тем временем Возняк продал 25 000 акций разработчику ПО Стивену Видовичу из клуба DeAnza Racquet, в котором состояла Apple. "Я дружил с основателями компании и дал им понять, что заинтересован в покупке акций, если это когда-либо станет возможным", — сообщал Видович. Джобс, наблюдавший за осуществлением "плана Воза" и частной продажей акций, решил, что его партнер "дошел до того, что начал раздавать акции кому попало. Воз не умеет говорить "нет". Многие воспользовались этим".
Сам Джобс в этот период был поглощен личными проблемами, обострившимися после рождения дочери. Школьная подруга Джобса Нэнси Роджерс родила ребенка на ферме Роберта Фридланда в мае 1978 года; она не сомневалась, что отцом девочки был Джобс. Сам Стив, приехавший на ферму через пару дней, помогал выбрать имя малышке. Они назвали дочь Лизой. После рождения дочери Джобс и Роджерс не жили вместе; Роджерс работала официанткой и убирала квартиры. В конце концов она потребовала у Джобса 20 000 долларов. Марккула, считавший, что это слишком мало, предложил заплатить ей 80 000. Джобс возражал, настаивая, что не он отец Лизы. Абсолютно убежденный в том, что не имеет отношения к ребенку, он трижды прекращал давать деньги ее матери. "Каждый раз, когда мы обращались к адвокатам, — вспоминал отец Роджерс, — он возобновлял выплаты".
В мае 1979 года Джобс удивил Роджерсов, согласившись пройти тест на отцовство. В заключении, выданном кафедрой хирургии Калифорнийского университета, говорилось: "Вероятность отцовства Стивена Джобса… 94,41 %". Доказательства не убедили Джобса, настаивавшего, что согласно статистике "отцом ребенка могли стать 28 процентов мужского населения Соединенных Штатов". В конечном счете он примирился с необычайно болезненной для себя ситуацией и согласился на судебное разрешение спора. "Я уступил, потому что мы готовились выйти на биржу, и это отнимало уйму эмоциональной энергии. С этим делом нужно было покончить. Я не хотел получить иск на десять миллионов долларов". За несколько месяцев до выпуска акций Apple Джобс согласился выплачивать Роджерс 385 долларов в месяц на содержание ребенка, оплачивать медицинскую страховку дочери, а также вернуть округу Сан-Матео 5856 долларов, выплаченные в качестве пособия.
Пока Джобс улаживал личные дела, интерес к Apple продолжал расти. Ажиотаж способствовал повышению цен. В самой компании конечная цена акций стала предметом пари и всевозможных спекуляций. Рост был таким стремительным, что секретарь штата Массачусетс временно запретил жителям "штата у залива" покупать акции, поскольку Apple нарушала местный закон, требующий, чтобы балансовая стоимость компании была не меньше 20 процентов ее рыночной стоимости. В первую неделю августа 1980 года компания Hambrecht & Quist (директор и инвестор Apple Артур Рок был в ней компаньоном с ограниченной ответственностью) купила 40 000 акций по цене 5,44 доллара за штуку. 6 ноября, когда были опубликованы первые проспекты эмиссии, предполагаемая цена составляла от 14 до 17 долларов за акцию. Даже утром 12 декабря 1980 года, в день размещения акций на рынке по первоначальной цене 22 доллара, наблюдались признаки того, что она занижена, поскольку к концу первого торгового дня цена за акцию была зафиксирована на уровне 29 долларов.
День выпуска акций стал в Apple неофициальным праздником. Среди 237 компаний, вышедших на биржу в 1980 году, предложение Apple было самым большим — крупнейшее первоначальное предложение с 1956 года, когда Ford Motor Company стала публичной. Люди звонили в Apple с жалобами, что их не предупредили о дне размещения акций.
В самой компании компьютеры были и подключены к тикерному аппарату{48} Доу-Джонса, и запрограммированы на распечатку цены акций с интервалом в несколько минут. Праздновать начали преждевременно, когда компьютеры начали распечатывать котировки акций компании с похожей аббревиатурой, APPL вместо AAPL. Предвкушая рост цен на акции, кое-кто даже хотел установить макет термометра на дороге между двумя офисными зданиями и отмечать на нем изменения курса. Но разум все же взял верх над чувствами.
Майкл Скотт подключился к нью-йоркскому офису Morgan Stanley по громкоговорящей связи и в конце дня привез несколько ящиков шампанского, чтобы отпраздновать увеличение денежных активов Apple на 82,2 миллиона долларов. Роберт Нойс, вице-президент Intel, один из изобретателей микросхемы и муж Энн Бауэрс из отдела кадров Apple, устроил вечеринку. Окинув взглядом гостей, Джеф Раскин заметил: "Все присутствовавшие были миллионерами. Но самым главным было ощущение, что мир изменился. Такого я еще не видел".
Естественно, все были ошеломлены — подобное случалось крайне редко. К концу декабря 1980 года состояние нескольких человек, связанных с Apple, достигло огромных размеров. 15-процентный пакет акций Джобса стоил 256,4 миллиона долларов, доля Марккулы оценивалась в 239 миллионов, Возняка в 135,6 миллиона, Скотта в 95,5 миллиона. Генри Синглтон из Teledyne владел 2,4 процента акций Apple стоимостью 40,8 миллиона долларов. Инвестиции венчурных капиталистов также многократно окупились. Первоначальный вклад Venrock в размере 300 000 долларов и два последующих превратились в 129,3 миллиона, а Артур Рок, рискнувший 57 600 долларами, получил 21,8 миллиона.
Род Холт обнаружил, что является обладателем 67 миллионов долларов, Джин Картер получил 23,1 миллиона, а глава подразделения Lisa Джон Коуч -13,6 миллиона. Главный инженер Томас Уитни, который взял так называемый "двухнедельный отпуск" и которого Марккула в приватных беседах с несвойственной для себя резкостью называл "отработанным материалом", обнаружил, что двадцать шесть месяцев работы в Apple трансформировались в пакет акций стоимостью 48,9 миллиона долларов. Акции, после развода отошедшие первой жене Возняка Элис Робертсон, стоили 42,4 миллиона, хотя впоследствии Элис жаловалась, что с ней обошлись несправедливо.
Размещение акций Apple на бирже имело и другие последствия. Кое-кто из руководителей, имена и размеры пакетов акций которых появились в официальном проспекте эмиссии и газетных публикациях, забеспокоились. Они строили высокие заборы вокруг своих домов, покупали более дорогие автомобили, устанавливали новейшие системы сигнализации и волновались, что их дети могут стать жертвами похищения. Лесли Возняк, которой акции достались от брата, уволилась с должности помощника типографа. Она была ошеломлена: "Я не могла понять, что мне делать со своей жизнью. Думаю, каждому, кто выиграл в лотерею, положен бесплатный годичный курс у психотерапевта".
Сотрудники Apple вскоре поняли, что закон не позволяет продавать акции так быстро, как им хотелось. Кое-кто ждал возможности обналичить скопившиеся за три года опционы и уволиться, но многие пытались определить наиболее благоприятный момент для продажи. В тот день, когда нужно было подавать декларацию о доходах за 1980 год, довольно большая группа сотрудников улетела в Канаду, в Ванкувер, чтобы получить право на отсрочку. Программист Билл Аткинсон жаловался: "Люди половину рабочего времени тратили на подсчет стоимости своих опционов". Тот, кто в конце концов продал акции, обнаружил, что в компании это расценивается как нелояльность. Когда Джеф Раскин продал свою долю, Джобс обвинил его в предательстве. "Мне не нравится, когда нужно каждый день открывать газету, чтобы выяснить, сколько у меня денег", — возразил Раскин. Сама компания Apple столкнулась с тем, что привлекать ценных работников стало сложнее, чем до выпуска акций. В рабочих помещениях на разделительных перегородках появились графики, отражавшие малейшие колебания курса акций, негативно влиявшие на общую атмосферу. После того как курс упал, графики исчезли. Брюс Тоньяццини признавался: "Целый год я был законченным чудаком, потому что мое настроение зависело от индекса Доу-Джонса".
Для Джобса, Возняка и других главных получателей доходов Apple последствия были скорее технического, чем эмоционального характера. Они поняли, что богатство и возможность ничего не делать не приносят счастья; наоборот, жизнь в чем-то становится сложнее. Джобс и Возняк стали получать письма с благодарностями. Иногда в конвертах обнаруживались фотографии домов с надписями: "Это дом, который построила Apple". Места на автостоянке компании стали заполняться "мерседесами" и "порше".
Самые богатые совершали крупные покупки. Элис Робертсон приобрела квартиру и золотистый "мерседес" с тщеславным номерным знаком "24 carat". Род Холт принял участие в океанской регате, заказав яхту с большим логотипом Apple на парусе. Марккула устремился в небо — купил подержанный реактивный самолет, перекрасил его, оснастил стереосистемой, видеомагнитофоном и компьютером Apple II, арендовал ангар в аэропорту Сан-Хосе, нанял двух пилотов и летал на выходные в свой загородный дом на озере Тахо.
Джобс одно время собирался купить самолет на пару с Марккулой, но потом решил, что это слишком, и предпочел аскетизм, который могут себе позволить только богачи. "Вещи, которые хочется купить, очень быстро надоедают", — говорил он. Джобс не знал, смущаться или втайне гордиться тем, что однажды за ужином они с Марккулой выпили бутылку сотерна за 200 долларов или что он раздумывал, не купить ли целую страницу газеты Le Monde, чтобы найти женщину, с которой он познакомился в Париже и которая не пришла на свидание. Джобс убедился, что богатство и сопутствующая ему известность открывают новые горизонты. Его приглашали на торжественные обеды, к нему обращались политики за финансированием, а благотворительные фонды с незнакомыми названиями присылали письма с просьбой о пожертвовании; особенно льстило Джобсу, когда его просили выступить где-нибудь с речью. Путешествуя по миру, он понял, что такие города, как Нью-Йорк или Париж, предлагают гораздо больше развлечений, чем Купертино или Саннивейл. Одежда его тоже изменилась. Джинсы уступили место элегантным костюмам-двойкам, сшитым на заказ в Сан-Франциско, в Wilkes Bashford.
Колумнист из Сан-Франциско Герб Каэн остроумно переименовал Купертино в Компьютертино, и этому в значительной степени способствовал именно Джобс. Еще до выпуска акций Apple молодой "хозяин" Купертино купил неприметный дом среди холмов JIoc-Гатоса, где почти три года жил с подругой, которая когда-то работала в агентстве Реджиса Маккены. От строителей, которые должны были реконструировать дом, он требовал тщательности и качества, как и от сотрудников Apple. Но Джобс был слишком занят, чтобы тратить силы на жилье, где не было даже мебели.
Расставшись с подругой, Джобс стал вести холостяцкую жизнь. Единственной обставленной комнатой в доме была кухня, оформленная во французском деревенском стиле — но с ножами Henckels и кофеваркой Braun. Обстановка хозяйской спальни состояла из компьютера Apple II, матраса, комода с зеркалом и пестрой коллекцией фотографий: Ним Кароли Баба, бывший губернатор Калифорнии Джерри Браун и Альберт Эйнштейн. В другой комнате полупустой книжный шкаф возвышался над стопками доставленных из химчистки рубашек. На полу зала на первом этаже были разбросаны строительные чертежи. Ни кресел, ни дивана.
На подъездной дорожке стоял "мерседес", сменивший череду подержанных машин. Джобс проводил ладонями по изящным изгибам кузова, мечтая, что со временем компьютеры Apple будут выглядеть не хуже. Он купил мотоцикл BMW R60/2, на котором иногда катался среди холмов, и картину Максфилда Пэрриша. Последовав примеру Роберта Фридланда, Джобс приобрел участок земли на Тихоокеанском Северо-Западе; кроме того, он финансировал организацию Seva Foundation, которая помогала слепым в Непале.
Однако Джобс был слишком погружен в себя, чтобы радоваться богатству. Он беспокоился о будущем, просил родителей снять наклейки с логотипом Apple с бампера автомобиля, задумывался о том, как дать им денег, не нарушая их привычную жизнь, волновался, что женщин влечет к нему только богатство, понимал, что друзья ждут от него разумного распоряжения деньгами. Он превратился — в двадцать пять лет — в оцифрованную версию Монро Стара из романа Фицджеральда.
Возняк, похоже, следовал совету Сэмюэла Джонсона, что лучше жить богатым, чем умереть богатым, и был более щедрым и расточительным. Будучи студентом, а потом инженером, он беспечно относился к своему материальному положению; появление денег ничего не изменило. Он не следил за доходами, не пользовался услугами финансовых советников, опаздывал с заполнением налоговых деклараций. Возняк превратился в настоящего "плюшевого мишку", доверчивого простофилю. Он никогда не отказывал в деньгах друзьям, знакомым и даже незнакомцам, нередко сразу же выписывая чек.
В отличие от Джобса, который тщательно берег акции, доставшиеся ему как основателю компании, Возняк свою долю раздавал направо и налево. Он подарил акции на 4 миллиона долларов родителям, сестре и брату и на 2 миллиона долларов друзьям. Он инвестировал в стартапы. Он купил "порше" и заказал номерной знак "Apple II". Обнаружив в машине чеки на сумму 250 000 долларов, его отец сказал: "Такому человеку нельзя иметь столько денег". Когда Возняк все же обратился к финансовому консультанту, то однажды явился в Apple и сказал: "Мой юрист говорит, что нужно вкладывать в различные отрасли, и я только что купил кинотеатр". Но из этого тоже ничего хорошего не вышло. После демонстрации гангстерского боевика "Воины" (The Warriors) жители восточного района Сан-Хосе, где находился кинотеатр, выступили с протестами. Возняк приходил на собрания, выслушивал опасения местных лидеров и обещал не показывать насилие и *censored*графию. Вместе с Виггинтоном он провел несколько вечеров в пустом и темном кинотеатре, просматривая фильмы в качестве цензора.
За несколько месяцев до того, как Apple стала публичной компанией, Возняк увлекся авиацией, купил одномоторный самолет Beechcraft Bonanza, а через восемь недель после выпуска акций едва не реализовал вторую половину афоризма Сэмюэла Джонсона. Возняк решил отправиться в путешествие вместе с Кэнди Кларк, дочерью калифорнийского строителя-подрядчика, с которой познакомился на вечеринке в Apple и которая должна была стать его второй женой. В сопровождении еще одной пары они собирались лететь в Южную Калифорнию за обручальными кольцами для Возняка и его невесты. Перед вылетом из аэропорта Скотс-Валли Возняк разволновался. Он жаловался на помехи в наушниках, нервируя пассажиров. Предчувствия оправдались. Оторвавшись от взлетной полосы, самолет поднялся на пятьдесят футов, снова приземлился, пару раз подпрыгнул, встал на дыбы, протаранил два ограждения из колючей проволоки, перескочил через насыпь и перевернулся всего в двухстах пятидесяти футах от роллердрома, полного подростков. Биржевой брокер из Сан-Франциско, оказавшийся на месте аварии и выключивший двигатель самолета, обнаружил Возняка лежащим на коленях невесты.
Расследование, проведенное Национальным советом по безопасности транспорта, выявило механическую неисправность. Тем временем врачи обследовали четырех пострадавших в авиакатастрофе. У Возняка была разбита губа, выбиты зубы и раздроблены лицевые кости вокруг правого глаза; у него двоилось в глазах, и он ничего не помнил. Лицо его невесты было в многочисленных порезах, и ей была необходима пластическая операция. После аварии газеты пестрели мрачными заголовками: "Компьютерный гений попал в авиакатастрофу", "Руководитель Apple в тяжелом состоянии". Джобс арендовал лимузин, чтобы возить родителей Возняка в больницу. Там его друг устраивал скандалы, отказывался от еды и заявлял, что в планах правительства — взорвать больницу и отобрать у него все деньги. Мнения врачей относительно прогнозов его выздоровления разделились, но через семь дней после аварии Возняка выписали, а еще через шесть месяцев он заказал новенький одномоторный самолет.
"Пока никаких фотографий", — сказала она.
Холл в общежитии Стэнфордского университета был похож на недостаточно хорошо освещенную декорацию готического романа XIX века. Подоконники из искусственного мрамора нависали над радиаторами отопления, золоченые люстры отбрасывали желтоватые блики на ярко-зеленый потолок. Окутанные холодной полутьмой ветви деревьев с редкой осенней листвой беспокойно стучали в окна. Около сотни первокурсников, в большинстве своем искренне желавших окончить университет, застыли в разнообразных позах. Два парня настраивали маленькие магнитофоны. Все они пришли послушать Стива Джобса. Неформальная атмосфера не касалась трех женщин из агентства по связям с общественностью Реджиса Маккены. Они помогли выбрать именно это приглашение из университета из двух десятков подобных писем, еженедельно приходивших на имя Джобса. Самая молодая из трех сотрудниц видела Джобса впервые, но внимательно следила за ним. "Он не в настроении, — сказала она фотографу из журнала. — Пока никаких фотографий".
Для студентов встреча с председателем совета директоров компании Apple Computer стала бы приятным разнообразием среди уже знакомых администраторов и профессоров колледжа, которыми их потчевали в прошлые разы. Джобс оделся нейтрально, в элегантную спортивную куртку фирмы Wilkes Bashford из Сан-Франциско и джинсы Levi Strauss. Пока один из студентов произносил вступительную речь, Джобс снял куртку, сбросил поношенные вельветовые туфли, под которыми оказались носки с рисунком из разноцветных ромбов, и уселся в позе лотоса на кофейный столик.
Студенты пришли в легкое замешательство, но вскоре забросали Джобса вопросами, суть которых сводилась к следующему: на их взгляд, объект исследования идентичен по "молекулярной структуре" компании Apple Computer. Опираясь на эти вопросы, Джобс провел со студентами увлекательную беседу. Именно таков был стандарт общения с редакторами журналов, комитетами конгресса, государственными комиссиями, студентами бизнес-школ, участниками семинаров по электронике, политиками и учеными. В подобных беседах, проходящих с некоторыми вариациями, он разъяснял привлекательность Apple и рассказывал о причине, по которой его портрет несколькими месяцами раньше появился на обложке журнала Time. Это было нечто среднее между технической проповедью и корпоративной рекламой, и периодически Джобс искусно менял маски законодателя мод и основателя компании.
Он рассказал об истории Apple.
— Когда мы основали Apple, то создали первый компьютер потому, что очень этого хотели, — сказал он и добавил: — Мы разработали этот крутой компьютер с цветным дисплеем и кучей других вещей под названием Apple II, о котором вы, наверное, слышали. Мы очень хотели сделать одну простую вещь — снабдить наших друзей компьютерами, чтобы они могли получать такое же удовольствие, как и мы.
Внезапно сработала вспышка фотоаппарата.
— Что это? — спросил Джобс, вызвав смех в зале.
Фотограф присела у колонны и подняла камеру.
Джобс умолк и посмотрел в объектив.
— Привет! — сказал он, и вопросы прекратились.
Затем разговор возобновился, и кто-то из студентов спросил, когда начнут расти акции Apple.
— Я не могу об этом говорить, — скромно ответил Джобс.
Потом выразил надежду, что когда-нибудь Apple будет продавать полмиллиона компьютеров в месяц, и пожаловался, что пользоваться компьютерами все еще очень сложно для неискушенного человека.
Джобс рассказал студентам о проекте Lisa и своей мечте сделать компьютер размером с книгу.
— Мы не будем засовывать в него всякий мусор, потому что это сделают наши конкуренты.
Он рассказал студентам о своем плане оснастить компьютерами все средние школы страны. Циники говорили, что это холодный маркетинговый расчет, чтобы привлечь на свою сторону целые поколения пользователей Apple, но поначалу это был просто романтический жест. Официально план назывался "Закон 1982 г. о техническом образовании", но в Apple его знали как программу "Дети не могут ждать", и это неофициальное название отражало нетерпеливый характер Джобса. Он потратил два месяца на лоббирование конгрессменов, надеясь провести изменения в налоговое законодательство, чтобы компании получали налоговые льготы в тех случаях, когда дарят компьютеры школам, как это происходит с университетами. Джобс выступил перед сенаторами и конгрессменами со стандартной двадцатипятиминутной речью, но администрация Рейгана не желала менять Налоговый кодекс ради отдельных случаев. Поэтому, когда студенты спросили, что стало с широко разрекламированным планом, Джобс ответил, что Apple не хотела поддерживать изменения в налоговой политике и что "все испортил сенат".
С большим пониманием отнеслись к Apple законодатели штата Калифорния, которые внесли изменения в закон, и Джобс объявил, что вскоре компания начнет поставку десяти тысяч компьютеров во все школы штата.
— Мы оказались в нужное время в нужном месте с нужными людьми и смогли кое-что создать. Это здорово. Компьютеры собираются на первое свидание с обществом, и разве не прекрасно, что мы можем сделать это свидание незабываемым, — сказал он и добавил: — Задача в том, чтобы повысить производительность умственного труда. Персональный компьютер способен генерировать — грубо говоря — свободную интеллектуальную энергию и вскоре затмит нефтехимическую революцию.
Отвечая на другие вопросы студентов, он сказал:
— Компания, которая повлияет на нашу жизнь, — это не IBM. Это Apple. Если мы будем делать то, что умеем делать хорошо, то оставим всех остальных далеко позади.
На вопрос, трудно ли управлять империей, Джобс ответил:
— Мы не считаем себя империей. Мы нанимаем людей, которые говорят нам, что нужно делать.
Он отверг претензии японцев на создание нового поколения компьютеров, заявив, что "там много дряни" и что "они сами не знают, о чем говорят". Потом пожаловался на японцев и на протекционизм. Он также посетовал, что теперь невозможно основать компьютерную фирму в гараже, и порекомендовал студентам попробовать создать компанию по разработке программного обеспечения.
Когда вопросы иссякли, Джобс устроил импровизированный опрос. Он поинтересовался, из каких штатов они приехали и что изучают.
Большинство, похоже, увлекалось информатикой.
— Сколько среди вас девственников? — неожиданно спросил он.
Послышались нервные смешки, но руку не поднял никто.
— А кто пробовал ЛСД?
После некоторого замешательства один или двое признались в своем опыте.
— Что вы хотите делать? — спросил Джобс.
— Детей! — выпалил кто-то из студентов.
Джобс продолжил рассказ. Было не похоже, что он произносил тщательно отрепетированный текст. Джобс знал, как управлять аудиторией, показывая настоящее актерское мастерство. Когда он закончил, на него снова набросились с вопросами. Несколько человек подошли к нему. Один просто хотел сообщить, что у него есть Apple II, другой просил оставить автограф на брошюре с ежегодным отчетом Apple, которыми были заполнены две картонные коробки. Высокий юноша поинтересовался, можно ли организовать экскурсию на завод Apple. Большинство студентов, похоже, остались довольны этой встречей.
— По крайней мере, он не придурок, — заключила студентка с каштановыми волосами, одетая в рубашку Lacoste, тщательно выглаженные джинсы и мокасины на тонкой резиновой подошве. Затем она вместе с подругой направилась к выходу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.