3. Создание школы

3. Создание школы

Моя мама пошла в школу, когда ей было шесть лет, но проучилась всего несколько месяцев. В деревне, где она жила, было большой редкостью, чтобы отец отправил дочь в школу. Мама оказалась единственной девочкой в классе. Ей нравилось идти по улице с сумкой, набитой учебниками, нравилось доказывать мальчикам, что она ничуть не глупее их. Но когда она видела, что ее двоюродные сестры целый день играют дома, ей становилось завидно. Стоит ли тратить время и силы на учение, если всю жизнь тебе предстоит нянчить детей, убирать и готовить еду. В конце концов мама продала свои учебники за девять анн, потратила деньги на сладости и больше никогда не переступала школьного порога. Отец не противился ее решению. Скорее всего, он даже не заметил, что дочь бросила школу. Каждое утро, позавтракав кукурузными лепешками со сливками, он вешал под мышку кобуру с немецким пистолетом и уходил из дома на весь день, чтобы вместе с другими мужчинами обсуждать политические события местного масштаба и разрешать споры. К тому же, помимо мамы, у него было еще семеро детей, так что забот хватало.

Лишь познакомившись с моим отцом, мама пожалела, что осталась неграмотной. Отец прочел множество книг, а она не могла прочесть даже стихотворения, которые он ей посвящал. К тому же он хотел открыть собственную школу, и мама, став его женой, всеми силами стремилась помочь ему в осуществлении этой мечты. Для того чтобы открыть школу, требовались деньги и семейные связи, а у отца не было ни того ни другого, поэтому ему долго не удавалось реализовать свои планы.

Отец был твердо убежден, что на свете нет ничего важнее знаний. Он помнил, как в детстве смотрел на реку, протекавшую через деревню, и с удивлением думал о том, почему вода в ней никогда не иссякает. Когда он узнал о круговороте воды в природе, это стало для него настоящим открытием.

В деревне, где жил отец, школа располагалась в маленьком, тесном домишке. Иногда занятия проходили во дворе, в тени дерева. Туалетов не было, и для того, чтобы удовлетворить естественные потребности, ученикам приходилось бегать в поле. И все же отец был счастлив, что имеет возможность учиться. Его сестры – мои тетки, – подобно миллионам других пакистанских девочек, в школу не ходили. А отец с юных лет понял, что образование – это величайшее благо. Он был убежден, что корень большинства пакистанских проблем – в низком уровне образования. Благодаря господствующему повсюду невежеству политики дурачат людей, а недобросовестные чиновники безнаказанно творят произвол. Отец считал, что все дети, мальчики и девочки, богатые и бедные, должны получить необходимый минимум знаний. Он мечтал создать современную школу, где будут удобные парты, доски, компьютеры, библиотека, наглядные пособия на стенах и, что не менее важно, туалеты.

Но у дедушки были другие планы на младшего сына – он хотел, чтобы мой отец стал доктором. Сыновей у дедушки было всего двое, и он рассчитывал, что они оба будут пополнять семейный бюджет. Брат отца Саид Рамзан был значительно старше и уже много лет работал учителем в местной школе. Он и его семья жили у дедушки. Со временем ему удалось скопить немного денег и пристроить к дому для гостей маленькую бетонную худжру. После окончания занятий в школе дядя ездил в горы за дровами или работал в поле – семье принадлежало несколько буйволов, служивших тягловой силой. Он также помогал баба во всех тяжелых домашних работах – например, расчищал двор от снега и сбрасывал его с крыши.

Мой отец окончил школу с отличием, и ему предложили поступить в колледж Джеханзеб, лучшее учебное заведение в долине Сват. Однако дедушка отказался поддерживать сына материально. Сам он получил образование совершенно бесплатно – в качестве талиба жил в одной из мечетей в Дели, где местные жители снабжали студентов едой и одеждой. Учение в колледже Джеханзеб тоже было бесплатным, но отцу требовались деньги на жизнь. В Пакистане кредиты на образование не предоставляются, так что обращаться в банк не имело смысла. Колледж располагался в Сайду-Шарифе – городе, расположенном по соседству с Мингорой. Живя вдали от семьи, отец должен был рассчитывать только на себя. Никаких других колледжей в Шангле не было, и, откажись отец поступать в Джеханзеб, ему пришлось бы распроститься со своей мечтой покинуть деревню и открыть собственную школу.

Отец не представлял, как разрешить возникшую проблему, и едва не плакал от отчаяния. Его горячо любимая мать умерла незадолго до того, как он окончил школу. Он не сомневался, будь мать жива, она взяла бы его сторону. Что касается баба, он был неумолим, все попытки переубедить его были безуспешными. У отца оставалась последняя надежда – муж сестры, живущий в Карачи. Дедушка считал, что отец может поселиться у него и поступить в тамошний колледж. Сестра с мужем должны были вскоре приехать к дедушке, чтобы вместе оплакать кончину бабушки.

Отец с нетерпением ждал их приезда и молился о том, чтобы они дали согласие. Но дедушка неудачно выбрал время для разговора. Едва его зять, измученный трехдневным путешествием на автобусе, переступил порог дома, дедушка предложил ему принять в семью своего младшего сына, и тот ответил решительным отказом. Дедушка пришел в такую ярость, что за все время их пребывания не сказал ни слова ни зятю, ни дочери. Отец чувствовал, что последний шанс упущен и ему придется повторить судьбу старшего брата и стать учителем в местной школе. Школа, где работал Саид Рамзан, располагалась в горной деревне Севур, примерно в часе езды на лошади от дедушкиного дома. У этой школы не было даже своего здания. Более сотни учеников, в возрасте от пяти до пятнадцати лет, собирались в холле местной мечети.

В деревне Севур жили представители трех племен – гуджар, кохистани и миан. Представители миан испокон веков пользовались уважением как благородные люди, владеющие обширными землями, но гуджары и кохистани были простыми крестьянами, способными только ухаживать за буйволами. Дети их вечно ходили чумазыми и возились в пыли. Пуштуны, даже самые бедные, смотрели на них свысока.

– Этим грязным тупицам грамота ни к чему, – часто говорили крестьяне.

Учителя, разумеется, были очень недовольны, получив назначение в столь глухое место. Как правило, они договаривались между собой работать по очереди, чтобы избавиться от необходимости ездить в школу каждый день. Если в школе было двое учителей, каждый работал по три дня. Если трое – по два дня. Учителя были убеждены, что образование их подопечным совершенно не нужно, и главную свою обязанность видели в том, чтобы утихомирить детей при помощи палки.

Правда, мой дядя относился к своей работе более ответственно. Он уважал жителей горной деревни и ту суровую трудовую жизнь, которую они вели. Дядя не только ездил в школу каждый день, но и изо всех сил старался передать своим ученикам хоть какие-то знания. Когда мой отец кончил школу, у него не было другого выбора, кроме как помогать старшему брату. Но неожиданно ему улыбнулась удача. Еще одна из его сестер вышла замуж за человека, живущего в деревне Севур. Как-то раз к ним приехал родственник по имени Насир Паша. Он много лет провел в Саудовской Аравии, где работал на стройке, а деньги посылал семье. Насир Паша зашел в школу, увидел, как работает отец, и разговорился с ним. Отец рассказал ему, что ему предложили поступить в колледж Джеханзеб, но умолчал о том, что у него нет средств жить вдали от семьи, так как не хотел бросать на дедушку тень. Но Насир Паша все понял без слов.

– Почему бы тебе не поселиться у нас? – предложил он.

Отец ответил, что сделает это с радостью. Насир Паша и его жена Джаджай стали для него второй семьей. Дом их находился в Спал Банди, горной деревне, расположенной по пути к Белому дворцу. Судя по воспоминаниям моего отца, это было очень красивое и романтическое место. Отец рассказывал, что, сойдя с автобуса, был поражен размерами этой деревни, многократно превосходящей его собственную. Ему даже показалось, что он попал в большой город. В семье Насира Паши он жил на положении гостя, а это означало, что хозяева окружали его всяческими заботами. Джаджай до какой-то степени заменила ему покойную мать. Когда один из деревенских жителей пожаловался ей, что отец флиртует с соседской девушкой, Джаджай горой встала на его защиту.

– Зияуддин чист, как горный родник, – сказала она. – Смотри лучше за собственными дочерьми.

В Спал Банди отец впервые увидел женщин, которые пользовались куда большей свободой, чем жительницы его деревни. Женщины в Спал Банди имели обыкновение встречаться в красивом месте на вершине горы и вести там долгие разговоры. Раньше отец и представить себе не мог, что женщины могут собираться за воротами своих домов. Здесь отец познакомился также с человеком по имени Акбар Хан, который одолжил ему денег. Подобно моей матери, Акбар Хан не получил образования, но был наделен истинной мудростью. Отец считал его своим наставником. О доброте, которую проявили к нему Акбар Хан и Насир Паша, он часто вспоминал, рассуждая о том, что помощь может прийти к каждому из нас с неожиданной стороны.

Мой отец поступил в колледж, когда Пакистан переживал один из судьбоносных моментов своей истории. В то лето, когда он учительствовал в горах, диктатор Зия-уль-Хак погиб в загадочной авиакатастрофе. Многие считали, что причиной катастрофы стала бомба, спрятанная в ящике с плодами манго. Вскоре после того, как отец поступил в колледж, были проведены национальные выборы. Беназир Бхутто, дочь премьер-министра, несколько лет назад казненного диктатором, одержала на этих выборах убедительную победу. Впервые не только в Пакистане, но и во всем исламском мире пост премьер-министра заняла женщина. Во многих пакистанцев это событие вселило оптимизм и уверенность в будущем.

Студенческие организации, запрещенные режимом Зия, возродились и начали активную деятельность. Мой отец вступил в одну из них и быстро получил известность как талантливый оратор и полемист. Он стал генеральным секретарем Пуштунской студенческой федерации (ПСФ), которая требовала предоставить пуштунам права наравне с пенджабами. Традиционно пенджабы, выходцы из богатых и влиятельных провинций, занимали ключевые посты в армии и государственном аппарате.

Еще одна крупная студенческая организация называлась Ислами Джамаат-и-Талаба и представляла собой студенческое крыло религиозной партии Джамаат-и-Ислами. Во многих университетах Пакистана эта организация пользовалась большим влиянием. Она обеспечивала студентов бесплатными учебниками и предоставляла им гранты, но взгляды ее членов отличались крайней нетерпимостью. Занимались они в основном патрулированием университетов и срывом музыкальных концертов. Партия Джамаат-и-Ислами была близка к генералу Зия и на выборах потерпела сокрушительное поражение. Президента студенческой организации в колледже Джеханзеб звали Исхан-уль-Хак Хаккани. Хотя они с моим отцом были соперниками, относились они друг к другу с уважением и впоследствии стали друзьями. Хаккани говорил, что, происходи отец из богатой семьи, он наверняка стал бы президентом ПСФ, а со временем – крупным политиком. Для того чтобы стать лидером студенческой организации, достаточно было обаяния и увлеченности, но большая политика требовала больших денег.

В первый год пребывания отца в колледже предметом самых жарких споров стала книга «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, изданная в Бомбее. Книга эта представляла собой пародию на жизнь Пророка, да пребудет с ним мир. Мусульманский мир счел ее оскорбительной и кощунственной. Книга вызвала такую вспышку ярости, что, казалось, люди забыли обо всех прочих проблемах. Странность состояла в том, что, выйдя из печати, книга почти не привлекла внимания – в Пакистане она вообще не продавалась. Волна негодования поднялась после того, как в газетах, выходящих на языке урду, появилась серия гневных статей. Автор их, мулла, близкий к военной разведке, заявил, что книга является оскорблением Пророка, да пребудет с ним мир, и призвал всех правоверных мусульман выступить против ее публикации. Вскоре муллы по всему Пакистану осыпали книгу проклятиями и требовали ее запрещения. Устраивались даже демонстрации протеста. Самая сильная вспышка возмущения произошла в Исламабаде 12 февраля 1989 года. В этот день разъяренная толпа сожгла напротив Американского центра американские флаги, хотя Рушди и его издатели были англичанами. Полиция стреляла по митингующим, пять человек были убиты. Гневом был охвачен не только Пакистан. Два дня спустя аятолла Хомейни, лидер Ирана, издал фатву, призывающую убить Рушди.

Отец вспоминал, что, когда книгу обсуждали в его колледже, в аудитории яблоку было негде упасть. Страсти накалились до предела. В большинстве своем студенты заявляли, что книгу необходимо запретить, все ее экземпляры сжечь, и поддерживали фатву. Отец тоже считал, что эта книга является оскорблением для всех мусульман. Но все же он сказал:

– Во-первых, прежде чем говорить об этой книге, необходимо ее прочесть. Во-вторых, почему бы не ответить на нее другой книгой – той, что напишем мы?

В заключение он вопросил звучным голосом:

– Разве ислам настолько слаб, что покачнется от какого-то пасквиля? Нет, мой ислам слишком силен, чтобы обращать внимание на столь жалкие выпады!

Если бы дедушка услышал его в эту минуту, он наверняка гордился бы сыном.

В первые годы после окончания колледжа Джеханзеб мой отец работал учителем английского языка в престижной частной школе. Но зарплата была низкой, всего 1600 рупий (около 19 долларов) в месяц, и дедушка был недоволен, что отец не помогает семье. К тому же отец был не в состоянии откладывать деньги на свадьбу со своей любимой Тор Пекай.

Одним из коллег моего отца был его друг, человек по имени Мухаммед Наим Хан. Он любил знания так же страстно, как и мой отец. Они вместе получили степени сначала бакалавра, а потом магистра. Работа в школе не удовлетворяла обоих, потому что порядки там были строгие и постоянный контроль руководства распространялся на все сферы жизни. Ни ученикам, ни учителям не позволялось иметь собственное мнение по какому-либо вопросу. Владельцы школы неодобрительно относились даже к дружбе между учителями. Отец мой задыхался в душной атмосфере, где превыше всего ставились покорность и послушание. Он мечтал о том времени, когда у него будет собственная школа, в которой основное внимание будет уделяться развитию независимого мышления и творческих способностей учеников. И когда Наим, чем-то не угодив школьной администрации, потерял работу, они с отцом решили, что настало время организовать свою школу.

Первоначально они предполагали открыть школу в Шахпуре, родной деревне отца, где своей школы не было. Но когда они отправились туда, чтобы подыскать подходящее здание, в глаза им бросились плакаты, извещающие об открытии школы, и они поняли, что кто-то сумел их опередить. Тогда они решили открыть в Мингоре школу, где будет преподаваться английский язык. Туристов, приезжающих в долину Сват, становилось все больше, а это означало, что изучение английского языка становилось насущной необходимостью.

Отец продолжал работать в школе, а Наим расхаживал по городским улицам и подыскивал подходящее помещение. В один прекрасный день он сообщил отцу, что нашел идеальное место. Это был первый этаж двухэтажного здания, расположенного в престижном районе Ландикас. В доме имелся внутренний двор, где могли собираться ученики. Предыдущие арендаторы тоже устроили там школу, которая называлась Рамада. Названием школа была обязана тому, что ее владелец когда-то побывал в Турции и жил там в отеле «Рамада». Но школа приносила одни убытки, и ее владельцы вынуждены были отказаться от своей затеи. Это обстоятельство, разумеется, несколько настораживало. К тому же здание стояло на берегу реки, куда люди бросали мусор, и в жаркие дни от воды шла нестерпимая вонь.

После работы отец отправился осматривать помещение. Вечер был чудный, небо усыпано звездами, над верхушками деревьев сияла полная луна. Отец счел это добрым знаком.

– Я был невероятно счастлив, – вспоминал он. – Моя мечта становилась явью.

На аренду помещения Наим и отец потратили все свои сбережения – 60 000 рупий. Они взяли также в кредит 30 000 рупий для того, чтобы отремонтировать помещение и снять хижину, расположенную по соседству. В этой хижине поселились они сами. Когда все было готово, они принялись ходить по домам в поисках учеников. К несчастью, выяснилось, что желающих изучать английский язык вовсе не так много, как они предполагали. К тому же вскоре у них возникли непредвиденные расходы. Мой отец продолжал активно участвовать в политической жизни. Каждый день его товарищи являлись в школу пообедать.

– Мы не можем кормить столько нахлебников! – жаловался Наим.

Вскоре стало ясно, что дружба и деловое партнерство – это совершенно разные вещи.

В довершение ко всему из Шанглы потянулся нескончаемый поток гостей. Теперь, когда у отца было собственное жилье, все друзья и родственники считали своим долгом его навестить. Мы, пуштуны, радушно встречаем всех гостей, даже если их визит чреват для нас большими неудобствами. Право человека на частную жизнь не пользуется у нас большим уважением, и в гости мы отправляемся без всякой предварительной договоренности. Друзья и родственники могут нагрянуть, когда им этого хочется, и оставаться столько, сколько пожелают. Для отца и его компаньона постоянные гости стали настоящим кошмаром. Наим был в смятении. В шутку он говорил отцу, что за каждый родственный визит будет брать с него штраф. В ответ отец лишь разводил руками и предлагал Наиму поквитаться с ним, пригласив в Мингору своих собственных родственников.

Через три месяца Наим заявил, что с него хватит.

– Мы хотели организовать школу, которая приносит доход, а в результате получился бесплатный отель! – сказал он. – Мне это совершенно ни к чему!

К этому времени бывшие друзья почти не разговаривали друг с другом. Для того чтобы разрешить возникшую проблему, им пришлось обратиться к посредничеству местных старейшин. Отец так не хотел отказываться от своего начинания и расставаться со школой, что согласился выплатить Наиму деньги, которые тот вложил в аренду и ремонт. Как это сделать, отец не имел ни малейшего понятия. К счастью, еще один его давний друг, Хидаятулла, согласился стать компаньоном отца вместо Наима и вложить свои деньги. Вместе с новым партнером отец опять отправился по домам. Отец мой наделен удивительным обаянием и умением располагать к себе людей. Хидаятулла часто говорит, что стоит отцу побывать у кого-нибудь в гостях, друзья хозяина становятся его друзьями. Но в данном случае отцовское обаяние оказалось бессильно. Люди с интересом слушали его и продолжали посылать своих детей в государственные школы.

Школе они дали название Хушаль, в честь одного из любимых героев моего отца, Хушаля Хана Хаттака, поэта и воина, родившегося в южной части долины Сват, Акоре. Он жил в XVII веке и пытался примирить враждующие пуштунские племена и объединить их для борьбы с монголами. Над входом в школу они повесили плакат, гласивший: «Мы здесь для того, чтобы вы сумели ответить на вызовы новой эпохи». Над дверями висело также изображение щита, на котором было написано знаменитое высказывание Хана Хаттака: «Я взял в руки меч, дабы защищать афганскую честь». Отец часто говорил, что мы должны следовать примеру наших национальных героев, но защищать честь своей страны в соответствии с законами нашего времени – с авторучкой, а не мечом в руках. Хаттак хотел объединить пуштунов для борьбы с иноземными захватчиками, а отец мечтал объединить их для борьбы с невежеством.

Увы, его призыв не находил широкого отклика. Когда школа открылась, в ней было всего три ученика. Тем не менее отец настоял на том, чтобы каждый учебный день начинался с пения национального гимна. После этого его племянник и помощник Азиз поднимал пакистанский флаг.

Учеников было так мало, что обеспечить школу необходимым оборудованием никак не удавалось. Вскоре компаньоны остались без средств. Ни у того ни у другого не имелось возможности занять деньги у родственников. Хидаятулла был неприятно удивлен, узнав, что отец мой по уши увяз в долгах и постоянно получает от своих кредиторов письма с требованием вернуть деньги.

Но самая серьезная неприятность подстерегла отца, когда он отправился официально зарегистрировать школу. Прождав несколько часов в приемной, он оказался в кабинете чиновника, восседавшего за столом, на котором громоздились горы бумаг. Тут же сидели какие-то люди, попивавшие чай. Прочтя прошение, поданное отцом, чиновник расхохотался.

– Что это вы выдумали? – спросил он. – Не школа, а полная ерунда! Всего трое учителей, и все неквалифицированные! Удивительные времена настали. Всякий воображает, что открыть школу – это самое плевое дело.

Люди, сидевшие в кабинете, подобострастно засмеялись. Отец едва не задохнулся от гнева. Было ясно как день, что чиновник рассчитывает получить взятку. Пуштуны не выносят, когда их унижают, к тому же отец не собирался платить за то, что имел право получить бесплатно. Но даже если бы он решил удовлетворить вымогателя, возможности дать взятку у него не было – им с Хидаятуллой едва хватало на еду. Тем не менее негласная такса за регистрацию школы составляла примерно 13 000 рупий, а если чиновники считали, что владелец достаточно богат, такса эта возрастала. К тому же владельцам школы следовало время от времени приглашать чиновников на обед и угощать их цыплятами и свежей форелью. Отец знал об этом обычае, но не собирался ему следовать.

– У нас школа, а не ресторан, – говорил он.

Столкнувшись с вымогателем, отец набросился на него со всем пылом человека, закаленного в публичных дебатах и выступлениях.

– На каком основании вы позволяете себе разговаривать со мной в подобном тоне? – прогремел он. – Я что, преступник, который стоит перед судом?

После этого случая он решил отстаивать права владельцев частных школ и защищать их от вымогательства и коррупции. Делать это в одиночку было невозможно, поэтому отец вступил в Сватскую ассоциацию частных школ. В те дни она насчитывала всего пятнадцать членов, и отец быстро стал ее вице-президентом.

Все прочие владельцы школ считали взятки неизбежным злом, но отец мой был убежден, что совместными усилиями коррупцию можно победить.

– Иметь школу – не преступление! – говорил он. – Почему же мы должны платить? Ведь мы же не бордели содержим, мы даем детям знания. И мы совершенно не обязаны подкармливать государственных чиновников. Они воображают себя нашими начальниками, на самом деле они наши слуги. Они получают жалованье за то, чтобы помогать нам. К тому же, не будь нас, их дети остались бы неграмотными.

Через некоторое время отец стал президентом ассоциации. Под его руководством она быстро расширялась и вскоре насчитывала уже 400 членов. Владельцы частных школ приобретали силу и влияние. Но отец мой всегда был романтиком, а не бизнесменом. Дела у них с Хидаятуллой шли все хуже. Они так много задолжали в ближайшем магазине, что там уже отказывались отпускать им в кредит, и они сидели без чая и сахара. Пытаясь увеличить свой доход, они стали продавать в школе сладости и всякие лакомства, любимые детьми. Отец покупал на базаре кукурузу и до поздней ночи собственноручно делал попкорн и расфасовывал его по пакетикам.

– Проблем было столько, что у меня порой опускались руки, – вспоминал Хидаятулла. – А вот Зияуддина трудности только закаляли. Он никогда не унывал и поддерживал меня.

В голове у отца постоянно зарождались грандиозные замыслы. Однажды Хидаятулла вернулся домой, утомленный безуспешными попытками найти новых учеников, и увидел, что отец беседует с представителем пакистанского телевидения. Как только сотрудник телевидения ушел, Хидаятулла разразился смехом.

– Зияуддин, у нас тобой даже нет телевизора, – напомнил он. – Если мы дадим рекламу по телевидению, то сами не сможем ее посмотреть.

Мой отец в любых обстоятельствах сохранял несокрушимый оптимизм и не обращал внимания на досадные мелочи.

Как-то раз отец сказал своему компаньону, что ему нужно на несколько дней съездить в родную деревню. Он собирался жениться, но держал это в секрете от своих друзей в Мингоре, так как не имел возможности пригласить их на свадьбу. Согласно нашим обычаям, свадьба длится несколько дней. Мама часто пеняла отцу, что он отсутствовал большую часть собственной свадьбы и появился лишь в последний день, когда устраивается завершающая церемония: головы новобрачных накрывают покрывалом и кто-нибудь из родственников держит перед ними зеркало, чтобы они увидели в нем свое совместное отражение. Нередко бывает так, что именно в этот момент новобрачные видят друг друга первый раз. Потом на колени им сажают маленького мальчика, чтобы у них рождалось больше сыновей.

По традиции в подарок от собственной семьи невеста получает мебель или какую-то бытовую технику, например холодильник, а в подарок от семьи жениха – золотые украшения. Дедушка был скуповат на подарки, и отцу, и без того увязшему в долгах, пришлось занять еще денег, чтобы купить невесте золотые браслеты. После свадьбы мама переехала в дом моего дедушки с отцовской стороны, где также жил мой дядя с семьей. Отец каждые две-три недели приезжал в деревню, чтобы повидаться с женой. Он собирался перевезти ее в город, когда дела со школой наконец пойдут на лад. Но баба постоянно жаловался, что ему трудно содержать невестку, и мама чувствовала себя несчастной в его доме. У нее было немного собственных денег, которые они с отцом потратили, чтобы нанять фургон и перевезти мамины вещи в Мингору. Молодые супруги наконец поселились вместе. Но они не представляли, как свести концы с концами.

– Мы знали одно: мой отец не хотел, чтобы мы жили в его доме, – вспоминал отец. – В то время я был на него обижен. Но потом понял, что должен его благодарить, ведь из-за его суровости я стал более независимым.

Он не считал нужным докладывать компаньону о своих семейных делах, и Хидаятулла был поражен, когда отец вернулся в Мингору с молодой женой.

– Разве у тебя есть возможность содержать семью? – спросил он у отца. – Где будет жить твоя жена?

– Ничего, место найдется, – ответил отец. – Она будет для нас готовить и стирать.

Мама была очарована Мингорой. Для нее это был большой современный город. Она рассказывала мне, что, когда она была девочкой, они с подружками часто собирались на берегу реки и делились своими мечтами. Все девочки мечтали об одном: выйти замуж, нарожать побольше детей и заниматься хозяйством. А когда наставала мамина очередь, она говорила:

– Хочу жить в большом городе и не стряпать самой, а посылать за готовыми кебабами и наанами (лепешками).

Конечно, городская жизнь не оправдала ее ожиданий. В крохотном домике, где жил отец с компаньоном, было всего две комнаты. В одной отец и Хидаятулла спали, в другой располагался маленький офис. Ни кухни, ни уборной не было. После приезда мамы Хидаятулла был вынужден перебраться в офис и спать в жестком деревянном кресле.

Отец обсуждал с мамой все свои дела.

– Пекай, помоги мне решить эту проблему, – часто говорил он.

И она действительно помогала ему, причем не только советом. Даже когда отец с компаньоном собственноручно белили стены школы, мама стояла рядом и держала масляную лампу – в те дни часто бывали перебои с электричеством.

– Зияуддин создан для семейной жизни, – говорил Хидаятулла. – Я никогда прежде не видел, чтобы человек был так близок со своей женой. Мужчины обычно устают от своих жен, а он не мог со своей наговориться.

Через несколько месяцев выяснилось, что мама беременна. Их первый ребенок, девочка, родился мертвым. Это случилось в 1995 году.

– Думаю, беда была в том, что мы жили в грязной дыре, не отвечавшей никаким санитарным нормам, – вспоминал отец. – Я считал, что женщине необязательно отправляться для родов в больницу. Моя мать дома родила десятерых детей, и сестры тоже обходились без медицинской помощи.

Школа продолжала приносить убытки. Месяц проходил за месяцем, а денег по-прежнему не хватало даже на арендную плату и жалованье учителям. Ювелир требовал, чтобы ему вернули деньги за мамины свадебные браслеты, но отец мог предложить ему только чашку чая с бисквитами.

– Ты думаешь, ему этого достаточно? – смеялся Хидаятулла. – Он приходит к тебе за деньгами, а не чаи гонять.

Ситуация была настолько безвыходной, что отцу пришлось продать золотые браслеты. В нашей культуре принято считать, что украшения, подаренные на свадьбу, – залог связи между супругами. Тем не менее женщины часто продают свои свадебные украшения, чтобы помочь мужьям начать бизнес или оплатить поездку за границу. Мама и раньше предлагала отцу продать браслеты, чтобы оплатить обучение отцовского племянника в колледже, – отец опрометчиво пообещал ему помочь. К счастью, необходимые деньги выделил двоюродный брат отца Джехан Шер, и мама так и не узнала, что отец купил браслеты в долг. Поэтому, когда их все же пришлось продать, она очень сердилась, что отец не смог выручить за них достойную цену.

В довершение ко всему в районе начались наводнения. Как-то раз проливной дождь зарядил на целый день, и к концу этого дня власти предупредили об опасности наводнения. Всем жителям предписывалось незамедлительно покинуть район. Мама в то время гостила у своих родных в деревне. Хидаятулла начал перетаскивать вещи на второй этаж дома, чтобы спасти их от быстро прибывающей воды, но вещей оказалось слишком много, и он понял, что в одиночку ему не справиться. Меж тем отец куда-то запропастился. Хидаятулла вышел на улицу и стал звать отца: «Зияуддин, Зияуддин!» Это едва не стоило ему жизни. Узкая улица, где стояла школа, быстро наполнялась водой, и вскоре Хидаятулла стоял в воде чуть не по пояс. Он оцепенел от страха, увидев, что оборванные электрические провода, раскачиваемые ветром, едва не касаются воды. Если бы это случилось, его убило бы током.

Когда он наконец нашел отца, тот рассказал ему, что услышал плач какой-то женщины и выбежал на улицу. Выяснилось, что муж этой женщины не может выйти из затопленного дома. Отец бросился на помощь и спас не только мужа, но и главную драгоценность супругов – холодильник. Хидаятулла был в ярости.

– Ты спас чужой холодильник, а на собственное добро тебе наплевать! – орал он. – По твоей милости мы окончательно разорились.

Наконец вода схлынула, оставив школу и дом, где жили компаньоны, в плачевном состоянии. Мебель, ковры, книги, одежда, аудиосистема – все было покрыто толстым слоем зловонной тины. Отцу и Хидаятулле негде было спать. Им не во что было переодеться. К счастью, сосед, человек по имени Аман-уд-дин, приютил их у себя на ночь. Для того чтобы привести школу в порядок, потребовалась целая неделя. А десять дней спустя, когда дома не было ни отца, ни Хидаятуллы, разразилось второе наводнение, которое свело все их усилия на нет. Вскоре после этого их посетил официальный представитель водопроводной и электрической компании. Он заявил, что они специально вывели из строя счетчик, и потребовал взятку. Отец отказался платить, и вскоре пришел счет, где была начислена огромная пеня. Заплатить по этому счету они не могли, и отец обратился за поддержкой к своим влиятельным друзьям.

Все обстоятельства складывались против школы, но отец был не из тех, кто легко расстается со своей мечтой. К тому же ему надо было заботиться о семье. Я родилась 12 июля 1997 года. Разрешиться от бремени маме помогала соседка, которая уже не раз принимала роды. Отец ждал в школе и, узнав, что ребенок появился на свет, вихрем ворвался в комнату. Мама переживала, как он примет известие о том, что она родила ему дочь, а не сына. Но, едва взглянув на меня, отец просиял от счастья.

– Малала принесла нам удачу, – часто говорил Хидаятулла. – После ее рождения судьба стала к нам благосклоннее.

Но это произошло не сразу. 14 августа 1997 года, в день, когда отмечалась пятидесятая годовщина образования Пакистана, по всей стране прошли парады и торжественные собрания. Но мой отец и его друзья считали, что радоваться нечему, ведь слияние с Пакистаном неблагоприятно сказалось на судьбе долины Сват. В праздничный день они вышли на улицу с черными повязками на рукавах и во всеуслышание объявили, что не видят никаких оснований для торжества. В результате все они были арестованы и подвергнуты штрафу, который не могли выплатить.

Через несколько месяцев после моего рождения освободились три комнаты, расположенные над школой, и мы переселились туда. Это был каменный дом с водопроводом, так что по сравнению с прежней глиняной хижиной наши жилищные условия значительно улучшились. Но мы по-прежнему жили очень стесненно – места для семьи из трех человек и Хидаятуллы было маловато, к тому же у родителей постоянно гостили родственники. Количество учеников в школе постепенно росло. К тому времени, как я родилась, их насчитывалось около сотни, каждый платил сто рупий в месяц. Учителей было пять или шесть, отец исполнял не только обязанности директора и учителя, но и бухгалтера. Помимо этого, он мыл полы, белил стены и убирал туалеты. Он собственноручно укрепил между двумя электрическими столбами кусок материи, на котором было написано название школы. Для этого ему пришлось вскарабкаться на лестницу, хотя он очень боялся высоты, и когда он стоял на верхней ступеньке, ноги его предательски дрожали. Если водопроводный насос выходил из строя, отец спускался в люк и чинил его. Всякий раз, увидев это, я заливалась слезами, потому что боялась, что отец исчезнет в люке навсегда. Хотя учеников теперь было больше, почти все деньги уходили на выплату аренды и зарплату учителям. На содержание семьи почти ничего не оставалось. Нам приходилось экономить на еде. Чай мы, например, пили только зеленый, потому что черный полагается пить с молоком, которое мы не могли себе позволить. Но теперь школа хотя бы не приносила убытков. Отец стал подумывать о том, чтобы открыть вторую школу. Он даже придумал для нее название – Академия Малала.

С самых ранних лет я воспринимала школу как площадку для игр. Отец рассказывал, что, едва научившись ходить, я забредала в классы и лопотала что-то на своем детском языке, изображая из себя учителя. Иногда учительницы-женщины, такие как госпожа Ульфат, сажали меня на колени, и я, присмирев, сидела так весь урок. Когда мне было года три-четыре, я частенько усаживалась за парту рядом со старшими детьми и, открыв от изумления рот, слушала объяснения учителя, иногда непроизвольно повторяя его мимику. Так что, можно сказать, я выросла в школе.

Мой отец давно уже понял, что соединить дружеские отношения и деловое партнерство очень и очень не просто. Попытка вести совместное дело стоила ему дружбы с Наимом. Второй его компаньон, Хидаятулла, тоже в конце концов решил открыть собственную школу. Они с отцом поделили учеников, каждый взял себе по два класса. Об этом они предпочитали не распространяться. Пусть люди думают, что школа расширяется и ей понадобилось второе здание, рассуждали они. Дружба их дала трещину настолько широкую, что они перестали разговаривать друг с другом. Тем не менее Хидаятулла так скучал по мне, что время от времени приходил со мной повидаться.

В сентябре 2001 года, когда пришло известие о том, что два небоскреба в Нью-Йорке подверглись воздушной атаке, Хидаятулла как раз был у нас. Сразу начали прибывать другие гости, потрясенные, взволнованные. Мне было тогда всего четыре года, и я, естественно, ничего не понимала. Разумеется, я и слыхом не слыхивала ни о Нью-Йорке, ни об Америке. Мой мир ограничивался тогда стенами школы. Даже взрослые не могли вообразить, каким образом самолеты врезались в дома, – самые высокие здания в долине Сват, отели и больницы, насчитывали не больше трех этажей. Никто из нас тогда не сознавал, что 11 сентября мир изменился и в результате этих перемен в нашу долину придет война.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.