Неча на зеркало пенять, коли рожа крива

Неча на зеркало пенять, коли рожа крива

Среди «обвинений», выдвинутых Хрущёвым против И. В. Сталина, касавшихся периода Великой Отечественной войны, был и такой: «Сталин всё решал самостоятельно, не считаясь с мнением ЦК», «Сталин проявлял абсолютную нетерпимость к коллективности в руководстве и в работе… Тот, кто этому противостоял, или пытался доказать свою точку зрения, свою правоту, был обречён на устранение из руководящего коллектива, а после этого на моральное и физическое уничтожение». А вот мнение заместителя Верховного Главнокомандующего, маршала Г. К. Жукова: «В долгие годы войны я убедился, что И. В. Сталин совсем не был человеком, перед которым нельзя ставить рискованные вопросы или спорить с ним и твёрдо защищать свои собственные взгляды. Если кто-то утверждает обратное, прямо скажу, что их утверждения неверны. Стиль работы был вообще деловым, без нервности, каждый мог высказать своё мнение». Итак, два взаимоисключащих утверждения — кому верить? Очевидно, маршалу Г. К. Жукову, который был всю войну рядом со Сталиным, в то время, как Хрущёв в годы Великой Отечественной войны был «далеко от Москвы», от Верховного Главнокомандования и вообще не знал никаких подробностей о «поведении» И. В. Сталина, и не может считаться достоверным источником.

Слова же Г. К. Жукова подтверждаются высказываниями таких полководцев, как маршал А. М. Василевский, Начальник генштаба Советской Армии С. М. Штеменко и многих других военачальников, которые непосредственно контактировали с И. В. Сталиным и встречались с ним по нескольку раз в день.

Вот, например, Хрущёв докладывает делегатам съезда: «Сталин действовал от имени ЦК и даже Политбюро ЦК, часто даже не уведомив их о своих единоличных решениях по очень важным партийным и государственным вопросам». (По логике Хрущёва, И. В. Сталин даже такое мероприятие, как вопрос о целесообразности проведения военного парада на Красной площади 7 ноября 1941 года, как очень важный государственный вопрос, должен был решать не единолично, а обсудить и получить одобрение Пленума ЦК — Л. Б.).

В «доказательство», что И. В. Сталин вел себя, как самодержец, «верный ленинец» Хрущёв с возмущением говорит, что за все годы войны была только одна попытка созвать коллегиальный орган — Пленум ЦК в октябре 1941 г. (т. е. когда враг стоял у стен Москвы, которая переживала самые драматические дни за 800 лет своего существования — Л. Б.): «Со всех концов страны съехались члены ЦК, но Сталин даже не пожелал встретиться и побеседовать с ними». Дескать, так высокомерно и пренебрежительно относился он к членам ЦК.

Хрущёв почему-то не вспоминает о том единственном за всю войну Пленуме ЦК, который-таки состоялся 27 января 1944 года, то есть, когда полным ходом шло восстановление освобождённых районов, и партии было чем заняться. Во время же войны ВКП(б) считалась воюющей партией и вся полнота власти была сконцентрирована в ГКО (Государственном Комитете Обороны). А по тому, так и несостоявшемуся Пленуму было, кстати, своевременно принято специальное постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 9 октября 1941 года (о котором «наш Микита», как член Политбюро, не мог, конечно, не знать или не вспомнить, несмотря на то, что прошло ровно 15 лет с той поры).

В постановлении говорилось: «Довести до сведения всех членов Центрального Комитета, что созыв Пленума ЦК ВКП (б) откладывается в виду создавшегося недавно тревожного положения на фронтах и нецелесообразности отвлечения с фронтов руководящих товарищей». (….) Бенедиктов свидетельствует: «Вопреки распространённому мнению (можно было бы добавить «с лёгкой руки Хрущёва» — Л. Б.), все вопросы в те годы, в том числе и персональные замены в руководстве, решались в Политбюро коллегиально. На заседаниях Политбюро часто разгорались споры, излагались противоположные мнения. Безгласного и безропотного единодушия не было. Сталин и его соратники не могли терпеть подобного. Верно, что мнение Сталина обычно брало верх. Но это происходило потому, что он более всесторонне и объективнее обдумывал проблемы, — видел дальше и глубже других».

Очень хорошо сказал об уважительном отношении И. В. Сталина к соратникам Вячеслав Молотов: «Сталин уважал людей, с которыми работал. Я ему прямо говорил всё, что думал — и положительное, и отрицательное. Он всё воспринимал критически. Уважал членов Политбюро, учёных, писателей. Но Кирова и Жданова он просто любил».

…А вот что скажет о самом Хрущёве главный идеолог Кремля того времени, член Политбюро ЦК КПСС Михаил Суслов, когда 70-летнего «верного ленинца» будут смещать со всех постов и отправлять на пенсию: «Тов. Хрущёв, сосредоточив в своих руках посты Первого секретаря ЦК партии и Председателя Совета Министров, далеко не всегда правильно использовал предоставленные ему права и обязанности.

Нарушая ленинские принципы коллективности в руководстве, он начал стремиться к единоличному решению важнейших вопросов партийной и государственной работы. Он возомнил себя непогрешимым, присвоил себе монопольное право на истину.

Всем товарищам, которые высказывали свое мнение, делали замечания, неугодные т. Хрущёву, он высокомерно давал всевозможные пренебрежительные и оскорбительные клички, унижающие человеческое достоинство. За последние годы у нас практически не проводилось настоящих Пленумов Центрального комитета».

Выходит, «обвиняя» и «разоблачая» И. В. Сталина, Хрущёв приписывал ему свои собственные недостатки, ошибки, промахи…

Как образчик стиля его хамской речи может служить такой пассаж из его выступления на ХХ съезде, когда, оторвавшись от текста, он закричал, обращаясь к К. Е. Ворошилову: «Ты, Клим, откажись, наконец, от своего вранья об обороне Царицына. Сталин просрал Царицын, как и польский фронт, неужели у тебя, старого и дряхлого, не найдется мужества и совести, чтобы рассказать правду, которую ты сам видел и нагло исказил в подлой книжонке «Сталин и Красная Армия»?».

В отличие от Иосифа Виссарионовича, извинившегося перед Надеждой Константиновной, Хрущёв перед К. Е. Ворошиловым за свой оскорбительный плевок извиняться не стал.