Краснодарский конкурент

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Краснодарский конкурент

Краснодарский край кормил и лечил весь Советский Союз: 50% советского винограда, 10% зерна, 22% процента сахарной свеклы, 32% процента плодов, 11% овощей, мощная оборонная промышленность, лучшие санатории.

Ставропольский край по традиции соревновался с Краснодарским. Руководители обоих регионов ревностно присматривались к успехам друг друга. Вскоре новый хозяин Ставрополья Горбачёв понял, что ему никогда не обогнать соседа, ни по одному из показателей. Кубанью руководил Сергей Фёдорович Медунов, входивший в круг близких друзей Брежнева, что позволяло постоянно выбивать в союзных органах дополнительные ресурсы и финансовые вливания в экономику края.

Горбачёв в ту пору был далёк от Леонида Ильича, и потому явно проигрывал кубанскому сопернику, который затмевал ставропольского лидера. Как рассказывал В. Казначеев, когда отмечалось торжество на Малой земле, туда были приглашены и секретари обкомов, крайкомов. То, что Медунов всё время находился рядом с Брежневым, бесило, расстраивало Горбачёва. Рождалось желание испепелить более удачливого соперника. Михаил Сергеевич обо всём информировал председателя КГБ Андропова так, как было выгодно ему и нравилось Юрию Владимировичу. Вернувшись в Ставрополь, только и делал, что сыпал ядовитые остроты в адрес Медунова.

Но это за глаза, а в телефонных беседах этих двух секретарей, на которых второй секретарь крайкома Казначеев часто присутствовал, сквозила доброжелательность, казалось, что разговаривают лучшие друзья, соратники, желающие один другому только добра. Но, бросив трубку, Горбачёв тут же становился самим собой, начинал отпускать в адрес Медунова нелестные слова. И столько было в них злости, ненависти, что казалось: дай ему волю — стёр бы Сергея Фёдоровича в порошок. И стёр. Точнее, расправился с ним Андропов, но с помощью Михаила Сергеевича и Г.П. Разумовского — председателя Краснодарского крайисполкома. Именно они сообщили Юрию Владимировичу сведения о валютных операциях по продаже за границу чёрной икры и других незаконных действиях краснодарцев на многие миллионы долларов, коррупции в торговле и иных сферах народного хозяйства. Решение Андропова искоренить коррупцию в Краснодаре похвально и правомерно, хотя до сих пор вызывает сомнение личное участие Медунова в этом деле.

Лично сам Андропов не мог положить на стол Брежневу досье на его друга Медунова. Нужно было создать видимость чрезвычайного возмущения народа. Поэтому были организованы письма трудящихся в ЦК, КГБ, газету «Правда» о тех безобразиях, которые творились в Краснодарском крае. Главная их цель — это нейтрализация друга генсека. Началось судебное преследование. «Операция» с чёрной икрой позволила разогнать Министерство рыбной промышленности. Заместителя министра приговорили к расстрелу. Выиграл и Горбачёв: устранив соперника, получил возможность претендовать на роль секретаря ЦК КПСС. Подрыв авторитета Медунова был подкопом под Кремль, в котором правил Брежнев. С подсказки Горбачёва Юрию Владимировичу удалось лишить номенклатурного иммунитета и других подопечных уже тяжелобольного, по сути, почти недееспособного Генерального секретаря ЦК КПСС.

Будучи уже секретарём ЦК КПСС, Михаил Сергеевич обо всём докладывал в первую очередь не своим коллегам по ЦК, а доносил тогдашнему шефу КГБ Ю.В. Андропову.

Борьба за власть в Кремле резко усилилась в августе — октябре 1978 года. Устранив соперников, победил в драке Андропов. Теперь в коридоры власти могли попасть только те, кто его поддерживал. И одним из первых на виду оказался Горбачёв, при помощи которого Юрию Владимировичу удалось устранить многих конкурентов. Таких, как Михаил Сергеевич, Юрий Владимирович ценил на вес золота, как негласного свидетеля «медуновского» и других дел. Так что совершенно ясно: не добросовестная работа, а иные силы вывели Горбачёва «наверх».

Такой же точки зрения на «дело Медунова» придерживаются и многие зарубежные биографы Андропова, в частности американские исследователи (советского происхождения) В. Соловьёв и Е. Клепикова.

По их мнению, Андропов попытался проделать с Медуновым то же, что он в 1972 году сделал с другим брежневским приятелем — Василием Мжаванадзе: снять его с поста руководителя Краснодарского края, публично, с помощью прессы, предъявив ему обвинение в коррупции. Однако мишень в данном случае оказалась для Андропова менее доступной — Краснодарский край хотя и граничил с Грузией, где Андропов добился удачи, но был частью Российской республики, связь с Москвой у Медунова была сильнее плюс личная протекция Брежнева. Это и был своего рода пробный подкоп под Брежнева, но через его протеже. Операция была Андроповым продумана заранее, тщательно и методично выверена во всех деталях. Может быть, именно поэтому она прослеживается документально, если не полениться и собрать воедино разрозненные звенья.

В течение всех 70-х годов Андропов летом ездил отдыхать и подлечивать диабет и почки к себе на родину, в соседний с Краснодарским — Ставропольский край. Там, под Кисловодском, помещалась оздоровительная лечебница для партийной элиты «Красные камни». В Ставрополе Андропова встречал Горбачёв и по пути от аэродрома до курорта он жаловался своему влиятельному гостю на соседа Медунова, с которым он соревновался по всем видам показателей, экономических и культурных. Однако выдержать это соревнование было невозможно, потому что Медунов был неподотчётен никому, кроме самого Брежнева. А тот не очень склонен был предъявлять счета своим людям, полагая это нарушением кодекса дружбы. В Краснодарском крае, а особенно в расположенном в нём знаменитом курортном городе Сочи, коррупция и взяточничество в партийном и государственном аппаратах получили почти официальный статус. Чтобы купить машину, получить квартиру, добиться повышения по службе и даже достать на ночь номер в гостинице — всюду требовались взятки. Иначе ни одна система не срабатывала.

Горбачёв постепенно собрал обширное досье на Медунова, и Андропов, после очередного курса лечения в «Красных камнях», попытался пустить его в ход. Организованным потоком шли «письма трудящихся» из Краснодарского края в ЦК, в КГБ, в центральные газеты с жалобами на местное руководство. Наконец, сама «Правда» печатает несколько таких писем, однако вместо административно-партийных мер против Медунова, они предпринимаются против редактора «Правды» за то, что тот осмелился опубликовать жалобы краснодарцев.

Тогда, оставив вариант «лобовой атаки» на Медунова как нереалистичный, Андропов предпринял обходной, но тоже на уровне московской прессы манёвр. В журнале «Человек и закон» появилась критическая статья о некоторых ответственных работниках Краснодарского края (упоминался в ней и Медунов). Это была вещь неслыханная по советским иерархическим стандартам, но главный редактор журнала Семанов пошёл на неё, уверенный в поддержке Андропова. Однако поддержка Брежневым Медунова оказалась сильнее, и Семанов был немедленно снят с поста главного редактора. Правда, Андропов по мере возможности смягчил наказание — взамен Семанов получил скромную должность в редакции внеполитического журнала «Библиофил».

Медунов, однако, оставался неуязвимым под высоким покровительством, и Андропов вынужден был обратиться к запасным вариантам уже отработанной схемы «снятие Медунова». Так всплыл на поверхность событий «отважный» прокурор города Сочи, пропитанного насквозь, по мнению прокурора, взяточничеством и коррупцией.

По тайному распоряжению Андропова прокурор пытался привлечь к суду нескольких высоких партийных чиновников города, но скоро и он узнал пределы своей и своего высокого покровителя власти. Когда он обвинил председателя горисполкома в том, что тот берёт взятки по 3000 рублей за квартиру, уволили с работы не сочинского мэра, а сочинского прокурора; мало того, его исключили из партии, произвели обыск в доме, а самого поместили под домашний арест: из преследователя прокурор-правдоискатель превратился в преследуемого.

Пронаблюдав безуспешную борьбу своего ретивого сотрудника с сочинской коррупцией и с безграничной властью, которой пользовался Медунов в краснодарской вотчине, Андропов обратился к приёму, который, по мнению Брежнева и всего Политбюро, являлся безусловно запрещённым, что называется, ниже пояса, но Андропов им ещё не раз воспользовался в своей борьбе с кремлёвскими геронтократами: он дал возможность сведениям о коррупции в городе Сочи и о злоупотреблении властью во всём крае просочиться в западную прессу.

Брежнев не любил, чтобы сор выметали из избы, чтобы стирали грязное бельё на людях, да ещё при заграничных корреспондентах. А Андропов не видел принципиальной разницы между чистым и грязным бельём империи, у него не было этой мещанской старомодной щепетильности Брежнева; все средства были хороши, если вели к достижению цели. Здесь был опять пункт крайнего расхождения, потому что члены Политбюро да и всего ЦК придерживались строгой партийной морали в отношении репутации страны за границей. Андропов же, не задумываясь, её нарушал, и её приверженцы становились уязвимыми перед его кознями. Он хотел применить к Брежневу сильнодействующий приём: генсек должен был узнать о безобразиях в Краснодарском крае из западных газет.

Всё тот же неугомонный прокурор из города Сочи, ускользнув из-под домашнего ареста с помощью сотрудников Андропова, появился в Москве и через подставное лицо познакомился с одним из западных корреспондентов, которому рассказал все свои злоключения в связи с попытками привлечь к суду за взяточничество высших партийцев города. Однако и здесь у Андропова, тщательно готовившего эту встречу, сорвалось (скорее всего он, как всегда, не учёл живых нюансов и деталей правдоподобия), корреспондент решил, что вся история — утка, и ничего не опубликовал в своей газете. Тогда Андропов с редкостной энергией и методичностью мобилизовал все свои «домашние» возможности, и под давлением многолетних расследований и улик председатель Сочинского горсовета, непосредственный подчинённый Медунова, был арестован и приговорён к 13 годам за взяточничество и коррупцию — по образцу, который широко практиковался в близких с Краснодарским краем Грузии и Азербайджане.

Но Медунов и тут устоял, Брежнев был всё ещё в состоянии отстоять своего ставленника и друга. Более того, Брежнев уволил заместителя председателя правительства Российской республики Виталия Воротникова, который поддерживал Андропова в его многолетней и упорной кампании против Медунова, и отправил в «почётную ссылку» — послом на Кубу.

Общий счёт, однако, был в пользу Андропова: его ставропольский земляк и сотрудник Горбачёв был в Кремле, сочинский партийный князёк — в тюрьме, Медунов, хоть и на свободе, но с сильно подмоченной репутацией. Брежнев держался за Медунова как за последнюю соломинку. Он знал, что отступить здесь было гораздо опаснее, чем в недавнем случае с Василием Мжаванадзе, которого он отдал Андропову на съедение, а теперь об этом жалел — это была его ошибка, потому что свидетельством власти является не только способность выдвигать своих людей на ответственные и доходные посты, но также и защищать их в случае необходимости.

Здесь уже сработал инстинкт самосохранения у всех кремлёвских геронтократов — даже Суслов, ортодоксальный борец за революционную аскезу против буржуазно-мещанских излишеств, присоединился к ним. Медунов сам по себе уже никому не был нужен и не важен — ни для Брежнева, ни для Суслова, ни для Андропова, который лично против него вообще ничего не имел. Под видом борьбы с коррупцией шла борьба за власть, и очередной раунд этой борьбы носил кодовое название «Медунов». И то, что насмерть перепуганный Медунов всё-таки удержался в своём кресле, свидетельствовало о силе Брежнева. Но когда он, меньше чем через два года, не смог защитить от козней Андропова ни своего друга Кириленко, ни свояка Цвигуна, ни даже свою дочь Галину, то и Медунов пал окончательно и бесповоротно.

В июле 1982 года в «Правде» появилось краткое сообщение о том, что он «освобождён от занимаемой должности в связи с переходом на другую работу» — канцелярская формула опалы партийного чиновника. Его место занял Виталий Воротников, которого Андропов срочно возвратил из Гаваны, а спустя ещё некоторое время, в награду за верность, ввёл в Политбюро и назначил Председателем Совета Министров РСФСР. В это время Андропов уже был регентом при живом Брежневе: Медунов ему был больше не нужен даже в качестве жертвы.

Октябрь 1995 года. В одной из московских газет короткое сообщение из Краснодара: там учредили почётное звание «Заслуженный работник сельского хозяйства Кубани», и постановлением главы администрации Е. Харитонова первым это звание присвоено бывшему первому секретарю Краснодарского крайкома КПСС Сергею Фёдоровичу Медунову. По случаю 80-летия Сергея Фёдоровича Медунова в Москву за подписями губернатора Кубани Е. Харитонова и председателя законодательного собрания А. Башута было направлено приветственное послание, где отмечалась его «творческая, беспокойная и созидательная работа, мужество и стойкость борца-созидателя, строителя нового». В Москву вылетела делегация края для чествования бывшего первого секретаря.

Газетная заметка выдержана в осуждающей тональности. Над журналистами всё ещё довлеет жупел «медуновщины», родившийся в годы горбачёвской гласности. Но уже тогда, в середине, и особенно во второй половине 90-х годов отношение прессы к «делу Медунова» начало меняться. Подробно об этом будет рассказано чуть позже — в одном ряду с «торговым делом» в Москве, «делом Щелокова» и другими подобными акциями.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.