ЦЕСАРСКАЯ НЕ ЦАРСКАЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЦЕСАРСКАЯ НЕ ЦАРСКАЯ

Личная жизнь у Николая Григорьевича никак не складывалась, так как состояла главным образом из выживания в окаянные тридцатые и овеянные военным лихолетьем сороковые — роковые. У военных, в общем-то, было мало частной жизни, они полностью отдавались службе. В чекистских рядах уровень корпоративной замкнутости еще был большим, чем у военных. Как говорится, варились в собственном соку, хотя связь с общественностью была «глубокой».

Это в настоящее время многие люди начали воспринимать свою личную жизнь как что-то отдельное от работы. Работа отделила от себя отдых, и он стал частицей, а иногда и довольно большим куском современной жизни. Нынешнее поколение деловых людей делает все, чтобы карьера не мешала личной жизни, чтобы сама жизнь была залогом гармонии. Они считают, что очень важно находить баланс между работой и жизнью за пределами служебного кабинета или офиса.

Надо признать, — это веление настоящего времени для немногих, позволяющих тратить деньги на красивый отдых.

Чтобы как-то скрасить гарнизонную жизнь, командование и власти часто в то время приглашали артистов и организовывали концерты. Приезжали артисты разных филармоний и творческих союзов.

Во время службы в Германии Николай Григорьевич познакомился с «залетной» артисткой из Театра-студии киноактера, красавицей Эммой Владимировной Цесарской. После концерта был устроен прощальный ужин. Они сидели рядом за праздничным столом. Разговорились, выяснилось — земляки.

— Вот, какая оказалась у меня знатная землячка, — улыбаясь, громко заявил генерал.

— А разве мало для знатности генеральских погон у моего земляка? — парировала его артистка.

В скоротечном застолье, конечно, не много можно было узнать друг о друге. Но зачем узнавать, когда фильмы с ее участим, много чего рассказывали о ней, как о глубокой творческой личности. Главное диалог получился — она ему не могла не понравиться. Да и вдовствующая артистка поняла, что кавалер и ухажер с достатком. Как говорится, мужчины ведут игру, а женщины знают счет. Настоящий мужчина всегда добьется того, что хочет женщина, но в любви женщина профессионал, а мужчина всего лишь любитель. Николай Григорьевич был устоявшимся любителем.

* * *

Несколько слов о появившейся пассии.

Эмма родилась в Екатеринославе, ныне Днепропетровск, в интеллигентной еврейской семье. В шестнадцатилетнем возрасте она поступила в местную киношколу, а в восемнадцать лет уже дебютировала на экране ролью Василисы в фильме «Бабы рязанские». Потом сыграла главную роль в кинокартине «Ее путь».

В конце 20-х годов Михаил Шолохов завершил написание первых трех томов романа «Тихий Дон». На главную женскую роль Аксиньи была практически без проб утверждена Эмма Владимировна Цесарская. Выбор оправдался в полной мере. В восторге от игры актрисы был и сам автор экранизированной книги Михаил Шолохов.

В тридцатые годы артистка снялась еще в ряде фильмов: «Одна радость», «Восстание рыбаков», «Любовь и ненависть», «Вражьи тропы» и других. Это был пик ее популярности. В 1934 году кинопродюсеры трех стран — Германии, Франции и Англии — официально пригласили Эмму Цесарскую на роль Грушеньки в совместной постановке «Братьев Карамазовых». Обещали огромный гонорар, но актрисе пришлось отказаться от удачного предложения — вмешались власти. 164

А скоро произошла трагедия в семье. 23 марта 1937 года арестовали мужа, капитана госбезопасности Макса Оскаровича Станиславского.

Она в это время была в гостях. Вдруг туда позвонил супруг:

— Эмма, поезжай домой к сыну, а меня срочно вызывают на доклад к Николаю Ивановичу Ежову.

— Что случилось?

— Не знаю. Говорят на доклад.

— Может, предложат новую должность?

— Может, все может. Я спешу!

С работы он не вернулся. Ордер на арест подписал заместитель Николая Ежова — Михаил Фриновский — командарм 1-го ранга, первый заместитель наркома НКВД и начальник Главного управления госбезопасности.

Маленький штрих о личности этого большого начальника.

С приходом в НКВД Ежова его первым заместителем был назначен Михаил Петрович Фриновский, который с энтузиазмом стал проводить в жизнь ежовскую линию истребления «врагов народа».

Характерен факт, о котором знали все чекисты того времени. Когда Ежов получил указание свыше об аресте Ягоды и надо было направить кого-нибудь для выполнения этого приказа, первым вызвался бывший ягодовский холуй Фриновский — верзила с пудовыми кулаками, с готовностью выкрикнувший:

«Я пойду!»

Фриновский не только возглавил группу работников, направленных для ареста Ягоды и производить обыск в его квартире, но рассказывали, что он первым бросился избивать своего бывшего покровителя. В кровавый период ежовского всевластия, как говорил один из свидетелей того времени, старый чекист полковник в отставке Андрей Трофимович Мельник, «полностью раскрылась сущность этого крупнейшего негодяя».

Правда, его энтузиазм в выполнении инквизиторских заданий не оценил Лаврентий Берия, в конце 1938 года сменивший Николая Ежова. Теперь новый нарком стал «чистить» свое ведомство под себя. Одним из первых из НКВД он убрал Фриновского, незадолго перед арестом назначенного наркомом ВМФ СССР. Вскоре он предстал перед судом и был тут же расстрелян.

После ареста мужа Цесарская была выселена из квартиры. Имущество практически все конфисковано. О работе в кино Цесарской пришлось забыть. В этот тяжелый момент Эмму Цесарскую поддержал классик и флагман советской литературы Михаил Шолохов. Он вышел прямо на Сталина, а потом смело поговорил и с Ежовым — наркомом с незаконченным низшим образованием. Вторую жену Николая Ежова — Евгению (Суламифь) Соломоновну Ежову Михаил Шолохов… хо-ро-шо знал.

Благодаря заступничеству писателя актрисе вернули жилье и дали возможность работать в кино. Но время, как известно, приближается медленно, а уходит быстро и чем красивее женщина, тем быстрее с нею пролетают время и деньги. Она хотела сыграть еще что-нибудь великое, памятное, значительное. Когда в конце пятидесятых Цесарская узнала, что кинорежиссер Сергей Герасимов собирается экранизировать «Тихий Дон», она пришла к нему в надежде вновь сыграть Аксинью.

— Сергей Аполлинаревич, я бы приняла за честь сыграть в вашем фильме Аксинью. Уверена — не подведу. У меня все есть для этого — опыт, данные, время, — настойчиво клянчила вчерашняя кинодива.

Герасимов смерил ее жестким взглядом. Никак словесно не ответил. Он неохотно со скрипом в коленях поднялся из-за стола и, взяв за руку артистку, подвел к огромному зеркалу.

Она без слов все поняла…

* * *

А пока 1948 год.

Она покидает Германию с надеждой, что у нее появился друг в генеральском чине с определенной известностью, ну и конечно, с денежной мошной.

Ай, разудалый богатырь,

Плечи — три аршина вширь,

А на поясе мошна

Звонким золотом полна.

Именно таким «разудалым богатырем» показался ей в будущем одинокий генерал.

Завязалась переписка. Потом Николай Григорьевич стал передавать в Москву подарки, как правило, дорогие — редкие трофейные сувениры. Цесарская, хотя особо и не нуждалась материально в то время — накопленного барахла было много — однако приятно было что-то получить свеженькое и с удовольствием распаковывать коробку или пакет. Она как образованная женщина понимала, — на маленьких подарках держится дружба, а на больших — любовь. Большие подарки стали приходить все чаще и чаще. Так зарождалась основа отношений.

Явно нездоровая!

Он, как и все военные, менял места своей службы, перемещаясь по Союзу.

Она не меняла Москву, а прилетала к нему в гости — так и существовал их «конфедеративный союз», только напоминающий гражданский брак, который оказался, в конечном счете, фальшивкой.

Когда Николая Григорьевича Кравченко незаслуженно унизили, практически вышвырнув со службы, которой отдал все свои лучшие годы, он поехал к своей любимой (а любимой ли?) Эммочке за советом, а может приютом. Ведь особняк, в котором он жил во Львове, попросили освободить для его преемника.

Он рассказал Цесарской вкратце, без подробностей, о том, что с ним случилось. И ждал от нее совета или предложения.

— А какая теперь будет твоя пенсия?

— Пенсия? — Сокращенная…Пятьдесят процентов дали…

— А квартира львовская?

— Заберут…

— Как заберут? Кто посмеет?

— Власти.

— Значит, голым вышвырнули?

— Выходит…

— Знаешь, Коля, у меня сегодня другие планы, — ответила практичная женщина, подарками друга забившая многие комнаты и углы своей дачи. — Я тебе ничем, к сожалению, помочь не смогу…

Расстроенный женской изменой и коварством, он сел в поезд «Москва — Львов» и укатил собирать вещи. В купе его раздирали раздумья о прожитой жизни, о женском коварстве, о погибшей в войну в Белоруссии своей первой любви, о жестоких сердцах властных людей, о неопределенности планов на явное мрачное будущее.

«Вот, как интересно, мы, мужчины, считаем себя знатоками женской психологии, — рассуждал он, — почему-то решили, что видим их насквозь и нимало не задумываемся, что они даже думают иначе и другим местом, чем мы.

А уж на что способен изощренный женский ум, если задастся целью, — тут нормальному человеку не додуматься ни за что! С Эммой пример достаточно красноречивый. Кокетки умеют нравиться, но не умеют любить — вот почему их так любят мужчины».

Он вышел в тамбур, вынул из кармана пачку «Казбека», достал папироску, помял ее табачную часть и, смяв в двух местах белый мундштук, прихватил его кончик зубами. Чиркнул спичкой и закурил. Не по привычке из-за переживания и волнения, глубоко затянулся. Закашлялся…

* * *

О последних днях пребывания Николая Кравченко во Львове после приезда из Москвы и переезда в Калининград вспоминал его подчиненный и оказавшийся настоящим другом Василий Грачев, тогда он был офицером, сейчас генерал-майор в отставке:

«Прибыв к нему на квартиру с двумя автомашинами и группой солдат, я помог ему отгрузить все его имущество и вещи. При этом мне запомнились следующее слова в адрес бросившей его актрисы Цесарской:

— Эмма забыла прихватить приготовленный к отправке в Москву вот этот огромный ящик с посудой и оставила мне для дальнейших выступлений в домашних условиях (сказано было с сарказмом — В.Г.) трибуну из красного дерева.

Постарайся погрузить его так, чтобы не повредить содержимое».

Он был верен своему слову — обещал, как говорится, но выполнил. Невыполнимых обещаний он не давал. Жил по принципу — сделай, если не можешь пообещать.

После убытия в Калининград между Грачевым и Кравченко, до конца пребывания последнего на бренной земле, продолжалась переписка.

Они были настоящими друзьями, а Цесарская оказалась той, какой она была на самом деле — Цесарской не царской. Она происходила явно не из тех женщин, какими были декабристки!

В сегодняшнюю окаянную жизнь, где доллар заменил совесть, а сама совесть стала товаром, эта дама могла бы лихо вписаться…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.