Диалоги о любви Писательница Виктория Токарева

Диалоги о любви

Писательница Виктория Токарева

Я люблю книги Виктории Токаревой.

Не скажу точно, какая повесть или рассказ писательницы влюбили меня, но имя автора, кажется, присутствовало в моей жизни всегда.

Слава к Токаревой пришла сразу же после выхода в свет ее первого рассказа «День без вранья». За ним последовало еще множество замечательных произведений, сценарии к фильмам «Джентльмены удачи», «Мимино», «Шла собака по роялю».

Токареву часто называют «писательницей для женщин». Не думаю, что это действительно так. Ведь главная тема всех ее книг — любовь — пола не имеет и близка всем без исключения.

Почти круглый год писательница Виктория Самойловна живет на даче, куда вход посторонним категорически воспрещен. Все мои попытки напроситься в гости оканчивались ничем. Лично познакомиться со знаменитой писательницей, которая очень редко дает интервью, удалось лет десять назад на фестивале «Киношок».

Во время гуляний в одной из казачьих станиц Токарева неожиданно предложила: «Ладно, давайте поговорим. Где? А вон какие кусты шикарные».

И правда, мы уединились за небольшим столиком, укрытым в зарослях дикого винограда.

— Какая разница, где разговаривать, — было бы о чем. Дома мне не до бесед. Там я должна работать, а значит — «идти на погружение». Я потому и не готовлю. Этим надо заниматься утром, а с одиннадцати до двух я как раз сажусь за свой стол. После этого рука сама останавливается, и дальнейшая работа теряет смысл. А если я в это время буду резать свеклу, морковку и картошку для борща, то будет уже не до сочинительства.

— А во что вы одеты, для вас важно?

— Мне довольно трудно одеться, потому что в нормальных магазинах у меня последний размер. А он не всегда бывает. В магазинах для толстых я слишком худая. Поэтому я одеваюсь в Швейцарии. Раз в два года выезжаю туда — у меня уже есть свои места — и закупаюсь по полной программе. Дешевую одежду не люблю в принципе — она плохо сидит, мало носится. К тому же такую одежду противно носить. То, что я езжу в Швейцарию и покупаю там дорогие вещи, — это комплекс. Мы все совки. Мое поколение выросло при советской власти, когда ничего было невозможно купить. Было слово «достать». Сейчас я рассчитываюсь за свое прошлое.

— У вас много комплексов?

— Достаточно. Всякое творчество — комплекс. Человек без комплексов — либо больной, либо скучный. Комплексы — это то, что движет душой.

— Художник должен быть уверен в себе или, наоборот, сомневаться?

— Однажды я прочитала у Рене Клера — это французский режиссер — замечательную фразу: «Никогда не бойся провалиться». Меня это ужасно вдохновило.

— Сегодня вы в себе абсолютно уверены?

— Главное, о чем я беспокоюсь, — это то, чтобы мне захотелось сесть за стол. Чтобы было желание труда. В чем конкретно выражается талант? В желании труда.

— Невзирая на вознаграждение?

— Вознаграждение к творчеству не имеет никакого отношения. Это другое. Известна фраза: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Все зависит от того, сколько ты стоишь.

— Вы себе цену знаете?

— Да, я, пожалуй что, себе цену знаю. Примерную. На моем дне рождения Сергей Михалков сказал замечательный тост: «Пишут-то все, но ее хотят читать». Хотят купить и прочитать. А если хотят купить, значит, что-то происходит. А что происходит? Я происхожу. Токарева. Словосочетание «Виктория Токарева» имеет большой рыночный спрос.

— Значит, ваше имя — «победа» — оправдывается?

— Бывает так называемая судьба-катастрофа. У моего отца было так. Он умер в 36 лет, а заболел, когда ему было 31 год. Это судьба-катастрофа. Мне было тогда 7 лет. Может, мне воздается за раннюю смерть моего отца? Он совсем ничего не получил, и мне было дано немножко побольше.

— Вы себя ощущаете учителем жизни?

— Писатель — всегда немножко учитель, проповедник. Поэтому поднятый палец обязательно существует в этой профессии. Но задача хорошего писателя — этот поднятый палец убрать. А то из-за пальца книгу не купят. Для меня интересно — значит легко. Поэтому я пишу в день только две страницы, а на другой день переписываю эти две страницы. Тогда это будет легко. И когда меня читаешь, то полное ощущение: «Ой, и я так могу. Как просто».

— А вы какие книги, каких писателей предпочитаете?

— Скажем так — направление Довлатова мне гораздо интереснее направления Набокова. Довлатов ничем не перегружает. Как Пиросмани в живописи.

На фестивале среди гостей была и писательница Людмила Петрушевская, в компании с которой Токарева, кажется, только и появлялась. А как же ревность? — спросил я Викторию Самойловну. И услышал в ответ, что настоящие таланты не завидуют. Они восхищаются. Я это запомнил.

— Что для вас в человеке самое страшное?

— Меня пугает, когда человек готов на преступление. Самое страшное в человеке — это отсутствие страха преступить. Он должен иметь внутреннюю границу. До каких пор он может дойти и остановиться. Где он остановится — это самое главное. Страх преступить — это страх, который мы и называем совестью. Это благородный страх. Я думаю, что страх преступить — значит остановиться там, где ты начинаешь посягать на чужое — жизнь, территорию.

— А вы многого боитесь?

— Одного — если я открою дверь ключом, толкну, а там будет стоять человек с направленным на меня револьвером. Прямая угроза моей жизни и угроза жизни родных меня пугает.

— А критики не боитесь?

— А меня все близкие критикуют. По всем параметрам. Кроме внука. Он меня уважает. Когда я однажды испекла капустный пирог к их приезду, он попробовал, а потом сказал: «Чем печь плохие пироги, лучше пиши хорошие рассказы». Он такой демагог, с ним совершенно невозможно разговаривать. Но при этом он очень умный человек, с врожденным чувством справедливости.

— Как складываются ваши взаимоотношения с деньгами?

— Как сказал Жванецкий: «Поначалу я бываю жаден. Потом мне становится стыдно за это чувство, и я начинаю деньги тратить». Вообще же я уважаю финансистов. Это не только люди, которые умеют считать деньги. Они видят, где их можно поднять с земли.

— Вы завидуете кому-нибудь?

— Ревность и зависть — это чувства, которые посещают дилетантов. А профессионалы не ревнуют и не завидуют, они восхищаются.

Наш следующий разговор с Викторией Токаревой случился несколько лет спустя. Но тоже на фестивале, в этот раз — сочинском «Кинотавре». В этот раз мы говорили, удобно расположившись за столиком в прибрежном ресторане. Заказали по чашечке турецкого кофе и… Виктория Самойловна неожиданно спросила мое имя. Я напомнил о нашей встрече в кубанской станице. Писательница улыбнулась: «Теперь запомню. И буду за вами следить».

Тема беседы — любовь — тоже не отличалась оригинальностью. Но, в конце концов, кого расспросить про таинства этого чувства, как не Викторию Токареву. Правда, она этому удивлялась.

— А почему вы меня про любовь спрашиваете? Я что, гуру?

— У вас столько книг про любовь — вы должны о ней знать все. На ваш взгляд, это подлость, когда ты позволяешь себя любить, сам при этом не любя?

— Есть один французский фильм о мужчине, который своей любовью погубил любимую женщину. Правильно ли позволять любить себя из милости? Я таких отношений не встречала. Иногда женщина, не получая того максимума, что ждет от жизни, не встречая своей великой любви, идет на компромисс и общается с человеком, которого любит вполсилы.

У меня всегда была мечта изобрести компьютер, который выдавал бы человеку его половинку. Ведь это же Бог разделил людей на две половинки, и хорошо бы появился компьютер, который помогал бы этим людям найти друг друга.

В жизни не так много Любовей, как думается молодым людям. Им кажется, что можно накрыть стол, а потом сдернуть скатерть и накрыть снова. А потом еще и еще раз. На самом деле больше, чем два-три раза, любовь человеку не предлагается.

— Говорят, влюбленность длится только три года. А потом начинается проза…

— Есть люди, которым присуще чувство семьи. А есть те, у кого этого чувства нет. Первые семьи не разрушают, для них это не органично. Я вижу много режиссеров, не желающих разрушать свои семьи, но при этом чувствующих себя свободными — и физически, и духовно — от жен. Они никому ничем не обязаны. Они — творцы и позволяют себе все, что хотят. Но семья — это то, что было, есть и будет. Это как бы их тыл, взлетная полоса, с которой взлетает их самолет. У любого самолета должен быть аэродром, откуда он отправляется в путь. Человек не может все время летать в небе, ему нужен керосин. Надо где-то отдохнуть, а потом — снова в небо.

— А как же одиночество? Считается, что оно обязательно для творца.

— К нему, как ни странно, привыкаешь.

— Человек ко всему привыкает…

— Нет. К боли не привыкает. Физической и душевной.

— Разве любовь не всегда боль?

— Нет, только если люди несвободны.

Ресторанчик, в котором мы говорили, находился на пляже, в нескольких метрах от моря. Беседуя, мы то и дело бросали взгляд в сторону, а точнее, на шум накатывающих на берег волн, параллельно замечая и людей, которые шествовали мимо нашего заведения.

Несколько раз, очевидно, совершая прогулку, прошел Георгий Данелия — прекрасный режиссер, для двух фильмов которого Токарева стала соавтором сценария. И с которым, это не было секретом, много лет назад у нее случился серьезный роман.

Обстоятельства того периода через несколько лет она опишет в своей книге. А тогда мы просто смотрели на отмеряющую шаги фигуру Данелии и говорили о любви. Правда, один раз Виктория Самойловна заметила, что, бывает, люди становятся несчастными. И кивнула в сторону аккурат в этот момент вновь представшего подле нашего ресторанчика Данелию. Но перевести разговор в личное русло я не решился.

И, возможно, оказался прав. Во-первых, не переступил черту. А во-вторых, спустя годы Токарева сама обо всем написала…

— Ваши книги переведены во многих странах мира, в Германии их даже изучают в школе. Значит, любовь везде одинакова?

— Да. Любовь придумана природой как самая серьезная приманка. Главная задача природы — не прекращать человеческий род. Сейчас ведь почти доказано, что жизнь есть только на нашей планете. И главная задача эксперимента, называемого жизнью, заключается в том, чтобы женщины рожали.

— Любовник, по-вашему, — это кто?

— Я думаю, что это человек, не связанный узами брака.

— Ну, это общепринятое определение. А вообще, это подарок или наказание?

— И то и другое в равной степени. Женщина, у которой не было любовников, ничего не стоит.

— Разница в возрасте между влюбленными играет роль?

— Основную. Как я сейчас понимаю, молодость — это главная ценность человека. Поскольку я не вчера родилась, то легко могу понять, что держит вместе тех или иных людей. Идут, например, старая баба и молодой мужик. Значит, он либо алкаш, либо педрила.

— А почему алкаш?

— Да это то же самое. Огромное нездоровье. Пожилая жена для него как мать, она ему необходима. А он нужен ей. Она любит его как сына, заботится о нем. И вроде как при деле.

— Убийство, совершенное из-за любви, может быть оправдано?

— Нет, конечно. Это разновидность эгоизма — мне и больше никому. А ты что, купила? Иди и страдай.

— А купить любовь можно?

— Я с этим не сталкивалась. Не знаю. Но мужчина, который продает свою любовь, отвратительней, чем женщина. Проститутку еще можно понять. А мужика…

— Расстроившиеся отношения лучше ломать сразу или постепенно?

— Любовь не стоит на месте, она развивается. И в какой-то момент нужно либо жениться, либо расстаться. Ведь когда плод созревает, он должен родиться. Невозможно все время находиться во чреве.

— Боль при этом неизбежна?

— Она обязательна. И очень сильная. Каким было счастье, такой же будет и боль. Поэт сказал: «Была без радости любовь, разлука будет без печали». А когда любовь была серьезной, то и разлука будет такой же.

— Дети — это действительно сдерживающий фактор? Правы те, кто только из-за них не разводится?

— Такие люди только говорят, что не расстаются из-за детей. А на самом деле здесь сказывается чувство семьи. Я где-то услышала невероятную мудрость: отношение к семье передается по наследству. Вот какие отношения были у моего мужа между его отцом и матерью, так же он строил и модель нашей семьи. И как бы я себя ни вела, он знал, что наша семья не может быть разрушена. И я знала.

Я очень рада, что не разрушила свою семью, потому что у моей дочери есть отец, а он ведь нужен человеку в любом возрасте. И у моих внуков есть родной дед. Кровная связь очень важна. Без нее — одно притворство.

Этот разговор был записан несколько лет назад. А потом свет увидела та самая повесть «Дерево на крыше», которую я уже упоминал.

Прочитав книгу, я вспомнил свои встречи и с Любовью Сергеевной Соколовой, о которой пишу в предыдущей главе, и разговоры с Викторией Токаревой.

А еще понял, что писательница не лукавит. И притворства в ее словах и творчестве нет.

Потому, наверное, ее так хочется читать…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.