«Окно в Европу»

«Окно в Европу»

В далеком феврале 1837-го княгиня Ольга Долгорукова, московская приятельница Пушкиных, писала из Баден-Бадена:

«Трагическая кончина бедного Пушкина все еще продолжает быть предметом всех разговоров… Все говорят про эту дуэль, и «Le Temps», поместивший на своих столбцах биографию покойного, не преминул рассказать всякие глупые небылицы. Но как грустно для его бедной вдовы сделаться известной всей Европе вследствие смерти мужа…»

Да, Наталии Николаевне судьба определит «сделаться известной всей Европе», но по иной причине…

Некогда на рукописной странице «Медного всадника» рядом со строками о Петре Великом, коему было «суждено в Европу прорубить окно», поэт нарисовал один из самых проникновенных портретов Натали. Этой хрупкой красавице с кротким и печальным взором суждено было «прорубить» свое, особое «окно в Европу». Париж и Флоренция, Лондон и Брюссель, Базель и Висбаден отныне стали пушкинскими городами! В них давно живут многие пра…правнуки поэта. Фамильное древо широко распростерло свои ветви над миром.

Да здравием цветет его семья,

Да осенят ее драгие ветви

Весь мир земной…

Судьба свела меня со многими потомками Александра и Наталии Пушкиных: Григорием Григорьевичем Пушкиным, Ольгой Воронцовой-Вельяминовой, Георгием Александровичем Галиным, Анной Тури, Александром Александровичем Пушкиным, графиней Натали Лорис-Меликовой, Джорджиной Уэрнер, Чарльзом Харолдом Баттером, герцогиней Александрой Аберкорнской, бароном Николаем Гревеницем, Борисом Борисовичем Пушкиным, Клотильдой фон Ринтелен, урожденной графиней Меренберг. С некоторыми из них впервые я встретилась в октябре 1991 года в Санкт-Петербурге, где пышно праздновался юбилей Царскосельского лицея.

Из окон фешенебельной интуристовской гостиницы, где разместились гости праздника, виднелся край Лазаревского кладбища Александро-Невской лавры. Островком далекой минувшей жизни вклинился он в суетную жизнь большого города, отделенный от нее лишь старой каменной оградой. По шумному и нарядному Невскому проспекту мчались бесконечные автомобили, сновали равнодушно прохожие, озабоченные своими житейскими делами. А всего в нескольких метрах от этого беспокойного, вечно спешащего мира под старинным тяжелым мраморным надгробием лежала она — Таша Гончарова, Натали Пушкина, Наталия Николаевна Ланская…

Впервые, быть может, за долгие-долгие годы собрались у ее могилы потомки, столь непохожие, говорящие на разных языках.

Тихо и пасмурно было в тот день на старом кладбище, мрачно и черно надгробие красавицы. Ей не довелось дожить до преклонных лет, будто природа не пожелала допустить увядания одного из самых своих прекрасных и совершенных творений.

И, словно пытаясь скрасить людскую печаль, докучливый петербургский дождик совершил чудо — на мокром черном мраморе проступило вдруг видение: прекрасные глаза с чуть приметной косинкой, этот взгляд русской Джоконды, устремленный в вечность; классически очерченная линия плеч в обрамлении легких, будто сотканных из воздуха кружев; слабое движение руки. Живая Натали, волшебная брюлловская акварель…