14. Первый шаг к бездне

14. Первый шаг к бездне

Без него она потерялась.

Замечание подруги о Диане после расставания с Чарльзом

После расставания напряжение в атмосфере Кенсингтонского дворца стало спадать, а персонал ощутил некую солидарность, чего не было раньше. Все работники теперь принадлежали к команде принцессы. Во дворце устраивались вечеринки, Диана играла на рояле, все пели и танцевали. «…Возникло удивительное ощущение, что все взрослые куда-то уехали и вернутся не скоро… если вернутся вообще», – вспоминал Джефсон[348]. Но когда Джеймс Хьюитт позвонил Диане, чтобы поздравить ее с успешным осуществлением «великого побега», она разговаривала с ним «очень спокойно и холодно». Личные вещи принца (в том числе и туалетные принадлежности) были вывезены из Кенсингтонского дворца, а Диана забрала свои из Хайгроува. Дизайнерам по интерьерам, Роберту Киму и Дадли Поплаку, было приказано истребить все следы совместной жизни.

Первым следствием расставания стало разделение персонала. Кому-то предложили выбрать, с кем он хочет остаться, кому-то пришлось подчиниться принятому решению. Обаятельный, преданный и очень искренний, главный камердинер Кенсингтонского дворца предпочел остаться с принцессой. В Кенсингтон против своей воли пришлось отправиться камердинеру Хайгроува Полу Баррелу. Баррел был вполне доволен жизнью в Хаигроуве, где у него, его жены Марии и двух сыновей был собственный коттедж. Ему совершенно не хотелось переходить к принцессе. «Он постоянно ворчал и ругал ее», – вспоминал один из сотрудников. Сама Диана не нуждалась в двух камердинерах, но Баррел был любимым слугой королевы в Букингемском дворце, а его жена работала на герцога Эдинбургского, поэтому им пришлось подчиниться. Да и принц не хотел, чтобы Баррел оставался в Хайгроуве, поскольку тот слишком часто совал нос в личную жизнь Чарльза. Со временем Баррел стал абсолютно предан Диане и сумел вытеснить из ее сердца Гарольда Брауна.

У принца Уэльского главную роль стал играть его камердинер Майкл Фосетт. Шеф-повар Уэльсов, Мервин Уичерли, остался с принцессой. Уорф вспоминал: «Мускулистый, жизнерадостный и невероятно остроумный Мервин с искренней симпатией относился к принцессе, и та отвечала ему тем же. Он был не просто человеком, который готовил еду, он стал близким и верным другом Дианы. Однако были и такие, кто хотел разрушить их близость, воспринимая ее как угрозу собственному положению»[349]. Баррел и Фосетт очень ревниво относились к своим работодателям и пытались устранить любого, кто хоть в какой-то степени угрожал их привилегированному положению.

Сначала казалось, что Диана победила. Она получила все, что хотела, – право общаться с детьми и вести абсолютно независимый образ жизни. В феврале 1993 года журнал Vanity Fair вышел под заголовком «ДВОРЦОВЫЙ ПЕРЕВОРОТ ДИ». 13 января были опубликованы записи телефонных разговоров Чарльза с Камиллой, что окончательно выбило почву из-под ног принца. Взаимная страсть любовников и чрезмерная откровенность Чарльза, граничащая с непристойностью, доказали, что Мортон был прав, представив Диану обманутой женой. Репортеры таблоидов наперебой писали, что эти записи будут стоить Чарльзу трона. Даже если оставить в стороне ханжеские заявления, факт оставался фактом: принц Уэльский на протяжении долгого времени обманывал жену, мать своих детей, и в этом ему помогали друзья-аристократы. Популярность Чарльза упала почти до нуля. Диана же предстала в глазах общественности невинной жертвой обмана. Она была отомщена.

Со времен, когда прапрадед Чарльза, Эдуард VII, наслаждался общением с прабабушкой Камиллы, миссис Кеппел, в Биаррице или на роскошных охотах в загородных имениях своих друзей, пресса заметно изменилась.

И все же Диана тосковала по Чарльзу – ведь на протяжении последних одиннадцати лет он был центром ее жизни. Как бы враждебно и неприязненно он к ней ни относился, Диана не привыкла жить одна, без мужа. Будущее казалось неопределенным, хотя материальных проблем не предвиделось. Диана неожиданно оказалась в вакууме, без предсказуемой общественной жизни, которая ей нравилась, хотя порой и раздражала. Раньше ее существование определялась королевской семьей. Теперь же ей предстояло жить, руководствуясь исключительно собственной интуицией (не самый мудрый образ жизни) и полезными советами Патрика Джефсона.

Диана начала собирать вокруг себя группу преданных друзей и помощников. Верной подругой ей была Кэролайн Бартоломью. Она всегда могла положиться на Лору Грейг (в замужестве Лонсдейл). К сожалению, некоторые члены ее круга – Джулия Сэмюэль, Кейт Мензес и Кэтрин Соме – не выдержали характера Дианы. Она могла внезапно прекратить все отношения из-за истинной или мнимой неверности или предательства. Самой давней ее подругой была Роза Монктон, дочь виконта Монктона из Бренчли, жена журналиста Доминика Лоусона, редактора престижного журнала Spectator. Умная и амбициозная Роза Монктон возглавила компанию «Тиффани». В их отношениях с Дианой были взлеты и падения. Иногда Диане казалось, что Роза использует ее в собственных целях, но женщины всегда мирились. Отношения у них были доверительные: по предложению Дианы мертворожденного ребенка Розы похоронили в саду Кенсингтонского дворца. Позднее Диана стала крестной матерью дочери Лоусонов, Доминики. Она серьезно относилась к своей роли и всегда помогала Доминике, когда та в ней нуждалась.

Кроме Розы, рядом с Дианой до конца ее жизни были две замечательные подруги постарше – леди Аннабел Голдсмит и супруга бразильского посла, Люсия Флеча де Лима. Диана часто изливала душу еще одной зрелой даме, леди Эльзе Баукер.

Леди Аннабел, дочь восьмого маркиза Лондондерри, была замужем за основателем самого стильного лондонского ночного клуба «Аннабел» Марком Бирли. Элегантная, популярная, общительная леди Аннабел была многодетной матерью. От Бирли у нее было два сына и дочь. Затем она вышла замуж за невероятно богатого финансиста сэра Джеймса Голдсмита и родила ему еще двух сыновей и дочь. Леди Голдсмит дружила с Аннабел Эллиот, сестрой Камиллы Паркер-Боулз. В доме Голдсмитов отмечали тот день рождения Камиллы, на котором произошел неприятный разговор с Дианой. Связь Аннабел Голдсмит с Камиллой неким извращенным образом привлекала Диану, как позднее – брак очаровательной дочери Аннабел, Джемаймы, с пакистанцем Имраном Ханом.

Аннабел была ровесницей матери Дианы, Фрэнсис, и хорошо ее знала. Старший ее сын, Руперт Бирли, родился в 1955 году, а младший, Зак Голдсмит, в 1980-м. Вокруг Аннабел постоянно роились племянники, племянницы, собственные и приемные дети. В доме царила теплая, семейная атмосфера, которая так нравилась Диане. Бен Голдсмит был всего на два года старше Уильяма. Отправляясь на воскресные обеды в Ормли, Диана часто брала детей с собой. Когда приезжала одна, чтобы немного отдохнуть и расслабиться, она становилась самой собой – остроумной, веселой и обаятельной. «Да, Диана умела быть веселой, – вспоминает один из гостей леди Аннабел. – Она приезжала на воскресный обед, врывалась в дом, целовала всех слуг, проносилась по комнатам и усаживалась в гостиной. Она очаровывала всех. Иногда брала с собой мальчиков, и они отправлялись играть в теннис. Бывало, что присылала одного Уильяма – она всегда говорила, что [в Кенсингтонском дворце] Уильям как лев в клетке»[350].

Супруга бразильского посла, Люсия Флеча де Лима, была самой близкой подругой Дианы. Посольство на Маунт-стрит стало для принцессы настоящим убежищем. Она часто проводила там выходные. Посол, его жена и дети стали для нее почти что второй семьей. Красивая, стильная, прямая и общительная Люсия была верным и надежным другом. Они поссорились лишь однажды: Люсия высказала Диане что-то нелицеприятное по поводу ее поступков – Диана не сдержалась. В общении с Люсией, Аннабел и другими женщинами в возрасте, которых она любила и уважала, Диана никогда не позволяла проявляться «темной» стороне своей натуры. В числе ее друзей были также Маргерит Литтман и Памела Харлек. С ними она всегда была веселой, обаятельной, свободной. Иногда она разговаривала с Люсией о своем несчастливом браке и о том, какую боль причиняла ей жестокость Чарльза. Диана доверила Люсии хранить копии писем принца Филиппа. Роза Монктон помогала Диане составлять ответы.

Принц Филипп написал Диане после публикации книги Мортона, что этим поступком она разрушила свою жизнь. Диана была в ярости, но понимала, что свекор искренне пытается помочь. Апеллируя к свойственному Диане чувству долга, принц рассказывал о том, что когда они с Елизаветой поженились (очень трогательно, что в письмах Филипп называет себя «Па», а королеву «Ма»), то рассчитывали несколько лет пожить в свое удовольствие. Но после смерти отца королеве пришлось забыть о личной жизни, а ему отказаться от карьеры во имя семьи. Филипп хотел, чтобы Чарльз и Диана жили собственной жизнью, но при этом оставались вместе и исполняли свой долг. Он писал, что не одобряет поведения Чарльза – роман с Камиллой ему не нравился. Он не понимал, как мог его сын предпочесть женщину возраста и внешности Камиллы. Филипп очень трогательно писал о том, что «мы с Ма» обеспокоены сложившейся ситуацией[351].

«Что бы ни говорили люди, она [Диана] отлично ладила с принцем Филиппом, – вспоминала подруга принцессы. – Он был очень мил с ней. Однажды он похлопал ее по плечу и сказал: „Послушайте, юная леди, если вы когда-нибудь соберетесь завести роман, ради всего святого, заводите его в семье, где можно сохранить тайну“. Она была просто ошеломлена такими словами! <…> А в другой раз, когда у нее начались проблемы и возникла перспектива развода, он сказал: „Если будешь плохой девочкой, то потеряешь титул“. А она ответила: „Нет, Па, не потеряю, у меня же есть свой“. Это было очень смешно, и он расхохотался»[352].

«Королева и принц Филипп никогда не были суровы к Диане, как думают многие», – вспоминает один из придворных. Диана продолжала водить мальчиков на чай к бабушке, хотя ей было очень грустно, оттого что она никак не могла найти общий язык с королевой. Один из придворных говорил, что, принимая Диану и мальчиков за чаем, королева была особенно неприветлива, но это была скорее не холодность, а застенчивость и определенная неловкость. Сказывалось и различие в возрасте: представления королевы и Дианы о воспитании детей были полностью противоположны. Однажды в Балморале, когда Уильям был еще маленьким, его няня уехала в отпуск, и о сыне заботилась Диана. Королева страшно удивилась: «Я не понимаю, почему Диана это делает. В доме миллион слуг!»

Принцесса Маргарет сразу же полюбила Диану и всячески старалась помочь ей справиться с королевскими обязанностями. Брак Маргарет тоже был неудачным, поэтому она искренне сочувствовала девушке. Даже после публикации книги Мортона Маргарет не изменила своего отношения к Диане. Она обожала принца Чарльза, но все же говорила ему: «Я не собираюсь от нее отказываться. Диана мне нравится, она мой друг». Когда в августе 1993 года Диана отправила ей в подарок на день рождения шарф от Hermes, Маргарет написала благодарственное письмо, начинавшееся словами: «Дорогая Диана». Дети Сноудона и Маргарет, Дэвид Армстронг-Джонс, виконт Линли, и Сара Армстронг-Джонс, Диану просто обожали.

К этому времени у Дианы начался новый роман – с обаятельным человеком, специалистом по исламскому искусству, выпускником Итона Оливером Хором. Он был женат на богатой француженке Диане де Вальднер. Хор был красив и невероятно популярен. Он сам и его жена были друзьями принца Чарльза. В жизнь Дианы Хор вошел как посредник – он пытался примирить Диану с принцем в 1991 году. «Невероятно обаятельный мужчина, – вспоминал один из его друзей. – Он был просто ослепителен… Думаю, Диана положила на него глаз, потому что он был одним из близких друзей Чарльза и разделял его интересы. Он любит искусство, любит литературу – как Чарльз»[353]. «Оливер Хор выглядел просто божественно, очень обаятельный мужчина, – вторит еще один из друзей. – Но он был близким другом принца Чарльза – отвратительная ситуация. Они вместе отдыхали. К ним часто присоединялся художник и наставник Чарльза Дерек Хилл. Они вместе ездили в Италию, изучали там весь этот ислам. Я хорошо отношусь к Оливеру, но вел он себя всегда ужасно… Бедный принц Чарльз ни о чем не догадывался, пока не стало слишком поздно»[354].

Впервые Диана встретилась с Оливером Хором и его женой во время Аскотской недели в Виндзоре в середине 80-х годов. Родители Дианы Хор, барон Жоффруа де Вальднер и его супруга Луиза, были друзьями королевы-матери. Богатые англофилы, страстно увлекающиеся (как и королева Елизавета) скачками, они отлично вписывались в аскотский круг. Луизе де Вальднер принадлежал замок на юге Франции, куда Чарльз часто приезжал рисовать, а позднее и на свидания с Камиллой. Оливер был очарователен, но вечно не при деньгах. К английским банкирам, носящим ту же фамилию, он имел самое отдаленное отношение. Его мать, Ирина, эмигрировала из Чехии, отец, Реджинальд, был госслужащим. Родители сделали для сына все – сначала послали его в Итон, потом в Сорбонну. За итонским обаянием и манерами скрывался экзотичный, богемный тип. Одно время он входил в экстравагантный круг Рудольфа Нуреева, а потом возглавил исламский отдел аукционного дома «Кристи». У него было множество друзей, в том числе и Дэвид Сульцбергер из семьи владельцев New York Times. Позднее Дэвид стал деловым партнером Хора. Они познакомились в Тегеране, где Хор изучал арабский и фарси. Именно там он увлекся ближневосточным искусством и древностями. Карьеру Хор начинал в качестве протеже красивой и влиятельной светской дамы Армуш Боулер, принцессы из династии Хаджар. «Это была очень богатая, стильная и элегантная иранская дама, – вспоминал один из друзей. – Она открыла Оливера и научила его всему: истории Востока, умению разбираться в искусстве… Он и раньше это изучал, но она пробудила в нем истинный интерес. Помню, как он сидел у ее ног и играл на гитаре… Она была очень щедра, но Оливер сумел всего добиться сам»[355]. В 1976 году Оливер женился на красивой и умной Диане де Вальднер, но вскоре у него начался четырехлетний роман с очаровательной турчанкой, женой известного магната Азиля Надира.

Оливер Хор со своими густыми темными волосами, четкими чертами лица, обаятельный и подвижный, был невероятно привлекателен. Хотя он был совершенно непохож на тех мужчин, которыми Диана увлекалась раньше, в Хора она влюбилась с первого взгляда. Объединила их любовь к балету. Оливер и его жена стали друзьями семьи – такими же, как Эндрю и Камилла Паркер-Боулз. Диану Оливер привлекал не только физической красотой. Ей нравилось, что он – друг Чарльза и Камиллы. Это придавало их отношениям пикантность. Турецкие друзья Оливера охотно предоставляли ему дома, квартиры и даже яхты, и роман с Дианой развивался стремительно[356].

Как и в случае с Джеймсом Хьюиттом, скрытная Диана сумела утаить свои отношения с Оливером Хором от газетчиков, хотя порой она звонила ему по двадцать раз в день. Связь началась в сентябре 1992-го, но эти звонки оставались в тайне еще два года[357]. Она звонила ему в машину, иногда поздно ночью домой, ждала, когда Хор ответит, и вешала трубку. Любовники встречались в домах друзей Дианы – у Флеча де Лима и у леди Эльзы Боукер. Иногда Диана тайком привозила его в Кенсингтонский дворец. Бывало, что он прятался в багажнике ее зеленого «ровера» с тонированными окнами, а порой его под одеялом провозил Пол Баррел. Впрочем, вся эта конспирация была пустой тратой времени: Кенсингтонский дворец строго охранялся и никто не мог проникнуть в этот маленький город в городе тайно.

Один из сотрудников принцессы Маргарет вспоминал: «Рассказы Баррела о том, как он тайно провозил кого-то во дворец, сущая чепуха. Полицейский у ворот всегда был в курсе, что происходит. Баррел подъезжал к дому принцессы Маргарет, где не было камер слежения, но все догадывались, куда направляется его машина: перед въездом во двор была старая дренажная труба, которая каждый раз предательски звякала. Иногда принцесса Маргарет подходила к окну, чтобы посмотреть, кто приехал. Она [Диана] парковалась возле секретариата принцессы Маргарет, и, конечно же, сотрудники видели Хора… Это не было ни для кого секретом…»[358] «Она приезжала, принцесса Маргарет спрашивала: „Чья это машина? – хотя у нее не было никаких сомнений. – Пойдите и выясните, кто это“, – приказывала она. Я шел, стучал в окно и спрашивал: „Почему вы не уезжаете?“… А потом мне приходилось лгать принцессе Маргарет, что водитель заблудился, а я объяснил ему дорогу… Она знала, что я лгу… Когда я позднее встречал ее [Диану], то советовал „привозить гостей к своему подъезду – там-то нет лишних глаз…“»[359]

То же самое рассказывает и телохранитель Дианы, Кен Уорф: «Ко мне обратился старый сержант: „Сэр, у нас проблемы с безопасностью… Принцесса вернулась вечером, сэр… Из багажника вылез мужчина, сэр…“ Я спросил: „И кто это был?“ – „Думаю, мистер Хор, сэр“. Все сходятся в том, что эта игра была придумкой Баррела. Он сказал, что лучше всего провозить его в багажнике машины, и, хотя это была глупая затея, Диана так и поступила»[360].

Уорф и Хор явно не любили друг друга. Уорф получил огромное удовольствие, когда в Кенсингтонском дворце в половине четвертого утра сработала пожарная сигнализация. В холле апартаментов Дианы Уорф обнаружил Хора, курившего сигару. Диана не выносила запаха дыма. По-видимому, она выгнала курильщика в холл, забыв о том, что от дыма может сработать сигнализация[361].

«На следующее утро, – писал Уорф, – я попытался все перевести в шутку, хотя Диана не хотела об этом говорить. Я предположил, что она играла в карты, возможно в стрип-покер. Она страшно покраснела и убежала в свою комнату. Несомненно, я перешел черту дозволенного, но к этому времени она уже почти не контролировала собственные поступки, знала это, но не была готова признаться. Я понимал, что скоро все выйдет наружу, это лишь вопрос времени…»[362]

Кен Уорф не первый раз наблюдал за появлением мужчины в жизни Дианы. Он считает, что Диана «обожала» Оливера Хора – до одержимости. Любовь к нему определяла ее жизнь на протяжении трех лет. Надо сказать, что страсть была взаимной. (Близкая подруга говорила: «Он очень сильно любил ее».) Диана надеялась на совместное будущее, но этим романтическим мечтам так и не суждено было осуществиться. «Думаю, Хор сильно повлиял на жизнь принцессы, полностью изменил ее…» – вспоминал Уорф[363].

Уже вскоре после развода Диана поняла, что не стала свободнее. Впрочем, дворцовая клика – личный секретарь королевы Роберт Феллоуз, его помощник Робин Жанрен и пресс-секретарь Чарльз Энсон – относилась к ней без враждебности. Ей всегда были готовы прийти на помощь. Ее собственная «команда» состояла из личного секретаря Патрика Джефсона и пресс-секретаря, австралийца Джеффа Кроуфорда. Джон Мейджор и его правительство тоже относились к Диане с симпатией. Но «друзья Чарльза» следили за каждым ее шагом. Популярность Дианы их просто убивала. Чтобы победить недоброжелателей и сохранить свое положение в сердцах англичан, Диана прибегла к оружию, пользоваться которым научилась давно: решила использовать прессу. У нее были доверенные журналисты, которые помогали ей вести войну против Чарльза. Репортеры, редакторы и медиамагнаты не могли устоять перед ее красотой, остроумием и невероятным обаянием.

Ей в помощь была еще и череда психотерапевтов, экстрасенсов и астрологов, к которым Диана обращалась в надежде разобраться в самой себе и обрести душевный покой. Кенсингтонский дворец посещали многие влиятельные люди. Они щедро делились с Дианой советами и помогали развивать публичную карьеру. Дэвид Патнем, Джейкоб Ротшильд, Питер Паламбо, Пол Джонсон, Клайв Джеймс, Гордон Риз, Макс Хастингс, Пирс Морган и Оберон Во давали ей полезнейшие рекомендации, к которым Диана, правда, обычно не прислушивалась.

Один из них вспоминал: «Я постоянно внушал ей две вещи. Первое: никогда, ни при каких обстоятельствах не иметь дела с прессой. Она страшно удивилась. Я пояснил: „Вы думаете, что можете манипулировать ими, но на самом деле это они в конце концов начнут манипулировать вами, потому что мы живем в стране, где газетчики правят бал… Лучшая защита от них для человека в вашем положении – это не иметь с ними никакого дела. Никогда и ни при каких обстоятельствах не общайтесь с ними. Тем самым вы минимизируете опасность и тот вред, который они могут вам нанести“. Она согласилась… но, конечно же, поступила по-своему, потому что думала, что сможет [манипулировать ими], и они получили что хотели.

Второе, что я сказал: „Никакого секса. Вас это уничтожит. Вы должны обходиться без секса и вести праведный образ жизни“. Она ответила: „Да, вы так правы, так правы…“ – и тут же отправилась в постель с X…»[364]

Редактор газеты Telegraph Макс Хастингс никогда не считался дамским угодником. Но даже он не смог устоять перед приглашением в Кенсингтонский дворец. К принцу Чарльзу он всегда относился весьма холодно, и его симпатии были на стороне принцессы. Диану с ним познакомили ее друзья, Питер и Хайят Паламбо. Принцесса сразу же очаровала его – впрочем, как и большинство мужчин. В дневнике он писал: «Должен признать… что, как и многие другие, я не смог сохранить дистанцию… Диана… превратилась в опытного газетного лоббиста. Она постоянно приглашала к себе избранных журналистов и редакторов. Большинство из нас обманывали себя, пытаясь сделать вид, что мы даем ей советы. Не уверен, что она прислушалась хоть к одному нашему слову. Но очаровывала она нас просто блестяще»[365].

Энтони Холден, писавший для Vanity Fair, разработал прекрасный план обретения Дианой самостоятельности: «Сотрудники Дианы стремительно переводят ее на первый план, превращая из второстепенного игрока в исполнителя главной роли в драме, сюжет которой с каждой минутой становился все более захватывающим»[366]. Отличным примером мог служить частный визит Дианы в Париж, где ее принимал президент Миттеран. Казалось, что она – глава государства, а не скромный «полуотстраненный член королевской семьи».

Диана хотела стать послом по особым поручениям и пыталась убедить в своих способностях Джона Мейджора и симпатизировавших ей министров, в том числе министра иностранных дел Дугласа Херда (и его преемника Малькольма Рифкинда). Главной целью был Херд, который мог способствовать ее зарубежным вояжам. Всего через два дня после объявления о расставании Чарльза и Дианы Херд, который находился на европейском саммите в Эдинбурге, писал: «Она обладает невероятным сочетанием красоты и обаяния, перед которыми не может устоять ни один мужчина. Президенты, премьер-министры и министры иностранных дел понятия не имели, что происходит в нашей королевской семье, но готовы были душу заложить, лишь бы час-другой провести рядом с этой потрясающей женщиной»[367]. Херд понимал, что и речи быть не могло об официальном назначении послом, но благотворительная деятельность Дианы часто требовала зарубежных поездок, и справлялась она с ними блестяще. «Она обратилась ко мне за помощью в одном очень важном для нее деле… работе за рубежом. Я был рад – даже, вернее будет сказать, счастлив – всячески ей помочь»[368].

В марте Диана отправилась в Непал, желая изучить перспективы предоставления британской гуманитарной помощи этой стране. Ее сопровождала министр Линда Чалкер. Принц Чарльз, представлявший для журналистов куда меньший интерес, в это время посещал ферму павлинов в Мексике. Принцесса же на фоне экзотического Катманду являла собой мечту репортера. Журналисты заметили, что по прибытии Дианы в Непал государственный гимн не исполнялся. Все решили, что это происки дворца, но на самом деле все было не так. Это был обычный рабочий, а не государственный визит. Никто не обращал внимания на отсутствие гимна во время аналогичных поездок в Египет, Пакистан и Венгрию до объявления о расставании с Чарльзом.

Дуглас Хьюм всячески подчеркивал, что дворцовые политики никоим образом не собирались понижать статус Дианы или как-то ограничивать ее контакты с Министерством иностранных дел. А вот в аппарате принца в Сент-Джеймсском дворце считали по-другому. Примерно в то же время, когда Диана отправилась в Непал, в Сент-Джеймсском дворце проходила конференция, посвященная сохранению исторических зданий в Праге. Один из гостей «был в ужасе от того, что все собравшиеся только и делали, что всячески поносили Диану; об исторических зданиях Праги никто и не вспомнил»[369].

Диана добилась успеха не только в Непале. В июле она отправилась в Зимбабве. О своих планах она известила не только королеву, но и принцессу Анну, которая считала, что благотворительность в Африке – это исключительно ее дело. Диана не стремилась встречаться с главами государств – ей это было не нужно. Очарованный Роберт Мугабе говорил журналистам: «Она будто освещает жизнь… рядом с ней сразу ощущаешь прилив сил и счастья!»[370] Присутствие и поддержка представителей трех крупных благотворительных организаций – Красного Креста, «Помощи пожилым людям» и «Миссии прокаженных» – придали значения и весу ее поездке. Посещая приют для детей, осиротевших из-за СПИДа, Диана плакала. Всем детям не было еще и пяти лет, и никому из них не суждено было дожить до шести[371]. Самые уважаемые корреспонденты, сопровождавшие Диану в этой поездке, призывали относиться к ее работе серьезно. Роберт Хардман, сотрудничавший с газетой Daily Telegraph, которая всегда придерживалась «традиционного», скептического взгляда на Диану, одобрительно писал: «Последняя поездка стала настоящим триумфом – не только столь любимых ею благотворительных организаций, но и самой принцессы. Африка, которая до сегодняшнего дня считалась бесспорной территорией принцессы Анны, получает нового покровителя…» Для более образованных и циничных читателей Хардман писал: «Эти визиты очень важны, если принцесса собирается поддерживать свой международный авторитет и продолжать работу, которую она считает своей миссией. Но ей нужно использовать их разумно и, если так можно выразиться, разнообразить диету. Избыток того, что циники называют „рутиной матери Терезы“, приведет к несварению у репортеров»[372].

Но Диана всегда была абсолютно искренна в сочувствии – хотя эпизодов в стиле «матери Терезы» у нее тоже хватало. Из Хараре она отправилась в благотворительный центр Красного Креста Мазерера в саванне. Диана стояла у огромной металлической кастрюли и раздавала еду маленьким детям, которые пешком прошли семь миль, чтобы получить свою порцию – единственный раз в день. Фотографии получились потрясающие. Одна британская газета вышла под заголовком «„ОБЕДЕННАЯ ДАМА“ – ДИАНА ПО-КОРОЛЕВСКИ ОБСЛУЖИВАЕТ ГОЛОДНЫХ ДЕТЕЙ».

Кен Уорф вспоминает, что в тот день Диана с трудом сдерживала слезы, зная, что назавтра она вернется к своей комфортной жизни, а эти дети останутся в нищете и голоде. «Тем, кто считал, что работа Дианы – это всего лишь фотосессия в экзотических местах планеты, – писал он, – следовало бы увидеть в тот день эту усталую, измученную женщину и послушать, что она говорит о тех душераздирающих сценах, свидетельницей которых она стала»[373].

Дома Диана сосредоточилась на проблемах женщин. Преисполнившись решимости стать настоящим профессионалом, она начала брать уроки сценической речи. Питер Сеттелен заметно улучшил ее ораторские способности. В апреле 1993 года Диана посетила в Чизвике убежище для женщин, ставших жертвами домашнего насилия. Она побывала там несколько раз, а затем приняла участие в большой конференции, посвященной этой проблеме, в конференц-центре королевы Елизаветы ЧП. Посещение больницы на Грейт-Ормонд-стрит, где молодые женщины лечились от пищевых расстройств (очень близкая Диане тема!), позволило ей в апреле 1993 года выступить в ратуше Кенсингтона. Ее выступление привлекло внимание общества к весьма актуальной теме. Диана была удовлетворена своими выступлениями. Сеттелен научил ее правильно выражать эмоции (по мнению помощников, Диана с этим даже перебарщивала). Кроме того, ее выступления всегда были окрашены личным опытом и пережитыми страданиями. Диана входила в попечительский совет благотворительного фонда «Поворотный момент».

В июне 1993 года она выступила на конференции и призвала поддержать психически больных женщин. Председателем этого форума была Либби Первис. Она сказала: «Принцесса – одна из нас. Она жена, мать, дочь… В ее жизни много проблем. И она смело использует собственный опыт, чтобы помогать другим людям». Диана никогда не пряталась от народа, как другие члены королевской семьи, и действительно использовала свой опыт для того, чтобы помогать страдающим и поддерживать нуждающихся.

Диана уверенно завоевывала позиции на мировой, а скорее европейской, сцене. Вместе с кронпринцем Люксембурга она присутствовала на британской торговой ярмарке. Как попечитель фонда «Помощь пожилым людям» выступала в Брюсселе на различных мероприятиях, посвященных положению пожилых людей в Евросоюзе. Общалась с комиссаром Евросоюза по социальным проблемам, пила чай с королевой Фабиолой, присутствовала на приеме в резиденции британского посла.

По приглашению американского медиамагната Конрада Блэка она присутствовала на балу прессы, проходившем в Спенсер-хаусе, все еще принадлежавшем ее семье. Здесь она получила возможность пообщаться со сливками британских и американских медиа. В Кембридже по предложению лорда Сент-Джона Фосли Диана заложила камень в основании нового корпуса Эммануэль-колледжа. «Какова бы ни была система взаимодействия королевской семьи и правительства, – писал Джефсон, подводя итоги года, – реальность очень проста: принцесса Уэльская по-прежнему играет важную роль в общественной жизни – по крайней мере, в глазах средств массовой информации».

Одно из последних публичных выступлений 1993 года напомнило обществу о «королевском» статусе Дианы, который она успешно поддерживала весь год. С одобрения королевы Диана возглавила 8 ноября мемориальную службу в День памяти в Эннискиллене, в Северной Ирландии. Церемония была тем более трогательной, поскольку напоминала о трагических событиях, произошедших в тот же день шестью годами ранее: одиннадцать человек погибли во время взрыва, устроенного боевиками ИРА. На площади сохранились следы от осколков.

Не забыли об этом и те, кто собрался на церемонию. Стройная, элегантная, очень торжественная Диана стояла перед скорбящими и солдатами – она являла собой идеальную цель для террористов, если бы те вновь решили повторить это преступление. После двух минут полной тишины над площадью пролетели два лебедя. Их отчетливо было видно на фоне чистого предзимнего неба. «Вы видели птиц? – спросила у Джефсона Диана. – Так трогательно! Не могу избавиться от ощущения, что это какой-то знак…» «Вы имеете в виду души павших?» – спросил помощник. «Да, что-то в этом роде… Или символ мира…»[374]

Но за безупречным царственным фасадом скрывались серьезнейшие проблемы в личной жизни, которые подталкивали Диану к очередному саморазрушительному, противоречивому решению. Закрылась еще одна дверь в прошлое – летом умерла Рут Фермой. Леди Фермой была очень огорчена книгой Мортона и расставанием внучки с принцем Уэльским. Поведение Дианы позорило Рут в глазах придворных – внучка не должна была предавать гласности проблемы своего несчастливого брака. Еще до публикации книги Мортона Диана числила собственную бабушку в стане врагов. Мортону она рассказывала, что в день девяностолетия королевы-матери (4 августа 1990 года) царила «мрачная и унылая» атмосфера. «Все были настроены против меня, – говорила Диана. – Моя бабушка разнесла меня в пух и прах»[375]. И до этого бабушка и внучка часто ссорились. В какой-то момент, когда Рут чрезмерно резко высказалась о поведении внучки, Диана просто отказала ей от своего дома. Перед смертью леди Фермой Диана дважды навестила ее, так что у них была возможность помириться. На похороны леди Фермой Диана вылетела со старой подругой бабушки, королевой-матерью, которая, вне всякого сомнения, разделяла мнение своей фрейлины о поведении Дианы.

Незадолго до того Диана завершила еще одну семейную распрю – примирилась с графиней Спенсер, Рейн. Она пригласила Рейн с новым мужем, графом де Шамброном, на обед в Кенсингтонский дворец. С этого времени Диана и Рейн начали встречаться довольно часто. Примирение было частью программы расставания с неприятным прошлым. Она спешила помириться и с братом Чарльзом, с которым недавно рассорилась.

Чтобы начать новую жизнь, Диана стала подыскивать себе загородный дом подальше от крепости Кенсингтонского дворца. Ей хотелось проводить с мальчиками лето и выходные за городом. В июне брат Чарльз предложил ей снять за двенадцать тысяч фунтов в год Гарден-хаус в поместье Олторп. Диана тут же отправила Дадли Поплаку план дома, чтобы тот составил проект. Мысль о собственном новом доме приводила ее в восторг. Через две недели все надежды рухнули. Брат отозвал предложение. Диане нужна была постоянная охрана, вокруг нее вечно роились репортеры. Нормальная семейная жизнь в поместье стала бы невозможной. Чарльз посоветовал ей снять дом за пределами парка, если он ее устроит. «Диана часто говорила, вспоминал один из ее приближенных: „По крайней мере, моя собственная семья никогда меня не предавала… Но вот и они это сделали“».

Письмо Чарльза Диана дала прочитать своему помощнику (несмотря на заявления Пола Баррела, это был не он). Она была страшно расстроена, а потом, обозлившись, написала брату ответ, в котором, несомненно, высказала все, что о нем думает. Когда он позвонил, она бросила трубку. Чарльз Спенсер вернул письмо нераспечатанным с запиской, в которой говорилось, что «вряд ли чтение этого письма улучшит наши отношения»[376]. Брат с сестрой не общались несколько месяцев. Казалось, их отношения никогда уже не станут такими, как до скандала с Гарден-хаус.

По мнению Кена Уорфа, который как телохранитель принцессы был в курсе происходящего, «Спенсер действительно старался помочь. Он предложил ей дом на территории поместья, но тот был слишком маленьким и располагался слишком близко к внешней ограде. Он даже предложил ей собственный дом… но местная полиция просто сошла с ума. Когда я увидел их план безопасности, то лишь руками развел…»[377] Этот случай произвел сильное впечатление на Диану, она постаралась отказаться от многочисленной охраны. «Он [Спенсер] прав, – говорила Диана Кену Уорфу. – Ну кто захочет терпеть все эти связанные со мной неудобства?»[378]

Весной 1993 года Диана рассорилась с двумя ближайшими подругами. Эта история получила название «скачок Леха» – она была чрезмерной даже для порывистой Дианы. В конце марта Диана с сыновьями отправилась кататься на лыжах в Австрию. С ней поехали Кэтрин Соме и Кейт Мензес с детьми. Международные папарацци будто с ума сошли, довели Диану до крайности. На снимках Дианы можно было прилично заработать, поэтому фотографы состязались друг с другом, кто сделает лучший, самый крупный и драматичный. Не удовольствовавшись фотографиями на склонах, они не давали принцессе и ее сыновьям проходу в отеле «Арльберг». Диана почему-то начала паниковать, кричала: «Убирайтесь прочь!» Кен Уорф оттолкнул одного из самых навязчивых журналистов так, что тот упал. Началась суматоха. Уорф с большим трудом провел Диану с мальчиками в отель.

Во время этого отпуска Диана вообще была на грани эмоционального срыва. «Ее тревожили собственные чувства по отношению к Хору. Она была очень рассеянной, не могла сосредоточиться… Диана всегда была эксцентричной, но прежде всегда умела собраться и вовремя отойти от края»[379]. Однако не в этот раз. Рано утром, когда двери отеля были накрепко заперты, Диана спрыгнула с балкона своего номера на первом этаже (высота составляла около двадцати футов) в глубокий снег и ушла, не сообщив об этом никому из телохранителей.

Она вернулась в половине шестого. Сразу пошли слухи, что она встречалась с Оливером Хором, который остановился в Цурсе, но для этого ей пришлось бы брать такси, а это было слишком рискованно даже для такой авантюристки, как она. Скорее всего, она просто сбежала от своих спутников, чтобы встретиться со знакомым журналистом.

Кейт Мензес и Кэтрин Соме, самые близкие подруги Дианы, знали о Джеймсе Хьюитте и, конечно же, об Оливере Хоре. Романтические эскапады принцессы были им понятны и близки. Но общение с журналистом, каким бы достойным человеком он ни был, – это уже слишком. По-видимому, подруги выказали Диане свое неудовольствие и удивление, и ей это не понравилось. Диана, как и ее брошенный муж, не любила критики.

В тот период главным делом жизни для Дианы оставалась публичная война с мужем. В собственных интересах она использовала даже отдых с мальчиками. Ее фотографировали во флоридском Диснейленде и на пляжах. Уильям и Гарри доказывали широкой публике, какая она прекрасная мать. В этом она заметно выигрывала у своего эгоистичного и безразличного к детям мужа.

В августе 1993 года Диана с детьми приехала в Диснейленд. Кен Уорф отметил, что журналист Ричард Кей, пользующийся ее безусловным доверием, приехал сразу за ней и остановился в том же отеле, что и Диана. Мало того, номер был забронирован в день, когда Диана сообщила Уорфу, что хочет съездить во Флориду. К несчастью для британских журналистов, система безопасности ВИП-персон в компании Диснея была отлажена идеально: ни одна фотография не появилась в газетах. Из Флориды Диана с детьми отправилась на Багамы, в дом Мензесов в Лайфорд-Кэй. Туда ей позвонил адвокат, сообщил, что ей необходимо вернуться. Диана пыталась фотографироваться и на Багамах, что страшно раздражало Кена Уорфа. «Я буду делать то, что я хочу, – заявила телохранителю Диана. – Несправедливо запрещать мне это. Я просто хочу быть нормальной…»[380]

По возвращении в Англию Диана долго дулась на Уорфа – нехороший знак. Их отношения стали настолько холодными, что Уорф решил уйти сам, прежде чем его уволят. Ситуация обострялась постепенно: Уорф действительно пытался мешать Диане делать то, что она хочет, он всегда критиковал ее, когда она поступала «неправильно». И принцессе надоело. Кое-кто считает, что Диана решила расстаться с Уорфом, потому что тот слишком много о ней знал и видел ее в весьма неподобающих ее положению ситуациях. Сам Уорф считает, что к его увольнению приложил руку Оливер Хор – они недолюбливали друг друга, а Уорф отлично знал о романе принцессы. Шофер Дианы, Саймон Солари уволился почти одновременно с Уорфом. Диана всегда была очень подозрительна, а шофер знал о всех ее поездках. Она начала сомневаться в том, можно ли ему доверять. Позже Солари устроился в штат принца одним из камердинеров, но не сработался с Майклом Фосеттом.

Последней каплей, переполнившей чашу терпения Уорфа, стали «фотографии в спортивном зале». В мае 1993 года репортеры сфотографировали Диану в спортивном зале на западе Лондона. В ноябре фотографии были опубликованы в Sunday Mirror. Снимки вызвали настоящий скандал. Газету обвинили во вмешательстве в личную жизнь, и Диана даже подала на Mirror в суд. Уорф – и не он один! – подозревал, что Диана сама организовала эти снимки с помощью владельца зала, Брюса Тейлора, чтобы впоследствии использовать их против Mirror. «Я убежден, – писал он, – что она сама придумала отличную наживку для газеты, получила свою долю рекламы и симпатий публики, отплатив репортерам по полной»[381]. Уорф отлично знал Диану и понимал, что подобный хитроумный план ей вполне по силам. И все же, несмотря на то что происходило между ними, верный детектив всегда высоко оценивал уникальные качества Дианы: «Она была потрясающей женщиной, которая умела менять мир и делать его лучше. Она знала, как поднять людей над серой повседневностью и заставить их почувствовать себя особенными. Она сделала это и со мной»[382].

Несмотря на конфликты из-за «вмешательства в личную жизнь» – а Диана организовывала все так, чтобы получить максимум позитивной рекламы для себя, – практически отсутствие этой самой личной жизни и ограничения, связанные с публичной ролью, начинали мучить Диану. Она чувствовала, что больше не может выносить постоянного присутствия телохранителей, которые знают о каждом ее шаге, не может выносить страха перед тем, что газетчики или муж раскроют ее тайны.

В ноябре, когда разразился скандал с фотографиями в спортивном зале, Диана задумала второй необдуманный шаг к бездне. 3 декабря она выступала в Дорчестере в пользу благотворительного фонда «Хэдвей» и единым махом уничтожила все, чего с таким трудом добивалась целый год. Она сказала, что собирается сократить свое участие в общественной жизни: «Я надеюсь, что вы сердцем поймете мой поступок и дадите мне то время и пространство, которых мне так не хватало в последние годы… Когда двенадцать лет назад я только начинала свою публичную жизнь, то понимала, что средства массовой информации будут интересоваться моими поступками. Я понимала, что их внимание неизбежно будет приковано и к нашей личной жизни. Но я не знала, насколько мучительным окажется это внимание. Я не представляла, в какой степени оно будет влиять на мои общественные обязанности и личную жизнь. Это просто невыносимо…»

Диана заявила, что ее поддерживают королева и принц Филипп (которые на самом деле безуспешно пытались отговорить ее от чрезмерной драматизации ситуации), и сознательно не стала упоминать принца Чарльза, хотя всячески давала понять, что развернутая им кампания против нее сыграла не последнюю роль в ее решении. Диана сидела, опустив голову и закусив губу. На глаза наворачивались слезы.

Первыми забеспокоились газеты и благотворительные организации – они имели наибольшую выгоду от публичного имиджа Дианы. Их чувства выразил один из журналистов в своем риторическом вопросе: «А не сами ли мы убили гусыню, которая несла нам золотые яйца?» Таблоиды недолго искали виновника своих несчастий. «ЧАРЛЬЗ ВЫНУДИЛ ДИАНУ УЙТИ: ГРУСТНАЯ ПРИНЦЕССА ПРЕКРАЩАЕТ УЧАСТВОВАТЬ В ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ», – гласил заголовок Sun. Журналист писал о кампании, которая настойчиво принижала роль Дианы, об изощренной пропагандистской машине Чарльза, которой удалось добиться успеха. Но, как это всегда бывало в жизни Дианы, мотивы ее драматического поступка были далеко не так однозначны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.