Георгий Дмитриевич Шарвашидзе
Георгий Дмитриевич Шарвашидзе
Приложение № 2
Георгий Дмитриевич Шарвашидзе родился в 1847 году и рано стал сиротой: в два года он лишился матери (Екатерина Дадиани была дочерью владетеля Мегрелии Левана Дадиани), а в десять – отца. Мальчик воспитывался в семье командующего русскими войсками в Абхазии князя А. Колюбакина. Учился в Париже и в Петербурге. Как и другим потомкам царской фамилии, Георгию Дмитриевичу не было позволено жить в Абхазии. И он поселился в Тифлисе.
Когда Шарвашидзе исполнилось 22 года, он женился на баронессе Марии Николаи.
Ее родители, София Чавчавадзе и барон Александр Николаи, министр просвещения при Дворе императора Александра Третьего, согласно семейной легенде, познакомились друг с другом в той же самой комнате, где состоялось знакомство родной сестры Софии – Нино Чавчавадзе и поэта Александра Грибоедова.
Дедом баронессы Николаи со стороны матери был знаменитый генерал и поэт, крестный сын императрицы Екатерины Второй Александр Чавчавадзе.
В 1888 году в жизни князя Шарвашидзе, занимавшего в тот момент должность вице-губернатора Тифлиса, произошло событие, последствия которого изменили всю его судьбу.
В Абхазию на корабле «Орел» прибыл император Александр Третий и его супруга, императрица Мария Федоровна. Одним из встречавших монаршую чету был князь Шарвашидзе. Поклонившись императору, он вручил императрице букет ее любимых аргентинских роз. Князь произвел хорошее впечатление на царскую Семью. Год спустя он получил назначение губернатором Тифлисской губернии…
В 1894 году в Ливадии скоропостижно скончался Александр Третий. Через три года после его смерти вдовствующая императрица пригласила в Петербург своего тифлисского знакомого и предложила ему должность начальника собственной канцелярии.
«Князь развелся с женой и, оставив ее вместе с сыном Дмитрием в Тифлисе, уехал в Россию, – рассказывает внук родной сестры баронессы Марии Николаи Мераб Кокочашвили. – В Петербурге Георгий Дмитриевич в скором времени стал спутником жизни императрицы Марии Федоровны».
О том, что грузинского князя и вдовствующую императрицу связывало нечто большее, чем деловые отношения, начали говорить еще при жизни Ее Императорского Величества. Однако, справедливости ради, необходимо отметить, что документальных подтверждений тому, что между Шарвашидзе и императрицей был заключен морганатический брак, пока обнаружить не удалось. В советские годы одним из первых о браке Шарвашидзе и вдовы Александра Третьего написал писатель Алексей Толстой, сочинивший «дневники Анны Вырубовой».
В девяностых годах уже прошлого века были найдены дневники, на сей раз подлинные, императрицы Марии Федоровны. Были опубликованы и некоторые письма князя.
Их изучение позволяет проследить историю взаимоотношений мужчины и женщины, коими наши герои, несмотря на все свои титулы, являлись в первую очередь.
Начиная с 1914 года князь, носивший звание обер-гофмейстера Императорского Двора, становится одним из главных действующих лиц дневника императрицы. Шарвашидзе сопровождает Ее Величество во время поездок в Англию, во Францию и в Германию. Появляется имя князя и в дневнике государя Николая Второго. Так, 5 февраля 1914 года император сообщает о завтраке, на котором присутствовали его мать и князь.
В окружении Николая Второго к Шарвашидзе относились с большим почтением и уважением. Один из адъютантов государя вспоминал, что «князь Шервашидзе был большой оригинал, очень начитанный, наблюдательный, отличался находчивостью в затруднительных случаях и весьма своеобразно мыслил и говорил о разных исторических событиях».
Среди увлечений Георгия Дмитриевича современники отмечали «страсть к старине, к историческим исследованиям и собиранию портретов, миниатюр и гравюр».
Одной из заслуг князя называют отмену императором Николаем Вторым указа своего деда, императора Александра Второго, от 31 мая 1880 года, провозглашавшего абхазов «виновным народом». За участие в восстаниях в 1866 году и в 1877 годах против России на стороне Турции часть абхазов была выселена в Сибирь, а другой части было запрещено селиться на прибрежной полосе вдоль Сухуми, их социальные и политические права были ограничены. 21 апреля 1907 года «виновность» была снята.
По одной из версий, таким образом была устранена главная причина, мешавшая морганатическому браку между князем и вдовствующей императрицей.
Хотя вместе на публике они стали появляться уже в 1903 году. На одной из фотографий, сделанных во время «Саровских торжеств», когда был канонизирован Серафим Саровский, видно, что торжественную процессию возглавляли две пары – Ее Императорского Величества Марии Федоровны и князя Шарвашидзе и Их Императорских Величеств Николая и Александры…
Записная книжка Марии Федоровны – своеобразный отчет о жизни князя Шарвашидзе, его настроении и состоянии здоровья. А дневник за 1916 год, когда Ее Величество с князем перебрались из Петрограда в Киев, и вовсе скорее напоминает медицинскую карту Георгия Шарвашидзе, нежели ежедневник императрицы.
6 января она отмечает: «Шервашидзе не пришел из-за простуды». Запись от 26 января: «Шервашидзе был у меня в первый раз после болезни». Две недели спустя, 11 февраля, Ее Величество пишет: «Шервашидзе не выходит на улицу по причине нездоровья». 13 февраля: «Шервашидзе все еще нездоров». 6 декабря: «У Шерва внезапно начался насморк, и он ушел».
Судя по документам, князь и императрица не расстаются фактически ни на один день. Во время путешествий Ее Величества в царском поезде у Шарвашидзе был свой вагон.
Так что они виделись и в поездках, и во дворце: князь докладывал Ее Величеству о ситуации на фронте; развлекал «ужасными историями» (запись от 2 сентября) и «расстраивал», расспрашивая о том, как мать Николая Второго намерена отмечать собственный юбилей (запись от 18 октября).
Именно князь сообщает императрице самые важные новости – об убийстве Распутина (17 декабря); об отставке главнокомандующего великого князя Николая Николаевича (1 января 1917 года).
Шарвашидзе был одним из немногих, кто знал, что в Петрограде готовят отречение Николая Второго. Об этом в своих мемуарах пишет начальник охраны государя генерал Спиридович: «… в Киеве друзья приятно проводили время в гостинице „Континенталь“, говорили о текущих событиях. Терещенко отвел в сторону князя Долгорукого и сообщил ему, что он уезжает в Петроград, где от государя потребуют отречения. Государыню заключат в монастырь. Что в заговоре участвуют офицеры Собственного полка и Конвоя Его Величества, называл фамилии и назвал даже одного полковника. Переворот назначался на 8 февраля. На вопрос кн. Долгорукого, а что же будут делать, если Его Величество не согласится на отречение, Терещенко ответил, что тогда Государя устранят… Наутро князь Долгорукий рассказал все слышанное состоявшему при Императрице князю Шервашидзе»…
Удивительно, но князь не придал сообщенной ему новости никакого значения. Приняв подобные разговоры за очередную придворную сплетню, Шарвашидзе не стал никому сообщать о словах Долгорукого.
В тот раз ничего действительно не произошло, и план по вынуждению Николая Второго отречься от престола осуществлен не был. Один из заговорщиков, депутат Государственной Думы Александр Гучков, не смог найти среди офицеров людей, которые согласились бы пойти на цареубийство. При этом совсем отказываться от идеи государственного переворота заговорщики не собирались. Они лишь отложили его на время – до второй половины марта. На сей раз все получилось…
Получив известие об отречении сына, Мария Федоровна просит князя Шарвашидзе отправиться с ней в Могилев. Там состоялась ее встреча с теперь уже бывшим императором.
Адъютант Николая Второго полковник Анатолий Мордвинов был одним из тех, кто встречал поезд Марии Федоровны, прибывший в Могилев. В своих воспоминаниях он отмечает, что «с государыней прибыли только великий князь Александр Михайлович,… графиня Менгден, князь Шервашидзе и князь Сергей Долгорукий… Увидев меня, Шервашидзе сейчас же направился ко мне, и я как сейчас вижу его растерянно удивленное лицо. Он отвел меня в сторону и недоумевающе, возбужденно спросил: „Что вы наделали?“…
В Могилеве Мария Федоровна и ее спутники провели несколько дней. 5 марта стало известно, что великий князь Михаил Александрович, родной брат Николая Второго, в чью пользу тот отрекся от престола, тоже отказался принять корону.
Князь Шарвашидзе хорошо знал несостоявшегося Михаила Второго. До 1912 года, пока великий князь Михаил Александрович не нарушил запрет августейшего брата и тайно не женился морганатическим браком на графине Брасовой, они жили под одной крышей – в Аничковом дворце, который занимала вдовствующая императрица.
В день, когда династия Романовых официально прекратила свое существование, в штабной церкви Могилева состоялась обедня. На службе присутствовал теперь уже бывший государь Николай Второй, вдовствующая императрица Мария Федоровна и их свита. Полковник Анатолий Мордвинов подробно описал эту странную обедню.
„…службу совершали, кажется, настоятель московского Успенского собора, прибывший в ставку с чудотворной иконой Владимирской Божией матери, и два других священника. Церковь была до тесноты полна молящимися, и многие были очень растроганы… Вероятно, не меня одного сильно взволновала невольная заминка дьякона во время произнесения привычных слов моления о царствующем императоре. Он уже начал возглашать о „благочестивейшем, самодержавнейшем государе императоре Николае…“ и на этом последнем слове немного приостановился, но вскоре оправился и твердо договорил слова молитвы до конца. Помню, что по окончании службы государь, императрица и все мы прикладывались к чудотворным иконам, а затем их величества отбыли в автомобилях в губернаторский дом, а мы с князем Шервашидзе пошли туда же пешком“…
Воспоминания о днях, проведенных Марией Федоровной в Могилеве, оставил и ее телохранитель казак Тимофей Ящик, начинавший службу в Тифлисе как адъютант Командующего войсками Кавказского военного округа.
„На третий день императрица пригласила сына на ужин в свой вагон-ресторан. В четыре часа дня в вагоне неожиданно появились три посланника новой власти, которых легко было отличить от остальных по красным бантам. Вежливо, но твердо они сообщили, что прибыли, чтобы забрать царя в Петербург, где его присутствие было необходимо. Царь знал, что игра проиграна, он тут же поднялся и попросил разрешения пойти попрощаться с матерью. Императрица обняла его, нежно расцеловала и благословила. Она очень плакала в этот момент, я раньше никогда не видел, чтобы сильная датская принцесса так рыдала. Царь тоже всплакнул, затем надел шинель, папаху и объявил, что готов ехать. Это была последняя встреча матери и сына…“
После нескольких дней, проведенных в Могилеве, на улицах которых к тому времени появились первые красные флаги, князь Шарвашидзе и вдовствующая императрица уже несуществующей империи вернулись в Киев, где впервые за сотню лет царский поезд никто не встретил.
Зато теперь Мария Федоровна и Георгий Дмитриевич свободно могли быть вместе, без оглядки на мнение Двора и пропасть, разделяющую их статусы. На письмах, которые они будут получать в Киеве, поверх их перечеркнутых титулов цензоры писали „гражданке Романовой“ и „гражданину Шервашидзе“.
Лето 1917 года Шарвашидзе и Мария Федоровна провели в разлуке. Поначалу они решили, что Ее Величество уедет в Крым, а князь, отлучившись в столицу, к ней присоединится. Но в Петрограде Георгия Дмитриевича арестовали. Только через несколько месяцев он был освобожден и смог отправиться к морю, где его с нетерпением ждали.
Строки из дневника вдовствующей императрицы от 23 сентября 1917 года: „… все же надеемся, что дорогой наш Шервашидзе будет здесь в начале октября“. Радостное событие произошло 14 октября, о чем Мария Федоровна не замедлила записать: „Мы весь день ждали приезда моего дорогого Шервашидзе, но он приехал только в 10 вечера. Великая радость снова видеться с ним“.
Более развернутую запись императрица сделала на следующий день: „Завтракала наедине с Шервашидзе и была рада снова слушать его рассказ. Приезд князя оказался лучшим лекарством и весьма меня взбодрил. Я сказала, что сегодня впервые за долгое время снова засмеялась, чем он остался весьма доволен и заявил: Non, vraiment vous etes contente de me revoir? (франц.: Вы действительно очень рады вновь видеть меня? – И. О.) Он еще раз зашел ко мне после обеда, но, к сожалению, на следующий день его свалила простуда, так что мне не удалось повидать его – распрекрасные обстоятельства моего существования не позволяют мне выходить…“
Шарвашидзе был дорогим, как сама вдовствующая императрица пишет об этом, человеком для Марии Федоровны. В Крыму она переживает не только из-за отсутствия новостей от сыновей (Николае Втором и великом князе Михаиле, которые вскоре будут расстреляны), но и из-за очередной простуды не отличавшегося крепким здоровьем князя.
17 октября 1917 года Ее Величество записывала: „Шервашидзе все еще простужен“; три дня спустя: „Мой дорогой Шервашидзе появился впервые после простуды, остался к завтраку“.
Присутствие Георгия Дмитриевича было важно для Марии Федоровны. 21 октября 1917 года она пишет: „Каждый вечер у меня Шервашидзе… и всякий раз у него находится какое-нибудь веселое замечание, способное рассмешить нас. Он больше других может ободрить нас, с ним я могу говорить обо всем“. Запись от 4 ноября: „… он приходит каждый день, и мы играем в безик, и всякий раз в его присутствии я действительно приободряюсь“.
Шарвашидзе бывал у императрицы „каждый вечер“. И порою замечаний о здоровье и настроении князя в дневнике Ее Величества больше, чем информации о собственных детях. 8 ноября Мария Федоровна пишет: „Сегодня завтракали втроем – Ксения (дочь императрицы. – И. О.), я и Шервашидзе. Он был очень весел, находился в хорошем расположении духа“.
Князь, в свою очередь, тоже заботился об императрице. В письме от 20 ноября 1917 года, адресованном великому князю Николаю Михайловичу, он описывал жизнь царской Семьи в Крыму.
«Ваше Императорское Высочество! Мы, обитатели Ай-Тодора, находимся под наблюдением Вершинина, депутата Севастопольского исполнительного комитета морского подпоручика Жоржелиани и 17 матросов. Я познакомился с Вершининым и Жоржелиани (гуриец); они оба произвели на меня недурное впечатление. Первый представляет из себя тип добродушного, но темного утописта непереваренных социалистических теорий, а второй – сына „Картвелия страна“, который отлично понимает, что все чепуха и что здесь, к счастью, вся сила в нем…
Здоровье Ее Величества за последнее время совершенно поправилось. Она начала свои прогулки и ходит так быстро по здешней пересеченной местности, что я не могу за нею следовать. Ее Величество приводит нас всех в восторг тем достоинством, с которым себя держит. Ни одной жалобы на стеснительное, не снившееся Ей положение, в каком она пребывает, спокойное и приветливое выражение, одним словом, такая, какою всегда была. Какою была Она некогда в Москве, в светлый день Своего коронования, какою бывала в снегах Абастумана и на банкетах a la Buckingham Palais, такою же была и здесь 14 числа, когда мы с нескрываемым волнением поздравляли ее с днем рождения. Совершенно естественно и весело она выражала Свое удовольствие, что по случаю торжества к завтраку подали пирог, а к чаю – крендель и т. п. Такое Ее поведение немало подымает и наше расположение духа и помогает нам легче переносить тягости заключения и царящего уныния.
…мы живем в эпоху чрезвычайных неожиданностей и ежедневно приходится восклицать по-тифлисски: „Удивился, что случился“…»
То, что князь Шарвашидзе был лицом, особо приближенным к Марии Федоровне, знал весь Двор. Да и сама императрица не скрывала этого. В одном из писем сыну Николаю, находившемуся под арестом в Тобольске, она пишет 21 ноября 1917 года: «Кн. Шервашидзе недавно приехал, что очень приятно. Он всегда в духе, забавен, так рад быть здесь, отдохнуть после Питера, где было так ужасно…» И дальше Ее Величество продолжает обсуждать с сыном новости их Семьи: «…Я была так обрадована письмам Алексея и моих внучек, которые так мило пишут. Я их обеих благодарю и крепко целую. Мы всегда говорим о вас и думаем! Твоя старая мама»…
О расстреле Николая Второго и его семьи обитатели Ай-Тодора узнали из газет. Но не поверили сообщениям большевистской прессы, так как заранее были проинформированы о том, что все публикации не соответствуют действительности.
Казак Тимофей Ящик вспоминал: «Как-то раз ранней осенью во дворец приехали три германских офицера, долго разговаривавших о чем-то с гофмаршалом. Как только они отбыли, Долгорукий поднялся к императрице и доложил о состоявшемся разговоре. Немцы сообщили, что на следующий день в русских газетах появится сообщение, что царь, его жена и их пятеро детей убиты в Екатеринбурге. Но нам не следовало этому верить, поскольку немецкие офицеры уверяли, что вся царская семья спаслась бегством. Вскоре все в доме знали о визите и состоявшейся беседе. Когда я вскоре после того был вызван к императрице, то заметил, что настроение у нее было приподнятым, она выглядела радостнее, чем обычно.
На следующий день нам принесли газету, в которой описывалось убийство. Мы прочли статью с улыбками, поскольку знали, что все это было неправдой…»
Как спутник жизни Ее Императорского Величества князь был признан европейскими королевскими домами. Монархи Англии, Италии, Японии, Швеции, Дании наградили его высшими орденами своих государств. Георгий Шарвашидзе был обладателем Королевского Викторианского ордена, пожалованного королем Англии; ордена Данеброг от короля Дании; ордена Полярной звезды от короля Швеции, ордена Восходящего Солнца первой степени от короля Японии…
Георгий Дмитриевич Шарвашидзе скончался 26 марта 1918 года. Месяц спустя после смерти своего кузена, светлейшего князя Георгия Михайловича.
Шарвашидзе похоронили в Крыму. К сожалению, выполнить последнюю волю князя и предать его тело абхазской земле было тогда невозможно.
Смерть князя Шарвашидзе стала для Ее Величества большим ударом.
Даже полгода спустя она скорбела по поводу смерти своего друга. Запись в ее дневнике от 26 сентября 1918 года: «Уже 6 месяцев со дня кончины дорогого, милого Шервашидзе! Все так же остро ощущаю эту страшную утрату… Отправились в церковь Ай-Тодор, а затем – панихида у могилы Шерв.».
Память о князе Мария Федоровна сохраняла до последнего дня своей жизни. 19 января 1919 года она писала: «…вернулась после обедни, продолжавшейся так долго, поскольку отслужили также панихиду по дорогому мне Шервашидзе, у которого сегодня день рождения».
Не забывала императрица и о сыне князя. Дмитрий Георгиевич Шарвашидзе (до 1917 года занимавший пост витебского вице-губернатора) должен был приехать в Крым, о чем Мария Федоровна записала 18 февраля 1919 года: «Долгорукий отправился в город, чтобы повидаться с молодым Шервашидзе, который, как ожидалось, должен был приехать из Одессы по пути в Новороссийск».
Однако сын Георгия Дмитриевича так и не появился. «Бог весть, где он теперь находится!» – переживала Мария Федоровна.
Судьба Шарвашидзе-младшего оказалась трагичной. Он отказался от эмиграции и вместе с семьей был выслан в Сибирь, где погиб в 1937 году…
А Мария Федоровна в 1919 году сумела покинуть Крым. Племянник вдовствующей императрицы, король Англии Георг V, прислал за ней дредноут «Мальборо». Ее Величество настояла на том, чтобы вместе с ней Россию покинули все те, чья жизнь могла подвергнуться большевистским репрессиям.
Как впоследствии стало известно, спасению императрицы всячески старался поспособствовать князь Георгий Дмитриевич Шарвашидзе. За несколько месяцев до своей смерти он писал датскому посланнику в России Харальду Скавенусу: «…в нынешних условиях Ее Величество подвергается различного рода опасностям и унижениям, которые постоянно возрастают. В связи с этим крайне необходимо переправить Ее Величество в безопасное место, укрыв ее там от несчастий и бед, где она могла бы иметь гарантии безопасности».
В качестве возможного местопребывания императрицы Шарвашидзе называл Данию и Финляндию. Зная характер Марии Федоровны, князь писал: «Единственное, о чем я прошу Вас, это иметь в виду, что Ее Величество никогда не согласится покинуть эти места, если не будет предложения о возможности увезти с собой ее дочь – великую княгиню Ксению вместе с ее семьей…»
О собственном отъезде за границу князь не писал ни слова…
Императрица покинула Россию – страну, в которой она провела полвека и которая стала для нее родной. Здесь она оставила всех дорогих ее сердцу людей.
Примириться со смертью семьи сына Мария Федоровна так и не смогла. Наталья Базилевская, дочь барона Врангеля, последнего главнокомандующего Белой Армией, с которой я познакомился в Америке, рассказывала мне о своих встречах с Марией Федоровной в Крыму. «До последнего дня Ее Величество отказывалась верить, что ее детей нет в живых. Она запрещала проводить заупокойные службы по ним и говорила о них в настоящем времени».
За границей первое время Мария Федоровна жила в Копенгагене, а затем переехала в Англию (королева-мать Александра приходилась ей родной сестрой). Король Георг V распорядился выплачивать тетке ежегодную пенсию в размере десяти тысяч фунтов стерлингов.
На эти деньги русская императрица и жила, ни за что не соглашаясь продать содержимое вывезенной из России шкатулки с уникальными драгоценностями. Даже когда после ее возвращения в 1923 году в Данию король Кристиан X, племянник Марии Федоровны, намекнул, что неплохо было бы тетушке отыскать возможность жить за собственный счет и, по крайней мере, самой платить хотя бы за электричество, императрица гневно ответила, что ничего продавать не станет. А после того как племянник удалился, вызвала слугу и приказала зажечь свет на всех этажах той половины дворца, которую она занимала.
Не стало Ее Императорского Величества 13 октября 1928 года…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.