Ганнибал

Ганнибал

Никто из карфагенян не захочет отступиться от соглашения, которое заключит Ганнибал, так же точно, как никто не хотел отступиться от войны, которую Ганнибал затеял и развязал, – никто, до той самой поры, пока от нас не отвернулись боги.

Из речи Ганнибала, обращенной к Сципиону Африканскому во время мирных переговоров

Представьте себе, что современные юристы со студенческих лет штудируют пуническое право. Или что наши эрудиты соревнуются в знании пунийских крылатых выражений. Представьте себе, что самодержцев называют не кесарями, а, например, гасдрубалами, католический верховный престол находится в Тунисе, художники Возрождения обращаются к сюжетам мифов о финикийском боге Баале…

Любители так называемой альтернативной истории не перестают обращаться ко времени Второй Пунической войны, ища там доказательства того, что так могло быть: роль создателя античной Средиземноморской империи мог играть не Рим, а его соперник – африканский Карфаген. Достаточно, мол, было полководцу Ганнибалу после очередной своей победы пойти наконец на Рим, взять его и разрушить. Но события этой войны развивались иначе – они показали, что выдающиеся полководческие способности могут и не дать выиграть всю войну. Как и блестящие победы в самых крупных сражениях. Решающее значение имеет дипломатия и, главное, общий экономический и политический уровень той или иной державы. Впрочем, это не меняет того факта, что Ганнибал Барка является одним из величайших военачальников, а его имя – синонимом успешного полководца. Может быть, именно потому, что, кроме своих военных побед, ему нечего предъявить на суд истории…

В IX веке до н. э. искусные мореплаватели и торговцы финикийцы, проникшие во все уголки Средиземного моря, основали на территории современного Туниса новую колонию. Они так и назвали ее – Новый город, что по-финикийски звучало как Карфаген. Город был основан выходцами из могущественного Тира, о чем всегда хорошо помнили в колонии, превзошедшей в могуществе свою метрополию. К тому времени как римляне подчинили себе всю Италию, Карфаген был, пожалуй, мощнейшей державой Западного Средиземноморья. Город насчитывал 700 тысяч жителей. Торговля приносила Карфагену огромные доходы. Его купцы путешествовали в Иберию (Испанию), Британию, Грецию и Сирию. В Испании у Карфагена возникли и свои колонии – например Гадес (нынешний Кадис). В политической зависимости от него находилась Ливия, тесные связи установились у Карфагена с соседней Нумидией.

Политический строй рабовладельческого Карфагена можно назвать аристократической республикой. Знатные и богатые составляли совет. Народное собрание тоже считалось органом власти, но реальным влиянием фактически не обладало. В этом смысле Римская республика была гораздо демократичнее. Здесь при несомненном превосходстве нобилитета над плебсом последний самым серьезным образом мог повлиять на принятие судьбоносных решений: входить в прямое противостояние с народом не решались самые авторитетные сенаторы, к народу апеллировали обладающие большими полномочиями трибуны, традиционно один из консулов представлял интересы демократической партии. Более того, в Риме представители низов при наличии определенных денег, конечно, могли достичь высших постов, включая сенаторское кресло и консулат, в Карфагене сделать это было фактически невозможно.

Отдельно отметим, что пунийские правящие круги старались не допускать, чтобы военная и гражданская власть оказывалась в одних руках. Но именно это в свое время и привело к тому, что во главе войска на долгий период оказывался один человек, пользовавшийся большим доверием именно в армии. Рим со своими ежегодными сменами консулов, а следовательно, и командующих войсками в этом отношении проигрывал Карфагену.

Большие денежные средства позволили Карфагену создать могучую армию и, естественно, флот. Фактически в городе очень быстро отказались от традиционного народного ополчения, тем более что под влиянием Карфагена находились значительные территории по всему Западному Средиземноморью и воинам было чем платить. Пунийское войско состояло из представителей самых разных племен. Много говорят о слабости этой армии, солдаты которой с трудом понимали друг друга и своих военачальников, но карфагенские политики были убеждены, что разноязычное воинство менее опасно самому государству, поскольку в нем невозможно поднять серьезный бунт.

Так или иначе, армия Карфагена была очень сильна. Ядром ее была пешая священная дружина, в которой проходили службу знатные карфагеняне (многие из них становились позже военачальниками). Священная дружина вооружалась длинными копьями. Некоторые аристократы служили и в отдельном отряде тяжелой конницы, но вообще-то кавалерию обычно составляли не сами пуны. Второй частью карфагенского войска были отряды, выставляемые зависимыми африканскими (и не только) племенами и союзниками. Наемники составляли большую часть войска. Тут были и искусные метатели каменных ядер с Балеарских островов, и тяжеловооруженные иберийские всадники, и ливийская и кельтская пехота, и – чуть позже – галльские меченосцы, и прекрасно обученная нумидийская конница. Кроме пехоты и конницы, в армии были боевые колесницы и боевые слоны. Боевой порядок карфагенян обычно составляли правое и левое крылья из нумидийской конницы и главные силы в центре. Балеарские пращники расставлялись впереди, прикрывая боевой порядок.

В Риме сохранялись принципы народной армии. Все воины делились на велитов (вооруженных мечом, дротиками, луком со стрелами, пращей), копейщиков (имевших меч, пилумы[4], а также защитное вооружение – щит и кожаный панцирь, обшитый металлическими пластинками), «передовых» (ранее они помещались в первой шеренге; вооружение то же, что и у копейщиков), триариев (вместо пилума у них было простое копье). Основным воинским подразделением римской армии был легион, состоявший из 30 манипул; каждая манипула насчитывала 120 воинов – копейщиков и передовых – или 60 триариев. Манипулы состояли из 2 центурий: командир первой центурии был одновременно и командиром манипулы. В состав легиона входили и 10 отрядов (турм) конницы, по 30 всадников в каждом. К бою легион обычно выстраивался в 3 линии по 10 манипул. Манипулы строились в 10 шеренг по 12 человек. В первой линии располагались обычно копейщики, за ними следовали манипулы передовых, замыкали построение триарии.

Завязывали бой с карфагенской стороны, как правило, пращники, а с римской – легковооруженные велиты, отходившие после метания дротиков, стрел и камней в тыл и на фланги. Копейщики поражали своими копьями щиты противника и, лишив его таким образом возможности обороняться, бросались на него с мечами. Если эта атака не приносила успеха, копейщики отходили через интервалы в строю в тыл и их сменяли более опытные передовые, а затем в бой вводился последний резерв – триарии.

Римская пехота превосходила по своей организации пунийскую. Она была более подвижна. Командование могло свободнее маневрировать, в том числе и небольшими группами воинов. Зато пунийская армия обладала, безусловно, более сильной конницей. Кроме того, уже было сказано о назначении военачальников в обеих армиях.

Особый интерес для Карфагена издревле представляла богатая и выгодно расположенная Сицилия. Борьбу за нее город вел, похоже, еще с VI века до н. э. Основными его противниками здесь долго выступали греческие города-государства во главе с Сиракузами. В 480 году до н. э. в битве при Гимере пунийцы потерпели серьезное поражение от коалиции этих городов, что на несколько десятков лет приостановило их борьбу за остров, но к концу этого века война возобновилась, а к середине IV века Карфаген стал фактическим хозяином Сицилии.

Одновременно с севера к этому же острову подошли и римляне. Под их властью, как уже было сказано, оказалась уже практически вся территория современной Италии, города и племена Апеннинского полуострова заключили с Римом различные соглашения. Кого-то просто захватили и не дали особых прав, другие официально считались союзниками Рима. Отношение к гегемону на полуострове разнилось. Так, греческие города, например Неаполь, или латины относились к Риму лояльно, а области Самниум и Бруттиум – традиционно плохо. Перед римлянами также стояла задача укрепления своего положения теперь уже во всем Западном Средиземноморье, а логичным продолжением экспансии в Италии на юг было проникновение на Сицилию, отделенную от «носка» Итальянского сапога лишь узким Мессинским проливом. Столкновение с Карфагеном было неизбежно.

Первая Пуническая война состоялась в 264–241 годах до н. э. Римляне быстро добились больших успехов на Сицилии. В самом начале войны им удалось переманить на свою сторону самого сильного правителя острова – сиракузского царя Гиерона II, который до этого находился в союзе с Карфагеном. Вскоре пунийцы потерпели чувствительное поражение при городе Акрагант. Еще большим ударом для Карфагена стало то, что римляне смогли создать довольно сильный флот, более того – разработали систему абордажного боя. Военно-морской монополии африканского города на западе Средиземного моря, по сути, пришел конец. Так, Рим нанес флоту противнику серьезные поражения у Мил в 259 году до н. э., затем у африканского мыса Экном. Римляне вели боевые действия уже в Африке. Карфагену удалось тогда отвести угрозу и выровнять ситуацию. Римским войскам было нанесено поражение возле Тунета, взбунтовавшихся было ливийцев жестоко покарали. Война опять была перенесена на Сицилию. К 249 году до н. э. в руках Карфагена на острове осталось лишь два города. Но пунийцы держали их очень крепко и не дали противнику осуществить блокаду – наоборот, отсюда карфагенские отряды совершали постоянные набеги на римские гарнизоны, обозы, коммуникации. Положение сторон было практически идентично тому, что сложилось в 262 году до н. э. В 247 году командующим карфагенским флотом в Сицилии был назначен Гамилькар Барка. Приблизительно в этом же году (возможно, в 246-м) у него родился сын. Отец назвал его едва ли не самым распространенным в Карфагене именем – Ганнибал, что значит «милостив ко мне Баал[5]».

Гамилькар не зря носил прозвище Барка, что в переводе означает молния. Это был одаренный военачальник, целеустремленный, бескомпромиссный и упрямый человек. Сохранился его портрет на одной финикийской монете. На ней, собственно, изображен Мелькарт, которого греки, а за ними и римляне, отождествляли с Гераклом. Это бородатый человек с курчавыми черными волосами, пронзительным взглядом и плотно сжатыми губами. Источники в один голос утверждают, что Ганнибал был очень похож на отца. Назначенному командующим Гамилькару изначально сопутствовал успех, он совершал успешные набеги на юг Италии, но, судя по всему, четкого стратегического плана действий у карфагенского полководца не было, и римляне планомерно продолжали наращивать военную мощь. Они построили новый большой флот и нанесли еще одно сокрушительное поражение противнику в битве при Эгатских островах. Дальше Карфаген продолжать войну не мог, и совет приказал Гамилькару Барке готовить мир с римлянами. Мир этот был заключен в 241 году до н. э. По нему Карфаген отказывался от претензий на Сицилию и обязался ежегодно выплачивать значительную контрибуцию. Условия были довольно мягкими, но нанесли большой удар по самолюбию пунийцев. Практически сразу определился лейтмотив политической борьбы в городе на следующие годы. Демократическая партия, куда в результате вошел и Барка, стремилась к реваншу, их противники, среди которых наиболее видную роль играл Ганнон, настаивали на строгом соблюдении условий мира.

Война для Гамилькара и всего Карфагена не закончилась с миром 241 года. Мятеж подняли ливийские наемники, очень быстро этот солдатский бунт превратился в освободительную войну африканских народов Карфагенской державы (в первую очередь, тех же ливийцев, благодаря чему события 241–239 годов до н. э. получили название Ливийской войны). Усмирять мятежников было поручено тому же Гамилькару. Он проявил себя и блестящим полководцем, и хитрым дипломатом. В ходе войны ему пришлось делить должность командующего войсками с Ганноном, и в какой-то момент совет предложил солдатам самим выбрать, какой из враждующих друг с другом полководцев им больше по душе. Солдаты выбрали Барку. Возможно, в этот самый момент карфагенский совет сам заложил фундамент для будущей войны с Римом. Гамилькар увидел, что может приобрести беспрецедентные полномочия, обращаясь непосредственно к своим солдатам, почувствовал независимость от гражданских властей Карфагена. Одновременно он вошел в более тесные отношения с демократической партией и выдал за одного из ее вождей – молодого Гасдрубала – свою дочь. Так демократическая партия, она же партия войны, получила новое наименование – баркиды.

Таким образом, Ганнибал с детских лет жил в атмосфере постоянной боевой готовности, борьбы с аристократической партией Карфагена, ненависти к Риму. Гамилькар взял сына к себе в военный лагерь еще совсем маленьким, там мальчик и воспитывался. Он стал искусным бойцом, прекрасным наездником, отличался в беге. Одновременно Гамилькар заботился и об интеллектуальном развитии своих детей (кроме Ганнибала, у него было еще две дочери и двое сыновей – Магон и Гасдрубал), причем пригласил для них спартанца Зозила – таким образом, дети воспитывались согласно суровым спартанским обычаям, с другой стороны – приобщались к великой эллинской культуре. Ганнибал, к примеру, прекрасно знал греческий язык и литературу. Гамилькар хотел, вероятно, привить сыновьям мысль о том, что Карфаген принадлежит к городам большой культуры, в то время как его враги – римляне – все еще пребывают в варварском состоянии. О будущей войне с Римом Ганнибал постоянно слышал от отца. Когда мальчику было девять лет, Гамилькар привел его в храм, где потребовал, возложив руку на внутренности жертвенного животного, принести клятву в том, что он всю свою жизнь посвятит войне с обидчиками Карфагена. «Ганнибалова клятва» стала крылатым выражением.

У старшего Барки был собственный план, как подобраться к Риму. Поскольку острова в Средиземном море – Сицилия и Сардиния – уже прочно находились в руках римлян, Гамилькар, возможно, решил приблизиться к врагу по суше. Единственным реальным местом для укрепления позиций Карфагена в Европе выглядела Иберия – все еще не покоренная полностью ни африканским купеческим городом, ни Римом. Сюда-то и отправился со своей армией Гамилькар. С ним был и юный Ганнибал.

В Иберии Гамилькар быстро добился успеха. Он покорял различные местные племена, действуя не только кнутом, но часто – и пряником, отпуская на волю пленных. Эту тактику использовали и его преемники на посту командующего. К несчастью, никто так и не успел узнать, в чем заключался план дальнейших действий полководца. Во время одного из походов (причем пунийцы уже следовали на место зимовки) на отряд напал царь некоего племени ориссов. Вместе с Гамилькаром как раз были его сыновья, и он, приказав быстро везти их в укрепленный лагерь, сам остался прикрывать отход и в ожесточенной стычке был убит.

На место Барки сами солдаты избрали зятя покойного – Гасдрубала. В Карфагене были вынуждены лишь утвердить это решение армии. Гасдрубал в целом продолжал политику покорения Иберии, причем проявил еще больший административный талант. В Карфаген стала поступать огромная добыча. В частности, этому способствовала и разработка серебряных рудников. Естественно, это усилило позиции баркидов. Была основана новая пунийская столица на полуострове – город Новый Карфаген (сейчас Картахена). С римлянами же был заключен договор о том, что пунийцы не будут распространять свои владения на север от Ибера (сейчас река Эбро). Вряд ли жители Вечного города опасались реального похода Гасдрубала по суше через Альпы в Италию. Скорее, речь шла лишь о степени влияния на местные кельтские, а дальше – и галльские племена. Вопрос об этом договоре между карфагенским полководцем и Римом не раз поднимался в исторической литературе. В первую очередь, исследователей интересовал тот пункт, что касался крупного города на восточном побережье полуострова – Сагунта. Римляне позже настаивали, что, согласно договору, карфагеняне не имели права нападать на Сагунт, пунийцы же, в свою очередь, утверждали, что речь шла только о союзниках Рима, а когда договор заключался – никакого союза Рима с Сагунтом не было. Так что римляне сами, мол, нарушили договор, когда фактически силой добились от сагунтских властей заключения этого союза. Кроме того, судя по всему, договор был заключен именно между Гасдрубалом и Римом, а не между Карфагенским государством и Римом – так что совет вообще отказывался рассматривать договор как официальный документ.

Пять лет после гибели отца Ганнибал провел в Карфагене. Потом встал вопрос о его возвращении в армию. К тому времени будущему полководцу было уже 22 года, в нем отчетливо были видны качества, воспитанные воинственным отцом. Горячность сочеталась в молодом человеке с осмотрительностью и недюжинным умом. В общем, вопрос о его направлении в иберийскую армию поставили на обсуждение в совете – настолько важным он казался властям. И не зря. Ганнон призвал коллег одуматься, он пугал тем, что Ганнибал превратится в кровожадного и непокорного совету монстра, который обязательно начнет войну с Римом и в результате погубит Карфаген. Впрочем, Ганнон остался в абсолютном меньшинстве, в войске Гасдрубала в 224 году до н. э. появился новый кавалерийский командир. На новом месте он проявил себя наилучшим образом, быстро расположив к себе солдат. Ганнибал старался вести жизнь простого воина – спать на земле, завернувшись в плащ, есть ту же пищу, что и они. Его никто не мог упрекнуть в любви к роскоши, каким-либо излишествам. Рассказывают, что позже, достигнув вершины могущества, он не проявлял никакого желания «погрязнуть в пороке» с захваченными в плен женщинами, да и многочисленных наложниц, как, например, у Цезаря, у карфагенского полководца не было. Богатству Ганнибал предпочитал славу и доблесть. Он был известен своей отвагой – первым бросался в битву, последним покидал поле боя. В то же время трудно было превзойти Ганнибала в полководческой хитрости. В этом смысле он был достойным наследником своих азиатских предков. Ганнибал также взял на вооружение и показательную лояльность (там, где это было возможно) Гамилькара и Гасдрубала по отношению к покоренным племенам. Гасдрубал после смерти жены, сестры Ганнибала, женился второй раз на дочери иберийского вождя. Так же поступил и Ганнибал – его супругой стала другая уроженка этих мест из города Кастулон.

Гасдрубал начал давать Ганнибалу самые ответственные поручения. По словам Тита Ливия, тот обладал уникальной способностью и повелевать, и подчиняться, так что командующий не мог нарадоваться на своего родственника. Но получилось так, что уже очень скоро Ганнибал мог забыть о подчинении. Гасдрубал был убит в 221 году до н. э. во время охоты одним кельтом, который мстил пунийскому военачальнику за казненного когда-то патрона. Теперь воины единогласно избрали новым своим вождем Ганнибала Барку. Было ему тогда всего 26 лет.

Ганнибал решительно взялся за осуществление не то своего собственного, не то еще отцовского плана войны с Римом. Нет никаких сомнений, что уже давно молодой пунийский лидер был уверен, что идти в Рим нужно будет по суше – через Альпы. Но еще пару лет он потратил на то, чтобы обеспечить полное карфагенское господство на Иберийском полуострове. Были приведены к покорности племена олкадов и ваккеев. Первое известное нам большое сражение в качестве командующего Ганнибал дал многочисленному воинству непокорного племени карпетанов. По сообщению античных историков, те собрали армию в 100 тысяч человек, и даже если эти данные преувеличены, судя по всему, соотношение сил было далеко не в пользу Ганнибала. Полководец пошел на хитрость – он начал быстрый отход к реке и «в панике» переправился через нее. Уверенные в победе карпетаны в полном беспорядке кинулись в реку, чтобы догнать и уничтожить «бегущего» врага на другом берегу. В это время Ганнибал неожиданно развернул войска, оказавшиеся в строгом боевом порядке. Вперед выдвинулись слоны, сбросившие в реку первых переправившихся врагов, затем в воду вошла конница пунийцев, смявшая и обратившая в бегство растерявшихся и неорганизованных карпетанов. Через несколько дней послы этого племени изъявили полную готовность подчиниться Ганнибалу. Теперь под контролем Ганнибала оказалась вся территория Пиренейского полуострова к югу от Ибера, за исключением Сагунта.

После этого, по мнению полководца, настал момент для начала конфликта с Римом. Тот был занят борьбой с иллирийскими пиратами и подавлением мятежей в долине реки Падус (По) – здесь, в Цизальпинской Галлии, в очередной раз бунтовали местные племена. В Иберии же положение карфагенян выглядело вполне прочным, местное население было умиротворено; по сути, значительная часть Пиренейского полуострова представляла собой мощное пунийское государство, далеко не во всем зависимое от самого Карфагена, но подчинявшееся местному главнокомандующему.

Первый удар Ганнибал решил нанести по Сагунту. Его взятие обеспечивало тыл пунийцев при походе в Италию и вообще свидетельствовало о разрыве отношений с Римом. Но сам полководец не хотел брать на себя ответственность за развязывание войны. Поэтому он решил действовать окольными путями – тревожил соседние с Сагунтом племена, натравливал на город иберийцев. Одно из племен он подговорил подать ему жалобу на действия сагунтинцев. В карфагенский совет было направлено письмо Ганнибала, в котором он сообщал, что римляне подстрекают иберийские племена к войне против пунийцев, а в этом им помогают сагунтинские агенты. Совет дал разрешение на атаку.

Ганнибал начал осаду Сагунта в 219 году до н. э. Откровенно говоря, это было не самое успешное предприятие в его карьере полководца. Неудачно было выбрано место для главного удара – как раз там, где стояла самая высокая башня. Сам Ганнибал был ранен. Даже проломив стены города, пунийцы не смогли ворваться в него: наоборот, в результате последовавшего полевого боя по всем правилам солдаты Ганнибала вынуждены были бежать и укрыться в лагере. Естественно, сагунтинцы сразу обратились к римлянам за помощью. Сенат италийской столицы действовал, как это с ним часто бывало, довольно вяло. Пока там спорили о реакции на какое-то событие, ситуация резко менялась. Римское посольство в лагере под Сагунтом Ганнибал встретил крайне невежливо. Тогда послы Рима отправились в сам Карфаген. Возглавлял эту дипломатическую миссию Квинт Фабий Максим. Совет также встретил римлян недоброжелательно, сообщив, что договор с Римом никак не нарушен, и отказавшись выдать главного нарушителя спокойствия. Сенатор сложил вдвое край тоги и сказал: «Здесь в моих руках война и мир, что вы выбираете?» – «Выбирай сам!» – послышались гневные крики. Фабий отпустил тогу и произнес: «Тогда я выбираю войну».

Осада Сагунта продолжалась долгих восемь месяцев, но наконец город пал, а разгневанный Ганнибал приказал разрушить его дома и стены. Многие жители были убиты. Теперь полководец объявил о начале похода на Рим. Для этого он предпринял еще ряд подготовительных действий. У Карфагена он потребовал дополнительные контингенты, составленные из африканцев – нумидийцев, пунийцев, мавров, ливийцев. Иберийцев же, наоборот, в большом количестве отправил в Карфаген, пополнять местные гарнизоны. Таким образом, Ганнибал как бы произвел обмен заложниками. Он полагал, что воины будут лучше драться вдали от собственных земель. Действительно, в армии Ганнибала на протяжении практически всей войны сохранялась поразительная для такого разноплеменного сборища людей дисциплина, Ганнибал не доводил дело до мятежей. Конечно, тут сыграла большую роль и личная харизма полководца.

Принял карфагенский военачальник еще одно, казалось бы, парадоксальное решение. На зиму он отправил многих солдат (особенно местных) в отпуск. Он посчитал, что, проведя время дома, воины будут психологически и физически лучше готовы к серьезной борьбе и, в частности, к тяжелому переходу в Италию. Проводилась и моральная подготовка, Ганнибал сулил воинам богатую добычу, месть Риму, смеялся над тем, что Альпы, дескать, слишком сложное препятствие. Сохранился рассказ, как на одном совете кто-то из военачальников резко возражал против столь опасного перехода и даже сказал, что придется учить солдат есть человечину, чтобы дать им возможность добраться до Апеннинского полуострова. На это Ганнибал немедленно ответил: «Прекрасная идея!» Сказано это было, конечно, в шутку и в подтверждение неумолимого стремления полководца к войне с Римом, но древние биографы проримской ориентации добросовестно переписывали друг у друга рассказ о страшном Ганнибале, который, будучи чудовищно кровожадным, приучил воинов к людоедству.

Римляне тем временем распределили провинции государства между консулами в соответствии с требованиями войны. Тиберию Семпронию Лонгу поручили Сицилию и Африку, Публию Корнелию Сципиону – Испанию. Они получили по два легиона, два легиона для защиты Рима получил и претор Луций Манлий. Сенат, вероятно, допустил большую ошибку, когда распылил эти силы и отправил легионы одновременно в разные места. Сципион свои повел в Испанию, Семпроний Лонг двинулся на юг, где должен был через Сицилию достигнуть Африки, а претор, как и предполагалось, остался в Риме.

Армия Ганнибала отправилась за Ибер весной 218 года до н. э. Уже очень скоро при переходе через Пиренеи начались волнения среди покоренных сравнительно недавно карпетанов. Они страшились похода, не хотели покидать родных мест и наконец самовольно покинули лагерь. Ганнибал решил эту проблему по-своему, как всегда, творчески и демонстрируя широту взглядов и гибкость. Он объявил, что сам отпустил иберийцев, а вслед за ними отправил и около 10 тысяч представителей других местных племен, которых считал недостаточно надежными. Таким образом он показывал остальным воинам, что предстоит довольно легкое мероприятие, а не война, с которой не будет возврата. Войско продолжило движение. Важной задачей пунийского полководца было обеспечить поддержку и спокойствие галльских племен, по территориям которых собиралась пройти карфагенская армия. С этой целью Ганнибал всюду рассылал курьеров, уверявших вождей в благожелательных намерениях своего начальника. «Если вы так хотите, – сообщали они галлам, – Ганнибал обнажит меч, только когда дойдет до Италии». Звали галльских вождей и в гости, многие из них получили богатые подарки. Эти действия, в общем, имели успех. Галлы в основной своей массе успокоились.

В то же время отношения римлян с галлами были довольно напряженными. Это было обусловлено исторически – близким соседством, постепенной экспансией Рима на север. Так, незадолго до вторжения в Италию Ганнибала в Цизальпинской Галлии римляне основали два новых города – Плацентию[6] к югу от Падуса и Кремону – к северу от нее. Это немедленно привело к осложнениям в отношениях с местными племенами. Очень скоро в этих же местах пришлось воевать с бойями, поддерживать их противников в межплеменной борьбе, что немедленно подтолкнуло бойев к союзу с пунийцами. Ганнибал знал о тяжелом положении Рима в Галлии и рассчитывал воспользоваться этим. Полагаться лишь на силы своей армии не приходилось, как, впрочем, и на серьезные подкрепления из Карфагена.

Римляне тоже попытались расположить к себе галлов в тех местах, где собирался пройти противник. Но историки свидетельствуют, что римское посольство на одном из галльских советов на территории нынешней южной Франции встретили откровенным смехом и потрясанием оружия. Рим в этих местах мог положиться лишь на большой греческий город Массилия (сейчас Марсель), чьи торговые интересы входили в противоречие с аналогичными интересами Карфагена, так что пунийцы для массильцев были естественными и давними соперниками. В Массилии и высадился со своими силами двигавшийся в Иберию Сципион. Ганнибал находился севернее. Когда он дошел до Родана (Роны), здесь его встретило племя вольков, не желавших сотрудничать с пунийцами. Они заняли противоположный берег большими силами, и Ганнибал не решался начать переправу. Небольшой отряд он отправил севернее, а сам приказал закупать у местных жителей и сколачивать из чего попало лодки – транспорт выходил убогий, но вполне пригодный для переправы. Упомянутый отряд переправился на другой берег на плотах в месте, где у вольков не был выставлен патруль, и обошел галлов сзади. Когда Ганнибал увидел дым вдали от противоположного берега, он понял, что его воины подают условный знак, и приказал начать переправу. Вольки уже были готовы вступить в бой, и в этот момент запылал их лагерь – это авангард Ганнибала совершил свою диверсию. Растерявшись перед необходимостью сражаться на два фронта, галлы бежали. Вся карфагенская армия смогла перейти на другой берег, перевезли и слонов – для них специально соорудили большой пандус, выдающийся в реку, к которому привязали большой плот, покрытый дерном, с виду ничем не отличавшийся от пандуса. Слонов загнали на этот плот, отвязали его и таким образом транспортировали на другой берег. Некоторые животные все же окунулись в воды Родана, но благополучно нашли брод и выбрались к хозяевам.

Незадолго до переправы вступили в соприкосновение конные разведгруппы римлян и пунийцев. Последним пришлось спасаться бегством. Об обнаружении противника сообщили Сципиону. Через некоторое время он направился на север, но никого не застал. Армия Ганнибала ушла еще севернее. Римский командующий понял, что упустил противника, но не решился повернуть свои легионы – он приказал им продолжать движение в Иберию, оставив во главе их своего брата – Гнея, а сам сел на корабль в Массилии и отбыл в Италию, понимая, что там его присутствие, наверное, будет нужнее. Так и произошло.

Ганнибал выбрал для перехода через горы не самую короткую, но самую удобную, по его мнению, дорогу. Когда армия подошла к Альпам, на первых же проходах ее опять встретили враждебные племена. Пунийцам удалось преодолеть их сопротивление, но и во время всего подъема галлы постоянно тревожили карфагенское войско, они шли параллельной дорогой, сбрасывая на тропу огромные камни, совершали вылазки, отбивая у карфагенян часть обоза. На вершине Ганнибал решил подбодрить солдат – он показал им на раскинувшуюся внизу плодородную долину и сказал: «Горы – это не только стены Италии, но и стены самого Рима». Полководец заверил, что самое трудное уже позади, что впереди их ждет богатая добыча, что уже никто не сможет остановить их и т. д. Оказалось, все не так просто – спускаться было гораздо тяжелее, потому что спуск в данном месте был короче и, соответственно, круче.[7] Даже пешие воины налегке не всегда могли удержаться на ногах, что уж говорить о лошадях и слонах! Кроме того, начало спуска пришлось на середину ноября, так что люди мерзли, падал снег. В одном месте армия остановилась перед узкой тесниной и повернула в другую сторону – но там большой участок пути представлял собой ледовую дорогу, покрытую снегом. Помучавшись на этом катке, пунийцы вынуждены были вернуться обратно. Ганнибал приказал саперам расширить проход. Солдаты разводили у огромных валунов костер, потом лили на камни уксус и получившуюся таким образом рыхлую массу расчищали уже механически. Проложенная таким образом горная дорога существовала до II века н. э. и носила имя Ганнибала.

После того как карфагенский полководец отпустил домой карпетанов, у него было около 50 тысяч воинов; примерно половину этого войска он потерял во время зимнего перехода через Альпы. По данным историка Полибия, у Ганнибала оставалось лишь 20 тысяч пехотинцев (ливийцев и иберийцев) и 6 тысяч всадников. Но если даже и так, все равно это была уникальная акция – перевести зимой такое количество войска, да еще и со слонами! В долине Падуса неожиданно для римлян оказалась крупная боеспособная армия, в то время как Тиберий Семпроний Лонг находился со своими легионами в Сицилии, а Гней Сципион шел в Иберию. Римские сенаторы полагали, что основным театром военных действий будет даже не Сицилия, как в прошлую войну, а Северная Африка, но им стала Италия. Важнейшая часть всего стратегического плана Ганнибала была осуществлена.

Первыми противниками Ганнибала на территории Италии стали таврины – враждебные бойям, а следовательно, и пунийцам, племена. (Бойи заключили с полководцем союз, еще когда тот стоял на Родане.) Их главный город – Таврин (теперь Турин) – Ганнибал взял без особого труда. Затем его отряды разошлись по этой области северной Италии, склоняя на свою сторону других галлов и лигурийцев, где угрозами, а где обещаниями свободы от римлян. Довольно быстро привел сюда легионы, полученные им от Манлия, и Сципион. Он несколько удивил Ганнибала быстротой реакции – ведь еще недавно консул находился в Массилии, а теперь стоял у Плацентии, более того, перешел Падус и укрепился на правом берегу небольшой реки Тицин, отрезав пунийцев от только что приобретенных галльских союзников. Сюда же спешил со своими силами Семпроний Лонг, получивший от сената приказ немедленно выдвигаться на север, на помощь Сципиону.

Как и в течение почти всей войны, Ганнибал начал немедленно искать большого сражения – в нем он себя чувствовал наиболее уверенно. Свое войско он решил подбодрить перед решающей битвой. Ганнибал приказал привести к нему пленных галлов и предложил им принять участие в военном турнире, по итогам которого победитель каждой пары получит свободу. Галлы были в восторге: те, на кого указал жребий как на участников соревнований, прыгали от счастья. Затем состоялись игры, и пунийцы, захваченные зрелищем, еще больше хвалили тех, кто проиграл, за проявленную доблесть. Ганнибал же немедленно по окончании турнира выступил перед своими воинами с речью: он заявил, что их положение сродни тому, в котором оказались бедные галлы. Только победа или смерть – такой выбор, как говорил пунийский вождь, стоял перед его солдатами. И драться поэтому надо с не меньшим воодушевлением, чем пленные. Позже, непосредственно перед боем, Ганнибал произнес еще одну речь, в которой обещал пунийцам и их союзникам добычу, землю, освобождение от повинностей, карфагенское гражданство и даже свободу рабам, которые находились в армии вместе с хозяевами.

В то же время и Сципион пытался воодушевить свои войска. Многие здесь лишь недавно стали солдатами, другие потерпели унизительное поражение недавно во время войн, которые вел Манлий с галлами, так что в моральном отношении и в смысле боевого опыта пунийцы серьезно превосходили противника. Сципион напомнил своим подчиненным, что перед ними стоят те самые пуны, которых еще недавно римляне били и на суше, и на море, и пора их поставить на место.

Сама битва закончилась довольно быстро. Римская легкая пехота вообще едва успела завязать бой, как тут же побежала за спины следующей, более мощной линии. Пока сражались центральные части, нумидийские конники Ганнибала, расположенные по традиции на флангах, окружили римское войско. Сципион был тяжело ранен, и его спас небольшой конный отряд, которым командовал совсем еще молодой сын командующего (в будущем выдающийся римский полководец, которому и выпадет честь закончить войну с Карфагеном на его территории). Ганнибал дал римлянам лишь первый урок полководческого искусства. Пока что был показан лишь один прием – действия легкой конницы на флангах.

Однако римлянам удалось вывести большую часть пехоты с поля боя невредимой. Они успели перейти Падус и разрушить за собой мост. Это было сделано в последний момент – на горизонте уже появились отправленные Ганнибалом вдогонку всадники под командованием его брата Магона. Сципион стал лагерем у Плацентии. Пунийцы вскоре тоже навели мост и перешли реку. Ганнибал хотел выманить противника еще на одну битву и даже выстроил боевой порядок на виду у римлян, но на этот раз Сципион не поддался, атаковать же лагерь Ганнибал не решился. Впрочем, локальной победы он добился и без того – увеличился поток желающих сотрудничать с ним галлов из городов северной Италии, да и из лагеря Сципиона перебежали полторы тысячи человек. Ганнибал мог быть доволен. Это позже он убедится в том, что галлы – очень ненадежные союзники, переходящие на сторону того, чья армия в данный момент к ним ближе. Пока же он наградил перебежчиков и отправил их по домам, чтобы они рассказали о благодушии и незлопамятности пунийцев. Так он часто поступал с пленниками из числа неримлян и впоследствии. Для него на самом деле не было задачи важнее, чем перетянуть на свою сторону как можно больше бывших римских союзников.

Сципион тем временем решил сменить дислокацию и перешел к реке Треббия, где холмистая местность ограничивала активность пунийской конницы. Туда же к нему прибыл и Семпроний со своими войсками. Между двумя командующими разгорелся спор, содержание которого можно будет пересказывать по отношению ко многим следующим битвам, лишь меняя имена действующих лиц. Семпроний, одержавший ряд побед на Сицилии и у других близлежащих островов, рвался в бой. Сципион, уже наученный горьким опытом, отговаривал своего нетерпеливого коллегу. Победил Семпроний (Сципион все еще страдал от последствий ранения на Тицине и не мог принимать активного участия в управлении войском). А подошедший к Треббии Ганнибал, как всегда, вовремя узнал о разногласиях в стане противника и о характере Семпрония. Он начал провоцировать римлян на большое сражение.

Сначала Семпронию удалось обратить в бегство довольно большой отряд пунийцев, возвращавшихся с фуражировки, что резко повысило самомнение римского военачальника. Потом нумидийцы Ганнибала кружили возле самого римского лагеря. Они быстро добились своего. Семпроний вывел в одно утро все войска и бросил их на наседающего врага. Нумидийцы быстро скрылись вдали. В то же время Ганнибал, отобрав лучших воинов, посадил их в камышах на другом берегу реки, а оставшимся приказал спокойно готовить завтрак и обтираться специально выданным оливковым маслом. На дворе было 22 декабря, стоял сильный мороз, и пока пунийцы отдыхали перед боем, растирались, ели и одевались, их противники, выбежав впопыхах, не успев как следует одеться, переправлялись на другой берег Треббии. Выйдя из ледяной воды, они едва могли держать в руках оружие. Ганнибал, которому доложили о том, что римляне уже на этом берегу, приказал строить свой боевой порядок.

Впереди он поставил балеарцев, за ними – тяжелую пехоту (иберы, галлы и ливийцы), а на обоих флангах – конницу и слонов. Всего для битвы построилось около 30–35 тысяч человек (здесь, как мы видим, были уже и союзные галлы). У Семпрония также в центре стояла пехота, а на флангах – кавалерия: всего – около 40 тысяч человек. Сражение обещало быть довольно упорным, и первые минуты только подтвердили это – в какой-то момент слоны Ганнибала едва не смяли собственные войска; но по сигналу в тыл римлянам ударил из засады отряд Магона, что и решило исход сражения. Воины Семпрония оказались в окружении, и лишь десяти тысячам удалось прорваться сквозь кольцо в свой лагерь, откуда вместе с подразделениями Сципиона, остававшимися в лагере, они ушли к Плацентии. Победа на Треббии, по сути, отдала Цизальпинскую Галлию в руки карфагенян. Ганнибал преподал второй урок римлянам. Темой его на этот раз стало: как использовать засаду и провоцировать противника. Поскольку урок не был усвоен, уже очень скоро пунийский вождь устроит проверку «заданного на дом».

Тиберий Семпроний Лонг с большой опасностью для собственной жизни пробрался по занятой врагом Цизальпинской Галлии и прибыл в Рим к выборам консулов на следующий год. (Они должны были проходить под руководством консула нынешнего.) Он пытался скрыть масштабы поражения, но это ему не удалось. Рим гудел от возмущения и беспокойства. Выборы получили особое значение: ведь новым консулам предстояло защищать уже саму столицу. На 217 год были избраны Гней Сервилий и Гай Фламиний, представители аристократической и демократической партий. Фламиний еще до вступления в должность повел себя как человек невыдержанный. Он покинул Рим, не принеся необходимых жертвоприношений. Это было неслыханное нахальство, которое к тому же сулило его народу (так, по крайней мере, считали многие представители этого народа) большие бедствия. Вероятно, Фламиний опасался резких движений со стороны ненавидящей его партии. Еще не войдя в должность, он отправил приказ Семпронию привести свои легионы в Аримин.

Ганнибал же с потеплением решил вторгнуться в Этрурию. Его армия сильно пострадала от морозов, стоявших в Италии всю зиму, погибли практически все его слоны, да и состояние солдат было не лучшим, и полководец искал новых богатых земель, новой добычи. Тем более что именно в Этрурии римляне сосредотачивали основные запасы продовольствия для армии. Путь туда лежал через Апеннины. Там-то Ганнибал и понял, что поторопился с походом. Опять ударили морозы, началась буря, солдаты вынуждены были лежать на земле, прикрывшись палатками, – установить их не было никакой возможности. Еле выбравшись из этой переделки, измученные карфагеняне (а с ними, естественно, и ливийцы, нумидийцы, иберийцы, галлы) вернулись к прежней базе в северной Италии. Здесь им практически тут же пришлось вступить в битву с римлянами, причем настолько ожесточенную, что она тоже могла бы считаться одной из самых крупных и кровопролитных во всей Второй Пунической войне, если бы не проливной дождь, разведший противников по своим лагерям.

Ганнибал не отказался от своего намерения, но надо было выбирать другую дорогу. Центральная Италия открывала перед его армией большие стратегические возможности. Фламиний же тем временем занял, как ему казалось, все возможные проходы в плодородную Этрурию и был совершенно спокоен… И совершенно напрасно. Пунийский полководец опять удивил противника. Ганнибал решил идти болотами реки Арн (Арно), которые были почти непроходимы благодаря ядовитым испарениям, грязи, разливу самой реки. Римляне и подумать не могли, что кто-то решится вести здесь армию. И такую беспечность они проявили по отношению к военачальнику, который уже несколько раз показывал, что мыслит неординарно и там, где пасуют другие, он-то пройдет. Переход по Арну выдался, конечно, нелегким. Галлов сразу поставили посередине, чтобы не дать им уйти, но и остальные чувствовали себя не лучше – некуда было ступить, чтобы не погрузиться по колено в воду или грязь, лошадей вели по трупам других павших животных, спали тоже на трупах… Сам Ганнибал восседал на единственном оставшемся в живых после апеннинской попытки слоне, но и его постигла незавидная участь. Какая-то инфекция лишила полководца зрения на один глаз. Но карфагенская армия все же вышла в Этрурию – там, где ее никто не ждал. Пунийцы таким образом оказались ближе к Риму, чем призванный его защищать Фламиний.

Ганнибал поставил перед собой традиционную задачу: спровоцировать противника на драку – тем более пока перед ним стояли только легионы Фламиния, а силы Сервилия были еще далеко. Это оказалось не очень сложно. Ганнибалу достаточно было устроить грабежи, якобы продвигаясь к Риму. Фламиний произнес несколько пламенных речей перед своим военным советом, воздевал руки к небу и наконец отдал приказ начать преследование с целью дать «карфагенскому чудовищу» сражение и заслужить славу победителя без помощи Сервилия. Ганнибал выбрал для битвы место на берегу Тразименского озера. Выбор был, конечно, не случаен. Между горами и озером лежала небольшая долина, в которую с запада вел узкий проход (так называемое дефиле), выход запирал холм. Ганнибал с ливийцами и иберийцами расположился на центральных высотах, параллельно берегу, у входа в долину тайно разместились конники и галлы, на холме у выхода – балеарцы и легкая пехота.

Все расположение сил Ганнибала – это была одна большая засада. Бросаться в узкий проход за вошедшим туда заранее хитрым пунийцем было верхом безрассудства, но Фламиний решился. Его армия (всего около 30 тысяч человек) пошла навстречу гибели утром, в густом тумане. Разведка выслана не была. Как только римляне оказались полностью в долине и начали перестройку колонн, Ганнибал подал сигнал, и его части одновременно с нескольких сторон напали на противника.

Римлян охватила паника, они не успели выстроить боевой порядок и вступили в бой неорганизованно. Впрочем, дрались окруженные легионеры ожесточенно. В тумане слышались крики, звон оружия, ржание лошадей. Кто-то пытался спастись вплавь, но в своем снаряжении шел на дно… Историки свидетельствуют, что сражавшиеся даже не заметили довольно мощного землетрясения, произошедшего в это время и разрушившего, между прочим, ряд городов. Нам кажется, что не заметить его было довольно сложно, просто это стихийное бедствие органично вписалось в картину Армагеддона, творившегося на Тразименском озере. Часть римлян, которая успела взойти на небольшую высоту, когда рассеялся туман, была потрясена открывшимся ей зрелищем. Около 15 тысяч человек потерял Рим в этой битве, шести тысячам римлян удалось вырваться, но они были настигнуты и окружены пунийской конницей, сам консул погиб. Несколько тысяч легионеров разбежались и пробирались теперь в Рим поодиночке или небольшими группами. Потери карфагенян вряд ли превышали две тысячи человек, пленных латинян Ганнибал снова отпустил, повторив, что пришел воевать не с италиками, а с их покорителями.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.