Глава 83 Эпилог 1904–1959 годы

Глава 83

Эпилог

1904–1959 годы

Сразу после похорон Ольга вместе с Евгенией Яковлевной, Машей, Ваней и Мишей выехали в Ялту. Александр в Петербурге в одиночестве оплакивал брата. Однако вскоре Суворин снова пошлет его в Ялту выручать свои письма. Едва опомнившись от горестных событий и невзирая на душевные переживания, Суворин поспешил отречься от Чехова публично. Иван Щеглов в дневниковой записи от 29 июля приводит его слова: «Певец среднего сословия! Никогда большим писателем не был и не будет»[610]. Теперь свои симпатии и он обратил на нового подопечного, пятидесятилетнего философа Василия Розанова.

В день сороковин, 10 августа, кладбищенская церковь Новодевичьего монастыря была полна народу. У могилы Чехова, убранной цветами, монахини пели панихиду. Поклониться Антону пришли Ольга Кундасова и его бывший домохозяин Корнеев; для Евгении Яковлевны он передал просфору с написанными на ней именами почивших Чеховых: «За упокой – Георгия, Якова, Павла, Феодосьи, Николая, Антона». Восемнадцатого августа из Ялты в Москву возвратилась Ольга. У нее на квартире то и дело ночевали брат Константин и Ольга Кундасова. Вдова Чехова включилась в репетиции пьесы «Иванов», и ее трактовка образа обреченной на смерть Анны привела зрителей в особое волнение[611].

Благодаря стараниям Ольги Маше продлили отпуск – немало времени у Чеховых теперь отнимало дело о наследстве. Завещание Антона, написанное им в 1901 году, в котором Маша объявлялась единственной наследницей, было и не по правилам написано, и должным образом не заверено. Его признали недействительным. Однако Ольга отказалась от притязаний на недвижимость – Чеховы восприняли этот ее шаг с облегчением и благодарностью – и даже перевела Маше солидную сумму с их общего с Антоном счета. Доходами Ольги Книппер впредь станут ее театральные заработки как актрисы и пайщицы МХТа. Все члены семьи Чеховых сочли необходимым исполнить волю Антона и передать Маше во владение ялтинский дом, в котором под ее опекой оставалась Евгения Яковлевна. Затем юристам пришлось решать еще одну задачу. Поскольку Антон умер практически без завещания, по закону ему наследовали ближайшие родственники, однако их отказ от наследства повлек бы за собой двойную уплату налогов. Лишь год спустя этот узел был развязан: Ольга и братья подписали доверенность, по которой Маше передавались в дар все доходы от издания сочинений, постановки пьес и иные поступления, связанные с литературным именем Чехова.

Недвижимое имущество и деньги на банковских счетах в целом потянули на восемьдесят тысяч рублей. Маша Чехова стала богатой женщиной[612].

Зная, что из всех Чеховых можно доверять лишь дочери, Евгения Яковлевна наконец успокоилась душой. Из Таганрога к ней на жительство приехала нянька Иринушка, когда-то ходившая за маленьким Антоном. Побывав в Ялте, Александр делился впечатлениями с Ваней: «Бабушка Марьюшка жива, беззуба и помирать не собирается. Маменькой, взамен отравленного Тузика, приобретены две новых, ничего не стоящих дворняжки. Очень боится, и серьезно боится, как бы дети ее не замошенничали наследство и не пустили ее по миру. В благородность детей не верит»[613].

Написал Александр и Мише: «Мать до моего приезда <…> обо мне твердо и неустанно думала, что я именно и есть главный жулик, способный сбить тебя с толку и сговориться с тобой. Услышав, что я у Ивана подписал отречение, она поклонилась мне чуть ли не в ножки <…> Писем Суворина отдавать мне не хочет, потому что „не велел Миша“. В общем старухи не скучают, хохочут <…> и своим положением довольны»[614].

Евгения Яковлевна радовалась и пышному ялтинскому саду, и своему материальному благополучию, и поездкам на автомобиле – новом транспортном средстве, связавшем Ялту с железнодорожным вокзалом. Умерла она в 1919 году в возрасте восьмидесяти четырех лет.

Маша оставила учительское поприще и, движимая чувством долга, решила посвятить себя превращению дома в Аутке в святилище писателя Антона Чехова. Опубликовав (с купюрами) переписку Чехова и посвященные ему воспоминания, она всю оставшуюся жизнь отдала заботе о чеховском архиве. Никогда не выпуская наследие брата из рук, она сохранила его, пронеся через революцию, гражданскую войну, годы сталинского террора и немецкой оккупации. От личной жизни она совсем отказалась[615]. В Мисхоре она купила себе для проживания дачу, которую накануне революции продала за бриллианты ялтинскому дантисту. Умерла она в 1957 году на девяносто пятом году жизни.

Александр вновь погряз в пьянстве. В 1908 году Наталья выставила его из дома, невзирая на его горькие мольбы о пощаде[616]. Свой век он доживал на даче под Петербургом в компании прислуги, собаки Дюди и экзотических кур. В 1906 году Александр опубликовал теплые и яркие воспоминания о детстве брата Антона. Маша и Миша, придя в негодование от непочтительных отзывов Александра об отце, прекратили с ним общение[617]. Умер он от рака горла в 1913 году. В некрологе о нем было сказано: «Целый год он носился с этой тяжкой болезнью, сознание ее неизлечимости страшно угнетало его, и он пережил многие часы тяжелых физических и нравственных мук. Успокоился он 17 мая в девять часов утра».

Маша писала Ольге, что никто из родных на похоронах Александра не появился[618]. Миша проработал в контрагентстве Суворина до 1906 года. Как и Маша, он счел своим долгом стать биографом Антона Чехова; умер он в 1936 году. Его сын Сергей посвятил себя собиранию архива, связанного с прочей чеховской родней. Ваня продолжал учительствовать. В декабре 1917 года его сын Володя, зная о том, что неизлечимо болен, застрелился из револьвера, украденного из письменного стола кузена Михаила. Сломленный несчастьем и потерявший силы от голода, Ваня умер в 1922 году спустя год после своего шестидесятилетия.

Сын Александра, Коля, списанный на берег матросом, появился в Ялте у Маши, «жалкий и рваный». Маша снабдила его деньгами на поездку в Сибирь, прося «больше никогда не показываться в Ялту». В 1911 году он снова возник на пороге чеховского дома. «Я рыдала, потому что мне его жаль», – писала Маша Ольге. Во время революции Николай вернулся в Крым, сошелся с женщиной почти на четверть века его старше и завел небольшое хозяйство с курами и коровой. Оставаясь в душе моряком, он регулярно делал записи в своеобразном бортовом журнале[619]. Николай приветствовал большевиков и, возможно, погиб от пули белогвардейцев, спасавшихся бегством от Красной армии. Его брат Антон, освоивший типографское дело, был призван в армию в 1908 году; к 1921 году его, вероятно, уже не было в живых[620].

Младший сын Александра, Михаил, тоже страдал от алкоголизма и нервных расстройств. Друзьям он признался, что был совращен родной матерью. Наталья умерла в 1919 году, и Михаил сразу забыл дорогу к ее могиле. Благодаря артистическому таланту он стал звездой Московского Художественного театра. В 1915 году он тайно сбежал с возлюбленной Ольгой Книппер, племянницей вдовы Антона Чехова. Брак их распался вскоре после рождения дочери, Ольги Чеховой. В двадцатые годы и Михаил, и его жена с дочерью – все оказались в Германии. Впоследствии Михаил преподавал актерское мастерство по системе Станиславского в Голливуде. Его бывшая жена, теперь ставшая Ольгой Чехофф, сделала карьеру киноактрисы, фотографировалась с Гитлером и как разведчица работала на Сталина. Благодаря ее усилиям нацисты во время войны пощадили чеховский дом в Ялте[621].

Ольга Книппер-Чехова, как и Маша, умерла, когда ей было за девяносто. Всю свою жизнь она оставалась надеждой и опорой Московского Художественного театра; в середине тридцатых годов, когда МХТ стал любимым театром Сталина, она вполне успешно вписалась в его новое идеологическое направление.

Суворин постепенно уступил бразды правления своей империей сыну Алексею, чья неврастения уже начинала граничить с помешательством. В 1912 году Суворин умер от рака горла, как и годом позже Александр Чехов, мужественно перенеся выпавшие на его долю страдания. Письма Суворина к Антону Чехову исчезли из виду в 1919 году. Его сыновья бежали из России и нашли пристанище в Югославии и Франции. Алексей покончил с собой, отравившись газом в Париже в 1937 году.

Дуня Эфрос, первая невеста Антона, эмигрировала во Францию. В 1943 году ее, восьмидесятилетнюю старуху, полиция Виши отправила в нацистскую газовую камеру. Ольга Кундасова осталась в России и дожила до 1947 года; свой архив она предала огню. Лика Мизинова сохранила верность мужу Санину-Шенбергу и даже вернула его к нормальной жизни после психического заболевания. Умерла она в Париже от рака в 1939 году. Елена Шаврова-Юст, впавшая в нищету после расстрела мужа, продала свою Чеховиану, чтобы спастись от голодной смерти. Лидия Яворская в 1915 году развелась с князем Барятинским; в 1919 году ей удалось сбежать из революционного Петрограда в Англию, где ее жизнь оборвалась в 1921 году[622]. Татьяна Щепкина-Куперник, распрощавшись с богемным прошлым, стала видным советским переводчиком. Лидия Авилова, сначала за границей, а потом и в России продолжала убеждать себя и окружающих в том, что она была единственной любовью Антона Чехова. В конце двадцатых годов она повстречала Александра Смагина, на всю жизнь сохранившего сердечную привязанность к Маше. Жертвы неразделенной любви обменялись словами сочувствия. Лидия Авилова была лишь одной из рассеянных по свету прихожанок церкви Антона Чехова, которые оплакивали его до самого конца своих дней.

В Примечаниях, ссылаясь на архивный документ, мы даем сокращенное название архива (ОР – Отдел рукописей РГБ; РГАЛИ – Российский государственный архив литературы и искусства), номер фонда (первое число), номер картона (ОР) или описи (РГАЛИ, второе число), единицу хранения (третье число). Аббревиатура ПССП означает: А. П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. М., 1973–1983.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.