Параллель-2: Берлин – Баденвейлер, 1904 и 1937 годы
Параллель-2: Берлин – Баденвейлер, 1904 и 1937 годы
Телефонный звонок застал Ольгу Константиновну уже в дверях. Она безнадежно опаздывала к своему парикмахеру.
– Bonjour, – раздалось приветствие из трубки.
– Bonjour, – суховато отозвалась Ольга, стараясь придать голосу предельную деловитость.
– Доброе утро, Олюшка…
Боже мой, только один человек на свете мог назвать ее этим ласковым детским именем. Тетушка! Тетя Оля!
– Тетя Оля, вы?!. – закричала Чехова. – Не верю своим ушам…
– Только Константин Сергеевич мог говорить: «Не верю!», помнишь? А ты еще мала, не доросла, – отозвалась тетушка. – Ладно, Оля, времени у меня на разговоры мало. Мы с театром сейчас на гастролях в Париже…
– Да-да, я читала в газетах!
– Не перебивай, Оля. В общем, мне разрешили по пути домой заехать на несколько дней в Берлин, чтобы повидать тебя. Примешь?..
– Тетя Оля, что вы такое говорите?!. Шутите?.. Жду!!!
– Тогда до встречи. Гастроли у нас заканчиваются через неделю. То есть в следующий четверг я уже буду в Берлине. Сможешь встретить? Ну и прекрасно… С визами у меня все в порядке, не волнуйся. Посольство поставлено в известность. Номера поезда и вагона я тебе телеграфирую. Не вздумай оповещать прессу, поняла? Все, целую.
Вот это сюрприз, подумала Ольга Чехова, продолжая держать в руке телефонную трубку. Сколько же мы не виделись? Лет пятнадцать?.. Да нет, уже шестнадцать… Так-так-так, в Ольге проснулась обычная деловая женщина, значит, у меня ровно неделя в запасе. Немало, но и не так уж много. Следует все тщательно спланировать, организовать… Начнем с того, что опаздывать к парикмахеру сегодня нельзя. После уже будет не до того…
Уже выходя из квартиры, она критически взглянула на состояние передней, вздохнула: все, с завтрашнего дня объявляется генеральная уборка всей моей обители!
* * *
Встреча с племянницей стала для Ольги Леонардовны непростым испытанием. Отдыхая после первого, поистине сумасшедшего дня в Берлине, актриса все никак не могла разобраться в своих чувствах и впечатлениях. С одной стороны, она по достоинству оценила жизненные успехи Оли-младшей. С другой… Разве можно было закатывать все эти торжества, этот умопомрачительный прием, который вчера устроила Ольга в ее честь?.. Ослепляли не столько размах, помпезность и роскошь, не праздничное убранство залов и сияние старинных люстр, сколько странная, чужая, неприятная публика, которая вилась вокруг ее племянницы…
Безвкусно разнаряженные, кичащиеся своими бриллиантами дамы, серая масса германских генералов, мрачных, как тевтонские рыцари, дипломаты и посланники в строгих фраках, какие-то неведомые актеры, писатели, ученые, художники, напыщенные банкиры, чванливые чиновники, все эти малоприятные люди бесконечной чередой, друг за другом, подходили к хозяйке вечера и ее гостье, вежливо знакомились с Ольгой Леонардовной, выражали свое восхищение ее талантом, который унаследовала ее племянница, фрау Ольга…
Какой-то крупный, перекормленный, лощеный сановник подошел к ним в сопровождении целой свиты. Вручил цветы, пожал аристократично протянутую для поцелуя руку фрау Книппер, кисло улыбнулся и что-то сказал. Растерянная актриса даже не разобрала, что именно, да это было и неважно. Тем более что, когда он отошел, Ада шепнула тетушке:
– Тетя Оля, это сам Геринг.
О, Господи! Этого еще не хватало… Слава богу, никто из наших этого не видел.
В этот момент сияющая Ольга Чехова впорхнула в зал. Обняв тетю, она, пользуясь вниманием притихшей публики, торжественно объявила:
– Господа, только что звонил рейхсканцлер Адольф Гитлер. Он передает искренние приветствия Ольге Книппер-Чеховой и свои искренние сожаления, что в силу ряда обстоятельств не может присутствовать на приеме.
– Хайль Гитлер! – тут же воскликнул какой-то подвыпивший генерал и вздернул руку над головой.
Тут же партийное приветствие в честь фюрера подхватил довольно слаженный хор голосов.
* * *
…Да неужели она все-таки добралась в этот богом забытый Баденвейлер?!.
Хотя отчего же «богом забытый»? Как раз наоборот: очаровательный, просто кукольный, сияющий чистотой курортный городок, приютившийся в живописной долине, окаймленной лесистыми шварцвальдскими горами. Расположенное на полпути между немецким Фрайбургом и швейцарским Базелем, это местечко еще более ста лет назад облюбовала русская аристократия и купечество, выезжая «на воды».
Ольга давным-давно собиралась выбраться в Баденвейлер, чуть ли не с первых дней пребывания в Германии. А когда тетушка, будучи в Берлине, среди прочих задала ей вопрос, посетила ли она город, где провел свои последние дни и скончался Антон Павлович, ей стало стыдно. Вечной занятостью, бесконечными съемками и театральными репетициями, гастролями и концертами своей беспамятности и неуважения к ушедшим родственникам не оправдать.
В Баденвейлер Антон Павлович Чехов ехал с последней надеждой, прекрасно понимая, что никакой надежды у него уже нет.
Еще в России ей доводилось читать письма Чехова, написанные им буквально за две-три недели до своей смерти. Приличия ради говоря о восхитительном здешнем климате, божественном воздухе и целебных водах, Антон Павлович все же не мог отказать себе в удовольствии слегка поехидничать: «Здоровье входит не золотниками, а пудами. Баденвейлер – хорошее местечко, теплое, удобное для жизни, дешевое, но, вероятно, уже дня через три я начну помышлять о том, куда бы удрать от скуки…», «…Что за отчаянная скучища этот немецкий курорт!..», «Ни одной прилично одетой немки, безвкусица, наводящая уныние…», «…Баденвейлер стал надоедать, уж очень много здесь немецкой тишины и порядка… Обед весь великолепен, но у метрдотелей такие важные морды, что становится не по себе…»
Глядя на фланирующую по улицам публику, Ольга Чехова вспомнила дядюшкины слова и улыбнулась: за три с лишним десятка лет тут ничего не изменилось. Все те же морды и ни одной прилично одетой немки.
Ольга Леонардовна подробно рассказывала ей о той страшной июльской душной ночи, когда не стало Антона Павловича.
Еще вечером он потешал ее, в ролях показывая еще недописанный рассказ. Потом уснул. Ночью проснулся и попросил позвать доктора Швёрера. Такого никогда еще не было. Несмотря на волнение, Ольга Леонардовна вспомнила, что тут где-то рядом, на этаже, живут русские студенты, кинулась к ним, объяснила ситуацию, попросила о помощи.
Когда они вернулись уже вместе с врачом, Чехов вдруг спросил шампанского. Потом сел на кровати и как-то глухо сказал доктору:
– Ich sterbe.
Обернулся к жене и притихшим рядом с ней студентам и повторил для них уже по-русски:
– Я умираю.
Взял бокал, улыбнулся: «Давно я не пил шампанского». Медленно выпил до самого донышка, лег на левый бок и затих…
Когда все кончилось, Ольга Леонардовна вышла на балкон гостиничного номера. Нужно было побыть одной. Там, за ее спиной, на кровати остался лежать Чехов. Только что ушел доктор, констатировавший смерть.
Внезапно в комнате раздался громкий хлопок. Ольга Леонардовна вздрогнула, обернулась: из недопитой бутылки шампанского, стоявшей на столе, вылетела пробка. Тут же в комнату залетела огромная ночная бабочка, стала мучительно биться о лампу, а потом заметалась под потолком. Начинало светать. Вскоре запели утренние птицы.
* * *
Ольга Константиновна отыскала ту самую гостиницу, в которой в начале века останавливались Антон Павлович и Ольга Леонардовна. Попросила молодого хозяина показать номер Чеховых.
Так, ничего особенного. Но выглянула в окно, и перед ней открылся волшебный пейзаж, невольно вызвавший в памяти сказки Гофмана, и она подумала, что все описанное в них, пожалуй, происходило именно в этих поросших непролазным лесом горах, в самых темных уголках, куда не ведет ни одна тропинка…
Затем прошлась по улице, постояла на том самом месте, где соотечественники и почитатели таланта Чехова в 1908 году поставили памятник великому писателю. Старожилы с извинениями уже рассказали Ольге, что через шесть лет, когда началась Первая мировая война, бронза понадобилась военным, и…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.