Примечание

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Примечание

Книга опубликована впервые в 1940 году (М., «Советский писатель»). В 1964 году в переделанном виде вошла в состав «Жили-были» (второе издание – 1966 г.).

В. Шкловский был близким другом Маяковского. Писать о нем начал в 1934 году (если не считать ранней короткой статьи 1915 г. о поэме «Облако в штанах»). В «Поэтическом сборнике» 1934 года помещена статья «Сюжет в стихах» – сравнение поэзии Маяковского и Б. Пастернака. К пятилетию со дня смерти поэта Шкловский напечатал статью в «Литературной газете» (1935, 15 апреля). Во второй половине 30-х годов писалась большая книга о Маяковском – в ней слились воспоминания, биография, исследование. Часть ее была опубликована в 1936 году в журнале «Знамя» и затем вошла в «Дневник» («Советский писатель», 1939). И. Сац заметил в обзорной статье, что воспоминания Шкловского написаны «тепло и неожиданно просто»: «В этой статье есть спорные утверждения, но в контексте они заметной роли не играют, потому и останавливаться на них не стоит. Видно, Маяковский настолько дорог Шкловскому, что, говоря о нем, он оставил в стороне обычные свои парадоксы. Будем ему за это благодарны» (И. Сац. Литературная критика в журнале «Знамя». – «Литературный критик», 1936, № 12, с. 166–167).

Когда книга была опубликована полностью, она вызвала большой интерес и острую полемику.

Наиболее глубокий отзыв содержится в письме В. Вишневского, отправленном автору 29 марта 1940 года. Именно это суждение прежде всего учитывал Шкловский, когда много лет спустя создавал новый вариант. «Книгу твою о Маяковском прочел, – писал Вишневский. – Она настоящая, грустная, местами бесконечно грустная, вся насквозь субъективная, местами обозленная, мстительная… Ты твердишь о ветре, но в книге у тебя как-то тихо, в ней штиль печальных воспоминаний… Мало солнца, мало или вовсе нет оптимизма, который ты вместе со всеми довольно долго искал и ищешь. Мало пространства, динамизма». Вишневский подчеркивал общественную роль поэзии Маяковского – «на огромных пространствах мира, в битвах, в спорах с Саваофом, Вильсоном, Антантой, в неистовых признаниях, кроме ругани» (В. Вишневский. Собр. соч. в 5-ти томах, т. 6, дополнительный. М., 1961, с. 516–517).

Литературная критика в основном отрицательно отнеслась к книге, увидев в ней следы формализма и чрезмерное пристрастие к бытовым подробностям жизни и труда поэта. Об этом писал Л. Тимофеев («Новый мир», 1941, № 1, с. 202–209). С его мнением согласился А. Фадеев в речи на дискуссии, посвященной обсуждению книг о Маяковском (10 ноября 1940 г.). Поддерживая устное выступление Тимофеева, Фадеев сказал: «Действительно, у В. Шкловского, в главе о кружке Опояз, теоретики формализма выступают в области теории как «полпреды» поэтики Маяковского. А между тем все творчество Маяковского и все его высказывания о поэзии говорят о том, что он, в отличие от теоретиков Опояза, никогда не подчинял смысловые задачи – формальным… Главным недостатком книги Шкловского о Маяковском является то, что он пытается показать и объяснить Маяковского в рамках литературного кружка, в рамках семьи, в рамках квартиры» (А. Фадеев. Собр. соч. в 5-ти томах, т. 4. М., 1960, с. 294–296).

О «реабилитации» в книге формалистских теорий писалось в редакционной статье журнала «Октябрь» (1941, № 1, с. 6) и в статье М. Чарного («Октябрь», 1940, № 8, с. 189–191).

Попытка серьезно разобраться в характерных особенностях книги «О Маяковском» была предпринята в журналах «Литературное обозрение» и «Знамя». Ф. Человеков писал: «Но главное значение, главная особенность В. Шкловского в том, что он создал новый литературный жанр, которым свободно владеет лишь он сам и некоторые его литературные единомышленники». Вместе с тем рецензент отмечал: «Увлечение В. Шкловского литературным искусством… затушевывает в книге образ В. В. Маяковского… В книгу Шкловского столько впущено всякого материала, который мог относиться и к теме о Маяковском, мог касаться и темы о «Русских пропилеях», что основному образу, изображаемому автором, мешает слишком густая среда. Конкретность темы съела ее объясняющая обстановка». В заключение критик писал: «Страницы книги, посвященные заповеди «мне отмщение, и аз воздам», – воздам за друга, в память и в славу его, – лучшие в работе Шкловского, лучшие потому, что они глубже и реальнее показывают  привязанность  автора  к  поэту и  тоску  по  нем». (Ф. Человеков. «О Маяковском». – «Литературное обозрение», 1940, № 17, с. 53–56).

Рецензент журнала «Знамя» назвал свою статью – «Книга сверстника и соседа». «В этой книге о Маяковском, – писал Б. Этингпн, – есть много мест, уже знакомых читателю по «Третьей фабрике» и «Поискам оптимизма». Многие книги Виктора Шкловского написаны об одном: это все удлиняющаяся биография человека, который вошел в литературу в десятые годы двадцатого века и пережил со сверстниками величайший из исторических переломов… Как и все его книги, она гибридна по характеру и многослойна по структуре. Она полемична и кажется продолжающимся разговором, осевшим на бумаге. Разговор ведется обо всем, и мысли записываются в порядке ассоциативного поступления». Особо отмечал рецензент лиричность книги: «Нежных слов в книге Шкловского нет, но, вероятно, это самая нежная из книг о Маяковском». Явно полемически по отношению к другим выступлениям и оценкам, критик «Знамени» справедливо писал: «И Маяковский, нашедший себя в революции, показан в книге» (Б. Этингин. Книга сверстника и соседа. – «Знамя», 1940, № 6-7, с. 345–349).

Книга «О Маяковском» переведена на польский язык.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.