Вступление
Вступление
Можно по-разному начинать книгу о поэте, если она не его биография.
И биографию не обязательно начинать сначала.
У биографий начала бывают разные.
Есть биографии с рассказами о гениальных мальчиках, о семилетних музыкантах, дающих концерты, о волхвах, которых привела в Вифлеем звезда, о двенадцатилетнем Иисусе, который спорил в храме с учителями. Так написано в Евангелии от Матвея и Луки.
Особенно много таких рассказов в Евангелии от Никодима. Евангелие это – апокриф.
Маяковский день своего рождения описал так:
В небе моего Вифлеема
никаких не горело знаков,
никто не мешал
могилами
спать кудроголовым волхвам.
Был абсолютно как все
– до тошноты одинаков —
день
моего сошествия к вам.[1]
Илья Муромец не имеет детства. Оно начинается с прихода к нему странников. До этого Илья Муромец скучал на печке.
У Сервантеса в «Дон-Кихоте» Дон-Кихот не имеет детства. В самом конце сказано, что его звали Алонзо Добрый.
«Дон-Кихот» начинается с чтения романов и с выезда старика Дон-Кихота в мир для совершения подвигов.
Это начало – с посвящения, с призвания.
Саул-крестьянин пошел искать ослиц и встретил Самуила. Он пришел к Самуилу-прозорливцу для того, чтобы тот ему сказал, где ослицы. Самуил ему ответил:
«Иди впереди меня на высоту, а об ослицах, которые у тебя пропали уже три дня, не заботься. Они уже нашлись».
У Саула переменилось сердце, и он начал пророчествовать, а потом разрубил своих волов и отправил куски мяса во все селения в знак того, что он так поступит с теми, кто не придет на его призыв. Это называется призвание.
Об этом писал Пушкин.[2]
Вдохновение застигло поэта в пустыне.
Оно застигает, как смерть, пробуждает, как рана.
Оно обновляет губы и сжигает сердце.
Вот будем думать о том, когда был призван Маяковский.
О детстве его мы писать не будем. У него был отец в сюртуке лесничего. Он любил свою мать. У него были любимые сестры.
С отцом ездил Маяковский в горы, на лесистые перевалы, на которых дует дальний горный ветер.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.