Глава 37 БОЛЬШАЯ БЕДА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 37

БОЛЬШАЯ БЕДА

Что-то ударило мне под ребра. Острая боль взметнулась к груди, и это было первое, что я осознал. Пока я корчился от боли, меня ослепили яркие лучи фонарей. Я приподнялся в смятении, и в лицо мне уперся ствол карабина. Пара волосатых ручищ ухватила меня за грудки и оторвала от кровати. Взглянув в смуглое лицо солдата итальянской военной полиции, я понял, что попался, сомневаться в этом не приходилось.

Моя рука в поисках «Парабеллума» скользнула к ремню, но не тут-то было. Жесткий носок ботинка с такой силой врезался мне в запястье, что я подумал, оно сломается. Один полицейский вытащил у меня из-за пояса пистолет, а другой наотмашь ударил тыльной стороной ладони по лицу.

– Вонючий дезертир! – рявкнул голос по-итальянски, и удар в солнечное сплетение согнул меня пополам.

В комнату вошел капитан итальянской военной полиции и приказал прекратить избиение. Вокруг меня стояли шестеро вооруженных солдат. По выражению их лиц я понял, что они с удовольствием убили бы меня прямо сейчас. Я почувствовал что-то влажное на губах – это была кровь. Я почувствовал ее соленый привкус, ощупав языком верхнюю губу, рассеченную ударом руки с кольцом на пальце.

Солдаты расступились, давая проход капитану. Один из них, коротышка с лицом чучела и в форме, висевшей на нем как на сушилке для белья, протянул офицеру мой «Парабеллум», объяснив, что они отобрали его у меня, когда я собирался его выхватить. Остальные загалдели, комментируя слова своего товарища, и снова стали приближаться ко мне.

– Silenzio! (Молчать!) – рявкнул капитан. В этой маленькой комнате – площадью всего лишь несколько квадратных метров, – битком набитой солдатами, которые чувствовали себя героями, поймав одного-единственного дезертира, его голос прозвучал как гром.

Кованые кавалерийские сапоги звонко процокали по бетонному полу, и капитан навис надо мной. Я чувствовал себя совсем паршиво, ощущая, как кровь стекает по подбородку и шее за ворот рубашки. Черные, холодные глаза сверкали со смуглого лица капитана из-под козырька стального шлема, не давая повода надеяться на сочувствие. Он лишил сержанта и солдат удовольствия расправиться со мной с единственной целью – создать видимость порядка, пресечь самосуд и отправить меня на тот свет без суматохи и на основании закона.

– Обыщите его, сержант, – рявкнул он, не сводя с меня глаз.

Пара рук грубо обшарила меня. На мне были только рубашка, шорты, носки и ботинки – перед сном я не стал их снимать, поскольку у меня не было сил, и я недоумевал, что они рассчитывали на мне найти.

– Niente (ничего), – промямлил сержант, закончив обыск.

– Тут есть его вещи, Capitano, – вставил один из солдат.

– Обыскать, – последовал приказ.

Как стая стервятников на кусок гнилого мяса, они накинулись на мой рюкзак, разорвав его и рассыпав по всему полу одежду, документы, карты и туалетные принадлежности.

Капитан, не отрывая от меня взгляда, расстегнул нагрудный карман и, вытащив листок розовой бумаги, стал разворачивать его с демонстративным спокойствием. Я бы мог сказать ему, что это за листок, еще до того, как он его развернул, – это был ордер на арест с моей фотографией и кое-какой информацией обо мне.

– Имя? – спросил он по-итальянски.

Я не стал отвечать ему; просто смотрел на него, стараясь выиграть время и обрести ясность ума, а сам в это время отчаянно искал выход из положения и способ сбить с них спесь.

Рык, который он издал, не получив от меня ответа, сделал бы честь любому немецкому старшине. Казалось, даже стекла в окне задрожали, а солдаты, рывшиеся в моих вещах, подскочили на ноги, как испуганные кролики.

– Имя! – громоподобно повторил он.

Я пожал плечами и ответил:

– Non palro italiano. (Я не говорю по-итальянски.)

Удар капитанского кулака опрокинул меня на бок, а из глаз моих посыпались искры. Но в этот момент что-то твердое уперлось мне в локоть. Под большой подушкой все еще лежал автомат.

– Нет, ты прекрасно говоришь по-итальянски, Гюнтер Банеман. – Теперь голос капитана звучал спокойно. Ему легко удалось принять спокойный вид. Он-то по морде не получал.

Солдаты закончили рыться в вещах и обратились к капитану, который оглянулся и уставился на два подсумка с шестью автоматными магазинами, в каждом из которых было по тридцать два патрона, валявшиеся на полу.

При виде магазинов с патронами мой мозг словно молнией осветило. Теперь они поймут, что у меня есть автомат. Оставался только один шанс. Если я его не использую, то мне очень скоро придется предстать перед расстрельной командой. Лежа на боку поперек кровати и чувствуя, как кровь стекает из носа и с губ, я притворился, что потерял сознание.

– Le giberne! (Боеприпасы!) – снова рявкнул капитан, указывая на магазины на полу.

Слегка застонав, я повернулся к нему лицом и, указав на задний двор за окном, произнес всего одно слово, сообщая о стоявшем там джипе. Я еле прохрипел слово «автомобиль», но он его хорошо расслышал.

Едва я произнес это слово, как из коридора послышался возбужденный и трескучий голос Гуцци, и его голова осторожно просунулась в дверь.

– Si, si, Capitano, – проскрипел он, подтверждая, что мой джип стоит на заднем дворе.

Этот жирный жлоб и гнилой спекулянт вряд ли понял, как здорово помог мне. Не успел он произнести эти слова, как шестерка солдат рванулась к двери, чуть не опрокинув по пути этого откормленного борова. Чувствуя себя героем, Гуцци вошел в комнату.

– Одному остаться здесь! – крикнул капитан. С него мигом слетело его показное спокойствие.

Сержант проинструктировал солдата, похожего на сушилку, не спускать с меня фонарь и держать на мушке своего карабина, а капитан расстегнул свою миниатюрную кобуру на поясе, извлек из нее маленький пистолетик с изящной гравировкой и направил его на меня. Я лежал поперек кровати, делая вид, что мне очень плохо. Сержант и солдаты выскочили из комнаты и бросились на задний двор к моему джипу.

– Давно он здесь? – отрывисто спросил капитан вонючего мерзавца Гуцци.

Подняв вверх, словно извиняясь, свои волосатые руки, Гуцци объяснил, что вынужден зарабатывать на жизнь, сдавая комнаты солдатам и всем, кто приезжает сюда.

Наконец, капитану удалось выдавить из Гуцци, когда и как я прибыл. Крохотный ствол капитанского пистолета был постоянно нацелен на меня, а фонарь солдата непрерывно светил мне в лицо.

– Принесите лампу, – приказал капитан хозяину.

Радуясь, что может оказать капитану услугу, тот выскочил из комнаты.

Неожиданно из окна послышался какой-то шум. Сержант с солдатами нашли джип. Лучи их фонарей замелькали снаружи. Их возбужденные крики раздразнили воображение капитана.

– Не спускай его с прицела, – приказал он коротышке, который шагнул вперед, тыча в меня стволом винтовки.

Мои шансы сделать неожиданный прыжок резко возросли, поскольку ствол винтовки находился в нескольких сантиметрах от моих коленей.

Капитан опустил свой гравированный дамский пистолетик и, смерив меня холодным взглядом, шагнул к окну взглянуть, что там за шум.

– Тут даже пулемет есть! – крикнул сержант взволнованно, увидев, что капитан высунулся из окна.

Охранявший меня солдат не мог удержаться, чтобы не посмотреть в его сторону.

Я ударил ногой по стволу винтовки, и он взметнулся вверх. Пуля, вылетевшая из него, попала в потолок, обрушив тучу пыли и мусор; фонарь ударился об пол и погас.

Несмотря на то что мои глаза были ослеплены светом фонаря, я рванулся к солдату. Он после моего неожиданного удара ногой отшатнулся назад и не успел еще восстановить равновесие, как я налетел на него. Мы с грохотом врезались в стену.

Вывернув винтовку из его рук, я почувствовал какое-то движение совсем рядом. Из ствола пистолета сверкнуло пламя, на долю секунды вновь наступила тьма, затем снаружи послышались крики солдат, лучи их фонарей осветили окно. Но стрелять они не могли, поскольку у окна стоял капитан.

После удара солдату ногой в пах я опустил приклад ему на лицо. Послышался слабый хруст сломанной кости, а затем пронзительный вопль боли.

Нагнувшись, я схватил винтовку за ствол, размахнулся и запустил ее в сторону окна. Приклад винтовки обрушился на подбородок офицера. Я видел на фоне окна, что капитан рухнул, как подрезанный бычок.

Одним рывком я выхватил из-под подушки автомат.

Почувствовав в руках его сталь и зная, как он послушен в моих руках, я ощутил прилив сил. Солоноватый привкус крови, которая текла из разбитого носа и губ, дал мне новый импульс, и он помог мне доделать то, что надо было доделать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.