III. Великий перелом
III. Великий перелом
Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут.
И. В. Сталин. 4 февраля 1931 года
Дотронувшись до дюралевых крыльев, я открыл для себя мечту в жизни: только летать, быть летчиком.
А. И. Покрышкин
Тем, кто родился, как Александр Иванович Покрышкин в году 1913-м, не было уготовано спокойных детства, юности, молодости... Немного досталось этому поколению мирных, благополучных лет. Поэтому, не только в силу природной сдержанности характера, редко улыбался и тем более смеялся наш герой...
В ноябре 1916 года в «иллюзионах» Новониколаевска демонстрировался фильм в шести частях «Царь Иван Васильевич Грозный» с участием Федора Шаляпина. Великий певец, вспоминая грозное время революции, написал позднее в своей книге «Маска и душа»: «Я уже говорил, что не сродни как будто характеру русского человека разумная умеренность в действиях: во всем, как в покорности, так и в бунте, должен он дойти до самого края...» Один из видных политических деятелей той поры, прощаясь с Шаляпиным перед отъездом за границу, «вздохнул и многозначительно сказал: «Не будет ни одного человека, совершенно ни одного, кто бы избегнул в будущем страданий».
Довольно долго война не сказывалась существенным образом на положении тыла, недостатка в продовольствии не было, хотя цены, конечно, росли. Только в январе 1917 года в Новониколаевске введены карточки на отпуск муки, обозначилась острая нехватка промышленных товаров, особенно обуви, мануфактуры. По всей России было мобилизовано в армию уже около 15 миллионов мужчин. Эшелоны увозили на запад новобранцев, с фронта возвращались инвалиды. Появились в городе пленные австрийцы. Из столиц молниеносно доносились волнующие новости и слухи.
Шла своим чередом жизнь. Крестьяне объединяли усилия в тысячах кооперативов, которые к концу 1917-го включали более половины сельского населения Сибири. Традиционно высок был патриотизм. Сообщалось в местных газетах о приезде в Новониколаевск в отпуск 15-летних разведчиков, представленных к Георгиевским крестам, — Пантелеймоне Камневе и Андрее Семенове. Подростки тайком уехали на фронт с одним из эшелонов...
Но уже разгоняла полиция ворвавшихся в городскую управу солдаток, возмущенных временным прекращением выдачи пособий семьям воинов. Наплыв беженцев, военнопленных приводил к безработице. Из-за войны вновь было отложено строительство водопровода. Слабая медицина вела к регулярным вспышкам эпидемий тифа, который был бичом Новониколаевска и предреволюционных, и революционных, и первых послереволюционных лет.
Закаменка, где жили Покрышкины, находилась, как всегда, в самом трудном положении. Отсутствовали здесь больницы, освещение улиц, колодцы с питьевой водой, досаждали овраги. Из-за «дровяного голода» вырубили Закаменскую рощу. Жители писали прошения, протестовали... Времена же наступали столь крутые, и столь надолго, что лишь в 1960-е годы, после того как в Совет Министров СССР были направлены фотографии Закаменки с ее грязью, оврагами, трущобами и избушками, облик этого района начал меняться. Ведь город — гордость страны, научный центр — был открыт для иностранцев, а Закаменка — это почти центр Новосибирска, стоит немного свернуть с респектабельного Красного проспекта...
Февральскую революцию страна в большинстве своем встретила с радостным ожиданием. В Новониколаевске, уездном городке с населением в сто тысяч человек, особенно популярны были эсеры. Митинги, речи, красные банты... Но цены росли теперь уже стремительно, с сентября 1917-го вводятся карточки на масло — 1 фунт в месяц на человека. Частная скупка и продажа масла запрещены.
В декабре в городе установлена Советская власть. Ее в ночь с 25 на 26 мая 1918 года свергли внезапным нападением белочехи. Расстреляны несколько членов Совета — большевиков. Начиналась яростная и изнурительная эпопея Гражданской войны... Беженцы, тиф, казни... С ноября 1918-го по ноябрь 1919-го — военная диктатура адмирала А. В. Колчака, «верховного правителя Российского государства». Затем возвращение красных, освобождение Новониколаевска частями 5-й красной армии Восточного фронта. Задержать красных на рубеже реки Обь, как рассчитывали колчаковцы, им не удалось.
Декабрьской ночью 1919 года донесся и до дома Покрышкиных сильнейший взрыв — белые при отступлении взорвали мост у левого берега. Во многих домах вылетели стекла, мирные обыватели с детьми прятались в погребах и подпольях. О мостовой бык разбился во тьме пароход, перегруженный бежавшими от красных. В считанные дни мост был восстановлен. А труба парохода долго возвышалась над обским льдом, вокруг нее каталась на коньках неунывающая сибирская детвора.
На заметенных бураном железнодорожных путях от Чулыма до Новониколаевска замерли брошенные пассажирами тысячи промерзших вагонов. Число умерших от тифа жителей и красноармейцев той кошмарной зимой превысило 60 тысяч человек. На заседании Томского губревкома 23 января 1920 года признавалось: «Общая картина — не эпидемия, а мор. Цель и старания Губчекатифа — превратить мор в эпидемию».
С трудом новой власти удалось обуздать бандитизм. В марте-апреле 1922 года Новониколаевск даже находился из-за криминального разгула на военном положении. Перед этим, в январе, в город приезжал Ф. Э. Дзержинский во главе спецкомиссии по организации работы на транспорте.
Семья Покрышкиных в эти годы бедствий и разрухи жила, как писал позднее в одной из анкет Иван Петрович, продажей молока от двух коров. Этим и спаслись. Едва ли в это время мать Ксения Степановна и бабушка Екатерина Филипповна отпускали детей далеко от дома.
Много позже донеслись до Александра Покрышкина отзвуки Гражданской войны, прошумевшей над его детством. С отличием он закончит Военную академию имени М. В. Фрунзе — одного из победителей Колчака. Будет дружить с киноактером — исполнителем заглавной роли в фильме «Чапаев».
По воспоминаниям М. К. Покрышкиной: «Александр Иванович очень любил романс «Гори, гори, моя звезда». Слова и мелодия этого романса очень много значили для нас с ним и сопровождали нас всю жизнь...» Авторство этого романса, как известно, приписывается А. В. Колчаку — герою Порт-Артура, Георгиевскому кавалеру и полярному исследователю, еще одной трагической судьбе XX века...
Дорого обошлась России братоубийственная война. В 1921 году промышленной продукции в Западной Сибири было выработано на 58% меньше в сравнении с 1913 годом. Вывоз масла сократился в 10 раз. Подобные показатели можно было бы приводить и приводить. Миллионы беспризорников бродили по разоренной стране.
Публиковались фотографии расстрелянных белыми. Жестоким был и красный террор. В 1920-х годах известность писателю Владимиру Зазубрину (настоящая фамилия Зубцов) принес роман «Два мира» о гражданской войне в Сибири, участником которой он был сначала на стороне Колчака, а потом у красных. В. Я. Зазубрин (1895–1938) был председателем Союза сибирских писателей, ответственным секретарем журнала «Сибирские огни». Именно этот талантливый писатель, как сообщает книга «Левобережье Новосибирска», изданная в 1999 году, и предложил городу новое, «емкое и фонетически удобное, звучное имя» — Новосибирск. Названия Краснообск, Ульянов, Смирновск и другие были отклонены.
Но написанная Зазубриным в 1923 году повесть «Щепка», рассказывающая о работе ЧК в одном из сибирских городов, увидела свет лишь в 1989 году и потрясла читателя. Явно с натуры даны автором сцены расстрелов, допросов, потоки подлых доносов и крови.
По художественному таланту «Два мира» и «Щепка» заняли свое, сибирское место в ряду книг, который открывает шолоховский «Тихий Дон». Но уцелеть в следовавших один за другим валах репрессий Владимиру Зазубрину не было суждено... Так же, как И. Н. Смирнову, первому председателю Сибревкома, «главному революционному завоевателю Сибири», которого называли даже «Сибирским Лениным».
И в советской авиации число расстрелянных и репрессированных было велико. Среди них — главкомы, командующие, Герои и дважды Герои Советского Союза... Но получивший первым в отечественной авиации звание генерала командир эскадры самолетов «Илья Муромец» Михаил Владимирович Шидловский был расстрелян вместе с 18-летним сыном в 1918 году, в дни «красного террора», когда пытался выехать в Финляндию. Н. И. Бухарин с его единомышленниками к числу «контрреволюционеров» причислили тогда «буржуазных» предпринимателей-организаторов и директоров, квалифицированную бюрократию, техническую интеллигенцию и интеллигенцию вообще, офицерство. Г. Зиновьев призвал рабочих расправляться с интеллигентами «по-своему, прямо на улицах». Были казнены тысячи и тысячи таких «контрреволюционеров», в их числе и директор завода «Авиа-Балт», производившего «Ильи Муромцы», В. И. Ярковский, который отказался перед этим от выгодных контрактов за границей. Предвидевший развитие событий Игорь Сикорский, которого поддерживал Николай II, а либеральная интеллигенция критиковала за ярко национальное наименование самолета «Илья Муромец», еще в марте 1918-го отплыл на пароходе из Мурманска, навсегда покинув Россию... Впереди у него была жизнь изгнанника, создание в США вместе с другими русскими инженерами авиафирмы, а затем — успех самолетов, впервые начавших перевозку пассажиров через океан, и вертолетов, в производстве которых фирма Сикорского и по сей день лидирует на Западе.
Игорь Иванович часто вспоминал Россию, первую беседу с М. В. Шидловским — воронежским дворянином, морским офицером, а затем главой знаменитого Русско-балтийского вагонного завода. Сикорский говорил Шидловскому о постройке многомоторных воздушных гигантов (в возможность чего не верил тогда в мире никто), необходимых для русских расстояний, для освоения Сибири и Северного морского пути. Завод Шидловского стал одним из пионеров авиастроения. Здесь были построены и «Ильи Муромцы», и передовые для тех лет истребители, и первый штурмовик.
В годы Первой мировой войны М. В. Шидловский вернулся в армию, разработал и осуществил на деле, при определенном сопротивлении высшего авиационного командования, тактику тяжелых бомбардировщиков, которые необходимо было не распылять, а собрать в одну эскадру. Подвигами экипажей эскадры самолетов «Илья Муромец» восхищалась в те годы российская и зарубежная пресса. Эта эскадра к 1917 году состояла из 16 машин, а общее число выпущенных «Муромцев» — 85. (В годы Великой Отечественной войны было построено 79 четырехмоторных Пе-8 (ТБ-7), соизмеримых по затратам с бомбардировщиком И. И. Сикорского.) Эти данные приведены в замечательной книге «Крылья Сикорского» (М., 1992), написанной авиаинженером, в прошлом участником сборной СССР по высшему пилотажу Г. И. Катышевым и кандидатом технических наук В. Р. Михеевым. Эти авторы не согласны с мнением об авиационной отсталости России. Усилиями Управления военно-воздушного флота в 1914–1917 годах «производство авиационной техники возросло в несколько раз... Большого успеха удалось добиться в налаживании производства авиационных двигателей, оборудования и вооружения и, кроме того, в достаточном количестве полуфабрикатов и материалов... было налажено даже производство дюралюминия и высококачественных сталей. В результате три четверти всех поставленных в армию в 1914–1916 гг. самолетов, что хотелось бы подчеркнуть, составляли аппараты постройки русских заводов... «Хлебная и льняная Россия» стремительно превращалась в крупнейшую машиностроительную державу мира...
Новый завод в Филях, получивший название Автомобильный завод РБВЗ (или Русско-балтийский автомобильный завод — «Автобалт») строился с поистине русским размахом. Его размеры поражали даже приглашенных для консультаций американцев... Несмотря на начавшийся в 1917 году развал экономики, автозавод все-таки удалось к 1918 году почти построить. Если вначале он предназначался для производства только автомобилей, то в 1917 его стали рассматривать как многопрофильное производство, в том числе и для выпуска авиационной техники. В 20-е годы этот завод (ныне НПО им. Хруничева) стал базой для создания советского тяжелого самолетостроения, а впоследствии и тяжелого ракетостроения. В настоящее время самая мощная в мире ракета-носитель «Энергия» построена именно на этом предприятии...»
Реалисты и таланты находились в России при любом строе. Жизнь, интересы государства неизбежно выходили на первый план. Но в 1917 году сторонникам мировой революции было не до русской авиации. Так, «Авиа-Балт» распоряжением Л. Б. Красина был отдан под производство сельхозоборудования. А будущий тесть Н. И. Бухарина, член президиума ВСНХ Ю. Ларин (Лурье) предлагал свернуть всю авиапромышленность. «Когда же партийцы-воздушники стали убеждать т. Ларина не делать такого необдуманного шага, он ответил, что Советской республике не нужны предприятия, подобные фабрикам духов и помады» (А. Л. Велижев. Достижения советской авиапромышленности за 15 лет. М.-Л.: Авиаиздат, 1932).
...В начале 1920-х годов Советская Россия находилась в дипломатической изоляции, и по воле победителей в Первой мировой войне США, Великобритании и Франции отделена от Западной Европы так называемым «санитарным кордоном» (поясом государств от Балтийского до Черного морей). Таков был предварительный итог мечтаний о победоносной «мировой революции», «мире без аннексий и контрибуций», «равенстве и братстве»...
В стране была проведена военная реформа. Армия сокращена почти в десять раз, с 5,3–5,5 миллиона человек в конце 1920-го до 561 тысячи в 1923 году. Менялось руководящее ядро, демобилизовывались те бывшие офицеры и генералы, которые в 1918–1920 годах составляли 47% всего комсостава Красной армии (75 тысяч человек). Войска комплектовались на основе смешанной — кадровой и территориальной системы. В стрелковых и кавалерийских дивизиях только 16–20% составляли кадровые военнослужащие, остальные в течение пяти лет призывались на сборы на один-два месяца. Как вспоминал потом Г. К. Жуков: «Конечно, лучше было иметь только кадровую армию, но в тех условиях это было практически невозможно».
В 1926–1927 годах расходы на армию составляли лишь 12,7% госбюджета, что соответствовало 40% военного бюджета 1913 года. В декабре 1927-го нарком по военным и морским делам К. Е. Ворошилов в докладе о состоянии оборонной промышленности сообщил, что на ее предприятиях господствуют «архаические порядки времен Ивана Калиты» и о том, что «когда их видишь, берет оторопь». В стране выплавлялся лишь 81% стали от довоенного уровня. СССР отставал по производству танков не только от передовых стран Запада, но и от Польши.
А в это время ведущие военные теоретики уже предсказывали Вторую мировую войну, более масштабную, чем Первая. М. В. Фрунзе в мае 1925 года говорил: «Нам нужно покрепче внедрить в сознание всего населения нашего Союза представление о том, что современные войны ведутся не одной армией, а всей страной в целом, что война потребует напряжения всех народных сил и средств, что война будет смертельной, войной не на жизнь, а на смерть, и что поэтому к ней нужна всесторонняя тщательная подготовка еще в мирное время. Надо, чтобы все у нас хорошенько продумали и отчетливо осознали значение того факта, что СССР продолжает оставаться осажденной крепостью...»
В сложившихся условиях одной из мер, предпринятых руководством Советского Союза по инициативе М. В. Фрунзе, было создание добровольных оборонных обществ, объединенных затем в массовую организацию, развернувшую широкую разностороннюю деятельность. Призыв этот нашел отклик в народе. Тем более что состояние «осажденной крепости» — постоянное для нашего Отечества... Император Александр III оставил потомкам здравую мысль о том, что у России есть только два надежных союзника — это ее армия и флот.
В 1923 году появляется Общество друзей воздушного флота (ОДВФ), Общество друзей химической обороны и химической промышленности (Доброхим), Общество содействия обороне СССР, Авиахим. Все эти организации в 1927 году объединяются в одну — «Союз обществ друзей обороны и авиационно-химического строительства СССР», сокращенно «Осоавиахим». Возглавил общество известный партийный и государственный деятель А. И. Рыков.
Логика событий заставляла революционеров становиться носителями державных идей. А. И. Рыков, в годы юности на сходке перед рабочими заявлявший о «чрезмерных расходах на армию и флот», на посту председателя оборонных обществ говорил уже совсем о другом. С горечью Алексей Иванович констатировал: «В отношении развития авиации Советская Россия отстала от других стран. У нашего государства нет средств, чтобы путем крупных государственных ассигнований быстро и решительно толкнуть вперед нашу авиацию... Между тем все буржуазные армии употребляют все усилия для того, чтобы воздухоплавание развить, и ассигнуют для этого громадные средства».
Осоавиахим действительно стал резервом Красной армии. В первые месяцы Великой Отечественной войны ушли на передовую более 7 миллионов 200 тысяч осоавиахимовцев. Дважды Герой Советского Союза знаменитый морской разведчик В. Н. Леонов вспоминает: «Те молодые люди, которые прошли подготовку в Осоавиахиме, уверенно шли в бой. Те же, кто попадал в боевую обстановку без такой школы, нередко терялись. Особенно в начале войны, когда времени на занятия не было... Мне лично много дал Осоавиахим. До призыва на флот в 1938 году я работал на московском заводе «Калибр», где была сильная оборонная организация. Никто нас насильно в нее не тащил, мы сами чувствовали приближение трудных испытаний и готовились к ним самозабвенно...»
Каждый третий летчик — Герой Советского Союза — прошел начальную летную подготовку в аэроклубах Осоавиахима, которые строились по всей стране.
Осоавиахим — заметная страница истории 1920–1940-х годов. Это песня о тревожной молодости... Значок со строгой военной символикой — пропеллер, винтовка, противогаз — носили с гордостью. Уважение вызывали значки «Ворошиловский стрелок», «Готов к ПВХО», «Снайпер», «Ударнику Осоавиахима» и другие.
И Александр Покрышкин на фотографиях 1930-х снят с осоавиахимовскими значками на груди. И пробудил мечту в сибирском пареньке именно агитсамолет Общества друзей воздушного флота. Эти самолеты полетели тогда над страной, волнуя, радуя народ после череды тяжелейших лет. И над Новониколаевском в солнечный день «бабьего лета» появился купленный на пожертвования сибиряков «юнкерс». Тень его скользила по пыльным деревянным улицам.
«Десятилетним я увидел первый самолет, — вспоминал Александр Иванович, — это был агитсамолет, прилетевший в мой родной город... Не только мы, мальчишки, но и взрослые бежали к пустырю у военного городка, но разве можно нас, босоногих, обогнать?
Дотронувшись до дюралевых крыльев, я открыл для себя мечту в жизни: только летать, быть летчиком.
И эта мечта стала целью всей моей жизни. Вся она была подчинена претворению этой мечты в действительность. Но чтобы быть летчиком, надо иметь крепкое здоровье и высокую техническую грамотность. В школе меня мои соученики за мою еще в то время одержимость называли Сашка-летчик, чем я гордился».
Саша Покрышкин оказался на гребне мощной волны. На Гуси сразу полюбили авиацию. И до революции показательные полеты проходили с огромным успехом. Мечта о полете жила в сказках и былинах. Сохранилось немало исторических сведений о попытках русских создать различные летательные механизмы и приспособления. Петр I говорил, что «не мы, а наши правнуки будут летать по воздуху аки птицы».
Именно фантастически ускоренное развитие авиации, а с тем и ракетной техники стало самым захватывающим в юм всемирном явлении XX века, которое названо «научно-технический прогресс». Небо звало к себе самых сильных, самых одаренных и смелых. Значение авиации возрастает все более и более в решении вопросов войны и мира.
Совершенно определенно можно говорить о том, что вели в авиацию таких, как Покрышкин, не только жажда полета, высоты, но и обостренное чувство родовой богатырской ответственности за судьбу своей Родины.
«Трудовой народ, строй воздушный флот!» — звали газеты и плакаты. На первые пожертвования строятся самолеты (в 1924 г. более 150). ОДВФ выделяет собранные миллионы золотых рублей на реконструкцию одного из ведущих авиазаводов. Центральному аэрогидродинамическому институту, Академии воздушного флота имени Н. Е. Жуковского и т. д. Развиваются авиационные виды спорта, прежде всего планеризм. С ОДВФ, а затем Осоавиахимом связано начало деятельности таких конструкторов, как С. В. Ильюшин, С. П. Королев, А. С. Яковлев, О. К. Антонов, Н. И. Камов и других.
В ноябре 1924 года на Втором Всесоюзном совещании ОДВФ в докладе Рыкова появились уже оптимистические ноты: «Мы теперь насчитываем в составе общества более 1 млн. 300 тысяч членов, то есть размер членства в нашем обществе далеко превышает хотя бы размер членства в Коммунистической партии. Это означает, что наше общество сделалось могучим общественным фактором в нашей Советской России».
Каждое событие в авиации в 1920–1930 годы, включая и знаменитые перелеты, неотделимо от Осоавиахима и его воспитанников. А. И. Покрышкин в беседе «Отвага и мысль — крылья подвига» (Советский патриот. 1985. 10 февр.) вспоминал: «Все это время меня не покидала мечта о небе. Я начал заниматься в планерном кружке при клубе Осоавиахима. Все мы тогда жили авиацией. Помню, как новосибирцы восхищались перелетом экипажа АНТ-4 («Страна Советов») под руководством пилота С. Шестакова в 1929 году из Москвы в США через Сибирь, Дальний Восток, Алеутские острова, Аляску и через весь континент Соединенных Штатов Америки. Наши летчики преодолели тогда свыше 21 тысячи километров. Какой самоотверженностью, каким незаурядным мастерством надо было обладать экипажу!
Мои земляки начали сбор средств, чтобы подарить молодому воздушному флоту страны самолет. Собранных денег хватило на две машины. На торжественном митинге авиаторам были переданы самолеты «Новосибирец» и «Сибкомбайновец». Мне посчастливилось быть на митинге. Я слушал взволнованные выступления ораторов, смотрел на поблескивающие свежей краской машины и думал: моя дальнейшая жизненная дорога — только авиация».
В сентябре 1923 года в Новониколаевске началось строительство аэродрома. В городе базируются самолеты 16-го отдельного разведывательного отряда имени Сибревкома. Не только летчики, но и все бойцы и командиры Красной армии были любимы народом, окружены всеобщим почитанием.
...»Сашка-летчик» стремится испытать себя в полете, пусть пока всего лишь с крыши сарая. Сначала прыгнул в бабушкиной юбке вместо парашюта, и от материнского наказания спасла любимого внука сама бабушка: «Аксинья, ребенка не трожь! Не дам его бити!» Уже став постарше, Саша вновь, по воспоминаниям матери, «с ребятами сделал из фанеры да еще из чего-то большие крылья, приделал их к спине и прыгал с крыши...».
Родители относились к устремлениям сына неодобрительно, но, как писал будущий ас, «интересно, что бабушка совсем по-иному отнеслась к моей мечте. Может быть, потому, что я с таким увлечением обрисовал ей самолет... Защита была верная. Только ее одной боялся отец, робел от ее спокойного властного взгляда».
В действиях «Сашки-летчика» сразу обнаруживается исключительно сильное, редкостное волевое начало, сибирская хватка. Он способен, еще подростком, в один момент бросить курить, когда учительница показывает ему в музее муляж легких курильщика: «С такими летчиком стать невозможно». После тяжелой простуды и плеврита врач предлагает Саше лечение — каждый жаркий день лежать на берегу Оби, греться, но к воде даже не подходить. И он выдержал такой соблазн в течение всего лета, болезнь отступила. Потом Покрышкин много раз переплывал Обь, а это несколько сот метров речной шири — расстояние, доступное далеко не каждому пловцу. Утром Саша выходит во двор, занимается гирями, делает гимнастику по книге «Моя система» датского спортсмена и тренера И. П. Мюллера (эту книгу ему с трудом удалось найти по совету врача). Сердилась мать: «Куда ты? Простынешь!.. Ты там долго еще будешь кланяться»? Всю улицу собрал на представление...» Посмеивались земляки над обтиранием снегом в сибирский мороз и замысловатыми упражнениями. Многие ли способны выдержать насмешки? Но Покрышкина ничто не могло остановить: «Образ летчика, обязательно физически крепкого, сильного неотступно преследовал меня, во всем определял мое поведение». Если требовалось, он сам делал себе лыжи, коньки, шахматы, благо у всех в роду Покрышкиных — золотые руки.
Выделяется Шура и острым умом, тягой к книге. В школу № 23 по улице Красноармейская, 17 пошел сразу во второй класс, вместо четвертого — в пятый, так как заинтересовался складыванием и вычитанием букв на доске — алгеброй. Решительно сказал, что хочет учиться здесь. Учительница разрешила, а вскоре Шура уже стал лучшим в классе. Математику он всегда считал «царицей наук».
Ксению Степановну неизменно хвалили на родительских собраниях. Она рассказывала корреспондентам в 1944 году, что Шура рано научился читать, вместе с товарищем детства, тезкой Шурой Молочаевым они часто уходили из тесного домика, уединялись за книжками. Рано научился будущий летчик подбирать нужную ему техническую литературу, публикации по истории воздухоплавания, авиации и о русских летчиках.
Отличала Шуру и серьезность. Ребята собирались повеселиться с гармошкой, а он редко выходил к ним, углубленный в свои занятия.
В 1926 году, наверно, в семье вспомнили о том, что родился Александр «в рубашке». После скарлатины, которой Шура заболел вместе с 15-летним братом Василием, из больницы вышел он один.
...Транссибирская магистраль — дорога, определившая жизнь поколений. Многим и многим суждено было с надеждой или тревогой вглядываться из окна грохочущего по знаменитому мосту поезда в надвигающийся или пропадающий за широченным обским плесом новосибирский берег...
Упомянем об одном, весьма знаменательном для этой книги пассажире Транссиба. В 1927 году у платформы Новосибирского вокзала стоял поезд, в котором возвращался из Китая в Германию будущий «белокурый рыцарь рейха», первый ас люфтваффе Эрих Хартман! Было тогда ему пять лет, его отец, врач по профессии, некоторое время в 1920-х годах работал в Чанше, одном из древнейших и крупнейших китайских городов. Вынудил доктора к столь дальней поездке экономический и политический хаос в Германии, поверженной и униженной после Первой мировой войны. Однако начавшаяся в Китае революция, казни иностранцев — «чужеземных дьяволов» заставили доктора вернуться домой, предварительно отправив по Транссибирской магистрали через весь СССР жену и двоих сыновей. Биографы Э. Хартмана описывают инцидент на вокзале в Москве, где мать Эриха, вышедшая для покупки провизии, едва не отстала от поезда. Оставшиеся в вагоне дети мало что могли объяснить попутчикам, так как по-китайски тогда говорили лучше, чем по-немецки. Мать, успевшая заскочить в последний вагон, появилась в купе через час. Этот случай стал семейной шуткой у Хартманов. Как пишут биографы: «Несколько недель они пересекали Россию по ужасающей Транссибирской магистрали... В то время русские железные дороги были безумно далеки от западных, никаких роскошных магазинов на колесах не было и в помине. А этот конкретный поезд не имел даже внутреннего коридора в вагонах позади того, в котором ехала фрау Хартман со своими сыновьями».
Так что немецкий ас в детстве имел возможность видеть «ужасающие» русские расстояния, далекие, надо признать, от комфорта нарядных крыш и виноградников родного Вюртемберга. Эти расстояния и поныне вселяют в сердце русского человека сознание державной несокрушимости (хотя нередко в сочетании с удивительной беспечностью). А у завоевателей России эти леса и степи внезапно будят, даже в минуты больших успехов, чувство гнетущей тоски...
...Уходил в прошлое старый Новониколаевск, ждал больших перемен Новосибирск. В 1928 году в Западной Сибири наконец-то был превзойден дореволюционный уровень производства почти по всем отраслям. В столице Сибирского края с населением уже более 150 тысяч человек с ноября 1929 года наконец-то введен в действие водопровод. В газетах публикуются красивые, но беспочвенные проекты построения города-сада... Новосибирск по-прежнему удивляет высокопоставленных сановников, ссыльных, артистов-гастролеров и других путешественников громадными зданиями и бескрайними пустырями, редким сочетанием примет столицы и глухой провинции, города и деревни, Европы и Азии, старого и нового... По булыжному Красному проспекту лихачи, высекая искры, торопили свои пролетки, нередким зрелищем были и степенно вышагивающие верблюды. Центральным местом города, еще не утратившего торгово-купеческий колорит, была рыночная площадь, на месте которой позднее построят оперный театр. Пастуший рожок созывал многочисленные стада, которые держали в своих усадебках новосибирские домохозяева.
Еще выходили люди крестным ходом, молясь о спасении от страшного пожара в 1926 году. А в сквере напротив Дома Ленина показывали фильмы Чарли Чаплина. Запомнились всем прощальные гудки в морозный январский день, когда умер В. И. Ленин. В 1927 году из Монголии привезли погибшего известного красного партизана Петра Щетинкина. Гроб с телом командира, за которым шел его оседланный вороной конь, при большом стечении народа везли на лафете от вокзала к могиле в сквере героев революции...
С тринадцати лет Саша Покрышкин подрабатывал подмастерьем у родного дяди Пети, лучшего кровельщика города, в строительных организациях Сибкрая.
«После многих лет, бывая в Новисибирске, я всегда с гордостью смотрю на дома, в которых заложен и мой труд, труд кровельщика», — писал Александр Иванович. Рассказывал он и о случае, когда вновь чудом остался жив: «Я часто работал по вечерам сверхурочно. Как-то вечером я остался один на стройке. Дом был уже закончен, нужно было только навесить водосточные трубы. На высокой лестнице между третьим и четвертым этажами я шлямбуром долбил в кирпиче дыры для ухватов. От усталости, забыв об осторожности, резко откачнулся и, потеряв равновесие, стал падать, скользя по перекладинам лестницы. Я выронил молоток и пытался схватиться за лестницу. Это мне удалось почти у самой земли и спасло мне жизнь — внизу был штабель бетонных ступенек».
На Красном проспекте увидел однажды Саша на газетной витрине объявление о наборе в летную школу, куда принимали окончивших семилетку и имеющих специальность токаря, слесаря или столяра. О кровельщиках не упоминалось. Но рабочих вакансий на немногочисленных новосибирских предприятиях не было. Биржа труда ничем не могла помочь тысячам безработных.
В 1928 году Покрышкин заканчивает семилетку. 18 января того года во время поездки в Сибирь И. В. Сталин наносит «тайный визит» в Новосибирск, проводит бюро Сибкрайкома ВКП(б), где стоит вопрос об «энергичном», включая аресты и суды «в особо срочном и не связанном с формальностями порядке», взыскании недоимок по сельхозналогу, то есть о чрезвычайных мерах по отношению к кулаку. Из 62 присутствующих возразил Сталину лишь один — председатель правления Сибкрайсельбанка С. Загуменный...
Начиналась коллективизация.
Год 1929-й И. В. Сталин называет в известной статье в «Правде» «годом великого перелома на всех фронтах социалистического строительства». Советский вождь бросает Западу вызов: «Мы становимся страной металлической, страной автомобилизации, страной тракторизации. И когда посадим СССР на автомобиль, а мужика на трактор, — пусть попробуют догнать нас почтенные капиталисты, кичащиеся своей «цивилизацией». Мы еще посмотрим, какие из стран можно будет тогда «определить» в отсталые и какие в передовые».
Все события 1920–1930-х годов пронизывало предчувствие грядущей великой войны. Это предчувствие не давало покоя руководителям в Кремле, томило материнскую душу в скромных домах и избушках, боевым азартом будоражило молодую кровь...
Стране нужен был товарный хлеб, который до революции давали в основном (более 70%) крупные хозяйства и который не могли дать крестьяне-единоличники. Жизненно необходим был современный военно-промышленный комплекс, причем с учетом возможной агрессии требовалось создание новой промышленной базы на Урале и в Сибири. Разработан план первой пятилетки, затем выдвигается лозунг «Пятилетку — в четыре года!». Страну охватывает индустриальная лихорадка. Велики как достижения тех лет, так и провалы. Не все можно было решить волевым напором...
Следует сказать о том, что для России не было чем-то абсолютно новым ускоренное до предела развитие оборонной промышленности, чтобы сохранить независимость, выжить. И колоссальные для XVI-XVII веков засечные полосы — оборона от набегов с юга, и металлургические и оружейные заводы, и порты, верфи и каналы XVIII века — все это возводилось на костях мобилизованных государственных и помещичьих крестьян...
«Строительство социализма в одной стране» также легло прежде всего на плечи русского мужика. Из деревни перекачивались средства, черпались рабочие кадры. На сей раз, правда, наносились уже невосполнимые потери, самое страшное было в том, что крушили саму среду существования крестьянства, уклад жизни, веру... По данным ОГПУ, только за 1930–1931 годы было отправлено на спецпоселение более 1,8 миллиона крестьян. Таким пламенным революционерам, как 1-й секретарь Западно-Сибирского крайкома в 1929–1937 годах Роберт Эйхе, русский пахарь был чужд по своей природе. Р. И. Эйхе бестрепетно выступал на активе Новосибирской городской организации ВКП(б), давая установку ликвидировать кулачество как класс — напоминая чекиста Пепла из «Щепки» В. Зазубрина: «Никакой философии. Расстрелять...» Только за сентябрь-октябрь 1934 года партийный хозяин Западной Сибири лично утвердил 118 приговоров к расстрелу за «саботаж в хлебосдаче». В 1932–1934 годах репрессировались тысячи людей по делам с характерными названиями — о «трудовой крестьянской партии», о «белогвардейском заговоре», о «контрреволюционном заговоре в сельском хозяйстве»... А затем, в конце 1930-х, волна расстрелов накрыла и значительную часть самих руководителей террора. Еще в октябре 1918 года Патриарх Тихон в «Послании Совету народных комиссаров» предупреждал: «...обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая (Л к. XI, 51) и от меча погибнете сами вы, взявшие меч (Мф. XXVI, 52)».
...В декабре 1929 года ЦИК Союза ССР, а затем Совет Труда и Обороны СССР одобрили решение правительства о строительстве комбайнового завода в Новосибирске. Перед этим была образована комиссия для поездки в США по вопросу размещения заявок на оборудование. На возвышенном плато на левобережье Новосибирска планировалось уже к концу 1932 года построить невиданный в мире завод. Годовой объем производства поначалу определили в 25 тысяч комбайнов «Катерпиллер-36», 30 тысяч тракторных сеялок, 35 тысяч сенокосилок. Конечно, такое строительство и производство требовали рабочих многих специальностей. Безработице среди молодежи в Новосибирске пришел конец. Со своей мечтой пришел учиться на слесарное отделение школы фабрично-заводского ученичества «Сибкомбайна» и Александр Покрышкин. Это событие стало «великим переломом» и в его жизни... В «Небе войны» он пишет: «Давний план медленно, но верно осуществлялся. Я торжествовал. Но мое появление дома в форме фабзавучника вызвало упреки. Большой нашей семье мой заработок кровельщика был лучшей поддержкой, чем стипендия фабзавучника.
— Нахлебник! — обругал меня как-то отец. Я остолбенел, хотя он говорил горькую правду. Чтобы не быть семье обузой, я собрал однажды свои нехитрые пожитки и покинул дом. Дом, где родился и рос.
Здесь оставил я свое детство и решительно шагнул в захватывающие и трудные годы юности. Оказалось, что в тот день я покинул родной дом навсегда».
...Судьба Ивана Петровича Покрышкина сложилась трагически. До последнего времени об этом было мало кому известно. Но никогда нельзя понять сына вне судьбы его отца...
В Государственном архиве Новосибирской области сохранились личные дела лишенных избирательных прав И. П. Покрышкина и Е. Ф. Покрышкиной (Ф. 1344. Oп. 2. Д. 1202; Ф. 1347. Oп. la. Д. 1302).
И. П. Покрышкин, 44 года, проживавший по ул. Д. Бедного, 82, был лишен избирательных прав за торговлю в 1924–1926 годах галантереей по патенту 1-го разряда с оборотом 3300 рублей. К делу приложена справка (7.1.1932 г.) городского финансового отдела (ГОРФО) о торговле по патенту уже не 1-го, а 2-го разряда с обложением подоходным налогом по 3-му расписанию. Также указано, что И. П. Покрышкин был зарегистрирован как домовладелец-кустарь, работавший единолично, занимавшийся «выработкой чемоданов» и в 1925–1930 годах привлекавшийся «к обложению подоходным налогом по 2-му расписанию».
Что значило в 1918–1936 годах лишение права избирать и быть избранным в Советы, быть «лишенцем»? Причем избирательные кампании в 1922–1931 годах проводились ежегодно. Первая Советская Конституция (1918 год) определила, что «эксплуататорам не может быть места ни в одном из органов власти». Вместе с лицами, эксплуатирующими наемный труд, живущими на нетрудовой доход, монахами и священнослужителями, полицейскими, жандармами, душевнобольными лишались избирательных прав и частные торговцы. В 1927 году в РСФСР насчитывалось свыше двух миллионов лишенцев. Помимо участия в выборах, они также не имели права вступать в профсоюзы и занимать должности в органах власти. По сути, это делало человека изгоем общества, бросало на лишенца «позорное пятно».
Иван Петрович Покрышкин пытался добиться справедливости. Читаем его малограмотные безысходные прошения во властные органы... 3 января 1931 года — жалоба (орфографические ошибки исправлены) в Новосибирскую краевую комиссию «в том, что я, Покрышкин, и моя жена Покрышкина находимся лишены голоса в правах. Нахожу обидным. Я, Покрышкин, с 1926 года занимаюсь единолично кустарным ремеслом у себя дома без всякой наемной силы и помощников, на что имею справку от фининспектора... Как торговлей, так и эксплуатацией не занимаюсь. Социальное мое положение — я инвалид третьей группы, имею дом только для своей семьи, квартир не сдаю. Семья у меня жена и 6 душ детей... Покорно прошу комиссию восстановить в правах...». Поверх неуклюжих крупных букв жалобы — уверенной рукой наложенная резолюция: «Отказать».
22 ноября 1934 года — прошение И. П. Покрышкина, проживающего на Бийском спуске, 31, в Дзержинский райсовет «в том, что я, Покрышкин, был лишен в правах голоса у Советской власти, за что сняли меня с работы. Я работал в последнее время: комбинат имени Ноговицына, 11 месяцев работал в комбинате, 1 год дворец труда, 11 месяцев «Энергия» и еще год на разных учреждениях... на что могу просить райсовет восстановить меня в правах».
Но и четырехлетний рабочий стаж не помогает. Через неделю новое прошение в горсовет. Иван Петрович перечисляет места еще дореволюционной работы, указывает свое социальное происхождение — «сын крестьянина-середняка Вятской губернии», дореволюционные занятия — «с 16 лет я, Покрышкин, работал в Новосибирске по каменной кладке... работал на коне во время постройки военного городка». Иван Петрович оправдывался: «Торговля у меня была мелочная галантерея по патенту 2-го разряда без всякого наемного труда. Торговать мне приходилось потому, по отсутствию здоровия...» Но все тщетно. Выписка из протокола: «отказать по п. «д» ст. 15 и ст. 38 инстр. 1934 г.».
Итак, с работы И. П. Покрышкин уволен. Списки лишенцев помещались перед выборами на видных местах или публиковались в местной печати, в некоторых городах издавались даже отдельными брошюрами. О тяжести такой «печати отверженного» один из лишенцев писал: «У меня семья, подрастающие дети, и вывешивание моего имени на заборе, как бесправного гражданина, порочит мое честное трудовое имя».
Последний документ — письмо из горсовета в райсовет: «Покрышкин Иван Петрович умер 15 декабря 1934 г. (повесился)... Дело возвращаем на предмет исключения Покрышкина И. П. из списка лиц, лишенных избирательных прав по Вашему району».
Если вглядеться в довоенные фотографии молодого командира Александра Покрышкина, видна в его глазах тень потрясения и скорби...
По Конституции 1936 года избирательные права получили все граждане СССР, декларировалось социальное примирение, «морально-политическое единство советского общества». Но будущему первому трижды Герою Советского Союза приходилось скрывать правду об отце. И все-таки ему еще напомнят жестоко об этом «пятне» в 1939-м...
Новосибирск 1930-х годов — это не только великие стройки, но и масса ссыльных, и баржи с раскулаченными, которых отправляли по Оби на север в Надым, «в необжитые районы», и понурые колонны арестантов в сопровождении конвоиров... По улице, где располагалось здание ОГПУ-НКВД, без особой надобности не ходили.
Новосибирский писатель Ю. М. Магалиф в своих воспоминаниях приводит эпизод, как в эшелоне заключенных из Ленинграда познакомился на нарах с пожилым питерским инженером, который оказался сыном Г. М. Будагова, главного инженера строительства моста через Обь. Знал бы отец, чьим именем была названа улица Новониколаевска, что пойдет по возведенному мосту арестантский вагон с сыном...
Площадь в Новосибирске и кратер на Луне носят имя одного из пионеров ракетной техники Ю. В. Кондратюка, издавшего в январе 1929 года в типографии Сибкрайсоюза на собственные средства книгу «Завоевание межпланетных пространств». Эту работу называли основополагающей авторы программы «Аполлон», доставившей американских астронавтов на Луну в 1969 году. В Новосибирск Кондратюк приехал в 1927 году, работал в краевой конторе «Хлебпродукт», жил в бревенчатом доме на неприметной улочке Нерчинской. В 1930 году был арестован по обвинению в принадлежности к контрреволюционной организации, но вышел на свободу через полтора года. В 1930-е годы живет в Москве, служит начальником отдела в проектно-экспериментальной конторе ветроэлектрических станций. От работы с С. П. Королевым отказался, несмотря на личное приглашение последнего. В начале июля 1941 года уходит в народное ополчение, в феврале 1942-го командир отделения взвода связи Ю. В. Кондратюк погиб. Лишь несколько лет назад появились публикации, где названо настоящее имя выдающегося ученого — А. И. Шаргей, дворянин по материнской линии, вина перед Советской властью, которую ему удалось скрыть, — недолгое участие по мобилизации в белогвардейской армии (см. главу «Гений с чужой фамилией» в книге И. А. Зеньковича «Тайны уходящего века». М., 1999).
...Получив специальность, Александр как старший сын помогал отцу, работавшему штамповщиком в артели инвалидов, кормить семью. Друг юности Покрышкина А. Е. Бовручук вспоминал: «Отца Саша уважал, к матери относился по-сыновьи».
Покинув отцовский дом, Покрышкин всегда старался помочь семье, присылал деньги, переписывался с сестрой Марией, которой не успел в 1941-м отправить отрезы шелка и крепдешина — подарок к весне... Упорная Ксения Степановна, как могла, боролась за существование — держала корову, птиц, вязала, изготовляла и продавала искусственные цветы.
А угроза, нависшая над Покрышкиным после лишения родителей избирательных прав, была вполне реальной. Надо было быть всегда настороже. В воспоминаниях М. С. Старкова, 64 года проработавшего на новосибирском авиационном заводе имени В. П. Чкалова, но вынужденного в 1920– 1930-е годы скрывать прошлое отца — мелкого торговца, есть такие горькие строки: «Время было такое, когда огромное значение имело социальное происхождение. Если вы происходили из семей рабочих или беднейших крестьян, то вам открывалась зеленая улица повсюду. Если же, не дай Бог, вашими родителями были служащие, зажиточные крестьяне или, того хуже, дворяне, то двери перед вами наглухо закрывались, вас не брали ни в одно приличное место — ни на работу, ни на учебу... Часть наших ребят боялась своего непролетарского происхождения, опасаясь, и небезосновательно, быть изгнанными из ФЗУ. Был у нас Серега Сапожников — фигура незаурядная, умница, находчивый, необыкновенно храбрый парень. Он прекрасно учился и мечтал стать летчиком, занимался параллельно на курсах планеристов и уже начал летать... И надо же было такому случиться: что-то он там нечаянно сломал. Ретивые работники НКВД начали копаться в его «корнях» и узнали, что его отец был репрессирован! И — все! Сгинул парень!»
...Безмерно далекими, а кому-то уже и едва различимыми, видятся в наши дни те 20-е и 30-е годы. Но очевидцы — рядом с нами... Один из них — одногодок Покрышкина и его однокашник по ФЗУ Константин Прокопьевич Александров. Его родители переехали в Сибирь с калужского малоземелья перед революцией. Встретились мы с ветераном Великой Отечественной войны, шофером первого класса, работавшим в новосибирской «скорой помощи», К. П. Александровым у него дома, в августе 2000 года.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.