Старик из Карпаса

Старик из Карпаса

В тот же день, несколькими часами раньше, на той же террасе, где вечером пела Стелла, сидел другой необыкновенный человек, старик по имени Савас.

Когда мы заказали обед, Эрдоган вызвался поискать в деревне кого-нибудь, кто еще помнил Паноса или его отца Петроса, школьного учителя.

— Старейшина греческой деревни, старик из Карпаса, он их помнит, — сказал Эрдоган. — Я приведу его к вам.

Восьмидесятидвухлетний Савас пришел еще до того, как мы отправились в монастырь. Он был в очках в тяжелой темной оправе, с толстыми линзами и опирался на трость. В верхней челюсти торчал один-единственный зуб.

— В понедельник мне вставят новые, — сказал он, сияя.

После вторжения турок Савас решил остаться в родной деревне. И, по словам Эрдогана, превратился в настоящего дипломата местной политики — договаривался с турками, помогал поддерживать мир, принимал у себя работников миссии ООН, когда те привозили в деревню необходимые припасы.

Савас одинаково хорошо говорил на греческом, турецком и британском английском. Настолько хорошо, что даже поправил произношение Нэнси.

— Ах да, вы же из Америки, — с улыбкой сказал он.

Савас ходил с Паносом в школу. Я спросила, был ли Панос хулиганом. Я-то ведь была: переводила классные часы, подстригала хвосты примерным ученицам и даже, что особенно веселило Нэнси, на уроке математики вставляла в нос карандаши и мотала головой.

— Нет-нет. Панос был хороший мальчик. Сын учителя, — сказал старик.

Савас знал моего деда Петроса и бабку Юлию. Ну, вы помните, ту, с усами, которую я приняла на фото за мужчину.

— А Сьюзен похожа на Паноса? — спросила Саваса Нэнси.

— Она похожа на бабушку, — ответил он.

Мы с Нэнси разразились хохотом. Она нацелилась для последнего удара:

— А она была красивой женщиной?

— Она была… леди, — молниеносно нашелся Савас.

Тут мы с Нэнси прямо покатились от хохота. Алина, которая до сих пор помнит, как в детстве боялась усатой бабушки Юлии, сдержанно улыбнулась.

Я сменила тему, спросив Саваса, каково это — жить беженцем в собственном доме.

Эрдоган предупреждал нас, что одну тему Савас не будет с нами обсуждать. В этой войне он потерял сына. В буквальном смысле потерял. Его сын просто не вернулся домой — ни живым, ни мертвым.

Савас сказал нам, что в его греческой деревне осталось всего шестьдесят человек, хотя были сотни. Самой младшей жительнице сорок два, недавно она наконец-то вышла замуж, но иметь детей уже не может.

Я спросила Саваса, не жалеет ли он, что остался.

— Я счастлив на миллион процентов, — сказал он.

В нем не ощущалось ни боли, ни горечи, он никого не обвинял, хотя видел, как вымирала его деревня, и сам потерял сына.

Я никогда этого не забуду.

Спасибо тебе, старик из Карпаса. Спасибо.

Прощай, Кипр, я уношу тебя в своем сердце, тебя и мудрость твоих стариков.