Хвала компромиссу

Хвала компромиссу

Обстановка все более накаляется, воздушные тревоги следуют одна за другой. Предполагается, что к сегодняшнему дню уже завершены все приготовления для высадки германских войск. Будет ли действительно предпринята попытка десантирования? Две бомбы, упавшие ночью возле нашего отеля, были малого калибра; стекла в моей комнате даже не треснули. Утром неподалеку на площади взорвалась часовая бомба большой мощности. Отель потрясло до самого основания. Поток воды хлынул на улицы. Только что Би-Би-Си передало, что вчера было сбито 185 германских самолетов. Снова подвергся бомбардировке Букингемский дворец. Одна бомба упала возле станции Виктория и разнесла ее на мелкие части. Дождь и туман. На руку ли это гитлеровским намерениям? — спрашиваем мы себя. С ним ли по-прежнему его демон? (Абраксас[26] — вот имя бога, по ту сторону добра и зла). В районе канала пока все спокойно.

Позже пришлось пережить несколько неприятных моментов. Пять или шесть бомб упало на соседний район. Взрывов не последовало. Будь это часовые бомбы, пришлось бы эвакуировать весь район. В отличие от других районов для нас эта ночь была спокойной. Ужасно проезжать по знакомым улицам и наблюдать ежедневные признаки разрушений. На сегодняшний день разрушено несколько крупных магазинов и множество мелких лавочек. Число разрушений растет с каждым днем; если подсчитать все, получится небольшой город.

Как долго это будет продолжаться? Рано утром после короткого сна, когда зенитные орудия прекратили огонь, как чудо появился свет, и время, кажется, остановилось. Показалось — за окном заря христианства. Но продолжалось это одно лишь мгновение. Это был промежуток между веками. Время исчезло. Это был наш день милосердия, время, когда можно перевести дух.

Поразительно, насколько глубоки корни традиций и насколько эти традиции отличаются друг от друга в разных районах этого города. Лондон — мировая столица, которая не подверглась единообразию, не превратилась в глубоко централизованный механизм, а сохранила самобытность и самостоятельность каждого округа в отдельности. Возможно, что это играет важную роль в битве за Лондон. Идеальная схема для наших сверхрационалистов — единая газовая сеть, единое электроснабжение, единая канализационная система — помимо обычных многочисленных слабостей в настоящее время имеет особые недостатки.

Этот же город состоит из целой сети независимых сообществ, и хотя ни одно из них не рассматривается как самостоятельное, каждое из них сохраняет личную инициативу небольших общинных групп.

"Это — гениальный продукт древнего простого и главным образом доморощенного восприятия страны", — писал Берк об Англии. Что делает ее настолько сильной, что она в состоянии выдержать апокалиптическую бурю и остаться неизменной? Это — плотная толща истории, не знавшая радикальных потрясений и зарождения новых доктрин, — только непрерывное развитие. Это — глубокие корни общественной жизни, никогда полностью не терявшие своей простоты и старинной патриархальности. Здесь истинный союз "крови и земли", который в других странах не более чем пропагандистский лозунг, здесь глубоко укоренившаяся верность семье и дому является действительностью, принимаемой как данность. Здесь нация сохранила древнейшие элементы, позволяющие вовремя остановить бедствия. Здесь, несмотря на разительный контраст между ослепительным блеском богатых и горькой нищетой бедных, никогда в обществе не существовало полного непонимания. Твердые гранитные глыбы средневековья со всей силой вламываются в сегодняшний день.

Неудивительно, что любой человек, недавно родившийся в этой стране, сразу ощущает себя ввергнутым на полстолетия назад. Многие черты викторианской эпохи живут или по крайней мере находятся в дремлющем состоянии. Эта война может смести их прочь, но пройдет это без потрясений, без замены на новые идеалы какого-либо радикального переворота. То, что в Германии называлось силой традиции и было заслугой социальных привилегий, здесь, в Англии, является неизменно важным и созидательным элементом. Следовательно, новая Англия вырастает из старой, не меняя своей сущности. В этом и есть секрет британской силы и ее способности к обновлению.

Гитлер замечает только старый режим, последнюю фазу уходящего века, викторианскую эпоху. Он не замечает вечной юности этого народа, медлительного и даже скучного, на первый взгляд, но в действительности сохранившего и постоянно обновляющего свои жизненные силы. Этот народ напоминает жителей сельской местности, столь мало понятных горожанину. Несмотря на свои города, англичане сохранили что-то глубинное — крестьянский склад ума, здоровое природное чутье, умение выжидать, неприязнь к частым переменам на скорую руку, неспешное обстоятельное мышление.

Мы, немцы, были не одиноки на континенте, отрицая преимущества унаследованных и совершенствуемых исторически сложившихся форм нашей собственной политической жизни, приспосабливая их без изменений к новым условиям. Наша история напоминает пульс с перебоями. Нас бросает от одного потрясения к другому. Но здесь, в Великобритании, среди постоянного приспособления к политическим и социальным изменениям, остается неизменным главное. Это — не случайный дар судьбы, а результат редкого, быть может, уникального таланта выдержки и самоограничения.

Мы, немцы, да и не только мы, никогда не были в состоянии оценить значимость политического компромисса в жизни демократического общества. Для немцев компромисс означает отсутствие убеждений, слабость и беспринципность. Идти на компромисс — значит поступаться своими интересами. Вот почему немцы говорят о компромиссе, как о Kuhhandel[27] — сделке сомнительного свойства, как о желании уклониться от принятия решений.

В Великобритании компромисс — результат цельного, глубоко этического и христианского по своей природе понимания, что ни один человек не может быть единственно и всецело прав, что возможно лишь приближение к истине. Достичь взаимопонимания можно лишь путем компромисса между различными точками зрения на то, что есть истина. Компромисс исходит из нравственной убежденности, что ни одна партия или отдельная личность не в состоянии обладать абсолютной истиной относительно представлений об этом мире.

Мы, жители континентальной Европы, каким бы не было наше прошлое и наш образ мышления, всегда считали, что именно мы владеем единственной и абсолютной правдой. Правы только мы и те, кто разделяет наши мысли. Кто не с нами, тот либо глуп, либо враждебен. Таким образом, и наша политическая жизнь порождена все тем же элементарным невежеством, нетерпимостью и догматизмом.

"Всякая форма правления, — говорит Берк, — а на практике каждый смертный, ищущий выгоды и удовольствия, всякий добродетельный и благоразумный поступок — все проявляется в компромиссе и товарообмене." Это — величайшее и нестареющее высказывание.

Но этот существенный и необходимый элемент демократии сегодня, кажется, находится в опасности даже в этой стране. Правда, это не та опасность, которая существовала во Франции накануне ее падения. Опасность сбиться с пути лежит в своего рода "непостоянстве" величайшего мирового кризиса в Британии по сравнению с материком. Определенные пути развития общественной жизни Европы XIX века в Англии до сих пор рассматривают как улучшение, к которому надо стремиться, тогда как на материке их уже восприняли как опасную дорогу, ведущую к абсолютизму. Политика, направленная на централизацию и рационализацию, в Англии все еще считается прогрессивной, ведущей к улучшению. Эта политика включает мероприятия по концентрации некоторых промышленных предприятий и копированию административных механизмов, присущих материковой Европе. Таким образом, существует явный риск проникновения континентальных идей и методов в политическую жизнь Англии, поскольку уже трудно избежать централизации и рационализации. Вероятно, все, что считалось прогрессивным и стоящим подражания на материке, просто раскрывает себя как ошибочное направление и губительная политика.

Правда, будущий мир невообразим без систематического урегулирования многих сторон экономической и общественной жизни. Невозможно выступать против недоктринерского планирования, основанного просто на удовлетворении практических нужд. Но сейчас в дверь британской, пока еще здоровой общественной жизни стучится легко усвояемая теория всеобщего рационального планирования. Если страна поддастся этому искушению, тогда произойдет то, что годами предвещали нацисты. Логика событий заставит принять их идеи и системы даже вопреки желанию демократов. Нужно опасаться, что Великобритания заразится континентальным стилем радикального доктринерского мышления. Эта нация способна воспринимать только явную опасность. Следовательно, бывают моменты, когда она уступает другим. Она не замечает многие приближающиеся опасности, но, с другой стороны, ее инстинкты безошибочно и сразу реагируют на воздействие реальности.