Прогресс и варварство

Прогресс и варварство

Необходимо лишь по-другому назвать противоположные по своей сути господствующий и порабощенный классы, чтобы осознать, что такое разграничение становится, в сущности, неизбежным в условиях нынешнего кризиса. В новых социальных условиях четко видна разница между свободной элитой и массами, которых удерживают в рамках порядка с помощью принуждения и террора. Трудно говорить что-либо против такого человека, как Зигмунд Фрейд, принимая во внимание, что этот сторонник гуманизма выстрадал свое болезненное мировоззрение. Несомненно, он был внутренне тесно связан со всеми разрушительными тенденциями нашего времени и поэтому стал одним из главных провозвестников торжества нигилизма. Фрейд откровенно заявляет о своем восхищении тем, что "прогресс заключил союз с варварством". Он восхваляет смелое начинание Советской России, где сотни миллионов угнетенных шагнули на более высокую ступень развития "благодаря изъятию у них притупляющего разум наркотика религии" и здравомыслию, ограничившему пределы сексуальной свободы. "Но в то же время массы подверглись самому безжалостному принуждению и лишились всякого свободомыслия". Фрейд продолжает: "Мы расцениваем это как освобождение от тягостной опеки, тогда как в случае с немецкой нацией видно, что подобный рецидив почти что доисторического варварства может произойти без взаимодействия с какой-либо прогрессивной идеей". Несмотря на такое освобождение, Фрейд находит странным, что "сегодняшние консервативные демократы стали сторонниками развития цивилизации, и что уж совсем удивительно — с ними заодно и католическая церковь, отстаивавшая распространение рецидива варварства", — и это церковь, бывшая в прошлом врагом свободомыслия и познания истины.

Думаю, не будет преувеличением, если скажу, что признав освобождение от рецидива варварства в Германии и тот удивительный факт, что католическая церковь стала центром свободомыслия, мы достигаем критической точки величайшего исторического кризиса, в который оказались вовлечены. Но великий ученый демонстрирует поразительную неспособность сделать правильный вывод из своей глубокой обеспокоенности единением варварства и прогресса. Вероятно, здесь он уподобляется одному из тех пациентов с невротической заторможенностью, которых сам столь часто анализировал.

Разве нет тут сходства со спровоцированным неврозом по отношению к сущности цивилизации как составной части непрерывного развития? И разве это развитие не является составной частью непрерывного "освобождения от чего угодно" и уж в любом случае — от всяческого принуждения или запрета? Разве на самом деле цивилизация не является некой системой запретов, уз и ограничений, которым каждый человек обязан подчинять свою жизнь? Разве суть цивилизации не в создании основных обязанностей? И разве вопрос о значимости или отсутствии значимости таких обязанностей, их изменения и приспособления, никак не связан с самой необходимостью таких обязанностей и правил для установления и поддержания цивилизации?

Человека, считающего, что он свободен ото всяких ограничений, необходимо полностью изолировать. Такая специфическая свобода подразумевает отход от прогресса, когда отбрасываются все принципы регулирования и ограничения. Каждый, кто воспринимает религию как человеческий невроз, нуждается в лечении точно так же, как пациент, обуреваемый навязчивой идеей. И не стоит удивляться, если на этом месте провозгласят светскую доктрину, обязательную для каждого, и этот порядок станут утверждать с помощью самого безжалостного принуждения. Описание всего этого можно найти в трудах одного из величайших знатоков человеческой души, еще дофрейдовской эпохи, — Достоевского. Это может избавить людей от чувства облегчения, что с варварством в Германии было покончено раз и навсегда без использования какой-нибудь прогрессивной идеи.

Под "национал-социалистическим орденом нордически настроенных людей" подразумевалась СС, основной фактор власти в Третьем Рейхе. "Я знаю, — сказал рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, — что в Германии есть множество людей, которым становится плохо от одного вида черного мундира: мы относимся к этому с пониманием…"

Почему отсутствие взаимосвязи между прогрессом и варварством должно приносить облегчение? Думаю, что сумею восстановить ход этих размышлений. Тот факт, что вторжение варварства в Германию "никак не связано с прогрессивной идеей", предоставляет косвенное оправдание насилию в любом государстве будущего, в любом государстве Левиафана. Принуждение, хотя с этим можно спорить, неизбежно в нынешний период перехода от позднего капитализма к коммунизму. Если насилие и принуждение не использовать — конечно же, только в переходный период — ради прогресса и нового общественного устройства, они непременно станут инструментом, который против них же будут использовать Поистине жестокие люди, и в конце концов государство окажется настолько варварским, что выход из этого состояния будет сопряжен с неимоверными усилиями. Варварские методы, напротив, необходимы на переходном этапе, но им нет места в новом и свободном цивилизованном мире. Эти доводы не означают, что аппарат насилия национал-социализма достоин порицания. Наоборот, с началом войны, обещающей, похоже, быть долгой, и которая, вероятно, ознаменует скорый конец эпохи капиталистического развития, целесообразно сохранить отдельные элементы механизма всеобщего контроля, чтобы использовать их в критические моменты в направлении, противоположном движению цивилизации.

Ни принуждение, ни терроризм или безжалостное угнетение больше уже не вызывают, как мы видим, отвращения — они используются в интересах грубой силовой политики.

Это очень важный вопрос, и стоит поразмыслить над нынешними проблемами, чтобы прийти к логическому выводу, пока время еще позволяет. До сих пор мы живем в переходном периоде, в котором все государства и каждая политическая группа имеют своих союзников и своих противников, сочувствие которых или вражда были не так истинны, как казалось. Мы приближаемся к тому моменту, когда будут выяснены подлинные позиции и противоборствующие идеи. Эту войну нельзя свести просто к борьбе за превосходство одной нации над другой. Для нации, подвергшейся нападению и все же сохранившей свою государственность, существенным становится понимание того, что представляет собой сила "консервативной демократии" и что дает ей право выступать не только защитником развития цивилизации, но и подлинным ее орудием.

Сейчас нам надо сделать логический вывод из нашего опыта, полученного при возврате в варварство, не связанное ни с какой прогрессивной идеей, вывод о том. что необходимо избегать всего, что вновь может привести к системе тотального подавления. Но поскольку в высших политических кругах любое такое заключение отвергается, похоже, с маккиавелиевской подоплекой, неважно, признанной или нет, так или иначе придется прибегнуть к принуждению, по крайней мере, его следует использовать для благородных целей.

Толкователи новой цивилизации, также, как и нацисты, считают, что она продлится тысячи лет. Они противопоставляют ее тысячам мучительных десятилетий переходного периода. Но мы уже столкнулись с горечью настоящего времени, а тысячелетия, которые наступят, еще не есть реальность. Наши заключения не совпадают с выводом этих толкователей. Если должны быть выявлены элементы религиозной самодисциплины масс, и если нужно низвести массы до стадного состояния, и если этим массам поведают, что все этические нормы — всего лишь прикрытие для защиты интересов имущих классов, тогда наш вывод будет заключаться в том, что ничего другого не остается, как все время держать массы в сетях системы тоталитарного принуждения.

В таком случае, возможно, останется класс "свободных людей", которые, как представители культуры, будут возвышаться над этими массами. Это будет дорогая и страшная замена цивилизации. Но можно ли на самом деле сомневаться в том, что существование нового классового государства, этого общества, управляемого ничтожным меньшинством, имеет преимущество над современной капиталистической системой?

Однако цивилизация и высокие моральные стандарты возможны только тогда, когда они вырастают из чувства морали и ответственности индивидуума, если свобода участия в политической ответственности и в политических решениях может быть допущена только на основании общепринятых этических принципов. Нужно воздержаться от соблазна использовать всю мощь механизма принуждения, даже если это и могло бы способствовать национальному прогрессу. Лучше отказаться от любого, достигаемого таким образом прогресса, чем подвергнуть себя смертельным опасностям системы принуждения.

Но можно прийти и к другому выводу. Прогресс не может состоять из чего-либо, что разрушает само основание цивилизации, то есть религиозную свободу и моральную ответственность. Сущность прогресса — это не освобождение от прошлого опыта и старых принципов, это пересмотр их таким образом, чтобы они соответствовали требованиям сегодняшнего дня. Культура и цивилизация не только синонимы прогресса: они также включают в себя силы сохранения и подразумевают продолжение многовекового развития человечества.