Константин Иванович Пален (1833–1912) «ПРИ НЕМ ПРОТЕКЦИИ БЫЛИ НЕВОЗМОЖНЫ»

Константин Иванович Пален (1833–1912)

«ПРИ НЕМ ПРОТЕКЦИИ БЫЛИ НЕВОЗМОЖНЫ»

30 мая 1878 года Константина Ивановича ожидал тяжелый удар — он был уволен с должности министра юстиции.

В порядке компенсации государь «пожаловал» ему чин действительного тайного советника. Подоплекой отставки стало оправдание Санкт-Петербургским окружным судом

В. И. Засулич, стрелявшей в столичного градоначальника.

12 января 1830 года, когда все работники прокуратуры России отмечали 108-ю годовщину образования Петром I своего ведомства, родился будущий генерал-прокурор России граф Константин Иванович Пален (по некоторым данным он родился — в 1833 году). Он принадлежал к старинному дворянскому роду, ведущему свое начало от каноника Госвен фон Палена, жившего в Ливонии в середине XV века. Его потомки при шведском короле Карле XI были пожалованы в бароны. Один из них, Густав-Христиан, служил ландратом, то есть членом исполнительной коллегии дворянского собрания, в Лифляндии, находившейся уже под властью России. Продолжателем рода считался барон Петр-Людвиг, больше известный под именем Петра Алексеевича, у которого было пять сыновей: Павел, Петр, Федор, Николай и Иван. У последнего, от брака с графиней Софьей Карловной Медем, и родился сын Константин.

На радость родителям мальчик рос пытливым ребенком, прилежно учился и, получив прекрасное домашнее образование, поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, который окончил в 1854 году со степенью кандидата прав. Впоследствии он всегда особенно ценил то, что, обучаясь в университете, входил в члены «немецкой корпорации». По словам хорошо знавшего его Н. С. Таганцева, граф до самой смерти сохранял «нежные отношения» к своей альма-матер. Пален неизменно присутствовал, на сборах которые ежегодно, устраивали выпускники, а иногда даже посещал и общие обеды бывших студентов. И происходило это 8 февраля.

Свою карьеру графа Пален начал сразу же после окончания университета в департаменте Министерства народного просвещения, но уже в следующем году молодого чиновника перевели в Государственную канцелярию. В июне 1855 года его командировали в Крым, в распоряжение графа М. М. Вильегорского-Матюшкина. Там он состоял при комиссии «О сборе приношений в пользу раненых при защите Севастополя и семейств убитых», созданной по инициативе императрицы Марии Александровны (аналог нынешнего Общества Красного Креста). Работать ему приходилось в тяжелейших условиях — ведь шла Крымская война. В Севастополе он провел последние три месяца осады. Здесь ему по-настоящему пришлось понюхать порох и узнать, что такое жизнь, и что такое жить на свете стоит. Достаточно отметить, что из восьми членов комиссии к концу ее деятельности в живых остались только трое. Сам граф Пален заразился тифом и чудом остался жить. За участие в Крымской компании он получил ордена Святой Анны 3-й степени (1855 год), Святого Владимира 4-й степени (1856 год) и серебряную медаль за защиту Севастополя.

Немного подлечившись и восстановив силы, Константин Иванович вернулся в Петербург. Здесь его ждала большая карьера…

Начав с неприметной должности экспедитора Государственной канцелярии, он очень быстро обратил на себя внимание начальства и получил новое назначение — вице-директора департамента исполнительной полиции Министерства внутренних дел. В 1864 году он становится псковским губернатором. По этой должности достиг чина действительного статского советника.

Не прошло и трех лет, как Пален опять возвращается в столицу. В январе 1867 года он становиться товарищем министра юстиции, а 15 октября того же года пожалован в статс-секретари Его Императорского Величества и вступил в управление Министерством юстиции. 31 марта 1868 года государь утвердил его в должности министра юстиции и генерал-прокурора. С 1872 года он одновременно и член Государственного совета.

Первое время К. И. Пален придерживался либерального направления, взятого его предшественником министром юстиции Д. Н. Замятниным, но затем все более откровенно принимал сторону наиболее консервативных сил.

Известный публицист Г. А. Джаншиев считал, что граф Пален, «чуждый кружку славных деятелей судебной реформы», призванный к власти для того, чтобы «подчинить деятельность новых судов административно-полицейским целям», старался оправдать возложенные на него надежды. Суд общественной совести, несменяемость магистратуры, институт мировых судей, независимость адвокатуры — все было взято под подозрение и «держалось в черном теле». Но это было его мнение. «Один только непосредственно подчиненный министру юстиции прокурорский надзор, содержимый в духе спасительной дисциплины, пользовался благословением нового министра и представлял единственно благонадежные кадры для пополнения судебного персонала», — отмечал Г. А. Джаншиев.

Судебная реформа, начатая в 1864 году, хотя теперь шла со скрипом, но все же продолжалась. За те десять лет, что граф Пален руководил министерством, были открыты Одесская, Казанская, Саратовская и Варшавская судебные палаты. Именно при нем взошла и ярко засияла звезда выдающегося юриста и общественного деятеля А. Ф. Кони. По мнению последнего, граф Пален был «лучшим администратором» из всех министров юстиции. Поэтому не случайно, расходясь с ним в принципиальных вопросах судоустройства и судопроизводства, Кони уважительно относился к «личным свойствам» министра. Следует сказать, что при назначении на ответственные должности граф руководствовался исключительно деловыми качествами человека. При нем какие-либо протекции были невозможны. Министр не требовал обязательного наличия высшего юридического образования. Больше внимания он обращал на предшествующую деятельность кандидата. Если чиновник был недостаточно опытен, то его, как правило, назначали на должности в старые судебные установления, а испытанного, хорошо себя зарекомендовавшего — в новые суды.

Если ему доводилось слышать лестные отзывы о каком-либо из судебных деятелей, то он не считал зазорным лично приехать и познакомиться с ним. В Москве в начале 70-х годов крупнейшим специалистом гражданского права считался товарищ председателя окружного суда Э. Н. Сумбул. К нему шли за «разрешением всяких недоразумений» и судьи, и прокуроры, и адвокаты. Прослышал о нем и граф Пален. Однако Сумбул не любил без дела появляться в министерских коридорах и наносить «визиты вежливости». Подобная скромность, не бывшая тогда в чести, еще более заинтриговала министра. Во время своего очередного приезда в Москву Константин Иванович сам зашел в кабинет Сумбула, чтобы лично с ним познакомиться.

Будучи министром, граф Пален часто разъезжал по империи и «обозревал» судебные установления. Он побывал в Харькове и Одессе, Москве и Казани, в Саратове и Варшаве и других местах.

Константин Иванович строго требовал, чтобы прокуроры направляли ему донесения о всех совершенных преступных деяниях, «выходящих из ряда обыкновенных». Поэтому Министерство юстиции при нем всегда располагало обширной информацией о наиболее опасных преступлениях, произошедших в империи, и могло руководить деятельностью по их расследованию с момента возбуждения уголовного преследования. Граф пристально наблюдал за расследованием преступлений, представлявших повышенный общественный интерес. При нем, по мнению А. Ф. Кони, «исполнение служебного долга, невзирая на лица, одинаково понималось всеми судебными деятелями от министра юстиции до судебного следователя».

По инициативе графа Палена, например, было возбуждено уголовное дело в отношении известного миллионера, купца 1-й гильдии С. Т. Овсянникова. Однажды министр, проезжая по Петербургу, обратил внимание на пожар — горела паровая мельница, расположенная на Измайловском проспекте. Он был поражен грандиозностью картины пожара. Вызвав к себе прокурора окружного суда А. Ф. Кони, граф Пален потребовал разобраться в этом происшествии. В тот же день прокурор получил донесение полиции, в котором сообщалось, что признаков поджога не оказалось. Кони столь лаконичное сообщение не удовлетворило, и он поручил своему заместителю А. А. Маркову выехать на место и провести дознание. Тот уже к вечеру привез убедительные факты, подтверждающие умышленный характер поджога. Вскоре следствие установило, что его организатором был сам хозяин мельницы С. Т. Овсянников. Виновных осудили. Это дело явилось, по словам А. Ф. Кони, «настоящим торжеством нового суда».

Министерство графа Палена совпало с подъемом новой волны революционного движения в России. По Судебным уставам 1864 года дела о государственных преступлениях должны были производиться «общим порядком уголовного судопроизводства», с соблюдением некоторых особенных правил. В частности, судебное преследование возлагалось на прокуроров, а предварительное следствие — на членов судебных палат. Дела рассматривались, как правило, уголовными департаментами этих палат. Однако уже первые политические процессы, проведенные по таким нормам, не удовлетворили власти. Поэтому срочно готовились изменения в законах. Активную роль здесь играл министр юстиции. Именно по его инициативе чувствительные удары были нанесены вначале по дознанию, которое отобрали у полиции, затем по предварительному следствию, которое становилось не обязательным, а потом и по суду.

После же «Процесса нечаевцев», слушавшегося в Санкт-Петербургской судебной палате с участием сословных представителей, когда из 79 человек преданных суду, 42 были оправданы, министру юстиции пришлось срочно разрабатывать упрощенную процедуру по политическим делам. В июне 1872 года было Высочайше учреждено для этих целей Особое Присутствие Правительствующего сената.

По сведениям советского исследователя Н. А. Троицкого, после образования Особого Присутствия с 1873 по 1878 год (за первые пять лет) из 52 политических процессов в нем рассмотрено 37, и лишь 15 — в других судах.

Сосредоточение почти всех дел о государственных преступлениях в Сенате имело и свои существенные недостатки: необходимо было доставлять в столицу обвиняемых и свидетелей, что увеличивало расходы казны и замедляло судопроизводство. Поэтому спустя шесть лет, по предложению графа Палена, все дела, не подлежавшие рассмотрению военными судами

(полномочия которых были расширены), вновь передавались в судебные палаты, что и было подтверждено законом от 9 мая 1878 года. Этот закон, кстати, еще более ограничивал гласность суда, что вызвало резкую негативную реакцию всех прогрессивных юристов России. В Особом Присутствии Правительствующего сената дел уже рассматривалось мало.

30 мая 1878 года Константина Ивановича ожидал тяжелый удар — он был уволен с должности министра юстиции (с оставлением членом Государственного совета и статс-секретарем). В порядке компенсации государь «пожаловал» ему чин действительного тайного советника. Подоплекой отставки стало оправдание Санкт-Петербургским окружным судом В. И. Засулич, стрелявшей в столичного градоначальника.

Первое время после отставки К. И. Пален очень переживал случившееся, но вскоре освоился и стал участвовать в работе различных комитетов и комиссий, активно выступал в Государственном совете, в 1885 году даже временно председательствовал в Комитете министров, но былого влияния на государственные дела он уже не оказывал. Бывший министр юстиции в конце века подолгу жил в своем имении в Курляндской губернии, где его не раз избирали почетным мировым судьей. Спокойная, размеренная жизнь, изменила его в лучшую сторону. Он стал мягче, либеральнее.

В 1896 году о нем опять вспомнили — во время коронации Николая II граф Пален исполнял почетные функции Верховного маршала. После Ходынской катастрофы, когда в неимоверной давке погибло свыше тысячи человек, император, недовольный результатами официального следствия, поручил Палену провести дополнительное расследование. Однако и его выводы Николая II не устроили. К тому же граф отпустил несколько нелестных выражений в адрес великого князя Сергея Александровича, бывшего тогда Московским военным губернатором. Он сказал, что там, где «великие князья занимают ответственные должности, всегда происходит или какая-нибудь беда или крайний беспорядок». Эти слова надолго охладили к нему высший двор.

В начале XX столетия К. И. Пален появлялся в Государственном совете довольно часто. А. Ф. Кони писал, что граф стал там «самой симпатичной фигурой». Высокого мнения о нем был и граф С. Ю. Витте, который называл Палена «весьма почтенным и достойным человеком», а также «выдающимся государственным деятелем по своему благородству и своей порядочности».

Граф Пален радовался теперь почти каждому оправданию осужденных. 22 марта 1900 года он писал Н. С. Таганцеву по поводу оправдания Сенатом одного из прибалтийских пасторов: «Я позволю себе поздравить Ваше превосходительство и то учреждение, в котором Вы председательствуете. Каждый честный человек радуется, когда он убеждается, что Сенат сохранил великий принцип справедливости. Но Вы легко поймете, с каким теплым чувством я отношусь ко всякому проявлению начал истинного правосудия в наших судебных учреждениях».

В 1903 году к его многочисленным орденам и наградам добавился еще и алмазный знак ордена Святого Андрея Первозванного. В 1904 году им получен придворный чин обер-камергера Двора Его Императорского Величества.

В 1912 году А. Ф. Кони последний раз встретился с бывшим министром юстиции. Граф Пален рассказал ему много интересного о закулисной стороне событий, свидетелями и участниками которых они были. Потом неожиданно спросил Анатолия Федоровича: «Вы меня простили?» На недоумение, выраженное собеседником, продолжал: «Нет, вы отлично меня понимаете: я столько причинил вам неприятностей, даже горя, я отравил столько лет вашей жизни… но простите меня, старика, я не понимал вас тогда, я многого тогда не понимал: теперь я понял, я теперь другой человек, но поздно».

Заканчивая разговор Константин Иванович сказал: «Ну, как я рад, как рад, у меня камнем на сердце лежало сознание, что я был несправедлив по отношению к вам и причинил вам столько незаслуженных огорчений…» На прощание он крепко пожал А. Ф. Кони руку. А через несколько дней граф умер. Произошло это 2 мая 1912 года в Петербурге. Похоронили его в Курляндской губернии в родовом имении Гросс-Ауц.

Граф Пален был женат на фрейлине Елене Карловне (Елене Шарлотте Луизе), дочери генерала от инфантерии, главноуправляющего путями сообщения и публичными зданиями графа К. Ф. Толя. От брака имел семерых детей: четверых дочерей и троих сыновей. Один из них, Константин Константинович, достиг чина тайного советника и придворного звания гофмейстера, с 1906 года был сенатором.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.