Глава III Балканская кампания

Глава III

Балканская кампания

Между двумя кампаниями

Лето 1940 года было для германской армии самым счастливым временем за всю войну. Мы одержали такие победы, каких не знала история со времен Наполеона; Версаль был отомщен, перед нами уже открывались перспективы прочного и почетного мира. Наши оккупационные войска обосновались во Франции и Нидерландах, и потекла спокойная и размеренная солдатская служба, совсем как в мирное время. Устраивались прогулки верхом и выезды на охоту, шел даже разговор о том, что нашим семьям разрешат к нам приехать.

Верховное командование готовилось расформировать большое число дивизий, были аннулированы крупные контракты на поставку вооружения. Однако наши надежды на спокойную жизнь рухнули, когда Англия отклонила предложения Гитлера и Черчилль заявил о непоколебимой решимости своей страны продолжать войну. Верховное командование приступило к спешной подготовке операции «Морской лев»[34], и германские военно-воздушные силы стали готовиться к завоеванию господства в воздухе над Ла-Маншем и Ирландским морем. Наша авиация блестяще выполнила свою задачу в молниеносной войне во Франции, но она использовалась главным образом для поддержки наземных операций. Вскоре стало ясно, что наши военно-воздушные силы были недостаточно сильны, чтобы по целым неделям вести жестокие бои с английской авиацией, обладавшей более совершенным радиолокационным оборудованием, и по мере роста наших потерь перспектива форсирования Ла-Манша становилась все отдаленнее.

За лето я имел возможность хорошо изучить условия жизни во Франции и Голландии. По окончании кампании наша дивизия была переведена в район Бреды, где корректное поведение немецких войск произвело прекрасное впечатление на голландцев. Я расположился в доме бывшего голландского офицера колониальной службы и с благодарностью вспоминаю те несколько недель тихой жизни, которые я провел в его гостеприимной и культурной семье. Можно сожалеть, что офицеры гестапо и партийные чиновники вскоре воздвигли барьер между оккупационными войсками и гражданским населением; их жестокость и полное отсутствие здравого смысла оттолкнули многих из тех, кто мог бы стать нашим другом. К несчастью, этим чиновникам не хватало культуры и образования — основы успешной деятельности в чужой стране.

После нескольких недель службы в Голландии я был переведен в штаб 1-й армии в Лотарингии на должность третьего офицера штаба (начальника разведывательного отдела). Мы прекрасно разместились в старинном готическом замке в Нанси, и я был чрезвычайно рад снова служить под начальством фельдмаршала фон Витцлебена — бывшего командира 3-го корпуса в Берлине, а теперь командующего 1-й армией.

По своим обязанностям мне приходилось соприкасаться со многими французами, игравшими видную роль в политической жизни страны, а также с крупными коммерсантами. Я встретил искреннее желание сотрудничать на базе объединенной Европы, основанной на принципе полного равенства. Высокая дисциплина и лояльное отношение германских оккупационных войск содействовали и укрепляли этот дух сотрудничества. Но Гитлер не мог решиться принять ясно выраженную умеренную политику в отношении Франции. Например, запрещалось давать французским беженцам, проживавшим к северу от Соммы, разрешение на возвращение домой, а вся Северная Франция и Бельгия были подчинены единому военному управлению. За этой мерой можно было видеть идею «Великой Фландрии».

Схема 4

Балканская кампания 1941 г.

В течение осени 1940 года штаб 1-й армии разрабатывал план быстрой оккупации остальной части Франции. Этот план был вызван, помимо трений с петэновским режимом, предполагаемым наступлением через Испанию с целью захвата Гибралтара. Однако Франко не считал положение Англии безнадежным и с высоким дипломатическим искусством держал Гитлера на почтительном расстоянии.

В ноябре 1940 года я провел несколько дней в Риме в качестве гостя Генуэзского полка, очень старой и известной кавалерийской части. Там я очутился в глубоко мирной обстановке. Итальянские кавалерийские офицеры были в высшей степени гостеприимными и повезли меня в свою знаменитую школу верховой езды в Торди-Куинто. Они спросили меня, не желаю ли я попробовать взять несколько препятствий, и, когда я согласился, привели великолепного чистокровного коня. Мне показалось, однако, что они скептически наблюдают за моими приготовлениями; и в самом деле, вряд ли можно их упрекать за то, что они не ждали большого искусства в области верховой езды от немецкого штабного офицера. Я не говорил о своем многолетнем кавалерийском опыте и скачках, в которых я участвовал, и мне было приятно видеть их удивление, когда я чисто взял все препятствия.

Во время пребывания в Италии мне представилась возможность обсудить положение с генералом фон Ринтеленом, нашим очень способным военным атташе в Риме, с которым мне вновь пришлось несколько раз встречаться, когда я служил в штабе Роммеля. Он нарисовал мрачную картину. В Северной Африке наступление Грациани полностью остановилось; по-видимому, причиной неудачи этой кампании было отсутствие должного руководства и решительности. Наступление Муссолини на Грецию в октябре 1940 года было предпринято совершенно ничтожными силами. После первой же недели боев греки захватили инициативу, и итальянские войска в Албании вскоре оказались в весьма критическом положении.

События в Греции развивались для нас очень неблагоприятно. Английские войска получили право высадиться в Греции, и румынские нефтяные промыслы в Плоешти, жизненно важные для наших вооруженных сил, были теперь в пределах досягаемости английских бомбардировщиков. До тех пор наша политика состояла в том, чтобы держать Балканы вне войны, но в начале декабря верховное командование было вынуждено начать подготовку к операциям в Греции.

В январе 1941 года я вернулся в штаб 1-й армии в Нанси. Там полковник Рёрихт, начальник штаба, сообщил мне, что переговоры между Гитлером и Молотовым, происходившие в Берлине в ноябре, потерпели полное фиаско. Вместо того чтобы присоединиться к трехстороннему пакту, как надеялся Гитлер, Молотов выдвинул, как говорили, непомерные требования, касающиеся Румынии, Болгарии и Турции. Гитлер ответил на это приказом вооруженным силам начать подготовку к операции «Барбаросса» — вторжению в Россию. День начала вторжения был окончательно назначен на 22 июня 1941 года. Эта довольно поздняя дата определялась тем, что сначала необходимо было покончить с Грецией, а затем перебросить танковые дивизии с Балкан в Россию.

Германское верховное командование рассчитывало захватить Грецию к началу апреля, и в январе 1941 года началось сосредоточение немецких войск в Румынии. Румыния и Венгрия уже присоединились к тройственному пакту, а 1 марта и Болгария стала его участницей. Германские войска сразу же вступили в Болгарию — ход, поставивший Югославию в незавидное стратегическое положение. В связи с этим правительство принца Павла 20 марта решило присоединиться к трехстороннему пакту, но coup d’etat[35], совершенный 27 марта генералом Симовичем, имел следствием полное изменение курса югославской политики. Поэтому Гитлер приказал одновременно с наступлением на Грецию начать вторжение и в Югославию.