СЛУГА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

СЛУГА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

Человек! Это — великолепно! Это звучит гордо!

М. Горький

Он вездесущ, этот человек. Сегодня его видят в Генуе, завтра в Париже, потом в Москве, а вслед за тем в Берлине, Лондоне…

Повсюду он твердит: "Деньги… Нужны деньги!" И после бесконечных убеждений, доказательств, переговоров с представителями различных государств ему удается получить крупный гарантированный заем в международном банке.

А сам он трудится бесплатно, экономя на всем: живет в чердачных номерах дешевеньких гостиниц, ездит в поездах и вагонах, в которых билет стоит подешевле, берет с собой лишь маленький ручной чемодан, чтобы не тратиться на носильщиков.

Свыше двух лет проводит Нансен в нескончаемых, напряженных хлопотах. Правительственные деятели европейских стран были щедры на обещания, однако скупы на их выполнение. А дело репатриации полумиллиона военнопленных требовало многого: не только денег, но и транспорта, а он был разбит в минувшую войну, требовало продовольствия, а его не хватало всем народам все из-за той же войны. Необходимы были и дефицитные медикаменты, и медицинское оборудование, и одежда… Кроме того, острая нужда была в людях — честных, самоотверженных помощниках, не жалеющих своих сил для блага других людей. Найти их тоже было делом не легким.

Советское правительство стремилось всемерно помочь Нансену в исполнении его трудной миссии. Но в те дни Страна Советов еще не стала крепко на ноги. После изнурительной империалистической войны вспыхнула гражданская война и началась грабительская интервенция четырнадцати иностранных государств. В результате на транспорте царила разруха. Населению не хватало продовольствия. Промышленность пришла в полный упадок.

Несмотря на чрезвычайно тяжелое положение, молодое революционное государство мобилизовало все силы, чтобы помочь репатриации военнопленных. Советское правительство заключило с Нансеном соглашение, по которому каждую неделю к западной границе страны должно было подходить не менее двух поездов с бывшими военнопленными. Соглашение это выполнялось точно и четко.

Верховный комиссар Лиги наций не ведал покоя. Не менее трудной была эвакуация значительного количества русских пленных, находившихся в Германии и на территории бывшей Австро-Венгрии. Страна Советов не имела с ними дипломатических отношений. К тому же Народный комиссариат иностранных дел, всячески идя навстречу Нансену, не являлся тогда членом Лиги наций. Еще более осложняла положение воюющая Польша.

Как в подобных условиях наладить работу?

Чтобы найти выход из сложной ситуации, Нансен устроил в городе Ковно встречу представителей правительств России, Германии, Австрии, Польши. На этой своеобразной конференции была создана независимая от Лиги наций организация. Назвали ее просто и коротко и, по существу, очень верно: комитет "Помощь Нансена".

Комитет развернул свою работу продуманно, с научной основательностью. Масштабы его деятельности были поистине грандиозными — от британских берегов до берегов Ледовитого и Тихого океанов. Приходилось заботиться и о возвращении пленных из балканских стран, из африканских и азиатских колоний.

В комитете "Помощь Нансена" был весьма невеликий штат сотрудников, но работали они, подобно своему шефу, самоотверженно. Благодаря этому при очень скромных расходах было сделано чрезвычайно много.

Именно в это время зародилась дружба Нансена с великим русским писателем М. Горьким. Правда, заочное знакомство их состоялось еще в 1916 году. Тогда М. Горький обратился к Ф. Нансену с просьбой написать биографию Христофора Колумба для задуманного им издания книг, посвященных жизни замечательных людей. Нансен ответил согласием на это предложение. Однако война помешала ему выполнить свое намерение.

С тех пор минуло несколько лет. И вот в 1920 году в голодном Петрограде заочным знакомым довелось, наконец, встретиться непосредственно. Нансен приехал для переговоров об эвакуации военнопленных. В беседах с М. Горьким он почерпнул много полезного для своего дела. Но, пожалуй, еще большее значение имела моральная поддержка пролетарского гуманиста. Взгляды их во многом перекликались, сердца их бились в унисон, когда речь заходила о самом дорогом для них обоих: помощи страждущему человечеству.

Встреча с Горьким произвела неизгладимое впечатление на Нансена. Об этом свидетельствует его письмо, посланное вскоре из Люсакера, — оно полно заботы и горячей любви к русскому другу и единомышленнику:

"…С тех пор как мы расстались, — писал Нансен, — я много думаю о Вас и обо всем, что Вы мне рассказали, и, признаюсь, очень за Вас беспокоюсь, так как при нашей встрече Вы выглядели неважно. Я считаю, что Вам совершенно необходимо изменить обстановку и питание и поэтому Вы должны на время покинуть Россию. Мне кажется, что Вам, например, было бы очень полезно пожить некоторое время в Норвегии или где-нибудь на юге, если Вы это предпочитаете. Петроградский климат Вам в настоящее время вреден. У вас слишком слабое здоровье для того, чтобы выдержать его, и оставаться в Петрограде на следующую зиму Вам было бы просто опасно.

Я это очень ощущаю, и Вы, конечно, должны понимать, что Ваша жизнь слишком драгоценна для всего мира, так же как и для Вашей родины, чтобы непростительно пренебрегать всем необходимым для укрепления Вашего здоровья.

…Если я чем-либо могу помочь в организации Вашей поездки, сообщите, пожалуйста. Посылаю Вам пока, как обещал, несколько книг. Книги Ханса-Кинка — нелегкое чтение, но он весьма талантлив и, как мне кажется, является первым нашим писателем в настоящее время.

С глубоким уважением к Вам, дорогой Горький, и, поверьте, с самыми лучшими пожеланиями, искренне Ваш

Фритьоф Нансен".

На эти заботливые дружеские слова Горький отвечал: "Дорогой Фритьоф Нансен! Я очень тронут Вашим письмом и сердечно благодарю Вас за приглашение приехать в Норвегию, литературу и людей которой я давно искренно люблю. Вероятно, я воспользуюсь приглашением Вашим в декабре или январе. Я действительно устал и был бы рад несколько отдохнуть, работая над книгой, которую мне хочется писать.

Еще раз — примите мою благодарность за доброе Ваше отношение, — это так ценно, так важно теперь, когда связи между людьми столь легко рвутся и всюду возникает вражда, часто — бессмысленная, лишенная оправданий…"

М. Горькому не удалось осуществить свое намерение пожить в Норвегии. Однако дружба его с Нансеном не только не прервалась, а все более укреплялась.

Уже через год Нансен сообщил ассамблее Лиги наций, что двести тысяч людей возвращены под родной кров. В своей речи он сказал: "Никогда в жизни я не видел такого количества страданий и несчастий — это неизбежное следствие войны, перевернувшей все вверх дном. Поэтому, — подчеркнул оратор, — основная задача Лиги наций — предотвратить возможность повторения такой катастрофы, неизбежно вызывающей страшные людские страдания".

Спустя год, в сентябре 1921 года, в Женеве Нансен снова докладывает Лиге наций об итогах своей деятельности: 447 604 бывших военнопленных двадцати шести национальностей возвращены на свою родину из самых различных уголков земного шара. Израсходовано непостижимо мало — в среднем менее одного фунта стерлингов на каждого человека.

Ассамблея Лиги наций выразила благодарность верховному комиссару за блистательное выполнение своей задачи. Нельзя было не согласиться со словами Ноэля Бэйкера: "Нет ни одной страны на европейском континенте, где матери и жены не плакали бы от благодарности за свершенное Нансеном".

Наконец появилась возможность вернуться в милый сердцу Люсакер, к семье, к своему делу. Здесь на берегу фиорда, под сенью стройных сосен, невдалеке от старого дома «Готхоб», еще при жизни Евы Нансен вырос новый двухэтажный дом, которому дали название "Пульхегда".

Вместе со своим другом художником Вереншельдом Нансен расписал стены «Пульхегды» в древненорвежском стиле. Да и внутренняя обстановка дома — мебель, утварь, украшения тоже были выдержаны в строгом национальном стиле. Уютно, красиво было здесь, что, как известно, помогает труду не менее, чем отдыху.

Хозяин «Пульхегды» много работал. Теперь, кроме проблем океанографии, мысли его занимал план новой большой экспедиции. Куда? Опять к самой северной точке земного шара или в другое царство холода — к Южному полюсу? Нет! Он вынашивал проект путешествия в Центральную Азию.

Что влекло его туда — в сердце Азии? Об этом можно догадываться. Центральную Азию долгое время исследовал шведский путешественник Свен Гедин. Однако наряду с научными целями, а скорее даже в первую очередь, он ставил перед собой задачу, далекую от науки, а именно разведку. Тибет… Издавна манил он к себе разведчиков европейских государств, мечтавших наложить лапу на спрятанную высоко в горах страну. Английские разведчики не раз проникали туда под видом буддийских монахов, индусских паломников, купцов. Свен Гедин пытался попасть туда под видом ученого.

Никто в действительности не ставил перед собой задачу научного изучения Центральной Азии, потому она во многом еще оставалась загадочной, недоступной. Восполнить то, что не совершили другие, стало заветной мечтой Нансена.

Увы! Не суждено было ему осуществить это путешествие, которое, наверно, чрезвычайно обогатило бы копилку человеческих знаний.

В ночь на пятницу 12 августа 1921 года обитатели «Пульхегды» были разбужены нарочным, доставившим срочную телеграмму из Женевы. Содержание ее необычайно взволновало Нансена: президент Международного Красного Креста Адор просил дать согласие незамедлительно возглавить помощь голодающим в России.

Уже давно Нансен предупреждал Лигу наций о надвигающейся опасности. Но те, от кого зависели судьбы мира, были так ослеплены ненавистью, что, вместо того чтобы предотвратить горе, своими действиями ускорили его приближение. Интервенция… Сколько зла она принесла! Ни в чем не повинные люди должны заплатить своею жизнью за ее последствия.

В Поволжье небывало сильная засуха вызвала неурожай. Наступил страшный голод. Страна, разоренная войной, не могла оказать достаточную помощь населению, лишенному хлеба. Миллионам людей грозила неумолимая голодная смерть. О, от этого можно было прийти в отчаяние!

Еще ранней весной на весь мир прозвучал голос. Максима Горького: "Надвигается бедствие!.." Великий гуманист призывал человечество помочь голодающим. Одним из первых, кто откликнулся на его зов, был Нансен. Немедленно предложил он организовать помощь голодающим в Поволжье. Но реакционные круги в Европе подняли вой против этого предложения. Помогать большевикам? Да они разграбят поезда с продовольствием!

Нансен категорически опровергал клевету. "Я знаю, — писал он, — что в лагеря военнопленных в Сибирь было послано одежды и продовольствия для 600 000 человек и все, до последней нитки, дошло в целости. Я знаю, что все свои обязательства по договору об обмене военнопленными Советское правительство выполнило полностью".

Поток клеветы притих. Сбор средств, устроенный в Норвегии, позволил отправить голодающим некоторое количество продовольствия. Однако то была капля в море. Бедствие ширилось, захватывая все большие районы страны.

Человечество взывает к Нансену: "Возьмите дело спасения голодающих в свои твердые, честные руки!"

Что может ответить он?

Заняться помощью голодающим в Поволжье "равносильно тому, что я должен отказаться от научной работы, от всего того, ради чего живу", — говорит он своему ближайшему другу Э. Вереншельду. Тот возражает: "Если я действительно хорошо тебя знаю, то могу сказать только одно: ты никогда не найдешь покоя, если скажешь "нет!"

Это были, бесспорно, верные слова. Нансен сам это хорошо понимает. Именно поэтому, в согласии с зовом немолчной совести, он шлет в Женеву свое "да".

Через несколько дней он — уже в Москве — начинает переговоры с Советским правительством. Ему сообщают об огромных размерах народного бедствия. Подробности ужасающие… Медлить нельзя ни часа!

Для спасения людей от голодной смерти необходимо минимум четыре миллиона тонн зерна. Страна сможет дать, в лучшем случае, только половину этого количества. Остальное нужно закупить за границей, для чего потребуются двести пятьдесят миллионов франков.

Где и как достать эти средства? Путем займов у иностранных правительств? Да, но, чтобы они открыли столь крупный кредит, потребуются гарантии.

"Надо обратиться в Лигу наций! — решает Нансен. — Народы должны помогать друг другу в беде…"

В кратчайший срок он заключает с Советским правительством соглашение о помощи голодающим людям. И, едва подписав соглашение, спешит на вокзал, к поезду, идущему на запад.

О кипучей энергии и темпах его работы в то время свидетельствуют телеграммы, посланные с пути. Ни одна организация, ни один человек, могущий помочь, им не забыт. Международному обществу "Спасите детей!" он телеграфирует просьбу — обратиться к мужчинам, женщинам и особенно к детям всего мира отдать все то, без чего они могут обойтись, чтобы спасти голодающих малышей в России.

"Никогда на протяжении мировой истории, — пишет он, — люди так отчаянно не нуждались в помощи. Дорога каждая минута!"

В Лондоне он ведет переговоры с правительственными и общественными организациями, старается заручиться поддержкой влиятельных друзей, агитирует через прессу. И спустя несколько дней мчится в Женеву, где собирается ассамблея Лиги наций.

Девятого сентября Фритьоф Нансен берет слово на заседании Лиги. Идет к трибуне. Все замолкают, когда он бросает резкие слова правды:

— Хорошо, что Лига наций открыла свою работу при дневном свете. Методы тайной дипломатии, боящейся ясности, влекут за собой тяжкие последствия. Будем смотреть фактам в глаза! В интересах всего человечества и будущего Европы необходимо безотлагательно помочь России. И речь идет тут не о подарках, а о займе. Россия гарантирует возвращение своего долга.

Сдерживают ли Советы свои обещания?

Долгое время я работал с Советским правительством, организуя возвращение военнопленных. Должен сказать, что, несмотря на бесчисленные трудности, Советское государство выполняло все свои соглашения и обещания. Так, например, советские представители предложили каждую неделю доставлять к границе для дальнейшей отправки четыре тысячи военнопленных. Я возразил: "Для вас это непосильная задача, поскольку сейчас вы находитесь в состоянии войны с Польшей". Мне ответили: "Мы это сделаем!" И действительно, они выполнили свое обещание и даже сделали больше, чем говорили.

Расходы на вооружение государств — членов Лиги наций достигают ежегодно сотен миллионов фунтов стерлингов. Меньше чем десять процентов этой суммы, причем лишь в форме займа, предотвратят страшную катастрофу…

Свое страстное выступление Нансен закончил словами:

— Я уверен, что каждый, кто осознает положение, скажет: "Европа не может оставаться в стороне, она должна спасти человеческие жизни, и спасти немедленно!"

Нансен покинул трибуну. Галерея, где находились представители прессы и рядовая публика, разразилась восторженными криками. Но делегаты в зале долго молчали, будто страх перед нравственной силой правды связал им язык. А когда заговорили, речи их были полны лицемерия. Разумеется, не обошлось без упоминаний о христианской любви и сострадании к ближним, о братстве народов, о нравственном долге. Пышные, красивые слова скрывали лютую ненависть к молодой революционной стране. И лишь один делегат, проговорившись, невольно выразил общую тайную мысль: "Мы должны спасти Россию, не спасая притом большевизма". Это походило на политическую формулировку.

Ровно четверть века назад, тоже девятого сентября, Нансен вернулся домой на «Фраме» после похода к Северному полюсу. То был наивысший триумф в его жизни. Неужели теперь он должен пережить свое величайшее поражение? Никогда на севере он не страдал от мороза, как сейчас от леденящего холода в сердцах людей, сидевших в зале. Ненависть и мертвящее равнодушие убивали.

Что же решила Лига наций на своем заседании? Создать комиссию для изучения предложения доктора Нансена.

Томительно потянулись дни. Комиссия не давала ответа. И это когда каждый час, каждая минута были так дороги!

Наконец по прошествии двух недель комиссия удосужилась сообщить, что она "не может согласиться с доктором Нансеном".

Нансен снова вышел на трибуну Лиги наций. Могучая голова его запрокинута. Лицо бледно. Голос дрожит. С трудом сдерживая негодование, он произносит:

— В мои намерения не входило обращаться к частной благотворительности. Я поставил вопрос перед правительствами. Они остались глухи. В этот самый момент двадцати-тридцати миллионам людей угрожает голодная смерть. Если через два месяца не придет помощь, их участь решена. Но правительства отказали в кредитах. Я не верю в то, что это правильно. Я не верю в то, что это мудро. Я могу сказать только одно: это роковая ошибка!

Итак, мы вынуждены обратиться к частной благотворительности. Мы сделаем все, что только возможно. Но и здесь против нас подняла свою голову клевета. Вокруг кишат гнусные лживые слухи. Про первый поезд, отправленный в Россию, говорили, что он разграблен Красной Армией. Это ложь! И тем не менее ее вновь и вновь повторяют европейские газеты. Меня обвиняют в том, будто я отправил в Сибирь экспедицию с оружием для революции. Это ложь! Говорят, что мой друг капитан Свердруп возглавлял эту экспедицию, а на самом деле она доставила в Сибирь только сельскохозяйственные орудия.

Очевидно, вся эта мерзкая клевета исходит из какого-то центрального органа. Но откуда? Несомненно, от людей, которые заинтересованы в том, чтобы воспрепятствовать всякой помощи голодающим. Мне кажется, я знаю, чем руководствуются эти люди. Это боязнь, что наша деятельность укрепит советскую власть. Я убежден, что эта мысль ошибочна. Но допустим даже, что это на самом деле так. Найдется ли в этом собрании хоть один человек, который мог бы сказать: "Пусть погибнет лучше тридцать миллионов людей, чем помогать Советскому правительству". Я требую от собрания, чтобы оно дало мне ответ на этот вопрос!

Тревожная тишина стоит в зале — говорит совесть Европы. Правдивые слова, как отточенные мечи, разят беспощадно. Взгляды дипломатов, обычно такие уверенные, холодные, беспокойно виляют. Но наверху, на галереях, глаза людей зажглись светом надежды.

— Правительства заявили, — продолжал Нансен, — что они не в состоянии раздобыть необходимые пять миллионов фунтов стерлингов. Все вместе они не могут дать для голодающих в России половины той суммы, которую стоит современный дредноут!

Я призываю европейские страны к борьбе с величайшим ужасом в истории человечества. Зима уже близка. Скоро реки в России станут, а сухопутный транспорт будет затруднен снежными заносами. Допустим ли мы, чтобы зима навсегда остановила сердца миллионов людей? Время еще есть. Но его осталось немного.

…Я не могу поверить, что народы Европы на протяжении долгих зимних месяцев будут сидеть сложа руки и спокойно взирать, как медленно умирают с голоду миллионы людей.

Ведь дело обстоит так: в Канаде в этом году урожай настолько хорош, что она может экспортировать в три раза больше, чем мы просим. В Америке хлеб гниет на складах, так как не находятся покупатели для сбыта. В Аргентине такой избыток маиса, что не знают, как от него избавиться, — его сжигают в паровозных топках. В гаванях Америки и Европы простаивают незафрахтованные суда. А по другую сторону, на востоке, голодают миллионы людей…

Дрожащий от негодования голос обретает твердость; сила его убежденности может сломить лед сомнения у каждого.

— Я уверен, — взывает Нансен к разуму и сердцу людей, — вы не останетесь в стороне и не скажете равнодушно: нам жаль, но помочь мы не можем. Во имя человечности, во имя всего, что для нас благородно и свято, я призываю вас, вас, которые сами имеют жен и детей, подумать о том, какой это ужас — видеть, как жена и дети идут навстречу голодной смерти. С этой трибуны я призываю правительства, народы Европы, весь мир оказать помощь!

Спешите, действуйте, пока еще не поздно!.,

Нансен покинул трибуну.

На миг весь зал замер в полном молчании. Затем галерея разразилась такими бурными одобрениями, каких Лига наций никогда не слыхала.

И только внизу, в зале, где сидели профессиональные политики, дипломаты, государственные деятели, все так же царило молчание.

Все же необходимо было что-то сказать. Представители нового мирового порядка не рискнули произнести свой каннибальский приговор открыто. Ассамблея Лиги наций постановила созвать в Брюсселе конференцию, чтобы еще раз обсудить поставленный вопрос. Все прекрасно понимали, что то был грубый политический фарс.

С поникшей головой выходит Нансен из дворца Лиги наций. От всего пережитого он испытывает почти физическую боль. День принес самое большое поражение в его жизни. О, если бы оно касалось лишь его одного! Нет, смертный приговор вынесен десяткам миллионов людей. И вынесла его Лига наций, в благородное назначение и справедливость которой он так верил! Неужели его вера беспочвенна? Неужели сам он всего лишь романтически настроенный идеалист, заблуждающийся так наивно и так трагично? Нет, нет, лучше об этом не думать. Нельзя терять ни одной минуты. Каждая упущенная минута стоит человеческой жизни. Однако европейские дипломаты не спешат. Только через три недели собирается конференция в Брюсселе. Великие мира сего более не считают нужным скрываться под маской. Конференция объявляет решение: в помощи голодающим Поволжья отказать.

Почему? Почему?

Только потому, что советская власть не признала царских долгов. Пока они не уплачены, кредит на покупку хлеба не будет открыт. Голодающие люди станут заложниками. Таков смысл решения конференции.

Остается надежда только на частную благотворительность. И надо нагнать упущенное время! Все свои свободные средства Нансен отдает в пользу голодающих. В Женеве он открывает Центральное бюро помощи. В Берлине работает его помощник доктор Фрик, В Ригу свозятся все пожертвования. Оттуда их отсылают дальше в Россию. В Москве особое бюро распределяет продовольствие для наиболее нуждающихся в помощи районов Поволжья.

В Париже Нансен совещается с финансовыми экспертами. В Варшаве закупает зерно. В Гельсингфорсе подыскивает помощников, владеющих норвежским и русским языками. Вездесущ. Быстр. Деловит. И удивительно самоотвержен этот человек, живущий предельно скромно и отказывающий себе во всем, чтобы из пожертвованных сумм ни гроша не взять для своих бесчисленных переездов.

Первые поезда с продовольствием отправились в Поволжье необычайно скоро. Охраны для них не требовалось: волшебное имя «Нансен» повсюду служило гарантией.

И он сам едет в Россию. Два месяца проводит в местах, где царь-голод творит свое черное дело. "Спасти! Спасти!" — только одной этой мыслью охвачен Нансен в те дни.

Он не позволяет давать волю чувствам — слишком велика задача, которую ему надо разрешить во что бы то ни стало. Вот так же, побеждая холод и тьму, шел он вперед и вперед к своей заветной цели — Северному полюсу. И стихия тогда покорилась ему, человеку, вдохновленному благородной идеей. Разумеется, и теперь тьма рассеется — свет победит. Вперед, и только вперед, ради людей, ждущих его помощи.

"Рождественское послание" Нансена летит во все страны мира, ко всем людям, чье сердце еще не превратилось в камень. Помогите! Спасите умирающих медленной, голодной смертью! — зовет его чистый, благородный голос. — Враги утверждают, что ваши пожертвования отнимает для себя Красная Армия. Это черная ложь! Ею не гнушаются политические изверги, ради своих выгод готовые погубить множество человеческих жизней. Я, которому вы всегда верили, гарантирую, что каждый пожертвованный грош доходит по назначению. В те же рождественские дни он по телеграфу обращается к главе английского правительства Ллойд Джорджу: "Помогите! Иначе разразится еще худшая катастрофа, и возникнет очаг новых бедствий. Заем в пять миллионов фунтов стерлингов может сотворить чудо на Волге…" "Если я хоть в какой-нибудь мере могу быть полезным вам, то я целиком в вашем распоряжении", — заключает свою телеграмму Нансен.

Ллойд Джордж даже не отвечает человеку, готовому отдать свою жизнь в уплату за помощь голодным. Справедливо заметил по этому поводу Герберт Уэллс: британское правительство, истратившее сто миллионов фунтов стерлингов на незаконную интервенцию в дела своего бывшего союзника, снова покрыло себя позором, отказавшись помочь умирающим с голоду. "Как мало мы научились человеческой солидарности, несмотря на урок, который преподала нам мировая война!" — таков горестный вывод Герберта Уэллса.

Скудные средства быстро истощались. Приток новых пожертвований был не велик. Нансен отправился в европейские столицы, чтобы личным, непосредственным обращением усилить помощь частных благотворителей.

На этот раз хранить спокойствие ему особенно трудно. Из России приходят телеграммы одна другой тревожнее: если до весны не придет продовольствие, то выдержат немногие. И хотя хочется кричать, как раненому зверю, он сдерживает себя перед слушателями, привлеченными его именем.

Война всегда и всюду влечет бедствия, говорит он. Россия на протяжении семи лет испытывала на себе зло сначала мировой, затем гражданской войны, интервенции и в конце концов блокады. Экономика ее подорвана, транспорт в полном упадке. Однако основная причина голода — страшная засуха, из-за которой хлеб на полях сгорел. В результате гигантская кладовая, ранее снабжавшая зерном всю Европу, оказалась пустой.

Призрак смерти витает над селами и городами, собираясь пожать жатву более богатую, чем собирала война. В Поволжье разыгрывается небывалая по масштабам трагедия. Неописуемы переживаемые там страдания. Невозможно забыть молящие глаза детей, женщин, мужчин, давно не имеющих ни крошки хлеба.

Маловерам Нансен показывает потрясающей силы документы — фотографии, снятые им самим. Дантов ад… Убедительная, жуткая правда вставала перед теми, кто еще недавно пытался отмахнуться, возразить, уйти в сторону.

Приток пожертвований рос. Но одновременно прокатилась новая волна чудовищной лжи: "Фотоснимки Нансена фальшивые!" — заявила крупная парижская газета — орган банкиров. Другая бульварная газета повторила старую клевету: Красная Армия отбирает посылаемое продовольствие.

Клеветники действовали по испытанному правилу, согласно которому даже самая неправдоподобная ложь при частом повторении приобретает видимость истины. О, эта бесконечная дьявольская пропаганда! Она отравляла дело, которое с таким трудом удавалось наладить. И сколько сил отнимала борьба с подлостью клеветников!

Из страны в страну, из города в город ездит Нансен с сообщениями о положении в России. Из Скандинавии отправляется в Швейцарию, оттуда во Францию, затем в Англию. Позавчера выступал перед огромной аудиторией в Лондоне, вчера днем в Ливерпуле, а вечером уже в Манчестере, сегодня его слушали в Эдинбурге, а завтра будут в Глазго, затем в Ньюкасле, Бирмингеме, Кардиффе…

На обратном пути, в Лондоне, Нансен встретил своего старого норвежского приятеля. Тот упрекнул: "Зачем ты так стараешься для большевиков?" Это так взорвало Нансена, что, потеряв самообладание, потрясая кулаками перед лицом друга, он закричал: "Если бы ты видел то, что я видел, ты не посмел бы так говорить!"

Правда о России… Даже лучшие, честные люди имеют превратное представление о том, что происходит в этой стране. Как бороться с ложью и клеветой, распространяемой о молодом революционном государстве? Правдой! С такой целью Нансен организует в Женеве бюро информации для европейской прессы. Специальный корреспондент этого бюро, авторитетный швейцарский журналист, ежедневно присылает из Москвы объективную информацию.

Удивительно много может свершить человек, захваченный великой идеей! Диву даешься, как только поспевал Нансен разрешать уйму задач, возникавших перед ним. Ежедневно, ежечасно надо было заниматься самыми различными вещами: отвечать на огромное количество писем, телеграмм, поступавших со всего света, заключать договоры с торговыми фирмами на поставку зерна, рыбы, одежды, лекарств, разрешать бесчисленные жалобы, просьбы, давать интервью… И ездить. Все время ездить, чтобы поддерживать частную благотворительность.

После большого турне по Европе он в Америке — убеждает, уговаривает, взывает: "Помогите людям в Поволжье!"

Работает не покладая рук, часто без сна, питаясь наскоро, кое-как. Иногда на него нападает отчаяние: не хватает сил для неравной борьбы с незримым, но могучим врагом. Тогда он говорит себе: "Я не имею права уставать!" — и продолжает свою неукротимую схватку с царем-голодом.

Лучи человеческой доброты согревают и поддерживают его силы в борьбе. Старый его друг Хольдт из Бергена присылает в "Фонд Нансена" собранные им в больнице деньги, в том числе пятьдесят крои от прокаженного, отдавшего все, что он может назвать своим. Почти пятьдесят тысяч франков поступило от пожелавшего остаться неизвестным французского поэта. Рабочий из Монтевидео прислал двенадцать тысяч песо — все свое состояние, скопленное за его трудовую жизнь.

Никогда в истории призыв одного человека еще не имел такого горячего отклика в сердцах людей. В "Фонд Нансена" стекаются пожертвования от людей всех национальностей, самых различных: имеющих достаток, но еще более от бедняков, знающих жестокий лик нужды.

Свыше сорока миллионов франков было собрано в "Фонд Нансена". По тому времени сумма колоссальная! И сделано было на эти деньги гораздо больше, чем они позволяли. Как? Прежде всего потому, что большинство сотрудников Нансена по его примеру трудились без всякой оплаты, самоотверженно, не за страх, а за совесть. Энтузиазм их творил чудеса, тем более что сочетался он с «нансеновским» методом работы — его научной плановостью, организованностью, продуманностью выполнения.

Десятки, сотни, тысячи вагонов с продовольствием, одеждой, медикаментами, закупленными на собранные средства, прибывали в Поволжье. Все это распределялось среди голодающего населения четко и справедливо. "Фонд Нансена" использовался в самые короткие сроки с исключительной эффективностью. Недаром гласит народная мудрость: "Кто помогает быстро — помогает вдвойне".

Советское правительство высоко оценило деятельность норвежского гуманиста. В признание его величайших заслуг IX Всероссийский съезд Советов в. 1921 году вручил ему Почетную грамоту, которой до той поры не был удостоен ни один иностранец:

"Гражданину Фритьофу Нансену.

IX Всероссийский Съезд Советов, ознакомившись с вашими благородными усилиями спасти гибнущих крестьян Поволжья, выражает вам глубочайшую признательность от имени миллионов трудящегося населения РСФСР.

Русский народ сохранит в своей памяти имя великого ученого, исследователя и гражданина Ф. Нансена, героически пробивавшего путь через вечные льды мертвого Севера, но оказавшегося бессильным преодолеть безграничную жестокость, своекорыстие и бездушие правящих классов капиталистических стран.

Председатель 1Х-го Съезда Советов —

М. Калинин

25 декабря 1921 г."

В декабре того же года Московский Совет депутатов трудящихся избрал Фритьофа Нансена своим почетным депутатом.

Имя Нансена служило символом мужества, гуманизма, миротворчества. Но седина уже посеребрила его волосы, морщины выгравировали глубокие борозды на похудевшем лице. И только глаза, глаза мыслителя и борца за лучшие идеалы человечества, все так же пылали неугасимым огнем.

Пора, давно пора дать отдых усталому сердцу. Нет, жизнь зовет его к новой борьбе, к новым трудам. И опять ради спасения многих жизней.

Беда, как всякая беда, свалилась будто бы внезапно. Однако зарождалась она давно, исподволь, в условиях, самых благоприятных для возникновения всех несчастий, — во время войны. Длительный конфликт, возникший между турками и греками, завершился осенью 1922 года поражением греков. Победители беспощадно расправлялись с побежденными. Мирное армянское и греческое население анатолийского побережья в ужасе бежало от турецкой кавалерии, чинившей насилия, грабежи, убийства. Около миллиона ни в чем не повинных людей пали жертвой варварской жестокости турок.

Спасшиеся укрылись в Константинополе под охраной европейских войск. Положение их было кошмарным. Голод и неизбежные его спутники — болезни — косили людей, не имевших пристанища.

К судьбе их Нансен не мог оставаться безучастным. По его инициативе был создан Международный комитет помощи анатолийским беженцам. Разумеется, ему поручили возглавить деятельность этого комитета. Так на свои плечи он принял новые тяготы. Немедленно выехал Нансен на Балканы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.